000
ОтложитьЧитал
Кухонный разговор
Как-то на кухне завязался разговор.
Молоко сказало:
– Я знаю, меня ждёт вторая жизнь. Сейчас я свежее, а потом скисну и превращусь в кефир!
Виноград ответил:
– А я буду долго молодым, заполненным сладким солнечным соком, а когда бродить начну – превращусь в вино.
Потом выступила пшеничная Мука и удивила всех:
– А у меня будет и третья жизнь! Была я когда-то колосьями, стала мукой, а затем из меня выпекут духовитый хлеб.
«А вот кем или чем стану я?» – задумался Человек, услышав этот разговор.
Ответа не знал никто.
Кто лучше?
Белая Бумага для письма легла на стол. Тут появился Карандаш и начал писать на Бумаге чёрным неприглядным грифелем: «Очаровательная незнакомка…» – и далее ещё более приятные слова.
Через некоторое время появился Ластик.
– Нет, не-ет! Это мне не нравится, – зашуршал он и стал, нежно поглаживая Бумагу, стирать всё, что на ней успел написать Карандаш. – Я начну с тобой жизнь с чистого листа, – и продолжал её гладить, пока полностью не стёр всё написанное.
Так продолжалось много раз: то Карандаш долго писал на Бумаге ласковые слова – «милая», «красивая», «любимая», то Ластик нежно её поглаживал, стирая всё им написанное.
А Бумага никак не могла решить, кто ей ближе и милее: Карандаш или Ластик. Скоро на ней образовалась потёртость, которая мешала Карандашу писать новые ласковые слова. Тогда Бумагу отодвинули в сторону и положили на её место другую – новую и чистую. И Карандаш сразу написал на ней: «История с любимой…». Ластик на этот раз не появился. И потёртая Бумага, всеми забытая, подумала: «Не надо было мне метаться, выбрала бы Карандаш с его чёрным грифелем и была бы сейчас вся в чудесных словах…».
Неблаговидное намерение
Собрала как-то Ваза застолье – решила отметить честную службу товарищей: скромных, честных, не запятнанных ничем Рюмку, Фужер и Поднос.
Бутылка Шампанского, что долго находилась в баре, не раз видела, как Фужер приставал к Рюмке, прижимался к ней, отчего та позвякивала, а Поднос с фруктами временами куда-то исчезал и возвращался пустым, пыхтела и возмущалась:
– Они нечестно служат, они все непорядочные, только я одна чиста! – от чувства несправедливости и зависти у неё даже забурлило внутри. И тогда она воскликнула:
– Сейчас я расскажу всю правду!
А рядом оказался Штопор и попросил:
– Ты лучше порадуй всех шумным, весёлым тостом!
– Ишь, чего захотел! – не унималась Бутылка. Но тут раздался хлопок, у неё выскочила пробка, и искрящеся пеной залило весь стол и саму Бутылку. Что она хотела сказать, так никто и не услышал. А когда Бутылка опустела, к ней и вовсе интерес пропал.
Позже, когда Фужер и Рюмка уже находились в баре и опять прикасались друг к другу, издавая нежный звон, оставшееся на подносе Яблоко спросило:
– А почему из Шампанского шла такая пена?
На это ему никто не ответил. Да и зачем? Ведь главное – за столом всем было весело!
Родное карканье
Познакомился Ворон с Воронихой. Построили они гнездо и стали жить вместе, покаркивая вначале от счастья, а потом просто так – друг на друга. Особенно усердствовала Ворониха, уже с утра она каркала:
– Вставай! Принеси мне червячка! Далеко не улетай! Возвращайся вовремя!
И всё, казалось бы, было правильно, но Ворону это не нравилось и он решил:
– Хватит страдать. Пойду, найду другую Ворониху – поспокойнее!
Он даже её заприметил: каждый раз, возвращаясь домой и пролетая над одним деревом, он видел, что из-за листвы на него поглядывает одинокая незнакомка. И вот Ворон прилетел и сел возле неё на веточку. Встретила она его молча, без карканья, в гнездо пригласила, червячком угостила, соломку разгладила, чтобы он отдохнул хорошо. Всё это она сделала тихо и ласково. А потом предложила ему остаться навсегда.
Вспомнил тут Ворон свой дом и вздохнул:
– Не-ет, без карканья я уже не могу… – и улетел домой, в своё гнездо.
Ворониха, как его увидела, так громко закаркала, что даже эхо разнеслось по всему лесу, а Ворон только воскликнул:
– Вот это моя жизнь!
Нога
Как-то Обувь, шмыгающая по тротуару, судачила о Ноге:
– Вы только посмотрите на неё! Она постоянно меняет ботинки: то чёрные, то жёлтые, то коричневые наденет. Тут явно никакой любви нет, она просто ведёт себя безнравственно!
Обувь просто не знала, что ботинки для Ноги – приятели-помощники, которые всегда выручат: зимой – в холод; весной – в слякоть, летом – в жару, осенью – в непогоду. А дома, возле кровати, её всегда ждут верные друзья – Тапочки: они окутают её, гудящую от усталости, нежной теплотой, чтобы она забыла все дневные неприятности.
Лопнувший банк
– Я – крепкий банк! – гордилась собой глиняная Копилка. – Ничего не делаю, а деньги в меня так и сыплются! Вот как надо уметь жить!
И сколько бы денег в неё ни бросали, всё ей казалось мало.
– Ещё, ещё, ещё! – громко звенела Копилка.
И вот однажды она наполнилась до краёв и не смогла больше издать ни звука. В неё хотели было сунуть монету, но она не лезла. Копилке не хотелось эту монету упускать и так она перенапряглась, что треснула, и монеты перемешавшись с черепками, рассыпались…
– А говорила, что ты крепкий банк! – ворчали на расколовшуюся Копилку те, кто вложился в её глину.
Подкидыш
Нагуляла Кукушка яйцо и размышляет: «Зачем мне кукушонок? Только мешать будет моей раздольной жизни». И, увидев, что Соловушка отлучилась из своего гнезда попить водицы, подбросила ей яйцо, а та даже не заметила – и без того забот хватало.
Скоро вылупились у Соловушки птенцы. Все серенькие, похожие друг на друга, – только один почему-то крупнее других и ест побольше. Соловушка всех деток выкормила и стала учить их ловить мошек и червячков, и самое главное – петь. Кукушонку вначале это искусство не давалось, но он был усидчивый птенец и вскоре засвистал. Да так хорошо, да с таким весёлым кукованием!
– Какой ты у нас многогранный певец! – радовалась Соловушка.
Слава о Кукушонке быстро разнеслась по лесу, разные птицы слетались его послушать, и однажды даже Кукушка-мать прилетела. Прилетела да как закричит:
– Это же мой, мой сыночек!
Удивился Кукушонок, услышав это, и сказал:
– У меня мама только одна – Соловушка, а тебя я не знаю.
Пришлось Кукушке улететь. Но с тех пор из самой густой чащобы порой доносится грустно одинокое:
– Ку-ку…
Зажигалка
Зажигалка никогда не расставалась с Огоньком. Когда он горел, он всегда был тёплым и ласковым. Но был у Огонька и недостаток: он слыл многолюбом и бросался навстречу каждой проходившей мимо папироске. Зажжёт их, а потом возвращается к ней, Зажигалке. Папиросы же от обиды сгорали дотла.
Такое поведение Огонька Зажигалку очень огорчало, но он ей нравился, и поэтому она ему всё прощала.
Но как-то, не выдержав, решилась Зажигалка на отчаянный поступок: выскользнула из кармана брюк, где чаще всего находилась, и закатилась под шкаф. Там Огонёк зажечься уже не мог, там не было никаких посторонних папиросок, но зато он был рядом с ней и ни к кому больше не приставал. Для Зажигалки это было чудесное и спокойное время, – даже если Огонёк не горел…
Бутсы и Мяч
Футбольная Сетка шумела на всё поле:
– Вы посмотрите на эту Бутсу: носится от края до края, чтоб Мяч догнать, а только до него дотронется, он ещё пуще даёт от неё дёру и прячется у меня в воротах, пока она не вытащит его силой!
– Что б ты понимала! – возмутилась Нога. – У меня с Бутсой самые тесные отношения и я знаю: если она с Мячом заиграется, то она обязательно отправит его в ворота, чтоб забить гол. Такая у них игра.
Губитель
Конвейер работал, сортировал сигареты: бракованные отправлял на переработку, а целёхонькие – навстречу Табаку. А тот, если какая-то ему приглянется, сразу предлагал ей совместное сосуществование и заполнял её собой. Одна Сигарета как-то спросила:
– А что дальше делать будем?
– Гореть от чувств ярким пламенем, – ответил Табак и позвал юркую Зажигалку, чтобы та ускорила их близость. Сигарета и Табак загорелись и задымились серым облачком, которое вдруг попало в открытый рядом рот. Рот поперхнулся, закашлялся и бросил недокуренную Сигарету на землю, отправив вдогонку смачный плевок.
– Меня-то зачем так швырять, – вздохнула Сигарета. – Я всего лишь хотела с Табаком в радости пожить. А он всех обманул: меня закоптил, в рот никотин запустил, а сам почти потух. Видно, не для меня он так старался, а, наверное, для конвейера! Ему ведь, чем больше курящих ртов, тем лучше – работа есть! А мне бы лучше бракованной было остаться – тогда бы и без плевка обошлось… – и она угасла.
Умница
Речка текла бурно. И кого бы ни встречала она на своём пути, ей все говорили:
– Ты умница, благодетельница! Пить приносишь полям и лугам! Мельнице работу даешь!
А Мельница мелет и говорит:
– Глупая ты! Вон, смотри, как я кручусь без остановки и никогда не волнуюсь, – не то что ты: в вечных заботах о том, чтобы всех напоить, да всем помочь!
Тучка, что дружила с Речкой, услышала эти слова и стало ей обидно за подружку. Решила она наказать Мельницу, оставив её без дождей. Речка обмелела, и Мельница затихла. Тогда она поняла, что без воды ничего делать не может. А Речка посмотрела на поля и луга и подумала: «Из-за какой-то Мельницы все от жажды страдают», – и попросила Тучку не останавливать дождь.
Послушалась Тучка, и Речка опять наполнилась водой. А Мельница, словно ничего и не произошло, вновь загромыхала:
– Глупая! Глупая!
И далеко разносились звуки её жерновов даже тогда, когда Мельница была без злаков. Ей нравилось молоть попусту.
Родня
Перелетел как-то Вьюн каким-то неведомым чудом через реку и стал на другом берегу приставать ко всем растениям:
– Да у вас тут нечего делать! Перебирайтесь лучше на тот берег: там луга зеленее, солнце ярче и греет сильнее!
– Вот я созрею и полечу! – согласился Одуванчик.
Тут Английский Клён, у которого на той стороне была родня, и который не понаслышке знал, что там происходит, предостерёг его:
– Ты что, одурел?! И там, и тут – всё одинаково!
Тогда Вьюн полез к Клёну, желая его уговорить перебраться на другой берег.
– Да я уж тут в землю врос и не представляю себе другой жизни, – прошуршал ветвями тот.
Но Вьюн не унимался: попробовал взобраться на высокий и толстый ствол дерева, да не удержался, упал и больше уже никаких попыток не делал.
А Одуванчик, когда созрел и распушился белыми зонтиками, весело воскликнул:
– Не хочу, чтобы мои Пушинки куда-то далеко улетели: что будет с ними там – не знаю! Вдруг вырастут в одиночестве да от скуки завянут. А тут вся родня наша вместе будет!
И он раскидал свои летучие зонтики здесь же, по всей полянке, где росла целая колония таких же, как он, одуванчиков.
Недопонимание
Хозяин положил груз на спину своему Ишаку и собрался отправиться в путь – домой. А Ишак вдруг закричал. Хозяин решил, что Ишаку мало груза и он просит побольше, и набросил на него ещё корзину с яблоками. А Ишак ещё громче закричал. Тогда Хозяин взвалил на него ещё большой мешок с кукурузой. Тут Ишак замолчал: он был не в силах не то что тронуться в путь, а даже произнести что-то. Стоял так Ишак долго – за это время груз небольшими частями можно было бы уже перевезти…
А кричал он, желая только одного – попить водицы!
Говорят, он и сейчас часто орёт, потому что его не понимают.
Изношенный Молоток
Старый сапожный Молоток стал непригоден к починке обуви и был отправлен на лёгкую работу – служить в качестве подставки или пресса для мягких деталей. Раньше, если обувь попадалась к нему, он её колотил и забивал в неё много острых гвоздей, так что обувь долго его помнила. А сейчас Молоток подобрел и ласково говорил Набойкам и Подошвам:
– Вам когда-то от меня было плохо – но я уж не тот, что был раньше! Жизнь меня теперь научила относиться к вам по-доброму.
А сам думал: «Была бы у меня возможность вернуться в прежние времена – нагвоздил бы всем!».
Повзрослевший Дятел
Ёлочка росла стройная, пушистая – всем на загляденье! Она знала, что всем приносит радость и радовалась сама. Но однажды Ёлочка почувствовала, что кто-то забрался под её кору и гложет.
Позвала она Дятла – молодого врачевателя. Тот внимательно и с удовольствием постучал по всему стройному стволу Ёлочки, нашёл жучка и уничтожил его:
– Вот, теперь всё в порядке и ты опять будешь красавицей! – сказал Дятел довольно и улетел.
Прошло какое-то время, и Ёлочка вдруг заметила, что кора у неё местами отвалилась, а на голом стволе появились ходы от жучков, которые тихо размножились и разрушали её.
Снова Ёлочка позвала на помощь Дятла. Но он за это время повзрослел, стал важным. Оглядел он Ёлочку снизу доверху, на жучков посмотрел, одного клюнул между делом и проговорил:
– Время моё дорого. Пока я слопаю всех жучков, ты всё равно засохнешь. Ты уж доживай, как есть, – и улетел.
– Но я же жить хочу… – зашуршала обвисшими веточками Ёлочка.
Ответа не услышала.
Стена
В каменном новом доме все кирпичи были одинаковые, ничем друг от друга не отличались и жили как одна семья. Только один из них выделялся, и то и дело говорил:
– Я самый главный, без меня вся стена развалится. Только я всех вас удерживаю вместе.
Кирпичи с восхищением на него смотрели, тянулись к нему, напрягаясь изо всех сил, отчего плотнее прилегали друг к другу и становились, словно монолит. Но вместе с тем до болтливого Кирпича остерегались дотрагиваться – из-за его гордого нрава. Вскоре вокруг него образовалась щель, и он выпал, а остальные кирпичи воскликнули:
– И как мы не догадались: мы же неразрушимая стена! А то, что случилось, так это в семье бывает! Дырку от уродливого Кирпича мы заделаем!
Гром и Молния
Как-то раз Молния вспыхнула два раза подряд, ярко озарив небо. Гром успел заметить одну из её стрел. Она ему очень понравилась, и он известил её об этом радостным раскатом, докатившимся до горизонта. Но Молния его не услышала. А когда ещё раз прорезала облака своим огненным лучом, Гром снова появился и с опозданием загрохотал:
– Почему ты прячешься?
Молния его не услышала. Гром и по сей день надеется её опять повстречать. Любовь-то у него вечная.
Ослиная ошибка
Осёл никогда не встречал Лошадь и вот увидел её на прогулке. Она была с уздой и с удилами, которые ему очень понравились.
– Дай мне уздечку поносить! – попросил он.
– Вот когда подрастёшь, с меня ростом станешь, да сил наберёшься, тогда и дам, а сейчас отдыхай, – ответила Лошадь.
– Ну дай, я только примерю! – продолжал приставать Осёл.
– Это может для тебя плохо кончиться: подумают, что ты готов тяжести перевозить и нагрузят, – предупредила Осла Лошадь.
Но Осёл заупрямился, настаивает на своём. И тогда Лошадь перекинула узду на его морду, а сама пошла травку жевать.
Идёт Осёл по двору, удилами размахивает, радуется! И вдруг чувствует как на его спину водрузили большой тюк с зерном, приготовленный для Лошади. Крякнул Осёл с досады и медленно побрёл по дороге, подгоняемый ремнями-поводками. С тех пор и возит он тяжести, как Лошадь. Сам напросился.
Вечный спор
Коса, Грабли и Вилы никак не могли решить, кто из них главнее: Коса траву косит, Грабли её собирают, Вилы в стог укладывают. После работы их в сарай на отдых убрали. А они все за своё – галдят и галдят – так до утра и проспорили. А потом решили: «Корова знает всё! Надо её спросить!»
Бурёнка в то время спокойно паслась на лугу. Она знала, что неразлучные Коса, Грабли и Вилы работают целыми днями, чтобы сделать ей запас сена на зиму.
Скромный Электрошнур
Утюг недолюбливал своего приятеля – Электрического Шнура и всегда, когда гладил бельё, ворчал на него:
– Ты бездельник. Вот я, не покладая рук, тружусь, весь горячусь – аж не дотронуться! А что делаешь ты? Может, у тебя тоже есть какой-то талант, да ты из скромности его скрываешь?
И как-то раз, когда Утюг в очередной раз ворчал, Шнур вдруг засверкал, и из него яркими огоньками, словно разноцветный салют, посыпались искры. Утюг от восхищения даже перестал работать. Зрелище было необыкновенной красоты!
– Вот так Шнур! Вот так молодец! – воскликнул Утюг.
Но тут мгновенно примчалась Изоляция, своей чёрной липкой лентой обмотала Шнур со всех сторон, и салют прекратился.
– Загубили талант! – возмущался Утюг и всё больше и больше нагревался.
Он даже не догадывался, что всю жизненную энергию, весь свой талант Шнур отдавал ему.
Блинчики
Разгорячённая Сковорода трудилась, не жалея сил – в кипящем масле пекла блинчики. Те, что были готовы, укладывали на Тарелку и куда-то уносили. Через какое-то время Сковорода решила спросить вернувшуюся пустую Тарелку:
– Хорошо ли мои блинчики встречают?
– Замечательно! – ответила Тарелка. – Они же все как на подбор красивые и поджаристые!
Сковорода была счастлива, что таких красавцев испекла.
«И чему она радуется? – недоумевала Тарелка. – Все её блинчики-то слопают!»
А Сковорода думала: «Как приятно, что все любуются моими блинчиками!».
Верность
Мак и Роза всё время росли рядышком.
– Видно, судьба! – говорили они.
Со временем они познакомились ближе, подружились, а затем и влюбились. И стали друг друга оберегать: если ветер или дождь нагрянет, они листочками прижимаются – и всё им нипочём, если жаркое солнце – Мак листья раздвигает и Розу прикрывает своей тенью. Скоро от такой нежной заботы у Розы появились бутоны, которые вскоре раскрылись чудесными красными цветами с медовым ароматом. Они были так прекрасны, что к ним стали слетаться пчёлы и шмели. Покупаются в лепестках, угостятся сладким нектаром и, радостно жужжа, улетают, а потом прилетают снова. И так они все друг к другу привыкли, что Мак и Роза стали называть пчёл и шмелей своими детками, а те их звали мамой и папой.
Но время шло, и жизнь Мака и Розы, длившаяся от весны до осени, стала клонится к закату. Ничего не осталось от прежней красоты, опали лепестки и улетучился медовый запах. Но по-прежнему прилетали пчёлы и шмели – покружат вокруг, на стебельках посидят, пожужжат.
Осенью Мак и Роза, обнявшись, засохли. Их одинокие сухие стебельки ещё долго стояли рядом, но к ним уже никто не прилетал.
Показуха
– Мне надоело видеть твоё безразличное отношение ко мне! – возмутилась как-то Пуговица, едва державшаяся на Пиджаке. – Раньше полы твои крепко прижимались ко мне, а теперь расстегнулись, распахнулись – словно я им не нужна! Если так будет продолжаться, скоро я от тебя оторвусь!
– Да сейчас многие так делают, полы распахивают! – стал оправдываться Пиджак. – Но если придётся нам быть на приёме или на торжественной церемонии, они опять прижмутся к пуговицам, словно никогда и не разлучаются!
Пуговицу такой ответ не устроил.
– В таких временных отношениях я с тобой находиться не желаю! – воскликнула она и оторвалась.
А Пиджак этого даже не заметил, и полы его по-прежнему были нараспашку. Он знал, что когда потребуется, то всегда быстро найдёт новую пуговицу, чтобы продемонстрировать долгосрочные и верные отношения.