Наследство

Глава 5. Дом

Спал Никита крепко, как никогда, проспал двенадцать часов. Проснувшись утром, чувствовал себя новым человеком. От вчерашней усталости не осталось и следа, ноги не болели, хотя вчера он прошел непривычно много для себя, да еще и по морозу.

«Если тут так хорошо спится, то, может, и не продавать этот дом?» – подумал он про себя. Но потом вспомнил, как сложно было добираться сюда, и тут же отбросил эту идею.

Александры нигде не было видно, в доме стояла тишина. Никита оделся, вышел на улицу. Солнце еще не встало из-за горизонта, но небо уже было предрассветно-розовым. День обещал быть ясным. Где-то вдалеке залаяла собака. Света в соседних домах еще не было. На севере зимой людям не за чем вставать в такую рань, на улице еще темно и жутко холодно, никакой работы не сделаешь. Но, где тогда хозяйка?

Никита осмотрелся, вчера вечером ему это не удалось. Дом был небольшой, одноэтажный, но добротный, обнесенный маленьких забором, больше для разметки территории, нежели для защиты. Позади дома была еще одна постройка, похожая на баню. Из трубы, несмотря на ранний час, уже валил дым, топилась печка. «Наверное, она там», – подумал Никита. Он хотел было пойти туда, но вдруг очень живо представил себе Александру, обнаженную, сидящую вполоборота на деревянной полке в парной, ее седые волосы спускаются по спине до самой поясницы, тело блестит от пота, а вокруг клубы пара. От такого видения Никиту бросило в жар. Он зачерпнул снега и растер им лицо. Дыхание перехватило от ледяного прикосновения к коже, но видение пропало, парень пришел в себя.

Он вышел за ворота на улицу и огляделся. По обеим сторонам дороги стояли все сплошь одноэтажные деревянные домики, похожие один на другой, но в тоже время совершенно разные. Деревенька была окружена тайгой, словно остров в зеленом хвойном море. К некоторым домам тайга подходила вплотную. Никита вспомнил, как вчера Александра говорила, что здесь из леса к домам часто выходят звери. «И не боятся же люди, – подумал он, – хотя, они, наверное, с тайгой «на ты», выживают, благодаря ей, и зверье для них – не опасность, а, скорее, добыча».

– Доброе утро! – услышал позади себя Никита.

Он обернулся и увидел хозяйку. Она была одета в огромный меховой тулуп, мохнатую меховую шапку и те же огромные валенки. В одной руке она держала ведро с водой, а в другой охапку трав.

Никита непроизвольно улыбнулся. Александра буквально излучала тепло и свет, не улыбнуться в ее присутствии было невозможно. Обычно он робел перед женщинами, но тут он подошел к ней очень близко и своим низким голосом сказал:

– Доброе утро! Могу помочь?

Он и сам не ожидал, что прозвучит так галантно.

Александра помедлила мгновение, а потом улыбнулась смущенно, как девчонка, и отдала ведро парню. Они вошли в дом.

– Чаю будешь? – спросила она.

– С удовольствием, – ответил Никита.

Он млел в ее присутствии. Сам не понимал, что с ним происходит, но противиться этому не мог. Он с тоской подумал о том, что ему нужно собираться и уходить отсюда. Но впереди его ждала еще чашка волшебного чая и компания хозяйки.

«Ты чего, влюбился что ли? – спрашивал сам у себя Никита, – она же старая. Ну не то, чтобы совсем старая, но взрослая. Ей лет сорок, не меньше. Хотя красивая». Его раздирали внутренние противоречия: он понимал, что она ему нравится, но при этом пытался найти хоть какой-нибудь аргумент, способный убедить себя в обратном.

Александра поставила на стол две чашки, вазочку с вареньем и положила рядом булку свежего хлеба. Такого вкусного завтрака у Никиты еще не было.

– Я теперь понимаю, почему деду так нравился ваш чай, – сказал он допивая.

Александра смотрела на Никиту пристально и молча. Наконец, она заговорила:

– Не ходи в тот дом, нечего тебе там делать.

Парень уставился на нее в недоумении. Щеку оттопыривал здоровый кусок хлеба, который Никита не успел прожевать.

– Почему?

– Да сдалась она тебе, хибара эта, – с наигранным презрением сказала женщина. – Кому ты ее нашей глуши продашь? Там ни печи нормальной нет, ни колодца, грош цена такому дому.

– Ну так мне он тоже не нужен, я сюда приезжать не собираюсь.

– Не ходи, а? – с мольбой в глазах сказала Александра.

Никита не знал, как реагировать: прислушаться к словам, небезразличной ему женщины, и бросить эту затею с домом? С другой стороны, он проделал такой длинный и непростой путь просто так, чтобы на финишной прямой взять и развернуться? Нет уж, он хотя бы на него посмотрит, а там уж решит, что с ним делать.

– Простите, но я все-таки туда схожу. Не впустую же я сюда из Москвы ехал, в самом деле…

Александра поджала губы и покачала головой.

– Если тебе что понадобится, помощь какая, ты сразу зови меня. Мы с твоим дедом всегда друг другу помогали, а теперь ты за него будешь. Так что давай, без стеснений всяких, чуть что – сразу приходи.

Путь от Александры до дедовского дома был не то, чтобы очень длинным, но идти приходилось через сугробы, это затрудняло дело. Погода была ясная, солнце и снег слепили, мороз щипал нос и щеки. Никита чувствовал себя полярником. Но через час он все-таки добрался.

Дом был маленький, больше похожий на хижину, но было видно, что он новее, чем остальные дома в деревне. Забора вокруг него не было, с одной стороны дома располагалось отхожее место. Домишко был такой низенький, что Никита даже засомневался, сможет ли он встать там в полный рост. Снега намело до середины окон, дверь тоже была завалена, вокруг сугробы выше колена. С трудом Никите удалось разгрести снег и войти внутрь. Оказалось, что выпрямиться все-таки можно. Убранство было аскетичным, но все необходимое наличествовало: в одном углу стояла панцирная кровать со свернутым матрасом, в другом – примитивная маленькая печь. На ней стоял чайник, рядом лежали, сваленные в кучу дрова, на полу – коробок спичек. Еще были, вручную сколоченные стол и табуретка, а на полу лежал домотканый ковер. Вот и вся нехитрая обстановка. Электричества в доме не было. «Все, остался без связи, – подумал про себя Никита, – зарядиться не получится. Если только сходить к Александре…».

Дом долго стоял нетопленный, внутри было немногим теплее, чем снаружи, разве что ветер не дул. Никита решил первым делом растопить печку. Он никогда этого раньше не делал и немного нервничал. Не хотелось бы спалить весь дом, а то вдруг его все-таки получится продать. Он положил в печь несколько поленьев, добавил щепки, достал из рюкзака посадочный талон с самолета и поджег. Дровишки сразу занялись пламенем, через несколько минут дом стал прогреваться, и в комнате стало чуть-чуть теплее. Из занесенных снегом окон, солнца внутрь попадало немного, а держать печку открытой было нельзя, какой-нибудь шальной уголек мог упасть на пол, и тогда пожара было бы не миновать.

Никита хотел было зажечь лучину, которую нашел возле кучи дров, но огляделся и увидел под кроватью ящик. Он достал его и очень обрадовался содержимому: в ящике лежали несколько толстых свечей, упаковки со спичками, пара рулонов туалетной бумаги, походный набор посуды. Никита зажег сразу две свечи, расставив их в разных углах комнаты, и сразу стало как-то веселее.

В сенях он нашел пару здоровенных дедовских валенок, и этой находке обрадовался еще больше. По пути к дому ноги совсем окоченели и промокли от снега, а ботинки стали совсем непригодны. Хоть валенки и были ледяными и задубевшими, но их можно было согреть возле печки. Уже через несколько минут Никита с нескрываемым блаженством опустил в них ноги и почувствовал, как отогреваются озябшие стопы, и от них по всему телу разливается тепло. Обувь доходила ему почти до колен, что при таком высоком снеге было очень кстати.

Но хорошее настроение быстро улетучилось: спать здесь будет неуютно. Печь совсем никудышная, будет остывать сразу, как только прогорят дрова, надо постоянно просыпаться среди ночи и подкидывать. А дров в доме было совсем немного. Придется поторопиться, чтобы успеть запастись ими до темноты. Топор и маленькая пила тоже нашлись, стояли за печкой.

Лес подступал очень близко к дому, ветви деревьев упирались прямо в заднюю стену. Никита нашел самое хиленькое деревце, размахнулся и ударил топором. Ничего не произошло, дерево стояло, как и раньше. Никита с тоской подумал о компьютерных играх, где такое деревце можно было бы свалить одним ударом, и оно бы сразу же развалилось на дрова. Но бой был недолгим: минут через пятнадцать деревце все-таки превратилось в горку дров. А потом еще несколько горок появились рядом.

Никита утирал рукавом мокрое от пота лицо, но был собой доволен. За последние два года это была его первая более или менее серьезная физическая нагрузка. В свои двадцать с небольшим он иногда чувствовал себя развалиной: то тут судорога, то там защемление. Однажды, он, движимый порывом альтруизма и зовом гормонов, помог своей симпатичной молодой соседке поднять на третий этаж тяжелую коробку с ее вещами. Он-то надеялся на ее благодарность, и даже положил тогда в карман джинсов презерватив, только, оторвав коробку от земли, он почувствовал, как прострелило поясницу, и до момента, когда коробка оказалась у хозяйки в коридоре, ни о чем, кроме своей спины, думать не мог. В общем, с рыцарством он завязал, и никаких активностей в его жизни с тех пор не было.

Нарубив достаточно, на его взгляд, дров и перетаскав их к печке, чтобы просыхали, Никита задумался о еде. Колка дров оказалась занятием энергозатратным, пора было подкрепиться. Съев свой скромный обед, состоявший из банки сайры и лапши быстрого приготовления, парень страшно захотел чаю. Именно того, который готовила Александра. Он какое-то время боролся с внутренним желанием сходить к ней, и даже уже собрался выходить из дома, но потом передумал. Она ему по-настоящему нравилась, но он не хотел показаться ей навязчивым и раздражать её. Тем более, что она фактически спасла его вчера вечером. А то так бы и остался на улице в жуткий мороз в этой богом забытой деревне, в самой чаще сибирской тайги.

Глава 6. Тварь

Окончательно стемнело. Двух свечей едва хватало, чтобы осветить комнату. Печь топилась, за окном свистел ветер, но, кроме этого, не было никаких звуков. Такой тишины Никита не слышал никогда в жизни. В городах всегда есть какой-то фоновый шум: машины, автобусы, людские голоса, музыка. А тут – ничего. Даже птицы не поют. Хотя, не удивительно, в такую стужу они не показываются из своих укрытий. Никита расстелил матрас, лег на него, заложив руки за голову. Было всего семь вечера, а его уже клонило в сон. Длительная прогулка через сугробы, дневная работа топором, да и переход во времени его вымотали. Тишина и треск дров в печке убаюкивали. Поспать он всегда был мастак, в студенчестве, бывало, мог и по полдня проваляться, так что он решил не воевать со сном, а отдаться ему.

Он лег на бок, укрылся курткой, подложил под голову рюкзак и закрыл глаза. Он думал, что провалится в сон мгновенно, но этого не случилось. В голове проносились события прошедших дней: убогая гостиница в Туре, заснеженная дорога через тайгу, лицо Александры, этот дом. «Эта хибара в сибирской глуши – последнее место, где я мог оказаться, – думал Никита. – И что же мне делать с этим домом? Он ведь даже не настоящий дом, просто хижина для охотников. А кто поедет в такую даль на охоту? У местных тут свои дома, а остальные про эту деревню даже не знают. Пусть стоит себе пока? Вдруг, выйду на пенсию и сам буду сюда приезжать. Тут так тихо, свежий воздух, даже дышится свободно, и тело будто становится легче».

Пока у Никиты в голове пролетали эти мысли, дрова в печи прогорели. Ему сначала было ужасно лень вставать, казалось, что под курткой он и так не замерзнет. Но чем дольше он тянул, тем сильнее выстывала комната. За окнами носился сильный ветер, казалось, что он сквозь невидимые щели в стенах и потолке высасывает тепло. Никита стал дрожать от холода. Когда это стало невыносимым, он наконец усилием воли заставил себя открыть глаза.

Нехотя он свесил ноги с кровати, закутался в куртку и пошел к печи. Не глядя, юноша протянул руку к коробку спичек, который оставил на столе. Но его пальцев коснулся не твердый картонный коробок, а что-то холодное и скользкое. Никита рефлекторно отдернул руку и посмотрел на стол, но кроме коробка на нем ничего не было. Он взял спички, зажег одну, но ее тусклого пламени не хватало, чтобы хоть сколько-то осветить комнату. «Может, это просто сквозняк», – подумал Никита. Но на пальцах еще оставалось ощущение чего-то скользкого и податливого, похожего на желе или на холодец. Никита вспомнил мамин новогодний холодец. Он никогда не ел эту гадость и не понимал, почему каждый год мама тратит по несколько часов на его приготовление.

Но холодцу тут взяться было неоткуда. И никакого более или менее разумного объяснения произошедшему Никита придумать не мог. Он попытался затолкать в печь как можно больше дров, чтобы не вставать к ней слишком скоро, и затопил. Вернувшись к кровати, парень пару мгновений медлил и не ложился. Его не покидало противное и тревожное чувство, что в доме кроме него кто-то есть. В итоге его разум выдал единственное логичное заключение, на которое был способен: «Ты просто устал, парень. Незнакомая обстановка, холод, усталость – вот тебе и мерещится всякое». Аргументов против Никита подобрать не смог и наконец лег на кровать. Он натянул капюшон куртки так, что тот почти закрыл его лицо, крепко закрыл глаза и начал считать до ста, чтобы уснуть.

Сто. Двести. Триста. Сон не шел. Никита решил устроиться поудобнее, отвернулся лицом к стене, но тут же подскочил от грохота, упавшей со стола на пол, миски. Сердце у парня бешено заколотилось. Он сидел, уставившись на миску, и пытался понять, от чего это могло произойти. Никакого сквозняка в доме не было. Когда он поднимался затопить печь, не мог ее задеть. Стол хоть и небольшой, но все-таки спички и миска были в разных его концах и далеко друг от друга. Подумав о спичках, Никита тут же вспомнил противное ощущение чего-то склизкого и холодного на пальцах, и его сердце, еще не успокоившееся, забилось быстрее.

Теперь он ясно чувствовал присутствие в доме чего-то постороннего и враждебного. Он, как мог, напряг зрение, пытаясь рассмотреть в темноте признаки чьего-то присутствия или движения. Ему показалось, что в дальнем углу кто-то прошмыгнул. От страха сердце билось так, что шумело в ушах, руки дрожали. Никита чуть не рассыпал спички, пытаясь достать их и зажечь свечу. Наконец, тьма комнаты немного рассеялась, и Никита стал озираться. С зажженной свечой в руке он прошел по всем углам, заглянул под стол, под кровать, за печку, и не обнаружил ничего. Это уже не походило на галлюцинации от переутомления, парень был абсолютно уверен, что в доме он не один.

Замерев посреди комнаты, он ощущал, как адреналин толчками впрыскивается в кровь, как рвется из груди сердце, как непроизвольно напрягаются мышцы ног, готовых в любое мгновение сорваться с места и убежать от опасности. Он весь обратился в слух, но треск дров в печи казался таким громким, что заглушал все остальное.

Вдруг за спиной послышался звук, напоминающий шлепок или чавканье, будто упал комок жидкой грязи. Затылком Никита ощутил холод и сырость. Он боялся пошевелиться, даже затаил дыхание. Простояв так, видимо, несколько секунд, которые показались парню часами, он медленно повернулся и увидел перед собой только кровать. Больше там не было ничего и никого.

Он почувствовал едва уловимое облегчение, и этого оказалось достаточно, чтобы изможденные организм и разум, вынесшие за последние двое суток больше испытаний, чем за несколько последних лет, посчитали, что опасность миновала, и дали друг другу команду расслабиться. На парня обрушилась чудовищная усталость. Пара шагов до кровати показались ему невыносимо трудными. Он рухнул на матрас уверенный, что заснет моментально, но вдруг почувствовал, как на лицо ему капает что-то холодное. Он распахнул глаза и оцепенел.

На него в обрамлении бледного зеленого свечения таращилась пара красных глазищ, а под ними скалилась зубастая пасть. Небольшой прозрачный желеобразный сгусток сидел на изголовье кровати, нависая прямо над парнем. Никита открыл было рот, чтобы закричать, но тварь тут же запрыгнула в рот и начала спускаться по пищеводу вниз. Казалось, что мерзкий холодный сгусток заполнял собой все нутро, во рту остался отвратительный гнилостный привкус. Никита пытался вызвать рвоту, надавив пальцами на корень языка, но это не помогло.

Сгусток добрался до желудка, и парень почувствовал, как внутри разливается неприятный холод. Его начало тошнить, желудок сводило судорогой. Его организм пытался исторгнуть из себя чужеродное существо, но не мог. Затем холод и тошнота сменились волнообразной болью. Каждый приступ был сильнее предыдущего, у Никиты стало темнеть в глазах. Он понимал, что нужно что-то предпринять, но что именно, не имел понятия. Он попытался подняться с кровати, но ноги подкосились, и он упал на пол.

В следующее мгновение Никита потерял сознание.

Глава 7. Голод

Утро выдалось не из приятных. Никита проснулся от зверского голода и холода. Дом совсем выстыл, изо рта шел пар. «Надо срочно затопить печь, а то «дуба» дам», – подумал он. И вдруг обнаружил себя лежащим не на кровати, а на полу. «Это же надо так ворочаться во сне, – удивился Никита. – Хотя никогда такого не было, всегда спал как убитый».

Никаких воспоминаний о зеленой твари, проникшей внутрь него, у парня не было.

Он с трудом поднялся с пола. Мышцы, непривыкшие к физическим нагрузкам, страдали от вчерашних взмахов топором. От мысли, что придется наколоть еще дров, Никита совсем скис. Но выхода не было, пришлось снова вооружаться инструментами.

Выйдя на улицу, Никита почувствовал такую слабость, что ему пришлось выпустить из рук топор и ухватиться за стену, чтобы не упасть. Его била крупная дрожь, было жутко холодно. Он вдруг понял, что если прямо сейчас не зайдет внутрь, где хоть чуть-чуть теплее, то умрет прямо на пороге дома.

У печки оставалась еще несколько дровишек, хватит на полчаса, может час. Потом, хочешь не хочешь, придется идти за новой охапкой. Никита сел напротив разогревающейся печки, прислушался к своим ощущениям. Слабость почти прошла, озноба больше не было. Он хоть и не отличался богатырским здоровьем, но и таких резких приступов слабости никогда не испытывал.

Посидев еще несколько минут, он решился снова пойти за дровами. Но как только вышел за дверь, слабость снова навалилась на него. Он остановился, стараясь перевести дух и понять причину такой резкой перемены самочувствия. Легче от морозного воздуха не становилось, наоборот, с каждым вдохом все холоднее и тяжелее. Но пришлось собраться с силами, дойти до деревьев и набрать хотя бы хвороста, махать топором он был не в состоянии. С охапкой палок и веток в руках Никита вернулся в дом. Сразу отпустило, будто он только что не прилагал все свои силы на то, чтобы сделать еще один шаг. «Теперь можно полдня не выходить, – с облегчением подумал он. – Что происходит? Я заболел? Простыл за ночь, лежа на полу? Но почему в доме становится лучше, а на улице сдохнуть хочется? И таблеток с собой никаких нет. Топлива хватит на несколько часов, а потом снова придется выходить. Только не это. Уж лучше тут, в остывшем доме, кони двинуть, чем наружу высунусь».

Прошло около часа. Страшно хотелось есть и в туалет. Из еды осталось полбанки вчерашней сайры, этим можно было перебиться. С туалетом было сложнее, для этого придется выходить на улицу. Никита боролся как мог, пока ему не стало казаться, что мочевой пузырь занимает все его нутро. До деревянного сортира было не дойти, придется прямо с крыльца. Держась за дверной косяк, он боролся с очередным приступом дурноты и слабости. Держаться на ногах ему помогала только мысль о том, что, если он сейчас тут умрет, но труп получится очень неприличный.

Парень кое-как вернулся в дом, и ему сразу полегчало. Обессиленный, он растянулся на кровати, но вдруг в дверь постучали. Никита помедлил, размышляя, кто мог прийти к нему сюда на выселки, но стук повторился снова, уже более настойчиво. Он открыл дверь и увидел на пороге Александру. Он стояла, закутанная в пушистую шаль, румяная и улыбающаяся. В руках был пакет с продуктами и старый, но теплый тулуп. Как только Александра увидела его, ее глаза расширились от ужаса. Она сделала шаг назад. Никита не понял, что ее так испугало, оглянулся назад, вдруг там что-то жуткое у него за спиной. Но там ничего не было, жутким был сам Никита. Вместо здорового молодого человека, которого Александра в прошлый раз видела, на нее смотрел скелет, обтянутый кожей. На бледном, как бумага, лице контрастно выделялись тени вокруг запавших глаз, щек не было, остались одни скулы. Казалось, будто Никиту буквально высушили, в нем не оставалось ни капли крови. Александра прикрыла рукой рот, что-то прошептала.

– Доброе утро! – поздоровался Никита, – что с вами? Чего вы испугались?

– Добралось-таки оно до тебя, – чуть помедлив, ответила Александра. – Бедный мальчик, ты этого не заслужил.

– Что добралось? О чем вы?

– Ты можешь выйти на улицу?

Никита замялся. Ему смертельно не хотелось выходить, и «смертельно» в данном случае было отнюдь не фигурой речи.

– Может, лучше вы ко мне? – он посторонился и сделал приглашающий жест рукой.

Александра отчаянно замотала головой.

Никита совсем растерялся. Что с ней происходит?

– Да нормальный дом, тепло внутри, заходите, – продолжал Никита настойчивее.

Сначала он не понял, какое ощущение им завладело, когда он увидел Александру, а сейчас до него дошло: это был дикий голод, животный. Во что бы то ни стало ему нужно затащить ее в дом. Она – все, что ему нужно, без нее он погибнет. Ему необходимо… съесть ее.

– Нет, – помотала головой женщина и поставила на землю пакет, а сверху положила тулуп. – Я принесла тебе продуктов и теплую одежду. Тебя два дня не было, решила зайти проведать тебя, вдруг заболел.

– Как два дня? Я же только вчера утром от вас ушел, – Никита искренне не понимал, что за бред она несет.

Александра наклонила голову. В ней боролись жалость к юноше и страх за свою жизнь. Она знала, что произошло с Никитой, какие у этого могут быть последствия, и что не может допустить этого.

– Поешь, я приду попозже, – сказала она и заторопилась прочь.

– Подождите, – крикнул Никита, – зайдите хоть погреться, холод же собачий.

От него ускользала его еда, которая сама пришла к нему. Досада и голод с двойной силой обрушились на него, он стукнул кулаком в дверь, на костяшках проступила кровь. Он сел прямо на пол и попытался осознать, что с ним происходит. Он плохо чувствует себя, выходя из теплого дома, при чем настолько плохо, что кажется, будто сейчас умрет. Он дико голоден, но мысли о тушенке, макаронах и хлебе ему неприятны, а вот вид живого человека вызывает зверский аппетит. Он совершенно спокойно и не без наслаждения представляет, как отделит ее ногу от тела, возьмет двумя руками и с упоением вонзит зубы в бедро, как упругое мясо поддастся, потечет кровь, густая и горячая. Он представлял себе это так явно, в таких подробностях, что почувствовал, как сжался его желудок. И тут он вспомнил о пакете, принесенном Александрой.

В пакете были кое-какие продукты и тряпица, в которую было что-то завернуто. Никита развернул узел и нашел там пучок трав. «Это чай, – догадался он, – сейчас заварю его, может, полегчает». Он наклонился, чтобы понюхать сбор, но запах показался ему мерзким, пахло чем-то кисло-гнилым. Никита поспешно завернул травы и бросил их в пакет. «Чего она тут принесла, – разозлился парень. – Отравить меня вздумала?».

Голод становился все сильнее, стало темнеть в глазах. «Придется перебиваться сайрой», – решил Никита. Вкус консервов был ему отвратителен, он заставлял себя есть через силу, кое-как глотая куски рыбы. В его сознании родилась тревога. «Что со мной происходит? – спрашивал он себя, – я что-то подцепил, какую-то заразу в этой тайге? Но в такой холод тут никакие бациллы не выживают. Почему извратились вкусы? От тушенки воротит, а от мысли о сыром мясе слюни текут. И этот гнев на пустом месте. Я ведь никогда не страдал перепадами настроения. А сейчас, как будто беременный, честное слово».

Никита сидел на полу, рядом лежала пустая консервная банка и алюминиевая ложка. Он подтянул колени к груди, уперся в них подбородком. Парень вдруг почувствовал себя таким бессильным, слабым и несчастным. Он впервые столкнулся с ситуацией, потенциально опасной для него и других, и не знал, что ему делать. От осознания бессилия хотелось выть. Никита не мог больше сдерживаться и заплакал. Первый раз в жизни ему было страшно. Он был отрезан от всех, связи не было, да если бы и была, кому бы он позвонил? Родители погибли, с другими родственниками он почти не общается, друзья не бросятся в такую глушь ему на помощь. А Александра, единственный человек, который может ему помочь, и она, кажется, знает, что с ним происходит, подвергает себя опасности, просто говоря с Никитой. Он не хочет причинить ей вред и не простит себя, если это произойдет. Вдруг юноша вспомнил, что она обещала зайти к нему попозже. От этой мысли ему немного полегчало. Значит, он не один. Было странно возлагать все свои надежды на малознакомого человека, которого он видел дважды в жизни, но ничего другого ему не оставалось.

Никита лег ничком на пол и лежал неподвижно, уставившись в одну точку.