Тело не врет. Как детские психологические травмы отражаются на нашем здоровье

В своей работе «Тело не врёт» Алис Миллер выдвигает следующую гипотезу: основные психологические травмы, мешающие нам жить в настоящем, были получены в детстве, а наше тело сигнализирует о них посредством различных заболеваний и недомоганий. Книга делится на три основные части. В первой автор в качестве обоснования своей гипотезы приводит в пример истории разных знаменитых персоналий. Про сложные отношения с родителями у некоторых из них я знала, это, кажется, довольно общеизвестно – тем, кто знаком с их творчеством (Кафка, Мисима). Насчёт других не слышала – перепроверять не стала (Чехов, Джойс, например). Если насчёт того же Кафки поспорить сложно – достаточно вспомнить «Письмо отцу», то другие примеры вызывают вопросы. Не очень убедительным выглядит обоснование автором ранней смерти Чехова от туберкулёза, вызванного якобы сложными отношениями с отцом-пьяницей. Таких примеров у Алис Миллер масса. Также она пытается их как-то символически интерпретировать: так, Пруст всю жизнь страдал от астмы, потому что мать «душила» его своей заботой. Автор и сама признаёт, что есть, разумеется, много людей, болеющих или умерших от болезни – или же просто умерших рано – у кого, скажем так, не было серьёзных проблем в отношениях с родителями («скажем так» – потому что, по мнению автора, у более чем 90% людей они есть). Или наоборот: у кого-то непростой опыт взросления никак не отразился на здоровье. Этого Миллер никак не объясняет. То есть создаётся ощущение, что она просто приводит произвольную выборку из отдельных громких случаев, причём в некоторых из них связь между детско-родительскими отношениями и трагической судьбой во взрослом возрасте не то что бы очевидна. На что я ещё обратила внимание: описывая опыт отдельных писателей, имевших в детстве опыт насилия, инцеста, жёсткого и тоталитарного контроля со стороны отца или матери (Вирджиния Вулф, Верлен, Рембо, Мисима), помимо садистских или мазохистских склонностей, различных зависимостей – как романтических, так и наркотических, Миллер отмечает также гомосексуальные наклонности. И если всё прочее автор списывает на последствия детских травм, то последнее она рассматривает как «попытки раскрыть свою природу» и т.д. Эта закономерность бросается в глаза, но никакого значения автор этому не придаёт и как перверсию – хотя бы в данном случае – не рассматривает.После ряда, на мой взгляд, неубедительных примеров, дополнительно подкреплённых ссылками (без прямого указания на источник) на различные безымянные исследования и статистические данные, Миллер переходит к рассмотрению общих случаев, а именно: наркотические зависимости, пищевые расстройства, склонности к самовредительству и т.д. Во всех случаях – это, разумеется, подаваемые телом знаки. Как правило, они сигнализируют о необходимости прекращения всяких отношений (вернее, попыток наладить отношения) с родителями, после чего симптомы пропадают, болезни рассасываются и появляются новые жизненные силы. Очевидно, что вся эта схема выглядит несколько наивно (прямо даже немного в духе магического сознания), однако доля истины в этом есть. Прекращение или, как минимум, сокращение контактов с людьми, вызывающими болезненные воспоминания, эмоции; склоняющими к тому, чтобы подавлять себя, корректировать при них своё поведение и притворяться, конечно же, в целом улучшает состояние травмированного человека. Алис Миллер, правда, достаточно критична в адрес психоанализа – по её мнению, достаточно сочувствующего, понимающего свидетеля (которым, кстати, не обязательно должен быть психотерапевт), чтобы все отравляющие чувства вышли наружу. Я же думаю, что без дополнительной внутренней проработки этих чувств от них полностью не избавиться. Хотя бы потому, что некоторые из них как бы «закапсулированы» – и не обязательно нужно разблокировать эти воспоминания (ведь не зря же они заблокированы) – но каким-то образом их всё-таки необходимо коснуться и пережить.В заключительной части книги, которая представляет собой нечто вроде отдельных заметок (сюда входит, например, выдуманный дневник пациента, история написания книги да и просто какие-то заметки на полях), автор ещё раз подчёркивает лейтмотив своей работы: помимо основной гипотезы, сюда относится ещё и критика в адрес традиционного психоаналитического подхода, религии и морали. По Миллер, уважение и терпимость к родителям, какими бы они ни были, это характерная и базовая черта любого общества, которой оно настолько проникнуто, что даже на личной психотерапии пациент не может нарушить этой догмы, более того – сам терапевт не даёт ему это сделать. Якобы осуждение родителей – это безусловный моветон, поэтому большинство терапий остаются безрезультатны, а пациенты просто ещё глубже прячут в себе обиду и злость на родителей, насильно вызывая у себя мнимое прощение и чувство вины за собственные эмоции. Не знаю, как обстоят дела у западных коллег Алис Миллер, но не сказала бы, что подобное характерно для отечественной психотерапевтической практики. Простить родителей и забыть обиды – это скорее обывательская позиция. А вот совет автора о том, чтобы непременно делиться с окружающими историями из своего травматичного прошлого – это странная практика, которая, пожалуй, нигде не приветствуется и вызывает недоумение.Вообще, «Тело не врёт» – тяжелая для восприятия книга. Я имею в виду тех читателей, кто имеет детский опыт, подобный описываемому в ней. Я так и не поняла, что она у меня вызвала: ретравматизацию или чувства, скорее похожие на болезненное исцеление-пробуждение (которые иногда бывают после особенно тяжких сеансов психотерапии). Склоняюсь больше ко второму варианту (хотя и первый имеет место), потому что рассуждения Миллер помогли ещё раз поразмыслить о уже немного позабытом. Понять, что родителей не прощают только потому, что они – родители (а в особенности потому, что прощать тех, кто не просил прощения и не чувствует себя виноватым, не стоит). Расставить приоритеты и вспомнить о личных границах. В целом, для меня книга была полезна. Хотя автор своей жёсткостью и критичностью почему-то вызывала интуитивное недоверие. Временами казалось, что она сама излишне замкнулась в собственной обиде, обвиняя всё вокруг: родителей, общество и его ценности, религию. Когда человек так напорист, с упорством повторяет одно и то же, кажется, что вряд ли он достиг той точки, из которой может помочь другим. В общем-то мои предположения подтвердились, так как впоследствии я узнала о том, что со своим собственным ребёнком Алис Миллер была всё той же негативной матерью, последовательницей «чёрной педагогики», которую она так активно осуждала в этой книге. Увы, осознание не всегда ведёт к исцелению.

мысль о том, что родителей можно порицать и критиковать в слух для кого-то все ещё является шоком и осуждением. Как ты можешь так о своих родителях? Они столько сделали для тебя!однако это не верно для всех, да и никто не просился в долг на этот свет.ОСНовная мысль, которая мне не давала покоя в начале изучения материалов психологии и психотерапии, а я начинала с Фрейда, о боги, как мир жесток; на тот момент, мне не попалось и хотябы одной книги о том, что если вы не хотите прощать родителей- не прощайте.Меня это так злилоПочему я собственно говоря не могу злиться на то, что мне было больно, что родители действительно сделали что-то неправильно? Почему это я должна брать на себя ответственность и идти по жизни словно исус, спокойный, любящий образ человека, когда и тот был в гневе и мог наказывать.Мне не нравилось, что шли такие аргументы по типу, ты будешь сожалеть, если не простишь, пока они не исчезнут, вот умрут и что делать?Такое ощущение, что моя жизнь ничего не стоит и мой приоритет это счастье других людей.Как будто я оказалась в огромном долгу, которого и не просилаА тут впервые попадается книга, которая разрешает злиться на родителей и не прощать их.Но звучит, это куда лучше, чемОх, у них тоже были трудности, поэтому твой папа бил тебя оголенными проводами, но вот он старенький и ты покажешь насколько ты выше, лучше и добрее чем этот человек, что ты сильная раз перешла эту черту ненависти и взрастила в себе любовь.Это скорее звучит как жалость, а не любовь или социальный долг с виной. Потому что я немного подумала, что я ощущаю к родителям и это отличается от моего гнева раньше и ощущения несправедливости, обидыЯ смотрела на их жизни и детство через те же истории как относились плохо к ним их родители, но это не побудило во мне мысли о полном прощениеЭто как разрешать кому-либо совершать насилие над другим человеком, только потому что у насильника травма и грустное детство.Да, им тоже было трудно, но это не даёт никакого права для жестокостиОни старались, но это тоже оказалось недостаточноИ я осознала, что никогда точно не получу то нужное количество любви от моих, особенно от папыМне кажется, я понимаю, но не прощаю и это нормально, я не требую и не желаю, не любить той детской преданностью не значит, что я в состояние отвращения и ненависти, но это отличается от более здоровых отношений между детьми и взрослыми

Жить без воспоминаний детства – это как быть приговоренным к тому, чтобы всегда таскать за собой ящик, содержимое которого неизвестно. И чем старше ты становишься, тем тяжелее он тебе кажется и тем скорее хочется открыть эту штуку.Эту книгу мне посоветовала мой психотерапевт. Обычно я не читаю книги по психологии, потому что не обладаю достаточными знаниями, чтобы определить, где полезная информация, а где мракобесие. А мракобесия по части проработанности личности сейчас столько, что любое упоминание о своей терапии вызывает у окружающих людей скепсис.Книга мне очень понравилась, потому что она метко бьет по моей проблеме – нежелании признаваться в жестоком обращении в детстве. Каждый раз, когда мы затрагиваем эту тему, я смеюсь, веселюсь и шучу. Чтобы не ходить по кругу в этом отрицании, я решилась почитать Миллер.Ключевая мысль автора в том, что мы не должны благодарности и жертв родителям, которые нанесли нам травмы. Миллер описывает ловушку «черной педагогики», которая предлагает человеку прощение для исцеления, но это только отдаляет его от решения проблемы. Неэффективны и советы выпустить наружу гнев с помощью битья подушки и бокса. Пока мы щадим тех, на кого этот гнев на самом деле направлен, ситуация не изменится.В детстве заброшенный ребенок не может осознанно пережить свою боль, не говоря уже о том, чтобы ее выразить, из страха, что его покинут навсегда. Таким образом он цепляется за свой нереальный, приукрашенный, иллюзорный мир. Это помогает ему выжить. Но путь к взрослению лежит не через терпимость к перенесенной жестокости, а через познание своей правды и растущее сочувствие к пострадавшему от насилия ребенку. Мы сможем признать факт жестокости только тогда, когда перестанем взвешивать плохие и хорошие качества жестоких родителей, потому что тем самым мы снова впадаем в жалость, в отрицание жестокости.Автор рассуждает о противоречивых чувствах к родителям и объясняет, почему мы любим тех, кто причинил нам боль. Любовь ребенка, с которым жестоко обращались родители, – это не любовь. Это привязанность, нагруженная ожиданиями, иллюзиями и отрицанием, которая требует высокой цены. Ребенок нередко платит за свое отрицание болезнями, потому что его благодарность находится в противоречии со знанием организма. Деструктивная привязанность к родителям блокирует чувства и порождает эмоциональную слепоту. Слово «чувство» означает ОСОЗНАННОЕ восприятие эмоции. Эмоциональная слепота повзрослевшего ребенка – это роскошь, за которую приходится платить очень дорого, и которая по меньшей мере является саморазрушающей.Автор также рассказывает о связи жестокого обращения и различных зависимостях (наркомании, РПП). Навязчивая зависимость от веществ может иметь катастрофические последствия потому, что она закрывает путь к истинным эмоциям и чувствам. Но вещества не в состоянии открыть доступ к подлинному источнику жизни, потерянному из-за жестокого обращения в детстве. Фундамент наркомании закладывается в самом начале жизни, как и фундамент булимии и других расстройств пищевого поведения. Организм отчетливо дает понять, что он отчаянно нуждался в чем-то в прошлом, но его послания неправильно понимают до тех пор, пока эмоции остаются выключенными. Таким образом, нужду маленького ребенка ошибочно понимают как сегодняшнюю и все попытки ее устранить едой или веществами в настоящем терпят неудачу.Что же предлагает делать Миллер?1. Полностью признать правдивость жестокого обращенияИменно признание собственной правды целиком, со всеми ее нюансами, способно защитить нас от повторения. Если мы во всех подробностях будем знать, что с нами сделали родители, угроза повторения их злодеяний исчезнет. Иначе мы будем противиться мысли, что нужно расстаться с детской привязанностью к жестоким родителям, если мы хотим строить свою жизнь в гармонии. Мы должны расстаться с детской растерянностью, причина которой – попытки не обращать внимание на жестокость и поиск в ней смысла. Мы можем покончить с этим и понять, каким образом мораль на сеансах терапии усложняет заживление ран.2. Избавиться от цинизма и почувствовать настоящие эмоции.Необходимо избавиться от цинизма и самоиронии, чтобы проработать последствия тяжелого детства. Если человеку удастся добраться до самых простых, понятных и сильных эмоций маленького ребенка и осознать чувства как оправданную реакцию на намеренную или непреднамеренную жестокость родителей, тогда пройдет его смех, исчезнет насмешка, цинизм и самоирония.Мне понравилось, что в книге не предлагается отрицать человеческую мораль и выносить приговор родителям. Миллер предлагает поиск перспективы для молча страдающего ребенка и разрыв его деструктивной привязанности.