Футбол – не только игра!

Автор:

Никита Симонян

001

ОтложитьЧитал

Шрифт:

-100%+

* * *

Феномен Симоняна

Приятель в разговоре, упомянув фамилию спартаковского футболиста времен первой половины 60-х годов, назвал этого нападающего, сыгравшего за «Спартак» на протяжении восьми сезонов лишь сто семьдесят шесть матчей и забившего всего-то тридцать два гола, «легендарным». «Послушай, – обратился я к приятелю, – если этот форвард, только раз в карьере становившийся чемпионом страны и никогда и близко не приближавшийся к сборной СССР, «легендарный», то кто же в таком случае Лев Яшин, Игорь Нетто, Альберт Шестернев, Виктор Понедельник, Эдуард Стрельцов, Валентин Иванов, Муртаз Хурцилава, Валерий Воронин, Олег Блохин?.. И, разумеется, Никита Симонян?» Олимпийский победитель Симонян со своими четырьмя чемпионскими титулами игрока, двумя победами в Кубке СССР, тремя победами в соревнованиях бомбардиров (в 1950 году наколотил соперникам тридцать четыре гола – это только в чемпионате, а забивал он еще и в кубковых матчах), званием лучшего бомбардира «Спартака» за все времена, тренерскими достижениями со «Спартаком» и ереванским «Араратом» – три победы в общей сложности в чемпионатах СССР и четыре – в Кубке страны.

Суждения о везучести голеадора Симоняна – мячи, дескать, он забивал случайные – есть не что иное, как попытка «приземлить» Мастера, резко понизить его истинный уровень, позволявший талантливому нападающему забивать, забивать, забивать… Словом, отлично делать то, что и должен делать форвард. Природная быстрота, высокая стартовая скорость, взрывной рывок, техническая оснащенность, внутреннее понимание тактики вообще и тактики эпизода в частности, разнообразие атакующих действий, приводившее соперников в замешательство, «дьявольская уверенность» (определение самого Симоняна) в решающие перед воротами моменты, постоянное совершенствование основанного на таланте мастерства (без устали отрабатывал удары по воротам из различных положений в «добавленное» к тренировкам время, «ставил удар») – все это делало Симоняна, по словам Николая Петровича Старостина, «крайне опасным для любой команды мира».

Симонян владел точными хлесткими ударами с обеих ног, бил из любых положений, ему были свойственны хитроумные финты, высокоскоростной умелый дриблинг, своевременная игра в стенку с партнером. Маневренность Пайчадзе, настырность Боброва, точнейший пас Дементьева, удары Пономарева – все это было характерно для игры Симоняна, создававшего при этом свой почерк, свою манеру, свою технику и тактику. «Иной раз, сидя на трибуне, – отмечал известный спортивный журналист и писатель Лев Иванович Филатов, – можно было не сообразить, откуда взялся Симонян и как он сумел отправить мяч в ворота. Это была особенность игрока в высшей степени тонкого, обнаруживающего себя в угаданные им считанные мгновения… Симонян бил в ту точку, которую выбирал. При этом бил не часто, но забивал чаще других. И это не парадокс. Это стиль – сначала человеческий, а затем футбольный».

Феноменальный рекорд Симоняна – тридцать четыре мяча в чемпионате – держался три с половиной десятилетия. На один мяч больше забил нападающий днепропетровского «Днепра» Олег Протасов, но ни для кого в футбольном мирке не было секретом, что в нескольких голевых ситуациях Протасову помогали не только партнеры, игравшие на него, но и соперники, против него… не игравшие.

В 1985 году Протасов в первом круге забил всего десять, и ничто не предвещало скорострельности форварда во второй половине турнира. Как-то раз, когда «Днепр» приехал играть в Москву, в тренерскую комнату в Управлении футбола заглянул тренер днепропетровской команды Владимир Емец. «Владимир Александрович, – обратился к нему администратор сборной СССР Борис Кулачко. – Неужто вы сделаете все, чтобы побить рекорд Никиты Палыча? Ведь он все голы забил честно, а вы тащите Олега к рекорду всеми правдами и неправдами». Емец, хитро прищурившись, полушутя-полусерьезно сказал: «А Стаханов?» И всем стало ясно, что рекорду жить осталось недолго.

Так и вышло. В семнадцати матчах второго круга «стахановец» Протасов забил двадцать пять (!) мячей, на гол обошел Симоняна и получил европейскую «Серебряную бутсу».

По завершении сезона 1985 года на устном выпуске журнала «Спортивные игры», в котором я тогда работал, меня спросили о разнице между «Золотой» и «Серебряной» бутсами. Я ответил: «Золотой бутсой» забивали голы правые, а «Серебряной» – левые». Симонян Протасова не упрекал. «И по сей день не упрекаю, – говорит Никита Павлович. – Он сам себе судья».

Они-то как раз – Яшин, Нетто, Шестернев, Понедельник, Стрельцов, Иванов, Хурцилава, Воронин, Блохин, Симонян (далеко не всех, конечно, назвал) – самые что ни на есть легенды отечественного футбола. И вовсе не их вина, что в новейшие времена с поразительной легкостью стали бросаться такими определениями, как «легендарный», «звездный», «выдающийся», применительно к футболистам, имена которых ни при каких обстоятельствах непозволительно ставить рядом с именами тех (и многих, к слову, других), кого я назвал в разговоре с приятелем. Звезды тех лет, как вспоминает Симонян, «держались попроще, не заносились, не возносились, на матчи в другие города отправлялись в переполненных общих вагонах, многоместный гостиничный номер с умывальником в конце коридора считался неслыханным везением, роскошью».

Девальвация определений вполне объяснима. Ничего иного не может быть в условиях, когда многие молодые репортеры и репортерши (девушки, чего в прежние времена и быть не могло, массово ринулись писать о футболе, – явление, надо сказать, требующее детального рассмотрения) пребывают в твердой убежденности в том, что не только дело, которым они по тем или иным причинам занялись, началось с них, но – и сам футбол.

Одна юная представительница СМИ, например, перед весенним дерби 2017 года ЦСКА – «Спартак» поинтересовалась у Никиты Павловича Симоняна, пойдет ли он на матч. «Конечно, пойду!» – удивился вопросу Симонян. Следующий вопрос – «А за кого вы будете болеть?» – едва не поверг Никиту Павловича в шоковое состояние, но девяностолетний на тот момент Маэстро быстро пришел в себя и ответил: «За ЦСКА. За кого же еще?» Собеседница, которой и в голову не пришло перед тем, как позвонить, поинтересоваться, хотя бы поверхностно, футбольным прошлым Симоняна (она знала лишь, что Никита Павлович – вице-президент РФС, а потому имеет, по ее представлениям, «какое-то» отношение к футболу), наполненному иронией ответу вовсе не удивилась, приняла его как должное и решила продолжить разговор вопросом: «А в чем, на ваш взгляд, преимущество ЦСКА, за который вы болеете, над „Спартаком“?» И тут уже Никита Павлович не выдержал: вежливо посоветовал девушке учить матчасть. Ничего удивительного в невежестве репортерши нет.

Отказы Симоняна в середине прошлого века играть за «Торпедо» и ВВС сегодняшняя футбольная молодежь воспринимает с улыбкой: у нее – иные ценности. Не стоит говорить, хорошие они или плохие. Просто – иные. Подавляющему большинству нынешних игроков никогда не понять причину отказа, которой руководствовался Симонян, когда настаивал – и настоял – на том, что только у него есть право выбора команды. Его позвали в «Спартак» два человека, ставшие в силу ряда обстоятельств для переехавшего из Сухуми в Москву двадцатилетнего парня родными, – Абрам Дангулов и Владимир Горохов. У Горохова, приютившего Симоняна у себя дома на три года, будущий выдающийся форвард спал в чулане на сундуке (только и похихикать могут сегодняшние ровесники того Симоняна, доведись им узнать о «чулане» и «сундуке», – сами же, так и не научившись толком вовремя попадать по мячу, требуют за подпись под контрактом неимоверные подъемные, сумасшедшие зарплаты, на которые можно приобрести элитные квартиры и дома – без «чуланов», разумеется, и «сундуков», предназначенных для сна).

И ведь кому отказывал Симонян! Всесильному в те годы директору автомобильного завода имени Сталина (ЗИС) Ивану Лихачеву, настаивавшему на том, чтобы нападающий играл за его детище – «Торпедо», и еще более всесильному сыну Сталина – Василию, пестовавшему ВВС (называли в народе «Ватагой Василия Сталина»). В случае с сыном вождя Симоняна, предварительно напоив на госдаче в Кисловодске (в противном случае он никуда бы не поехал), военным самолетом доставили в Москву. Как только Сталин-младший его не уговаривал! Но даже пафосное и, скорее всего, придуманное на ходу «Я поклялся прахом своей матери, что ты будешь играть у меня в команде!» не подействовало. Только «Спартак»! Занимательная история с отказом Сталину-младшему описана в книге. Но занимательной она, на мой взгляд, выглядит из нашего времени. Тогда же занимательности в ней для одного из главных действующих лиц – Никиты Симоняна – не было вовсе.

Оба отказа, надо сказать, лишили советский футбол двух сдвоенных центров нападения (не самого, к слову, распространенного на тот момент тактического варианта, оказавшегося впоследствии весьма мощным оружием): Александр Пономарев – Симонян в «Торпедо» и Всеволод Бобров – Симонян в ВВС.

А ради того, чтобы Симонян из московских «Крыльев Советов», где он фактически начинал карьеру игрока, непременно перешел в тбилисское «Динамо», вообще организовали провокацию. В день матча «Крыльев» в Сухуми в доме родителей Симоняна устроили демонстративный обыск, сказали, чтобы Никита ехал в тбилисское «Динамо», а вечером после игры самого футболиста планировали арестовать и силком переправить в Тбилиси, но он вместе с тренером Дангуловым сумел провести преследователей и выбраться из Сухуми.

Нет, и в этом случае – только «Спартак»! И отец его сказал во время обыска: «Пусть сын играет там, где хочет!» Для Никиты Павловича понятие «преданность клубу» – святое. И он, к сожалению, прав, когда говорит, что у футболистов сегодняшних «на первом месте деньги и контракты». Симонян не упрекает нынешнее поколение, Боже упаси, он лишь, сравнивая, уверен в том, что «любовь к футболу была свободна от материальных расчетов, футбол и делячество никак не соприкасались».

В огромной степени отсутствию преемственности футбольных поколений поспособствовало появление в России не только иностранных игроков, но и тренеров, которым абсолютно все равно, что было до них, что будет после них, – главное, своевременная оплата контрактных обязательств, взятых на себя клубами и РФС. Они знать не знали и знать не хотели (и по сей день не знают и не хотят), кто есть кто в отечественном футболе.

Воспетый (только что памятники ему не ставили!) за два поражения с крупным счетом от Испании (1:4 и 0:3) на Евро-88 и за дележку на том турнире третьего-четвертого мест с Турцией Гус Хиддинк однажды поступил по отношению к Симоняну с предельной бестактностью. Никита Павлович на товарищеский матч сборной России поехал в Голландию в качестве руководителя делегации. Не какой-нибудь случайно оказавшийся возле футбола чиновник, поощрительно отправленный за границу, а Легенда отечественного футбола. Представители тренерского штаба сборной страны должны были вставать из-за обеденного стола в момент появления Никиты Павловича в зале и садиться лишь после того, как займет свое место такой, как Симонян, человек. Хиддинк поступил иначе. За главным столом, за которым он сидел вместе со своими помощниками, оставалось несколько свободных мест. Но голландец, когда Симонян вошел в зал, показал ему на стол, за которым сидели врачи, массажисты, администраторы сборной. Потом Симоняну передали: Хиддинк сказал, чтобы Никита Павлович вообще не входил в зал, в котором завтракает, обедает и ужинает команда. Возникла беспрецедентная ситуация: никогда прежде ни один из тренеров национальной команды (СССР, России) не вел себя подобным образом по отношению к руководителю делегации, кто бы им ни был. «Тогда, – вспоминает Никита Павлович, – я позвонил в Москву и сказал, что возвращаюсь. Полвека со сборной, и такого унижения терпеть не намерен. Жил в городе какое-то время. Правда, Хиддинк потом извинился». Извинился лишь после того, как ему объяснили, кто такой Симонян и что он значит для отечественного футбола.

Никита Павлович прекрасно понимает, что времена изменились и продолжают меняться, повлиять на этот процесс невозможно, но убежден при этом, что легионеры приезжают (и не только в «Спартак») зарабатывать деньги, и это кардинальным образом отличает их от спартаковцев многих прежних поколений, игравших за флаг и честь «Спартака».

Хиддинку и в голову не пришло поинтересоваться, «кто есть мистер Симонян». А поинтересуйся он, ему непременно рассказали бы не только о славном игроцком прошлом выдающегося Мастера, но и о его тренерских достижениях. Со «Спартаком», который он по инициативе Николая Петровича Старостина, оказывавшего Симоняну всяческую поддержку, возглавил в тридцатитрехлетнем возрасте. С ереванским «Араратом», который во многом благодаря Никите Павловичу резко прибавил в игре и в 1973 году оформил дубль – выиграл чемпионат СССР и Кубок страны. Возглавлял Симонян и сборную Советского Союза. Входил в 80-е годы в ее знаменитый тренерский штаб (вместе с Валерием Лобановским, Юрием Морозовым и Сергеем Мосягиным), какого, по словам Симоняна, никогда больше в отечественном футболе не было. Советская сборная под управлением этого штаба произвела, между прочим, фурор на чемпионате Европы 1988 года, продемонстрировав футбол будущего и став серебряным призером.

Когда однажды у Симоняна спросили: «Какие черты вашего поколения могли бы пригодиться нынешним футболистам?», он ответил: «Быть может, мои слова прозвучат выспренне, но тем не менее это, прежде всего, чувство патриотизма – по отношению к своей стране, к своему клубу, к своим болельщикам. Это чувство у людей того времени было на более высоком уровне, нежели сегодня».

Никита Павлович никогда не утверждал и не утверждает, что футбол его юности лучше, чем футбол сегодняшний. Напротив, когда ему предлагают сравнить тот футбол с нынешним, он неизменно задает в ответ один и тот же вопрос: «Скажите, пожалуйста, а автомобили пятидесятых годов и нынешние – они одинаковые? А если сравнивать авиацию прошлого и настоящего? Все совершенствуется, движется вперед – так и должно быть, хотя… Футбол моего времени был романтичнее, зрелищнее. С колоссальным к нему интересом в послевоенное время, с массовым энтузиазмом болельщиков, переполненными трибунами, но – без фактов вандализма, когда с «мясом» вырывают сиденья, вспыхивают драки, загораются петарды и файеры».

Истинный лорд по манерам («Видя Никиту Павловича, – говорил актер Александр Фатюшин, – никто не усомнится, что родина футбола именно Англия»), строг и элегантен в одежде, мягок и тактичен в общении, обаятелен. У него фантастическая энергетика. Взвешенность оценок. Не только в книге. Ее обнаруживает каждый, кто беседует с Никитой Павловичем. Она, взвешенность, отличает Симоняна от многих других бывших спартаковцев, называющих себя экспертами, заполонивших сайты и страницы бумажных изданий, но запоминающихся лишь необузданной порой оголтелостью и проявлениями эпатажа.

Симонян возвышается над яростными порой спорами о годе рождения «Спартака» (1922 или 1935?) и считает, что не стоит искать «истину посередине», а принимать как данность обе даты. «Наше поколение, – говорит он в интервью, – конечно, привыкло считать, что «Спартак» появился на свет в 1935-м, когда он был так назван. Тогда появилось спортивное общество по всем видам спорта! И мы – его питомцы. А потом Советский Союз развалился, футбольный клуб «Спартак» от общества отпочковался. И сегодня правомерно отмечать именно его день рождения – точнее, его прямого предшественника. А это – 1922-й».

Симонян убежден, что лучший футболист и капитан в истории «Спартака» – Игорь Нетто. Они практически одновременно – в 1949 году – пришли в «Спартак», играли вместе до завершения Симоняном карьеры футболиста (1959), а потом работали в спартаковской команде, но в разных ипостасях: Симонян, возглавивший «Спартак», тренером, Нетто – игроком. Однажды между ними случился нешуточный конфликт, продемонстрировавший отсутствие у Симоняна приписываемой ему мягкотелости и присутствие у Нетто с его сложнейшим характером и неприятием никаких авторитетов понимания безрассудного «пересечения границы». Когда требовались решительные меры, Симонян их применял. «При раздражении, – говорил о Симоняне Николай Петрович Старостин, – он бледнеет. Но такое случается редко. Как правило, он подчеркнуто спокоен».

Мягкий, добрый, сердечный, отзывчивый в обыденной жизни, в каждой команде, с которой он работал, Симонян наводил железный порядок. Дисциплина у него, всегда остававшегося внешне невозмутимым, спокойным и голоса ни на кого не повышавшего, становилась основой коллективной работы. Футболисты это знали и требования Никиты Павловича, ко всем относившегося одинаково равно и справедливого при разрешении всех возникавших в командах ситуаций, принимали.

Лучшим партнером своим по «Спартаку» Симонян называет Николая Дементьева: «Могу вообще-то многих назвать. Вся команда играла отлично. Не было никакой жадности. Но я считаю, что знаменитый стиль «Спартака», качество своевременного паса – это все Дементьев. Он был удивительный человек и игрок, всегда действовавший в интересах команды».

При всей своей мягкости (не мягкотелости – мягкости!) Симонян терпеть не может напраслины, от кого бы выдумка, тем более затрагивавшая репутацию сразу нескольких человек, ни исходила. Никита Павлович, например, в девяностолетнем уже возрасте перестал общаться – и это решение поразило многих – с одним своим старым товарищем, фактическим ровесником, который накануне шестидесятилетия победы советской команды на Олимпиаде-56 в Мельбурне не нашел ничего лучше, как сказать в интервью по поводу появления в финальном матче олимпийского футбольного турнира Симоняна вместо Стрельцова следующее:

«Из-за травмы Иванова перед Качалиным и возникла дилемма: кого ставить на финал? Гавриил Дмитриевич долго размышлял, перебирал варианты. Иванова можно было заменить Исаевым, но он, спартаковец, никогда в паре со Стрельцовым не играл. Проблема. А Эдик забивал – как его, лучшего бомбардира, не поставишь? Тоже нонсенс. По прошествии времени стало известно, что решение тренеру «подсказали» сверху. Был такой в правительстве Микоян Анастас Иванович, армянин, влиятельный руководитель. Его сын Сергей обожал футбол… Перед финалом Сергей обратился к отцу: «Папа, один армянин в нашей олимпийской сборной – и тот не играет». Микоян звонит Косыгину: «Нельзя ли как-то посодействовать?» Тот набирает номер Романова… На финал вышла пара Исаев – Симонян».

Возмущению – справедливому, стоит заметить, – Симоняна не было предела: «Мне больно было слышать эту чушь, тем более от человека, с которым мы столько прошли. И по отношению к Качалину такое звучало оскорбительно. Я просто вычеркнул человека, который это сказал, из своей жизни».

Придумками, стоит заметить, обросла история, связанная с Мельбурном-56. По-разному преподносят ситуацию, связанную с вручением золотых медалей. Тогда ими награждали только тех, кто выходил на поле в финальном матче, то есть – одиннадцать футболистов, поскольку замены в те времена не производились. Нелепое, надо сказать, негуманное правило. Точнее всех эту историю – наглядное свидетельство благородства обоих ее участников – помнит, разумеется, Симонян. Он в финале, как известно, сыграл, как и еще семь его одноклубников-спартаковцев (линии нападения и полузащиты, например, полностью состояли из игроков «Спартака»). Золотую медаль ему вручили. Как только он ее получил, сразу же подошел к Стрельцову, сыгравшему в олимпийском турнире четыре матча (включая повторную встречу с командой Индонезии) и забившему два гола, и сказал: «Эдик, я тебя прошу, прими эту награду. Ты сыграл больше, чем я, и она по праву должна принадлежать тебе». Стрельцов – он был младше Симоняна на одиннадцать лет – ответил: «Нет, Палыч, нет, эта медаль твоя, и никаких разговоров быть не может». Второй раз Симонян подошел к Стрельцову на теплоходе «Грузия», на котором советские олимпийцы отправились из Австралии во Владивосток: «Пойми, меня мучит совесть. Ты сыграл все-таки больше игр и заслужил эту медаль сполна». Стрельцов, по словам Симоняна, возмутился: «Палыч, если ты еще раз с этим ко мне подойдешь, я просто на тебя обижусь. Тебе уже тридцать, а мне еще и двадцати нет. Наверное, это последняя олимпийская медаль в твоей жизни, а я еще выиграю».

Убеждение Симоняна в том, что «без идеалов и традиций настоящего клуба быть не может», вполне могло сыграть на пользу «Спартаку», возглавь он дорогой его сердцу коллектив в роли президента после ухода из жизни Николая Петровича Старостина. Никита Павлович ненавязчиво, с присущим ему тактом, сумел бы заставить впитать в себя спартаковские традиции и российских новичков клуба, и, что немаловажно в условиях массового появления в клубах России легионеров, иностранцев, прежде о существовании «Спартака» и не подозревавших и привычно считавших его очередным местом для зарабатывания денег.

«Спартак», думается, много потерял, вовремя не обратившись к Симоняну. Обратились к нему, когда Никите Павловичу исполнилось семьдесят семь лет. «Вы опоздали лет на десять, а то и больше», – ответил он на предложение стать президентом клуба.

…Читателю книги Никиты Павловича Симоняна можно только позавидовать. Ему предстоит узнать много интересного от человека, обладающего отменной памятью и захватывающе рассказывающего о времени, формировавшем Мастера, о своих друзьях, событиях крупных и локальных, матчах, турнирах, в которых он участвовал. И сквозь эту призму – о себе, армянском юноше, приехавшем из Сухуми в Москву, покорившем столицу и страну, вставшем в один ряд с легендами европейского футбола.

Юношам, обучающимся футбольному делу, есть с кого брать пример. Пример честного служения делу, исключительной порядочности, трудолюбия, любви к футболу и к людям футбола, бережного к ним отношения, разносторонности, увлечения театром и музыкой.

Как-то один знакомый Симоняна сказал ему, что он – Никита Павлович – человек старой формации. Симонян, интеллигент до мозга костей, ответил, что хочет в этой формации и остаться. В формации, в которой на первом месте обитают честность, порядочность, простота в общении со всеми, преданность, верность слову и дружбе, высочайшее профессиональное мастерство. В формации, ярким представителем которой и является Никита Павлович Симонян.