Султанат Оман. Легенды, сказания и факты истории

Курение на главных улицах города, равно как и игра на музыкальных инструментах, и прослушивание радиопередач в общественных местах, на тех же рынках, скажем, или в кофейнях, запрещалось категорически. Многие оманцы, свидетельствует Ян Скитт, тайно бежали тогда в Дубай, на Бахрейн и в Кувейт.

Единственными иностранцами, более-менее свободно передвигавшимися по землям Омана во времена правления сеййида Са’да ибн Таймура, отмечает Ян Скитт, можно, пожалуй, назвать только геологов-нефтяников, да состоявших на службе у султана англичан. Журналисты вообще были преданы «анафеме».

Образ жизни, судя по воспоминаниям работавших в Омане британцев, сеййид Са’ид ибн Таймур вел замкнутый. Жил в своем виртуальном мире. В Маскат наведывался редко. Предпочтение отдавал Салале, городку в Дофаре, где и проводил большую часть времени. Там, «повернувшись спиной к внешнему миру», он наслаждался всеми доступными ему радостями жизни. Любил наблюдать за волнами Индийского океана⁸³.

Первым из россиян, кто повидал земли Южной Аравии и побывал в Омане, стал знаменитый тверской купец Афанасий Никитин (ум. 1474/1475). Летописи Твери повествуют, что на главной площади города издревле торговали «товаром индийским», перцем и другими специями, а также «ладаном аравийским», «зернами гурмызьскими» (жемчугом) и «драгоценными камнями, всякими и дивными», шедшими с караванами торговыми из Персии. Поэтому, когда узнали купцы тверские о том, что Самодержец Российский, царь Иван III, направляет в Ширван (Персия) с посольством Василия Папина, их бывшего земляка, купчину-тверчанина, «с кречетами в подарок для шаха ширванского», то «испросили позволения присоединиться к каравану посла московского». Получив на то «согласие высочайшее», снарядили «две ладьи с товаром русским», в основном с мехами, или «рухлядью мягкой», как тогда говорили. И от имени Великого князя Тверского, Михаила Борисовича, послали товар свой в Ширван в составе каравана Василия Папина. Сопровождать товар доверили Афанасию Никитину «со товарищами».

Весной 1468 г. добрался Афанасий Никитин до Гурмыза, «великого пристанища торгового» (речь идет об Ормузе, легендарном островном королевстве у входа в Персидский залив, одном из крупнейших в прошлом торговых центров Востока). И «узрел на рынках тамошних», по словам его, «много товара, разного и дивного». О самом Ормузе отзывался так: «Со всего света люди в нем бывают и всякий товар в нем есть; что на всем свете родится, то и в Гурмызе есть». Бойко, по выражению тверчанина, торговали там «зернами гурмызьскими» (жемчугом) и «лошадьми арабскими», высоко ценившимися, как ему сказывали купцы местные, в Индии.

Исполняя задание, данное ему Великим князем Тверским, непременно побывать в Индии и присмотреть товары для земли русской, «приобрел он на Гурмызе жеребца арабского и пошел есми за море Индийское», на таве (местном парусном судне) с конями⁸⁴.

Переход из «Гурмыза в Мошкат» (с Ормуза в Маскат), рассказывает Афанасий Никитин, с «заходом в Галат» (Калхат), занял 10 дней. Покинув земли оманские и проведя в море еще 4 дня, пристало, наконец, их судно арабское к берегу индийскому, что у города Диу.

На обратном пути Афанасий Никитин еще раз пересек «море Оманово» и побывал (1472) в Мошкате (Маскате), где отпраздновал, как вспоминал потом, «шестую за время его хождения за три моря Пасху». Следуя из Мошката на Гурмыз (из Маската на Ормуз), видел «на море разбойников много», грабивших суда купеческие. К счастью, «участь сея печальная» судно их миновала. Прибыв на Ормуз, где жара стояла страшная, или, как он говорил, «вар был силен настолько и солнце так варно», что могло человека сжечь, запасся там продуктами, и устремился через земли персидские в родные края. Но, будучи уже «на родной стороне», неожиданно скончался.

Повествуя об Афанасии Никитине в «Историии Государства Российского» Николай Михайлович Карамзин (1766–1826) писал, что и Русь имела «своих Тавернье и Шарденей» (известные европейские торговцы-путешественники); менее, может быть, просвещенных, но таких же смелых и предприимчивых. И что, благодаря им, купцам-русичам, прослышали индусы о Руси (добавим, что и арабы Южной Аравии тоже) «прежде, нежели о Португалии, Голландии и Англии». «В то время как Васко да Гама, – отмечал М. Н. Карамзин, – мыслил только о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин уже купечествовал на берегу Малабара и беседовал с жителями о догматах их Веры»⁸⁵.

В своем «Хождении за три моря» Афанасий Никитин упомянул, кстати, не только о Гурмызе (Ормузе) и Мошкате (Маскате), но и о Жиде (Джидде) и Кятобаграиме (Бахрейне).

В 1695 г. «хаживал в Индию, к Великому Моголу, через земли персидские, купчина московской гостиной сотни» Семен Мартынов Маленький, со слугой своим, Андреем Семеновым, вместе с несколькими купцами, да с «грамотой царской» и товарами государевыми. Первым, к слову, из русичей, он пожаловал в Индию «с официальной грамотой Государя Российского». Шли они в земли индийские от берегов персидских на двух «наемных судах». Одно из них, как следует из отчета по результатам этой миссии, «отбили арапы мошкатские [арабы маскатские]». И произошло это у «побережья Персидского, в Белом [Аравийском] море». Товарами же с другого судна купцы-русичи «расторговались знатно». Спрос на меха русские «был посюду велик». Хорошую цену за них давали и персы, и арабы, и индусы. На обратном пути, что интересно, Семен Маленький вновь «лично узрел», как говаривал впоследствии, что представляют собой на деле «пираты мошкатские», лихо ограбившие его судно с грузом имберя, орехов, чая и других «товаров индийских». В приказ Большой казны купцы-сотоварищи Семена Маленького (сам он неожиданно скончался на обратном пути) привезли, помимо «монет золотых», вырученных за «товары государевы» и «убереженные ими от пиратов мошкатских», две грамоты в «мешочках парчовых и за печатями красными». В одной из них, адресованной «государю Российскому от шаха Персидского», высказывалось пожелание насчет дальнейшего развития «отношений торговых, широких и бойких»⁸⁶.

Интересные воспоминания о «торговцах арабских», посещавших Астрахань и Казань с дорогими товарами аравийскими, в том числе c ладаном, жемчугом и кофе, оставил купец Василий Гагара. Жил он в Казани, в XVII веке. Был человеком предприимчивым и любознательным. «Знал букву и цифирь». Плотно «состоял в делах коммерческих» с Персией. Торговал коврами персидскими и «редкостями из земель Магометовых», в том числе ладаном, поступавшим в Казань, как ему рассказывали, из далеких земель, прозванных греками «Аравией Счастливой». Торговый дом Василия Гагары заключал самые крупные, как гласят своды «временных лет Казани», сделки с «жемчугами и благовониями аравийскими».

Яркие заметки о Маскате конца XVIII столетия принадлежат перу грузинского дворянина, дипломата и путешественника Рафаила Данибегашвили, больше известного в России как Рафаил Данибегов. В книге воспоминаний «Путешествие в Индию», которую он посвятил императору России Александру I, Данибегашвили сообщает, что Индию, а по пути туда и Маскат, он посещал неоднократно. Первый раз (1785) – по личному поручению царя Грузии Ираклия II. Останавливался в Багдаде, Басре и Маскате. В приморский город Маскат прибыл из Басры, на паруснике с «одним аравитянином». Владыку мест тех, пишет он, жители тамошние величали имамом. И когда показывался он подданным своим, то «повергались они ниц перед ним», и «с неизреченным благоговением» целовали руку его. Иностранцы, становившиеся свидетелями зрелища сего, также обязаны были «воздавать почтение имаму», что и делали – «каждый свойственным ему образом».

Ведя речь о Маскате, путешественник отмечает, что «солнечный жар» там «чрезмерно велик». Однако, несмотря на все это, на нездоровый климат и «недостаток во многих жизненных потребностях», местное население жизнью своей в целом довольно, и значительная часть его – вполне даже состоятельная⁸⁷.

Продукты в Маскат, повествует он, доставляли в то время морем из «Вавилонии [Месопотамии] и Персии», конкретно из Багры (Басры) и Бошерно (Бендер-Бушира).

В 1900 г. в рамках «наступательной политики России в Азии», как докладывал в Лондон генеральный консул Англии в Санкт-Петербурге г-н Мичел, Персидский залив со специальной миссией – в целях «изучения торговли в портах тамошних» – посетил статский советник, чиновник по особым поручениям Сергей Николаевич Сыромятников (1864–1933). Был он, к сведению читателя, одним из разработчиков новой политики Российской империи в зоне Персидского залива, «политики дела», и одним из первых русских исследователей Аравии.

Побывал Сергей Николаевич и в Маскате. «Господину Сыромятникову, – информировал Париж французский вице-консул в Маскате г-н Оттави, – имевшему поручение своего правительства подготовить обстоятельную докладную записку по вопросу об учреждении морской торговой навигации по маршруту Одесса – Басра, всюду был оказан теплый и радушный прием». Одна из «тайных струн» г-на Сыромятникова, замечает французский дипломат, – присущие русским обостренное чувство чести и достоинства, а также желание драться и побеждать. Г-н Сыромятников – «горячий сторонник развития русской торговли в Персидском заливе»⁸⁸.

Вернувшись из служебной командировки «на берега Персидского залива», С. Н. Сыромятников, как следует из документов Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), представил Сергею Юльевичу Витте докладную записку «О рынках Персидского залива и наиболее ходких на них товарах». В целях «активизации русской коммерции» в Месопотамии, на Аравийском полуострове и в зоне Персидского залива предлагал: установить с портами Персидского залива регулярное морское сообщение; основать коммерческий банк в Персии; создать угольные склады для российских торговых судов, в том числе в Маскате. Находил целесообразным делигировать для работы в ключевых торговых центрах этого района русских торговых агентов. Для содействия русской торговли и упрочения политических позиций Российской империи в крае считал обоснованным «учреждение сети консульских агентств (и опять-таки, в том числе и в Маскате)⁸⁹.

В своем выступлении «Мировое значение Персидского залива и Куэйта [Кувейта]» на заседании Общества ревнителей военных знаний (ноябрь 1901 г.) в части, касавшейся Маската, докладывал, что город этот «жил торговлей». Доходы от таможни в 1900 г., согласно полученным им сведениям, составили около 200 тыс. руб.; ввоз – 3 360 000 руб., вывоз – 1 340 000 рублей. Численность населения Маската не превышала тогда 30 тыс. чел., а Омана в целом – 1,6 млн. человек. Действовали два дипломатических представителя – американский консул и британский политический агент ⁹⁰.

В «Очерке Персидского залива», опубликованном в 1907 г., С. Н. Сыромятников упомянул о вывозе в Индию, большей частью через порты Кувейта и Омана, лошадей чистой арабской породы. Нижняя палуба парахода, на котором он следовал в Бомбей после завершения командировки в зону Персидского залива, была превращена, по его словам, в конюшню, и заставлена лошадьми настолько плотно, что свободного места для тех, кто присматривал за лошадьми там не оставалось и вовсе. И потому спали они на палубе первого класса⁹¹.

«В январе 1902 г., – сообщают документы АВПРИ, – Императорское Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии командировало на берега Персидского залива для зоологических исследований, сбора зоологических материалов и коллекции морской фауны действительного члена названного общества, коллежского асессора Николая Васильевича Богоявленского» ⁹². Посетил он и Маскат, притом дважды: по пути в Персидский залив и обратно.

Войдя в бухту, пишет Н. Богоявленский, мы оказались «среди громадных черных скал, отвесной стеной поднимавшихся с трех сторон. На берегу виднелся небольшой ряд белых, мирно спящих домиков. Ни огонька, ни звука. …Это был Маскат».

«Вид города, – делится своими впечатлениями русский ученый, – не напоминал ничего восточного». Он, скорее, походил на небольшой итальянский городок на Средиземном море. «Сторожевые башни, видневшиеся на вершинах скал, да две крепости султана маскатского, возвышавшиеся над городом, с целым рядом пушек в амбразурах стен, придавали городу что-то средневековое»⁹³.

На выступавшей из моря скале, замечает Н. Богоявленский, бросались в глаза названия судов, посещавших Маскат. Оставили их и русские моряки. Следуя традиции, они вывели на этой «мемориальной скале», белой краской, названия заходивших в Маскат кораблей Военно-морского флота России.

Упоминали об этих надписях и русские послы в Персии, посещавшие Маскат во время их морских путешествий-командировок в Бомбей. Особенно отчетливо, как они вспоминали, выделялась надпись с датами пребывания в Маскате крейсера 1-го ранга «Аскольд» (ноябрь 1902 г., командир – капитан I ранга Николай Карлович Рейценштейн).

Маскат, являясь крупным торговым портом Южной Аравии, представлял собой «лакомый кусочек» и для «хищных людей моря», как арабы Аравии называли пиратов, и для шаек «хищников пустыни», как горожане именовали ватаги разбойников-кочевников. В 1897 г., рассказывает Н. Богоявленский, бедуины подвергли Маскат тотальному, можно сказать, грабежу. Небольшими группами, человек по 5–10, под видом мирных жителей, явившихся, дескать, в Маскат, чтобы поторговать, они открыто прошли через въездные ворота вовнутрь города. Укрылись в нем, и, собрав мощный кулак, человек в триста, в «условленную ночь перебили весь гарнизон». После чего отворили ворота, впустили в город около полутора тысяч бедуинов, и учинили разбой. Продолжался он неделю. Султан все это время укрывался в крепости⁹⁴.

Близость Омана к Индии, отмечает Н. Богоявленский, проявлялась и в «большом наплыве в Маскат индусов, мало-помалу захвативших в свои руки всю местную торговлю». Будучи подданными Британской империи и находясь под защитой английских властей, они не подвергались поборам ни со стороны шейхов, ни стороны администрации города.

Кроме индусов, «значительную массу населения» Маската, составляли, тогда, по словам Н. Богоявленского, белуджи и рабы-негры. «Случаев освобождения рабов в Маскате, – пишет он, – бывало до 50-ти в год»; в 1900 г., к примеру, – сорок восемь⁹⁵.

Интересные заметки оставил Н. Богоявленский и о приеме, оказанном ему султаном Маската Файсалом ибн Турки во время его второго посещения Маската (с 22 по 29 июня 1902 г.). «По получении переданного мной рекомендательного письма от нашего консула в Бушире, – вспоминал Н. Богоявленский, – султан прислал на пароход, на котором я прибыл в Маскат, своего чиновника, который и препроводил меня в отведенное мне помещение. Свидание мое с султаном состоялось в тот же день. Встретил он меня в комнате, предшествующей приемной, провел в приемную и завел беседу. Разговаривал весьма дружелюбно. Просил передать привет (салям) российскому генеральному консулу в Бушире». Во время недельного моего пребывания в Маскате ежедневно интересовался, через своего чиновника, все ли в порядке, как обстоят дела, и нет ли в чем надобности.

Посетил Н. Богоявленского, как следует из его отчета, и визирь султана, также пожелавший, чтобы он передал русскому генеральному консулу в Бушире, что «султан Маската и он, его визирь, питают чувства симпатий и дружбы к России».

Кроме того, замечает Н. Богоявленский, навещали его и другие лица, «занимавшие у султана более или менее высокое положение», что, по мнению русского ученого, свидетельствовало о желании султана оказанием внимания русскому путешественнику продемонстрировать дружеские чувства к России.

При прощальном моем визите к султану Маската, рассказывает Н. Богоявленский, «он, провожая меня, спустился со второго этажа, где находилась приемная, на первый; довел меня … по коридору до того места, где … сидит военная стража, охраняющая наружный вход, и там уже простился со мной окончательно».

Этим, говорит Н. Богоявленский, «и закончилось мое пребывание в Маскате, где я провел семь дней». Султан Файсал ибн Турки и его брат, добавляет он, оказались «страстными фотографами-любителями»⁹⁶.

В Персидском заливе, делится своими наблюдениями русский ученый, в то время доминировали три государства: Персия, Турция и Англия. «Последняя ничем не владея de jure,de facto взяла под свое покровительство ту часть береговой Аравии, которая считает себя независимой от Османской империи», включая Маскат. Многим местным правителям, арабским шейхам, «Англия платит субсидии, и с одним только условием – не сообщаться с другими государствами Европы без ее ведома. … Для большего престижа … англичане имеют здесь несколько военных судов. Они постоянно стоят в Маскате, Бушире и Кувейте, и в случае надобности являются всюду, где нужно поддержать интересы британского правительства»⁹⁷.

В письме Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии в Министерство иностранных дел Российской империи от 17.02.1903 г. содержалась просьба передать благодарность султану Маската Файсалу ибн Турки за гостеприимство и помощь, оказанные Н. В. Богоявленскому во время его командировки на «берега Персидского залива»⁹⁸.

Увлекательные и малоизвестные донесения и справочные материалы о Маскате российских дипломатов хранятся в Архиве внешней политики Российской империи. «Маскат, – сообщал русский консул в Багдаде Петр Егоровия Панафидин (1848–?) в отчете о посещении им Аравийского и Персидского побережий Персидского залива (от 20.05.1889), – это столица Оманского султаната, владения которого занимают прибрежную полосу Аравийского полуострова от бухты Мирбат в Индийском океане до Катарской бухты».

Действуя жестко и целеустремленно, «англичане, мало-помалу, подчинили владения эти своему политическому влиянию; и в настоящее время султан Маската является покорным вассалом Англии. Подчинение это совершалось медленно, но последовательно, как и большинство “мирных” завоеваний англичан на Востоке».

Начиная с 50-х годов нынешнего столетия (XIX) английское правительство стало назначать в Маскат своего агента. Позиции их там кратно усилились после того, как они помогли восшествию на престол Омана сеййида Турки, «получившего воспитание в Индии. Султан этот скончался в мае минувшего года [речь идет о сеййиде Турки ибн Са’иде , султане Маската и Омана в 1871–1888 гг.]»⁹⁹.

По порядку престолонаследия, информировал П. Панафидин, существовавшему тогда в Омане, «власть должна была перейти к брату покойного, Джамаль ад-Дину, человеку, как говорят, энергичному» и влиятельному среди арабов. Но это никак не устраивало британцев. И «под их давлением на престол возвели второго по старшинству сына сеййида Турки, сеййида Файзулу бен Турки, молодого человека, 21 года, не обученного даже грамоте [речь идет о сеййиде Файсале ибн Турки, который правил Маскатом и Оманом с 1888 по 1913 гг.]». Джамаль ад-Дин считал себя законным наследником, и потому «собрал арабов и поднял восстание».

Английским политическим агентом в Омане, в настоящее время, отмечал консул, «состоит полковник Эдвар Мокклер… Он, собственно, и руководит султаном, направляя образ его действий согласно английским интересам»¹⁰⁰.

Порт Маскат, докладывал российский дипломат, «невелик, но удобен. …Город построен у подножья скалы. Поскольку место то окружено скалами, то жара там … – невыносимая. На вершине скалы, что у порта, прекрасно сохранились укрепления, возведенные португальцами, с башнями и бойницами, из амбразур которых выглядывают жерла пушек того времени».

Высадившись на берег, извещал П. Панафидин, он «счел уместным» навестить английского агента. «За отсутствием полковника Мокклера делами миссии заведовал лейтенант Генерального штаба Строттон (Strotton)». Принял он русского дипломата любезно. «Изъявил готовность оказать содействие при осмотре города». Но от предложения лейтенанта, П. Панафидин, по его словам, отказался.

По словам Строттона, отмечал П. Панафидин, власть султана простиралась «только на побережье Омана». Внутри же страны она являлась чисто номинальной. И потому «удаляться дальше 30 миль от берега» анличане не решались¹⁰¹.

Посетил П. Панафидин и американского консула Арчибальда МакКерди, прожившего в Маскате к тому времени уже 8 лет. Предшественник его, как следует из заметок русского дипломата, «покончил жизнь самоубийством уже после годичного жительства в Маскате». Странное, на первый взгляд, присутствие американца в этих землях, писал Петр Егорович Панафидин, объяснялось наличием между двумя странами торговых связей. Оман славился своим финиками и халвой; вывозили их и в Америку.

В течение минувшего года (1888), информировал П. Панафидин, «вывоз Омана достиг 204 097 английских фунтов, а ввоз – 166 376 фунтов стерлингов». Доходы султана составили «30 000 фунтов стерлингов (вместе с субсидией, получаемой им от английского правительства)¹⁰².

«Численность населения Омана, – сообщал П. Панафидин, – 1 500 000 человек». В Маскате проживало тогда около 35 000 жителей, а в порту Матрах, что в двух верстах от Маската – 12 000 человек. Среди других портовых городов Омана особое место, как докладывал П. Панафидин, занимал Сухар.

С точки зрения удержания своего господства в зоне Персидского залива, резюмировал Петр Егорович Панафидин, подпадание Омана под британский протекторат было весьма выгодно для англичан. Протекторат этот, писал он, предоставил им возможность, «с одной стороны, иметь лучший порт в Аравийском море – Маскат, а с другой – обладать Шарджахом, лежащем в Персидском заливе [речь идет о нынешнем эмирате Шарджа, входящем в состав ОАЭ]»¹⁰³.

Интересные заметки о Маскате содержатся в «Отчете временно командированного в 1897 г. в порты Персидского залива титулярного советника А. Адамова» (31.10.1897).

В 1868 г., рассказывает Александр Алексеевич Адамов (1870–?), между Англией и Францией было достигнуто соглашение насчет того, чтобы «уважать независимость не только владений занзибарского султана, но и области султана маскатского». Соглашение это стороны, подписавшие его, подтвердили еще раз в 1886 году. Однако в 1888 г. англичане, воспользовавшись смертью султана Маската и Омана сеййида Турки ибн Са’ида (правил 1871–1888), «при помощи интриг, подкупов и тому подобных средств» возвели на престол своего ставленника – сеййида Файсала ибн Турки (правил 1888–1913).

Франция, тогдашний соперник Англии в зоне Персидского залива, ответила на действия англичан «открытием вице-консульства в Маскате [1893] и назначением на этот пост г-на Оттави». Во время служебной командировки А. Адамова в Персидский залив в Маскате, «кроме английского политического агента, капитана Берилла, и г-на Оттави», находился еще и исполнявший обязанности американского консула г-н МакКерди (Mackirdy)»¹⁰⁴.

Французы, со слов А. Адамова, вели себя деятельно и инициативно. В порту Сур «большая часть судовладельцев» состояла «под французским покровительством». Суда эти занимались перевозкой занзибарских невольников и контрабандой оружия¹⁰⁵.

Обширный информационно-справочный материал о Маскате подготовил генеральный консул Российской империи в Багдаде Алексей Федорович Круглов (1864–1948). Из него следует, что «повышенное внимание англо-индийских властей к Маскату» определялось долгосрочными интересами Британской империи в данном районе мира. Цель Англии состояла в том, как указывал А. Круглов, чтобы, «подчинив себе Маскат, использовать обширные владения правителя Омана на Аравийском побережье для установления полного контроля Британской империи над морскими коммуникациями на подступах к Персидскому заливу, а также для проникновения в земли Прибрежной Аравии, а оттуда – в Центральную Аравию»¹⁰⁶.

До 1894–1895 гг., отмечал А. Круглов, англичане, реализуя свои цели и задачи «на оманском направлении», использовали, большей частью, политико-дипломатические методы и средства. Задабривая султана ценными подарками, выделяя ему денежные субсидии, вручая ордена и присваивая всевозможные титулы, планомерно «ограничивали власть султана как независимого правителя». Действуя осторожно и целеустремленно, превращали его в послушное орудие своей политики в Аравии. Этот период времени деятельности Британской империи в Омане А. Круглов именовал этапом «мирного наступления англичан на Маскат».

Кардинальные, по его мнению, изменения в деятельности Англии в Прибрежной Аравии произошли в 1895 году. Этап так называемого мирного наступления британцев на Прибрежную Аравию через Маскат закончился, и началась фаза ярко выраженной силовой политики, сориентированной на вытеснение с Аравийского полуострова Турции и подчинение Аравии британской короне, во что бы то ни стало и любыми средствами¹⁰⁷.

В поведении и поступках англичан, сообщал А. Круглов, стала проскальзывать «какая-то нервная поспешность», будто они опасались, «как какой-нибудь неожиданный враг не отнял бы у них добычу»¹⁰⁸.

Надо сказать, что для Российской империи такое развитие событий не явилось неожиданностью. Симптомы того, что Англия «может принять стойку кулачного бойца», российские дипломаты уловили еще в 1894 г., когда с назначением в Маскат французского консула «анличане будто бы сразу открыли глаза, и двинулись вперед, чтобы наверстать упущенное время». Пошли напролом, закусив, как говорится, удила, демонстрируя «озлобленную жестокость»¹⁰⁹.

Несколько страниц Оману посвятил в своем «Историко-политическом обзоре северо-восточного побережья Аравийского полуострова» посол Российской империи в Константинополе, действительный тайный советник Иван Алексеевич Зиновьев (1835–1917). В России об истории Древнего Маската было известно немного, писал он. Из сводов «аравийской старины» явствовало, что «арабское население этой области … издревле пользовалось самостоятельностью и управлялось племенными старшинами».

В начале XVI столетия, писал И. А. Зиновьев, в Оман пришли португальцы. Владычество их в том крае, начало которому положил Афонсу д’Албукерки, великий конкистадор Востока, длилось около полутора столетий, «и было ниспровергнуто арабами в 1650 г.».

Во времена персидского шаха Надира (Надир-шаха Афшара, основателя династии Афшаридов, правившего в 1736–1747 гг.), дабы «обезопасить южную окраину Персии от набегов приморских арабов», он согласился «отдать Бендер-Аббас с прилегающей к нему прибрежной полосой и островами Кешм и Ормуз в аренду одному из оманских шейхов, который обязался уплачивать Персии … дань. Право на аренду эту стало впоследствии достоянием маскатских султанов»¹¹⁰.

Излагая историю выстраивания Англией отношений с Оманом, И. А. Зиновьев отмечал, что в 1798 г., когда англичан «тревожил проект Наполеона о походе в Индию», Английская Ост-Индская компания и Султан ибн Ахмад (правил 1792–1804), имам Омана, 3-ий правитель из династии Аль Бу Са’ид, заключили соглашение. Султан обязался не пускать в свои порты в военное время французские корабли, и содействовать Англии в борьбе с Францией. Но вот отстроить укрепленную факторию в Омане, чего так добивалась тогда компания, не разрешил.

Два года спустя, продолжает И. А. Зиновьев, в 1800 г., генерал-губернатор Индии направил в Персию специальную миссию во главе с Дж. Малкольмом (1769–1833). Во время ее пребывания в Персии Дж. Малкольм посетил Маскат и подписал новый договор с султаном. Одна из статей этого договора давала Английской Ост-Индской компании право назначать в Маскат агента. Задача его состояла в том, как говорилось в документе, чтобы оберегать и сохранять установившуюся между сторонами дружбу, чтобы оставалась она непоколебимой до тех пор, «пока солнце и луна не прекратят сменяемого друг друга движения по небосклону»¹¹¹.

Упоминает И. А. Зиновьев в своем кратком историческом обзоре Омана и о посещении Маската, в ноябре 1903 г., вице-королем Индии лордом Керзоном, предпринятом на крейсере «Harding», в сопровождении боевых кораблей «Hyacinth», «Argonaut», «Fox» и «Pomona». Рассказывает, что на следущий день после прибытия лорда Керзона в Маскат на крейсере «Аргонавт» был устроен пышный дурбар (прием) с «церемонией возложения» на султана Фай-сала знаков высочайшего отличия Британской империи – ордена Звезды Индии. Рыцарский орден этот, учрежденный в 1861 г. королевой Викторией, пожаловал султану король Эдуард VII (правил 1901–1910 гг.)¹¹².

В «аравийском фонде» Архива внешней политики Российской империи хранится справочный материал под названием «Владения маскатского султана», подготовленный в 1905 г. действительным статским советником Николаем Помпеевичем Пассеком (1850– 1914), русским генеральным консулом в Бендер-Бушире ¹¹³.

Во времена правления в Омане имама Ахмада ибн Са’ида, пишет Н. П. Пассек, заложившего династию Аль Бу Са’ид, и его сыновей, сеййида Са’ида ибн Ахмада и сеййида Султана ибн Ахмада, Оман представлял собой сильный и влиятельный удел арабов Аравии. «В состав земель Омана входили или были подконтрольны ему: большая часть Юго-Восточной и Восточной Аравии; острова Бахрейн, Ларак, Кешм и другие; полуостров Катар; часть теперешней провинции Фаристан с портами Линге и Бендер-Аббас. Имелись у Омана владения и в Восточной Африке, к югу от мыса Гвардафуй. Ему принадлежали острова Сокотра и Занзибар».

«Земли Омана, – говорится в справке Н. Пассека, – изобилуют источниками пресной воды, и признаются наиболее плодородной частью Аравийского полуострова». Главные провинции владений султана маскатского – это Эль-Батина, Эль-Захира, Джабаль Ахдар и Билад Сур.

В провинции Эль-Батина, растянувшейся вдоль Аравийского моря, насчитывалось тогда, по сведениям, собранным Н. Пассеком, «700 тысяч жителей (из арабов-ибадитов, исконных врагов неджских арабов); несколько городов и 70 деревень». Самыми крупными из этих городов являлись Маскат (место резиденции владыки Омана), Эль-Матрах, Барка и Сухар. Численность населения провинции Эль-Захира составляла 80 тыс. человек. В провинции Джабаль Ахдар, которую он называет «срединной частью Омана», жительствовало 600 тыс. чел.; «племена отличались воинственностью и храбростью». Численность населения провинции Билад Сур не превышала 100 тыс. человек.

Повествуя о Маскате, Н. Пассек говорит, что по своему географическому местоположению его смело можно было считать «восточным ключом ко всей Внутренней Аравии». Сообщает, что там располагалась «конечная станция индоевропейского телеграфа»; что кабель туда был «проложен из персидского города Джаска»; что в Маскате «жительствовало 40 тыс. чел.»; что город обладал «подковообразной бухтой». Порт Маската Н. Пассек характеризовал как «первокласный», а о Маскатской бухте отзывался как о «завидной морской стоянке для судов».