Флосенберг медленно курил и долго смотрел как работает Богданов. Потом он позвал Шацкого и начал нервно что-то ему говорить, показывая указательным пальцем в сторону траншеи. Богданов не понимал, что говорит Флосенберг, но по виду Шацкого, который молча смотрел в землю и кивал, почуял неладное.
Через минуту Флосенберг докурил и стрельнул окурком в сторону Богданова. Окурок, из-за встречного ветра, не пролетел даже метра и упал рядом с Шацким. Флосенберг демонстративно плюнул на землю и не торопясь пошёл дальше по земляному валу осматривать траншею. Шацкий покорно глядел вслед медленно идущему Флосенбергу. Убедившись, что он увлечён осмотром траншеи, Шацкий незаметно подобрал окурок и быстро его докурил.
Тень, от заходящего за горизонт солнца, медленно поднималась по стене траншеи, в которой Богданов махал киркой уже из последних сил. Ему было девятнадцать лет, он рос хилым мальчишкой, но от ужаса, который всех настиг, он не прятался. Бог не дал Богданову крепкого здоровья, но, как оказалось, дал бесстрашие. Зрелый человек объяснил бы его отвагу детской глупостью. Богданов геройствовал несколько месяцев, и чудом оставшись в живых, теперь третью неделю не расставался с киркой.
Над лесом на небе появилась первая звезда. Шацкий громко закричал, чтобы все сдавали инструмент и строились в колонну по три. Очередной тяжёлый день был окончен. Богданов, шатаясь от усталости, шёл вместе со всеми в неровном строю в свой барак. Бесстрашие с каждым днём улетучивалось, как и силы, которые так необходимы, чтобы иметь шанс. Этот рабочий день закончился и Богданов по-прежнему живой.
