000
ОтложитьЧитал
– Хорошо, – усмехнулся Иоханн, подняв бокал, – выпьем за добрую сделку. Надеюсь вы меня не обманываете.
Они подняли бокалы и одним махом выпили до самого дна. Генрих
махнул на Эдиту рукой, позволяя ей уйти. Она тут же вылетела из комнаты.
Взбежала по ступенькам, под её ногами скрипели половицы, глаза горели непролитыми слезами, а тело колотилось в дрожи ужаса.
Громко захлопнула за собой дверь и подбежала к зеркалу. Оно было мутным и подбитым с одной стороны. Смотрела на свое отображение, шумно дыша. Она сама себе напоминала загнанную лошадь.
Широко распахнутые глаза, в полумраке они казались темнее ночи, растрёпанные волосы. В глубоких вдохах грудь поднималась, а на шее была испарина.
Девушка резким движением попыталась сдернуть с шеи нить жемчуга. Та заскрипела, оставила на пальцах красную полосу, но осталась на шее. Рассерженно замычала и сдернула ленты и заколки с волос.
Волосы упали тяжелыми волнами на плечи.
Дверь едва слышно скрипнула и Эдита испуганно замерла. Бросила короткий и быстрый взгляд через зеркало на дверной проем. В комнату прокралась маленькая фигура, а за ней тихо закрылась дверь.
Эдита тут же натянула на губы улыбку. Повернулась к своей младшей сестренке.
Сесилии было всего семь лет. Она казалась маленьким ангелом. Голову венчали светлые кудри, но глаза были не голубыми, как положено ангелу, а темными.
– Сесилия, – повернувшись к сестре и присев на корточки, сказала Эдита.
Она искренне любила малышку. Эдита практически вырастила её, едва ли не была её матерью.
В груди было тепло и разливалась нежность при взгляде на юную девчушку и на наивность в её глазах.
– Эдита, – плаксиво сказала младшая, подходя ближе. Наивно тянула руки и вцепилась в кружева платья, глядя вверх, заглядывая в глаза старшей сестры, – Аннет сказала, что ты бросаешь нас. Что ты выходишь замуж и больше не вернешься.
– Глупости, – мягко улыбнувшись, погладив пухлую щечку младшей, ответила, – я выхожу замуж, но вас не бросаю. Ты же моя любимая сестренка. Как я могу тебя бросить?
Шутливо поцеловала пухлые щечки, веки, лоб и шейку. Целовала волосы, а Сесилия совсем по-детски хихикала. Пыталась увернуться, говоря, что ей щекотно. Но лучилась счастьем и любовью от ласкового прикосновения и утешительных слов.
Эдита прижала малышку к себе, вдыхая запах её волос, блаженно прикрыв глаза.
«Наверное, – подумала она, – именно такую любовь чувствуют матеря к своим детям.»
Эдита немного отодвинулась и положила ладони на щеки Сесилии, заставляя смотреть себе в глаза. Внимательно вглядывалась в глаза младшей сестры, стараясь рассмотреть там оставшиеся сомнение.
Заговорила едва громче шепота. В откровенности громкие слова – лишнее. Слова любви Эдита всегда ласково нашептывала.
– Я ухожу в другой дом, но всегда буду любить тебя. Я буду навещать тебя и ты всегда сможешь прийти ко мне. Запомнишь, моя птичка?
– Да, сестра, – слишком серьезно, от чего было смешно, кивнула Сесилия.
Они немного помолчали. На тумбе трепещал огонь свечи, отбрасывал чудные тени, искаженные и мрачные. Если прислушаться можно было услышать шепот огня.
За окном наступала ночь.
Там затихали голоса благочестивых горожан – они разбредались по своим ветхим домишках. Теперь там начинали звучать голоса пьяниц и разбойников. Некоторые женщины в ярких или же потрёпанных платьях пьяно хохотали, выходя из таверн в обнимку с такими же пьяными мужчинами.
Дом семьи Кантуэлл был в странном месте. С одной стороны в шаговой доступности шумная таверна, там всегда в ночи звучали песни, с другой стороны огороженное забором кладбище. Возвышались серые камни с вырезанными на них именами, кое-где кресты.
А дальше – лес. За ним горы. Лес и горы отрезали их маленький городок от остального мира.
– Это значит, – задумчиво нахмурившись, глядя куда-то в пол, заговорила Сесислия, – Аннет мне соврала?
– Нет-нет, совсем нет, – погладив сестру по мягким волосам, едва слышно сказала Эдита с нежной улыбой, – она просто не так объяснила.
Сесилия была наивной и совсем маленькой, Эдита не хотела, чтобы в её сердце зародилось недоверие к людям и осознание, что в некоторых душах проросли зерна злорадства, обмана и жестокости.
А Аннет была такой. Ей было одиннадцать, но она была той сестрой, которую Эдита не любила больше всего. Но отец, напротив, обожал её. Будто не видел в её глазах злобы и притворства.
Она была тем, кто из вредности тянет за волосы, а после наивно округляет глаза и говорит, что совершенно случайно.
Эдита старалась не держать зла на Аннет из-за её насмешек над Сесилией и из-за того, как она играет на чувствах малышки. Повторяла себе, что девушка все это делает из-за ревнивости. Она хотела всем нравиться, хотела, чтобы вся любовь была положена к её ногам.
Ей было мало внимания, было мало нежности и любви.
Но Эдита могла подарить ей только строгость, а отец не был способен демонстрировать любовь.
Катерина слишком строга в своём нраве, чтобы обнять, Роза сама ребенок. От того Аннет осталась обделённой лаской.
Эдита старалась это понять, пыталась заставить в своем сердце зародиться любви к младшей сестре. Но все её нутро сопротивлялось.
Аннет была красива и нет никого опасней девушки, что знает о своей красоте.
Она пыталась казаться взрослее, чем есть. Улыбалась одними уголками губ в какой-то кошачьей, заигрывающей улыбке, а в жестах появлялись признаки будущей кокетки. Отец это мастерски не замечал и приводил Аннет в пример остальным своим дочерям.
– Сестра, – шепнула Сесилия и Эдита вздрогнула, вынырнув из собственных мыслей. Тут же улыбнулась, по-матерински глядя на младшую, – я хочу тебе кое-что подарить.
– Да? – игриво спросила Эдита. – Что это? Может твои маленькие пальчики?
Старшая сестра шутливо схватила маленькую ручку и попыталась прикусить крошечные, тоненькие пальчики. Сесилия совсем по-детски захохотала, стараясь увернуться, отобрать собственную руку. Эдита же игриво щелкала зубами.
Подняла малышку на руки и та захохотала, забившись в чужих объятиях. Запрокинула голову в смехе, от чего светлый ореол волос казалось светился каким-то райским пламенем. Эдита, прикрыв глаза, потерлась носом об мягкую, пухленькую щечку.
А после тяжело плюхнулась на собственную кровать, чередуя смешки с тяжелым дыханием.
Сесилия росла, становилась тяжелее. Теперь поднимать её на руки было не так легко, как прежде.
Эдита посадила младшую сестру рядом, на старый, колючий, коричневый плед. Девочка же ярко улыбалась, позабавленная игрой. В её темных глазах отображался свет свечи.
– Вот! – гордо заявила Сесилия, выудив из-за шиворота распятие.
Протянула его сестре. На ладони лежало обычное, деревянное, немного грубое распятие. Черная, жёсткая нитка свисала с руки. Крест казался слишком большим для детской ручки.
– Мисс Фрэмптон сказала, что ты будешь скучать и тебе нужно какое-то напоминание обо мне. А ещё она сказала, что в новом доме тебе понадобиться помощь Господа. Я хочу, чтобы ты была в безопасности.
– Моя птичка, – едва ли не плача от нежности, тихо шепнула Эдита, – спасибо тебе. Я буду дорожить им.
Старшая сестра забрала с ладони младшей распятие и крепко сжала в кулаке. Острые грани надавили на ладонь, но это была приятная боль. Боль воспоминаний.
Ей казалось, что оно тепло от детской ручки её сестры.
В коридоре послышались тяжелые шаги и Сесилия, как самая настоящая птичка встрепенулась. Дёрнулась и испуганно глянула на дверь, а после на старшую сестру. Отец запрещал в позднее время девочкам находиться не в своих комнатах.
– Беги-беги, – ласково, едва слышно шепнула Эдита.
Сесилия тут же спрыгнула с кровати и побежала к выходу из комнаты. На её волосах сверкнуло отображения огня свечи, они казалось, вспыхнули. Маленькие ножки затопали. За девочкой едва слышно захлопнулась дверь.
Эдита же поднялась с кровати. Как-то медленно, по-старчески. Она казалась себе невыносимо старой. Будто ей шла не шестнадцатая весна, а сороковая.
Ей казалось, что её сердце и душа стары и усталы.
Эдита, сжимая в руке распятие, подошла к окну. За стеклом мрак, а на небе полная, серебрённая луна.
Девушка глядела вперед: на горизонт, где встречается лес и горы, где сплетается земля и звездное небо. Звезды казались драгоценными камнями.
Река чернела, таверна содрогалась музыкой и хохотам, а кладбище было черно. Оно казалось замершим во времени.
Девушка посмотрела на распятие в своей руке, а после надела его на собственную шею. Оно тяжело приземлилось на её грудь.
Дернулась, когда черный, крупный ворон взлетел с креста на кладбище. Забил крыльями, взлетая. Каркал и кружился мрачной тенью. Эдита глядела на него, чувствуя странный трепет.
«Господи, прошу, спаси мою душу, – мысленно заговорила Эдита, – прошу, даруй мне счастье и любовь. Прости мои грехи и убереги меня. Если я не достойна твоей милости, прошу, смилуйся над моими сестрами. Даруй Сесилии счастье. Она ведь так юна и добра. Даруй Катерине счастье и любовь, Розе взаимность, а Аннет доброту и понимание».
Глава 2
Эдите было сложно дышать. Корсет передавливал талию, поднимал грудь выше. Казалось, смещал ребра. Лицо закрывала вуаль, усыпанная, как небо звездами, кружевом. Под ней её лицо казалось невинным, каким-то ангельским.
Она стояла перед священником в своем наряде, глядя в землю, в скромном жесте. По правую руку от нее Иоханн, в своей строгости и суровости. Его лицо было полно безразличия. А вокруг запах ладана.
Множество свечей, их пламя жадно сжирало воздух. Девушке казалось, что вместо воздуха – запах церкви. Голова кружилась, а тело дрожало. Она думала, что ещё несколько мгновений и она потеряет сознание.
Священник громко и гулко зачитывал привычные слова. На его лице безразличие или же одухотворенность. На груди, в корсете, Эдита спрятала простое деревянное распятие, подаренное ей Сесилией.
Она подцепила вуаль, откидывая её назад. На лице девушки играли всполохи свечей, делая её прелестной. Свет играл в бороде Иоханна, она отливала серебром, а темные пряди выделялись ещё больше.
Девушка протянула дрожащую руку и Иоханн торжественно водрузил на её палец тяжелое кольцо с крупным, зленым камнем. Кольцо было по размеру, но казалось ужасно большим и тяжелым.
Эдита бросила короткий взгляд на свою семью. На свою бывшую семью. На сестер в самых нарядны платьях и гордого отца. Он выглядел торжественным.
Катерина смотрела с какой-то печалью – она все понимала. Поджимала губы, казалось, мысленно читая молитвы. Роза выглядела счастливой. Добрая и милая. Верящая, что это торжество заключается по любви, а не по желанию Генриха и мистера Эшби.
Сесилия казалась растроганной и печальной. Совсем ребенок. Она верила, что старшая сестра всегда будет рядом. Для детей, когда их сестра уходит в другую семью – это сравнимо с чем-то сродни смерти.
Аннет была недовольна. Эдита едва заметно, горько улыбнулась, встретившись взглядом с Аннет. Та была полна ревности. Считала, что состояние Иоханна повод для завести. Аннет всегда любила дорогие вещи.
«Глупый ребенок», – печально подумала Эдита.
На торжество собралось много людей. Мистер Эшби был уважаемым членом общества. Успешным торговцем, чье расположение хотели получить многие. Уважаемым прихожанином.
Считали, что он строг, но благочестив. Ему сочувствовали. Его прошлая жена не смогла подарить ему ребенка. Была с довольно состоятельной семьи, удвоила состояние Иоханна, но умерла при неудачных родах.
Для него было ужасней всего, что родился мальчик. Но дитя не сделало ни вдоха. Его похоронили на груди матери. Совсем молодой девушки. Ей было едва двадцать.
Она была хрупкой и болезненной, никто не удивился, что она не смогла даровать наследника.
Иоханну сочувствовали лишь из-за того, что погиб ребенок.
Венчание перешло в пышное торжество. Накрыли длинный деревянный стол, он был полон яств и алкоголя. Не прошло и получаса, как многие напились, залившись вином и элем. Громко шутили, выкрывали похабности и напевали какие-то песни и стишки. Гоготали, а дети стыдливо глядели в стол.
Эдита все ещё тяжело дышала. Корсет был уж больно узок. Её подташнивало и она лишь для приличия съела парочку кусочков предложенного. Отпила глоток бордово-красного вина. Оно было со специями, густое, наполнило теплом грудь.
Иоханн тоже практически не ел. Гордо сидел во главе стола, не глядя на свою теперь жену. Холодно улыбался некоторым подходящим к нему гостям. В этой улыбке не было доброты. Кивал на подхалимские фразы и поздравления.
Многие, почему-то решили, что на торжестве он станет более добр и глуп, от того ненавязчиво начинали говорить о торговле, расхваливая его способности и его юную жену.
Эдита держала в руке бокал, глядя в темноту вина, пропуская слова мимо ушей. Её злило, что эти люди говорили, будто она не может их услышать. Будто она красивое, новое приобретение.
Они поглядывали на неё, а после улыбались Иоханну, громко объявляя: «поздравляю, вы заполучили настоящую красавицу! Надеюсь она сможет подарить вам сына и будет послушной!».
«Я не пес, чтобы быть послушной!», – хотела сказать громко, во всеуслышание.
За одним подходил второй, за вторым третий. Эдита тяжело вздохнула, разглядывая свое кольцо на пальце. Оно переливалось, блестело, как маленькая зеленная звезда.
– Мистер Эшби, – девушка резко подняла голову, глядя на своего отца.
Ей показалось, что её сердце сжалось. Рядом с ним стояла Катерина. У Генриха была заискивающая улыбка, а лицо сестры привычно искажала строгость.
– Мои вам поздравления, – едва заметно кланяясь.
Эдита смотрела на отца, не отрывала взгляда от его лице, мысленно прося, чтобы он бросил на неё хотя бы взгляд. В горле стоял ком, она хотела увидеть в его глазах любовь и сожаление. Но видела лишь заискивающую благодарность направленную на Иоханна, – мы вам очень благодарны за ваши дары.
Иоханн величественно кивнул, а Эдите показалось, что её сердце разбилось.
Ей захотелось сорвать кольцо и отбросить подальше, лишь бы не видеть этого очевидного доказательства, что её жизнь можно купить за несколько блестящих монеток и побрякушек.
– Сестра, – уверенно обратилась к Эдите Катерина.
Она тут же подняла на неё взгляд, глядя с какой-то тоской.
– Не забывай о нас.
– Не забуду, – тоскливо глядя на родные черты, ответила миссис Эшби.
Они ушли на свои места, к остальным сестрам. А к Иоханну вновь зачастили гости, поздравляя и выпрашивая его милость, расхваливая красоту Эдиты. Будто думали, что это заставить Иоханна быть более благодушным к ним.
Ближе к ночи, когда гости изрядно напились и во всю кричали похабщину, пришло время уходить молодожёнам. Эдита опустила руки под стол, сжимая в кулаках подол своего платья.
Иоханн вцепился ей в локоть и потянул вверх, поднимая на наго. Она задохнулась вдохом, бросив испуганный взгляд на мужчину.
Гости засвистели, выкрикивали шуточки. Девушке хотелось заплакать от стыда.
Она ещё не утратила детскую скромность. И пусть она чувствовала себя невыносимо старой в душе, она была все ещё ребенком. Детям, который верит в спасение, справедливость и может испытать стыд из-за чужих слов.
Она росла домашним цветком, росла пташкой в клетке, изучая мир по книгам. А сейчас она шагала в неизвестность, поддерживаемая за руку своим мужем. Голова кружилась от волнения, ей казалось, что она шагает по облакам, а мир плывет перед глазами.
Голоса, выкрикивающие шутки, были далекими, но оглушающими.
Иоханн был слишком стар, чтобы обращать внимание на чьи-то шутки или же комментарии. Он был строг к себе и окружающим и шутки не вызвали у него стеснения, они вызвали лишь раздражение.
Он испытывал презрение к бедности, к пьянству и разгульному образу жизни.
Ненавидел распутных женщин, считал, что они достойны смерти. Ненавидел сквернословие и прочие грехи.
Всеми силами пытался искоренить в себе слабость к очаровательным дамам. Прикрывал свою любовь к ним ненавистью. Был слишком строг, особенно к очаровательным, юным девушкам из-за того, что они заставляли его сердце, которое, казалось, давно очерствело, биться быстрее.
Они вошли в двухэтажный дом. Эдита видела этот дом давным-давно. Помнит, как пробегала мимо него ещё совсем девчушкой. Тогда он ей казался непреступной, мрачной крепостью, которую охраняет дракон.
Теперь она перешагнула его порог, став его хозяйкой.
Тяжело сглотнула, пробегая взглядом по стенам, картинам и лепнине. Мебель была какая-то претензионная и массивная.
– Мария! – гаркнул Иоханн и Эдита содрогнулась.
К ним тут же прибежала юная девушка. Ей едва было шестнадцать. С большими голубыми, наивно-испуганными глазами и рыжими волнами волос. Она казалась очаровательной. Эдите хотелось погладить по голове эту испуганную девчушку. Она казалась совсем ребенком.
– Проведи новую госпожу Эшби в её комнату. Подготовь её к моему визиту.
Он практически отдернул руку и зашагал к массивному креслу возле камина. В нем потрескивало пламя, вспыхивая ярко оранжевыми и алыми всполохами. Он вытянул ноги вперед, напоминая Эдите собственного отца. Развалился на кресле, но выглядел все так же грозно и серьезно. Казалось, у него нет слабостей. И это пугало.
– Пойдемте, миссис Эшби, – Эдита оторвала взгляд от теперь своего мужа. Содрогнулась от какого-то неприятного чувства. Было непривычно и как-то неприятно слышат это обращение к себе.
Ей казалось, что она обманывает людей, заставляя их обращаться к ней так. От «миссис Эшби» веяло деньгами, властью и величием. А Эдита была юной девушкой-шалуньей, которая совсем недавно воровала яблоки с соседнего двора и шепталась с сестрой в церкви.
Эдите казалось, что она натянуло на дешевое, драное платье дорогую бархатную накидку, пытаясь выдать себя герцогиней или девушкой с голубой кровью. Но когда делает шаг из под накидки выглядывает дранное, коричневое платье, испачканное конным навозом.
Мария последовала на лестницу, поднимаясь на второй этаж. Эдита пошла за ней.
– Твое имя Мария? – едва слышно шепнула новая хозяйка дома.
Мария бросила испуганный взгляд через плечо, огонек лампы, что она держала, задрожал, отбрасывая на стены дрожащую тень. Эдита же мягко, успокаивающе улыбнулась.
– Служанку в моем доме, точнее, в родительском доме, тоже звали Мария. Но ты намного симпатичней.
– Ну, что вы, миссис Эшби? – засмущалась девушка, потупив взгляд, а Эдита едва слышно рассмеялась, вспоминая от этого детского смущения своих младших сестер. Ей уже нравилась эта Мария. Она в своей невинности отвлекала от пугающе-печальных мыслей.
– Вы намного красивее меня.
– Не недооценивай себя, Мария, – мягко сказала Эдита, – и можешь называть меня просто Эдита, когда мы одни.
– Как я могу? – искренне ужаснулась девушка.
– Не волнуйся, это будет нашей тайной, – шепнула миссис Эшби.
– Вы очень добры ко мне, – девушка поклонилась, глядя на Эдиту так, будто та была ангелом, спустившимся с небес.
Эдита думала, что этот дом будет сосредоточением зла. Думала, что все обитатели будут её врагами и её радовало что хоть кто-то был настолько мил. Каким-то непонятным чувством она ощущала, что Мария станет ей близка. Она уже была полна симпатии к юной девушке. Уже воспринимала её, как младшую сестру.
За шестнадцать лет Эдита привыкла быть старшей. Привыкла, что всегда есть кто-то младший о ком она должна заботиться. Это стало её второй натурой.
Мария открыла обычную дверь, широкую и деревянную с массивной металлической ручкой.
Она едва слышно скрипнула и служанка скромно пропустила юную госпожу вперед. Стыдливо опустила взгляд и проскользнула в комнату за Эдитой. Привычно засуетилась, зажигая светильники и свечи. Распахнула шторы и будто не знала, что деться от того затопталась у стула перед зеркалом. Непривычно большим, в доме Кантуэлл не было таких зеркал. Лишь маленькие, слегка подбитые и мутные, спрятанные от отцовского взора.
Здесь же зеркало было в богатой, массивной раме. Вся комната была довольно богата. Балдахин и мягкий ковер. Мягкая мебель в тканях самых модных и современных цветах. Вышитые шторы и картина цветов на стене. Тонкие, хрупкие лепестки с каплями росы. А рама непропорционально крупная, сделанная из золото. Смотрелась как-то парадоксально, не сочеталась с хрупкостью цветов.
Эдита перевела взгляд на окно и ощутила, как сердце упало куда-то в пятки. Все здесь было каким-то несочетающимся, парадоксальным. И с богато украшенной комнатой совсем не сочетались решетка на окне. Она была проста, металлическая и крепкая. Такие бывают в темницах.
Мария, казалось, ощутила её смятение и неловко улыбнулась.
– Я помогу вам переодеться.
– Благодарю, – шепнула Эдита, пытаясь выдавить улыбку.
Замерла без движения, пока Мария бегала вокруг, старательно развязывала корсет. Шнурок натягивался, мешая дышать, когда Мария его тянула, стараясь распутать узлы. Эдита молчала, пристально глядя на решетку на окне.
Миссис Эшби шумно выдохнула, когда стала свободной от корсета. Ей показалось, что все это время она дышала едва ли в половину. А теперь прилив кислорода был столь силен, что даже закружилась голова. Ей показалось, что она потеряет сознание от облегчения.
Мария шустро бегала, складывая вещи, которые ловко снимала с Эдиты. Когда девушка осталась лишь в белой, исподней рубашке, Мария усадила её на пуф и взяла в руки гребень.
Выпутывала из темных волос ленты и украшения, драгоценные камни. Ласково проводила деревянным гребнем по густым, темным прядям, ласково нашептывая восхищения волосами Эдиты. Говорила, что они прекрасны, блестящие и густые. Смотрела на них с искренним обожанием.
Эдита же смотрела на свое отображение в зеркале. В белой исподней рубашке она казалась совсем юной. Хрупкой и аккуратной. Небольшие холмики груди и меж ними висело деревянное распятие, подаренное ей Сесилией. Девушка подняла руку и сжала в кулаке распятие.
Деревянные грани впились до боли в ладонь. Царапали, оставляли темные полосы.
Мария уложила темные пряди волос Эдиты. Они лежали на плечах, падали на грудь. Доставали до самого пояса. Вились волнами, слегка поблескивали в свете огня свечей и светильника.
– Вам что-то ещё нужно?
– Нет, можешь идти, – не глядя на служанку, сказала Эдита.
Девушка неловко топталась за её спиной, в скромности боязливо не поднимала взгляда. Сжимала в кулаках передник, дергала его в какой-то привычной неловкости.
Раскланялась, что-то молвила срывающимся голосом и умчалась с комнаты. Она казалось пыталась быть незаметной, ходила едва ли не на цыпочках, от чего её шаги были почти беззвучными, но походка слегка шаткая, будто девушка вот-вот упадет.
Дверь тихо закрылась, а Эдита поднялась с мягкого пуфа. Сбросила свои туфли, от чего-то хотелось ощутить деревянный пол босыми стопами.
Подошла к окну, глядя на серебряный лик луны. Не отрывала от неё взгляда, сжимая правой рукой распятие на собственной груди.
В свете луны она напоминала призрак. Белая исподняя рубашка, казалось, сверкал каким-то мистическим светом. Девушка была бледна, от чего казалось, что в ней не теплиться жизнь.
Волосы ниспадали на плечи, казались темнее чем они есть, а в глазах отображалось серебро луны. Черты лица искажались из-за теней. Девушка потянула распятие вверх, снимая его, но не выпустила с руки. Все так же крепко сжимала, до боли в ладони.
Её лицо ничего не выражало, на нем не отображались ни мысли, ни эмоции.
Дверь скрипнула, но девушка не повернулась. Услышала несколько шагов. Казалось у неё не было времени, чтобы запомнить звук шагов Иоханна, но она знала, что это он. У неё не было сомнений.
Ей чудилось, что она может наблюдать за собой из стороны, что её тело не её вовсе. Что все происходит не с ней.
Девушка медленно повернулась к мужчине.
Он наблюдал на ней с каким-то божественным одухотворением и восхищением. Его глаза широко распахнулись, а рот приоткрылся. От него немного разило алкоголем, а борода была слегка растрёпана. Его руки дрожали от предвкушения прикосновения.
А после его лицо исказилось в злости, зубы оскалились. Свое желание он ловко заменял яростью.
– Господи, – громко объявил он, возведя руки к потолку, – да прости ты этому рабу божьему греховность. Как не стыдно тебе быть женой моей и быть столь грешной?
Он уперся в неё яростным взглядом. Каким-то животным. Эдита ничего не говорила. Её лицо было искаженно смиренным спокойствием. Казалось, ничто не способно удивить её или же разозлить. Не ощущала опасности и злости.
Потянула за шнурок на груди. Тот подался, узел развязался. Левой рукой подцепила ткань на плече. Та скользнула по её телу и упала к её ногам.
Она стояла совершенно нагая и безучастная перед взором своего теперь мужа. Он был первым мужчиной, что видел её обнаженное тело. Но она не ощущала стыда. Стояла в свете огня и луны, как языческое божество, прекрасная в своей юности.
– Господи, – продолжал мужчина, – видишь же ты, что моей вины нет? Дьявол послал мне своего приспешника, дьявол послал мне демона искусителя!
Он подлетел к Эдите с каким-то помешательством, схватил её за плечи, тряхнув. Все его тело дрожало, а глаза пьяно блестели. А после он крепко прижал девушку к себе. Она безвольно позволяет делать с собой все, что угодно, казалось, в ней не было сил воспротивиться. Глядела через плечо своего мужа в окно, на серебряный лик луны.
– Распутная девица! – закричал Иоханн, неожиданно ударив ладонью по лицу Эдиты.
Она отступила на шаг и упала спиной на кровать. Щека горела, но она не издала ни звука. Подняла взгляд горящий безразличием на мужчину, не двигаясь. Раскинула руки в стороны, а на щеке был красны отпечаток ладони.
Иоханн запрыгнул на кровать. Хватал девушку, крепко сжимал кожу, казалось, хотел прикоснуться ко всему телу. Пыхтел и тыкался носом в молочную кожу. Удовлетворённо мычал, казалось, наслаждаясь запахом молодого тела.
Схватил девушку за бедра, торжественно говоря о её грешности.
Эдита глядела в потолок, смотрела на складки балдахина. Ощущала потную кожу и скользкие прикосновения на себе.
Крепче вцепилась в распятие, когда ощутила режущую, нестерпимую боль внизу живота. Шире распахнула глаза, задыхаясь вдохом. На глаза навернулись слезы. Но она сцепила зубы и со всей силы сжала распятие. Чем больнее и отвратней было или же если она издавала хоть звук, тем крепче она сжимала распятие.
Когда мужчина с громким, каким-то животным завыванием запрокинул голову, а после завалился на бок, Эдита перевела взгляд на свою ладонь.
Распятие упало на белоснежную простынь, оставляя за собой красноватые пятна. Её ладонь была изрезана. Усыпана багряными каплями крови, вся ладонь казалась болезненной красной, поврежденной.
Иоханн поднялся. Оправил свои одежды и волосы. Повернулся к девушке, бросив холодный и горделивый взгляд на неё.
Эдита не смотрела на него. Глядела на свою руку и красные пятна.
– Молись о прощении Господа, – высокопарно заявил Иоханн, – молись, чтобы он простил тебе твое распутство и блудливость.
Мужчина вышел из комнаты.
Был слишком высокого мнения о себе. Думал, что в его слабости к женщинам виноват не он, а прекрасный пол. Что они слишком красивы, думал, что дьявол захватывал их тела или же они являлись суккубом.
Эдита поднялась, пошатнулась и схватилась за балку у кровати. Подошла к окну, глядя на Луну. Резко упала на колени, оцарапав их. Её бедра были в крови, кое-где на коже были красные следы – отпечатки чужих рук.
Перед глазами все поплыло и девушка, не издав ни звука, залилась слезами.
Сжала в руках распятие, мысленно читая молитву. Наклонилась, утыкаясь лбом в пол. Волосы скользнули вперед, напоминали змей, что вились на полу, сплетали свое гнездо.
«Прошу-прошу-прошу, – мысленно повторяла девушка, – прошу, даруй мне силы для смирения. Прошу, Господи, прошу, дай мне сил полюбить своего мужа».
***
Дом был пуст. Он был наполнен одиночеством, богатством и пустотой. Для Эдиты это было странно. В прошлом доме почти не было прислуги, но дом все равно был полон жизни. Голоса её сестер, шум от их занятий, редкий, едва слышный, смех.
В этом же доме было множество слуг. С десяток. Но все они были, как будто одеты в траур. Бродили молчаливыми тенями, как и хозяин дома.
Лишь Мария была воплощением света. Она была столь же ярка и полна жизни, как и её пылающие огнем волосы. Она редко, как-то боязливо, улыбалась, но эта улыбка зарождала тепло в груди Эдиты. Ей нравилось заводить с ней к ничему не ведущие разговоры. Расспрашивать о детстве, о всяких бытовых мелочах.
Это было отдушиной.
Эдите казалось, что она как старая, ненужная вещь, что лежит взаперти сундука. Покрыта пылью и всеми покинутая.
Она почти не видела своего мужа. Лишь иногда во время завтраков и во время ночных визитов. Они стали привычными, но все такими же нестерпимыми. В ней зарождало ненависть его слова о покаянии. Она не понимала, как он мог говорить ей о том, чтобы она просила милости Господа, если не сделала ничего, за что стоило бы.
Эдита, как послушная жена, почти не выходила из дома. Вышивала, играла на фортепиано и искала утешение в книгах, что прятала в дальнем сундуке в своей комнате. Это были ужасные дамские романы. В них всегда рассказывалось о великой, всепоглощающей любви.
Обычно в них героини, в конечном итоге, выходили замуж за своих возлюбленных.
Эдита никогда не читала ночами эти книги. Ночами она вчитывалась в Библию, пытаясь найти утешение и надежду. Не могла позволить себе читать о любви, когда её муж мог прийти или же после его визитов. Тогда казалось, что любовь это что-то оскверненное.
– Эдита, – едва слышно обратилась к ней Мария, она все ещё называла по имени как-то боязливо, будто боялась, что Иоханн услышит, – вы сегодня в церковь?
– Да, – кивнула девушка, послушно сидя под умелыми руками служанки, которая заплетала ей волосы, – практически единственное время, которое я провожу с мужем, – весело ответила,– может сегодня встречусь со своими сестрами. Я ужасно по ним соскучилась. Интересно, как Сесилия там без меня. Я ведь ей как мать. А Катерина без меня, наверняка, погрязла в домашних делах и никак не развлекается.
– Вы тоже никак не развлекаетесь, – смешно по-детски упрекнула девушку Мария.
– Ты права, – хохотнула Эдита, радуясь тому, что девушка начала расслабляться и проявлять свой нрав, – вот ещё одна причина от чего я хочу с ней встретиться. Мне кажется, я здесь состарюсь, в этом доме! Тебе так не кажется? Ощущаю себе старой девой или же богатой вдовушкой. Скоро моль будет меня съедать!
– Ох, не говорите так, – нахмурив свело-рыжие брови, возмутилась Мария, – вы ещё так молоды.
– Молода, а развлекаюсь только чтением книг! Я уже устала от них. Мария, может на денек поменяемся, а? Ты будешь скучать в моей комнате, а я готовить, убирать и ходить на базар? Это было бы для меня благословением! Никогда бы не подумала, что буду просить о том, чтобы заниматься домашними обязанностями.