000
ОтложитьЧитал
День танкиста
12 сентября, воскресенье. Утренний туман разогнан солнечными лучами, постепенно подсушивающими влажную от ночного дождя глину. Село молчало, затаившись, а может, полностью опустев. Команды стрелять пока не поступало, и танкисты сидели на броне, греясь в лучах восходящего над горами солнца. Потом снизу, с окраин Карамахи, послышались выстрелы и взрывы. Внутренние войска, псковские десантники и спецназ заходят в село. Они практически не встречают сопротивления, вскоре стрельба затихает, и к двенадцати часам дня над Карамахи развевается российский флаг.
Еще утром капитан Пермяков принес новости с КНП, что, по данным разведки, большинство боевиков ночью покинуло село и сейчас идет "зачистка".
– А сегодня стрелять будем? – спросил кто-то из танкистов.
– Скажут – будем, ответил капитан. – Ждем команды. Саня, пойдем до дома дойдем, спецы на чай звали.
Во дворе недостроенного дома дымился небольшой костерок. Над тлеющими углями на кирпичах стоял закопченный чайник и выпускал из носика тонкую струю пара.
– О, танкисты! – обрадовался лейтенант-разведчик Тарас. – С праздником! У вас же сегодня День Танкиста?
– Бля, точно! Второе воскресенье сентября, – хлопнул себя по лбу Пермяков. – Саша, вот мы, бля… И не помним!
– Привет, – из дома вышли еще двое "спецов".
– Присаживайтесь, чай пить будем, – Тарас расставлял на большой деревянный ящик разнокалиберные чашки и пиалы.
– Мужики, праздник наш, а нам вас даже угостить нечем, – расстроенно сказал капитан, – водка кончилась давно, а взять негде.
– Да это не ваша забота. – хлопнул его по плечу майор. – Оставим банкет на вечер, а сейчас чай.
До вечера среди бойцов всех подразделений только и разговоров – закончилось всё или нет? По слухам, сёла наши, боевики разбиты, часть ушла в горы, в сторону Чечни.
В это время шла "зачистка" Карамахи и Чабанмахи – бойцы внутренних войск и спецназа обследовали территорию сёл. В ходе неё были обнаружены десятки тысяч патронов, гранат, мин, самодельных минометов и ракетных установок. Рядом с убитыми боевиками находили современные ручные гранатометы 1999 года выпуска, переносные зенитно-ракетные комплексы "Игла", предназначенные для поражения самолетов. Подземные склады и бункеры забиты военным имуществом и снаряжением, преимущественно НАТОвского образца, продуктами и медикаментами. Кучи экстремистской литература на арабском языке, шприцы, наркотики. К вечеру войска отошли от дальних окраин ближе к Кадару, вернулись на свои прежние позиции.
Когда почти стемнело и на чернеющем небе стали появляться первые звезды, с КНП вновь спустился знакомый подпол-ВВшник. Было видно, что он немного "навеселе" – победа, как-никак.
«Ну что, танкисты, – сказал он построенным позади танков экипажам, – в честь вашего праздничка еще несколько выстрелов сделаем, а то на дальнем конце села какое-то движение подозрительное. Наших там точно нет. Ты, – указал он пальцем на лейтенанта Щербакова, – тоже танк заводи, сейчас твоей "луной" светить будем, куда стрелять. Остальным целить, куда будет указывать луч, стрелять по команде».
Все три танка грохотали двигателями, став на свои боевые позиции и опустив пушки в сторону безмолвно темнеющего села. Подпол залез на место наводчика в командирский 157-й и включил тумблер большой фары "Луны" со снятым черным стеклом. Мощный луч прорезал ночное пространство, высветив яркое пятно на противоположных склонах. Медленно водя башней, ВВшник выискивал одному ему известный ориентир. Танки, находящиеся по обеим сторонам от 157-го, также медленно водили пушками, следя за белой трубой света. Наконец луч остановился на каком-то полуразрушенном доме с одиноко торчащим деревом.
«Огонь!» – скомандовал подполковник, и оба танка одновременно выстрелили, посылая снаряды в подсвеченную в прямом смысле цель. Затем новая цель и опять выстрелы. Луч был виден отовсюду, из Кадара, спрятанного за вершиной, он походил на толстую белую нить, одним концом бегающую по дальним склонам Карамахи, периодически вспыхивая на том же дальнем конце взрывами. Когда танки выпустили по десятку снарядов, подпол в последний раз навел лучом на очередное строение: «А теперь заключительный аккорд. В честь Дня танкиста, по грёбаным ваххабитам, огонь!»
Танки в последний раз синхронно грянули выстрелами и, отъехав на запасные позиции, заглушили двигатели.
На часах восемь вечера, ночь и непривычная звенящая тишина.
– Если что, я в домике у спецов, – сказал Щербаков Кравченко. – Смотрите не нажритесь тут в честь праздника.
– Да товарищ лейтенант, что жрать-то? У нас нет ничего.
– Знаю я вас, вы ведь, если надо, всё найдете, – и Александр зашагал в сторону пристанища разведчиков.
В домике ждал накрытый стол. На двух застеленых газетой деревянных ящиках консервы сухпая, свежие помидоры, огурцы, лаваш, нарезанное тонкими ломтиками сало и пара бутылок водки.
– Бля, мужики, откуда? – переступив порог, капитан Пермяков развел руками, увидев такое богатство.
– Заходите, заходите, – в комнате за столом сидели все пятеро спецназовцев.
– У нас тут для вас подарки скромные, – протягивая руку танкистам, сказал майор Александр, пряча улыбку в усы, – тематические…
Тем временем тёзка Сашки скрылся в дверном проеме другой комнаты и через минуту вынес две книги, одна поменьше, синяя, богато украшенная арабским орнаментом, вторая побольше, зеленая, с золотым теснением на обложке. – Товарищи танкисты, поздравляем вас с вашим праздником. Как говорится, лучший подарок – это книга, хотя вряд ли вы что в ней прочитаете, – и он вручил синюю книжку Пермякову, а зеленую Сашке. – Это Коран. Вам на память.
– Спасибо! Вот это точно память! – Александр пожал руку разведчикам, к нему присоединился Олег. Лейтенант, усевшись за стол, полистал толстый талмуд с испещрёнными непонятной арабской вязью страницами.
– Сзади открой, у арабов там в книгах начало и читают они задом наперед, – сказал Тарас. – Мы там подписали.
Открыв заднюю страницу, Сашка увидел две надписи, сделанные синей шариковой ручкой: "Танкисту Александру от Александра-разведчика в День Танковых Войск! п.Кадар 12 сентября 1999г." и "Саша! С первым твоим праздником! Счастья, боевой удачи! Тарас".
– Тарас, а ты же говорил, что арабский знаешь? – спросил Александр, вспомнив, что у Тараса, закончившего Рязанское десантное училище, вторая военная специальность военный переводчик.
– Ну мало-мало понимаю, а что?
– Можешь мне по-арабски написать "Карамахи", "Чабанмахи" и "Кадар".
– Давай попробую, – и Тарас накарябал в Коране странные загогулины, обозначающие на арабском названия этих населенных пунктов.
– Может, хватит писаниной заниматься? – сказал тезка Александра, усатый майор. – Праздник сегодня, или где? Наливай давай!
У Сашки совершенно вылетело из головы, что в 21:00 нужно выходить на связь с командиром роты и остальными командирами взводов. Да и не до этого – с новыми боевыми товарищами было так здорово. Танкисты и спецы пили водку "за бронетанковые войска", "боевую дружбу", "за погибших" и "победу", вспоминали последние дни, шутили, рассказывали смешные истории и анекдоты. Часов в одиннадцать вечера, когда откуда-то появилась третья бутылка, Щербаков выбрался из дома подышать свежим воздухом. На плече висел тяжелый АКС, с ним Александр теперь не расставался. «А не пострелять ли мне из автомата напоследок? – подумал он. – А то всё, война кончилась, теперь, поди, домой поедем, когда еще стрельнуть придется», – и он, спотыкаясь в темноте, зашагал в сторону темнеющих танков. Проходя мимо своего 157-го, Сашка никого не увидел. «Пьют где-то, суки», – мелькнула мысль в его голове, и лейтенант побрел дальше. На краю обрыва он улегся в сухую траву, передернув затвор, направил автомат в черную пустоту. Кое-где мерцали непогасшие за день очаги пожаров, и Александр выпустил длинную очередь в сторону одного из этих краснеющих пятен, затем еще. Зеленые и малиновые звезды трассирующих пуль вылетали из вспыхивающего ствола, стремительно падая в темноту…
В пять часов утра, когда над Карамахи моросил холодный осенний дождь, в Москве произошел очередной теракт. Восьмиэтажный кирпичный дом на Каширском шоссе полностью разрушил взрыв более трехсот килограммов тротила. Под его обломками погибли почти все находившиеся в нём жильцы – 124 человека.
Прощайте, горы
Проснулся Александр утром на трансмиссии своего танка, прикрытый сверху толстым спальником. Рука онемела от накрученного на неё ремня автомата, а голова трещала, как будто в ней шли бои. Солнце бросало свои лучи вниз сквозь летящие облака, пытаясь высушить мокрую от ночного дождя землю. Рядом сидел Кравченко с такими же красными, как у Щербакова, глазами и следами похмелья на круглом небритом лице. «Бухали всё-таки», —проползла мысль в тяжелой голове лейтенанта.
Вскоре к танку подошли спецназовцы Тарас с Александром.
– Живой, Саша? – спросил усатый тезка.
– Живой, башка только раскалывается, – водка, может, "паленая", – Щербаков приложил к больной голове прохладный поддон, оставшийся от заряда.
– Да хер его знает, брали в Махачкале… Слушай, Саш, ты нам вчера патронов к нашему "Взломщику" обещал, всё равно не пользуешься.
– Обещал?
– Ага. У тебя же там лента на сто штук. Дай хотя бы десяток.
– Мужики, забирайте все сто. Вам нужнее.
К обеду небо заволокло низкими тучами и зарядила нудная мелкая изморось. Со стороны Кадара показался танк командира роты. Разбрасывая раскисшую рыжую глину, он лихо затормозил перед опустившими в сторону молчащего Карамахи пушки танками. Из люка механика выглядывало перепачканное грязью лицо Гаврика, а на башне из своего люка по пояс торчал жилистый Абдулов. На груди Олега рядом с нагрудным знаком "Гвардия" старого образца, похожего на орден, красовался еще один – темно-бордовый крест с мечами и Святым Георгием в центре. Не дожидаясь рапорта Щербакова, он приказал срочно собираться и следовать за ним в сторону Кадара, где уже выстраивалась для очередного марш-броска колонна мотострелкового батальона.
– Здесь у нас больше дел никаких, – сказал построенным танкистам Абдулов. – Следуем в Буйнакск на полигон "Дальний".
– Как же снаряд у меня в стволе? Вдруг выстрелит? Или взорвётся? – сказал Щербаков.
– Ничего ему не будет. Приедем на полигон, там разберемся.
– А что это у тебя за орден такой красивый? – указал взглядом на крест Щербаков.
– Это не орден, это ВВ-шный нагрудный знак "За отличие в службе", но во внутренних войсках они его чуть ли не за орден считают. Это за взаимодействие с войсками МВД.
– Красивый, – с завистью сказал Сашка.
– Саша, не ссы, всем, кто здесь был, такой вручат. Позже. Ты чего на связь вчера не выходил?
– Я выходил, – соврал Щербаков, – но никого не услышал. Гора, наверно, мешает.
– Ну может, и гора, – Абдулов кинул подозрительный взгляд на лейтенанта. – Давайте быстрей.
Со спецами не удалось попрощаться, отчего Щербакову стало очень грустно. Он так сдружился за эти дни с простыми ребятами-спецназовцами, вместе с ними действительно смело можно было "идти в разведку". Забрав ленту с патронами, спецы отнесли её в свой домик, а затем все пятеро удалились в сторону покрытых туманом гор на очередное задание. Последним в группе шел Тарас, за его спиной глядел в серое небо квадратным набалдашником ствола "Взломщик".
Сборы оказались недолгими. Минут через пятнадцать, ревя двигателями, Т-72Б месили грязь, едва поспевая за летящим по волнам разбитой дороги танком ротного. У Кадара зеленой змеёй вытянулась бронетехника батальона – "шишарики", заправщики, САУ и полумертвые БТРы. Многие бронетранспортеры опять прицепили на буксир к танкам и самоходным установкам. Вскоре колонна двинулась по уходящей вниз извилистой раскисшей дороге, петляя между горных склонов, поросших жухлой травой и корявыми деревцами.
На душе было тягостно, а серое небо с нудным дождем полностью соответствовало настроению. Щербаков сидел на узкой спинке своего сиденья, наполовину высунувшись из люка, с тоской глядя на унылые серые горы, покрытые туманом. Его танковый комбинезон вскоре промок и превратился из светло-желтого в темно-горчичный. Колонна то и дело останавливалась – кто-то забуксовал в грязной жиже. Иногда машины приходилось вытаскивать с помощью гусеничной техники. Одни только танки и САУ в помощи не нуждались.
Техника долго петляла между отрогов и к вечеру въехала в селение с названием Доргели. Небо по-прежнему затянуто тучами, и дождь периодически проливался на колонну, громыхающую по разбитому асфальту. На выезде из села, сразу за указателем с надписью "Буйнакск – 20 км", машины стали съезжать на проселочную дорогу, ведущую к огромной поляне. На ней уже расположилась часть техники батальона, прибывшая из Верхнего Дженгутая, где ранее располагался его штаб.
На обрывистом берегу горной речки стояли танки второго танкового взвода, чуть дальше виднелась большая штабная палатка. Танки повзводно выстроились на берегу. Не глуша двигатели, танкисты вылезли на трансмиссии сушить промокшую одежду. Горячий воздух, выдуваемый сквозь жалюзи на корме танка, в считанные минуты, словно гигантским феном, высушил их комбинезоны, штаны и портянки. Пехоте приходилось гораздо хуже, сушиться они могли только у костра, развести который можно с большим трудом – ветки, дрова, всё, что могло гореть – мокрое от почти непрекращающегося дождя.
Когда совсем стемнело, офицеры-танкисты собрались на трансмиссии танка командира роты. В темноте слышалось журчание горной реки. Лейтенанты сидели, разговаривали, ели холодный сухпай. Щербаков и Прошкин возбужденно делились впечатлениями о недавних событиях, иногда свою «пару слов» вставлял Абдулов, меньше всех говорил Круглов. Вадим очень переживал, что ему пришлось стоять в Верхнем Дженгутае со штабом батальона, а не громить боевиков в Карамахи и Чабанмахи. По его рассказу, комбат Бельский решил взять себе пару танков на охрану штаба, и выбор пал на взвод Круглова. В результате танки стояли рядом со штабной палаткой, вместо того чтобы помогать остальным обстреливать ваххабитские села. Причем Бельский на вопрос приехавших с проверкой в Дженгутай генералов заявил, что танки находятся здесь по причине ремонта. Под "раздачу" попал Круглов, заявивший генералам, что танки у него в порядке и хоть сейчас могут идти в бой и что все вопросы, почему он тут "протирает штаны" – к майору Бельскому. В результате дело с танками Бельский как-то замял, а Вадим так и остался там стоять до окончания боевых действий.
Буйнакск. Полигон "Дальний"
С утра разведка на БРДМе выехала в сторону Буйнакска, а батальон стал готовиться к очередному марш-броску до полигона "Дальний", находящегося в тридцати с лишним километрах от Доргели. Туман перемежался с дождем, иногда на мгновенья сквозь низкие облака выглядывало солнце. Вчерашний шум реки куда-то пропал. Щербаков подошел к краю обрыва и вместо воды увидел лишь отполированные ей серые камни, устилающие дно. Стекая с покрытых снегом вершин, за ночь река замерзла высоко в горах.
Колонна выстроилась в прежнем порядке, ожидая команды к выдвижению. Опять доносилось журчание растаявшей воды из наполненного русла, но техника всё стояла на раскисшей от дождя грунтовке. Разведчики вернулись только к вечеру – по дороге назад "бардак" сломался, а рация "не доставала" – сигнал терялся за горными вершинами. Движения начали, когда дневной свет начал меркнуть. На танк к Щербакову попросился старшина одной из мотострелковых рот, прапорщик Лёха Кадеев. Худощавый, в тяжелом бронежилете и каске, весь мокрый до нитки, он подошел к готовому тронуться танку.
– Лейтенант! – закричал он, задрав голову. – Возьми меня на танк.
– Куда я тебя дену? – Щербаков посмотрел сверху вниз на стоящего в грязи прапора, на его грязное лицо и мокрые от дождя светлые усики. – Если только на трансмиссию?
– Да пофиг, хоть куда!
Прапорщик Кадеев забрался на танк, оставляя после себя грязные глиняные полосы, и присел на трансмиссию, ухватившись за станину НСВТ. Колонна тронулась, качая пушками, танки поднимались с проселка на разбитый асфальт и поворачивали в сторону Буйнакска. В стволе до сих пор лежали заряд и снаряд – клин затвора решили разобрать и почистить на полигоне. Сашка надеялся, что выстрела в движении не произойдёт и до полигона «дотянем». Вновь пошел дождь, в лучах фар мелькали его косые струи. Щербаков вглядывался в темноту, но лишь красные огни стоп-сигналов мелькали впереди, сидящего под дождем насквозь мокрого прапорщика освещали фары идущего сзади танка. На одном из ухабов разбитой дороги проволочка, вставленная между зубьями сломанного подъемного механизма пулемета и держащая НСВТ в горизонтальном положении, вылетела, и его ствол со всей силы обрушился на голову Кадеева, грохнув по каске с противным металлическим звуком. Это очень рассмешило продрогшего Щербакова, он давился от смеха, но Кадеев, поправляющий каску и теперь держащийся за смотревший вниз ствол пулемета, не слышал ничего, кроме грохота танкового дизеля.
Ночью колонна прошла по окраинам Буйнакска, мимо полосатых красно-белых бетонных блоков, лежащих поперек дороги у темных блокпостов, ощетинившихся колючей проволокой, укрепленных бетонными плитами и мешками с песком. Многоэтажки со светящимися кое-где желтыми огоньками окон проплывали слева и вскоре остались далеко позади. Еще километров через десять колонна свернула в сторону светящихся вдали фонарей и вскоре въезжала на территорию буйнакского полигона "Дальний".
В танках встретили серый рассвет. Вокруг простиралось огромное поле, поросшее мокрой пожухлой травой и со всех сторон окруженное еле видимыми в наплывающем тумане горами. Вдали темнели какие-то строения, относящиеся к полигону. Солнца не видно за низкими тучами, периодически брызгающими мелкой изморосью. После завтрака, состоящего из надоевшего сухпая, пришел старлей Круглов и комроты Абдулов. Они залезли в танк и долго стучали внутри башни увесистой кувалдой. Наконец из люка показался Абдулов, держа в руках коричневый заряд, тускло блеснувший дюралюминиевым дном. Комроты бросил его с высоты башни в мокрую траву.
– Ну что, Саня, давай клин затвора разбирать, – сказал выбравшийся за Олегом на башню Вадим.
– Да я не умею, – ответил Щербаков.
– Не боись, щас научим. Бери кувалду и залазь на своё место.
– Чтобы его вынуть, нужно выбить стопор. Видишь вон тот штуцер? Долбани по нем снизу кувалдой! – Вадим показал забравшемуся в башню Сашке на одну из деталек. Щербаков нащупал в полутьме торчащий сбоку затвора металлический цилиндрик и слегка ударил по нему тяжелым молотком.
– Сильнее давай, пару раз стукни! – Круглов засунул голову в командирский люк.
Александр отвел кувалду подальше, насколько это возможно в тесной башне, и со всей силы ударил по штуцеру, который вылетел из своего места и повис на тонкой цепочке.
– Вот, молодец! А теперь Кравченко и Обухов залазят и потихоньку вытаскивают затвор, – резюмировал Круглов. – Осторожно руки-ноги – семьдесят три килограмма всё-таки…
Пока механик с наводчиком отчищали нагар с деталей разобранного и разложенного на трансмиссии затвора, Щербаков с Кругловым сидели на башне, ежась от сырого ветра и вспоминали студенческие годы и военную кафедру.
– А знаешь, как я огневую подготовку сдавал Иволгину? – спросил Щербаков. – Я же ему все плакаты рисовал в аудиториях. Пришел на экзамен, вытянул билет, а Иволгин мне и говорит: "Хороший у тебя костюм, Щербаков. Зеленый. Стало быть "пять" за экзамен".
– Да я вижу, как ты сдавал. Клин вон разбирать не умеешь.
– Вадим, ну ты что ли умел когда разбирать?
– Да ладно, шучу. Конечно, и я не умел. Меня весной на дивизионных учениях капитан Холодцов научил…
Наконец все детали отчистили, оттерли соляркой, смазали и клин затвора поставили на место. Чтобы проверить работоспособность затвора и, наконец, разрядить ствол, танк отъехал вперед на танковую директрису. Вручную зарядили заряд и выстрелили «залежавшийся» снаряд в сторону близких предгорий. Всё работало отлично, как и прежде.
Остаток дня тянулся нудно – всё время моросил дождь, и все старались спрятаться от него под любым укрытием. Танкисты сидели в танках, наглухо закрыв люки, пехота в БТРах, "шишариках" – везде, где есть крыша и холодная вода не льет за шиворот. Что будет дальше – никто не знал. По батальону поползли слухи, мол, скоро едем домой, скорее всего, погрузимся в Манаскенте и "прощай, Дагестан". Но подтверждений этому никакого. Солнце так ни разу и не показалась, скрытое свинцовыми тучами, на полигон медленно опустилась ночь, окутанная туманом и срывающимся дождем.