000
ОтложитьЧитал
Картина вторая
Внешняя сторона глинобитной стены, окружающей дом Иова. Когда-то в центре её находились ворота, но теперь на их месте зияет широкий проём, за которым открывается часть внутреннего двора и угол дома.
На небольшом плоском камне, лицом к зрителю, сидит Иов. Взгляд его отрешённо скользит по невидимой для зрителя пустыне. Лицо спокойно.
Вечер. Последние лучи заходящего солнца ещё освещают стену и неподвижную фигуру Иова, но небо на востоке, за его спиной, уже быстро темнеет.
В проёме показываются две фигуры; это соседи Иова – Первый и Второй. В руках у Второго – небольшой мешок.
В продолжение следующей сцены розовые тени быстро гаснут, уступая место светлой лунной ночи…
Первый сосед (неслышно подходя к сидящему Иову): Мир тебе, Иов.
Второй сосед (подходя): Принимай гостей, сосед.
Иов (оглядываясь): Ах, друзья мои!..
Второй сосед (опуская мешок на землю): Здесь рис и немного масла. Не откажи принять, сосед.
Первый сосед: Как говорится, чем богаты.
Иов (протягивая гостям руки): Как незаметно вы подкрались, чтобы сразить меня своим вниманием и тронуть моё сердце вашей заботой! Наверное, только вы ещё и помните старого Иова.
Соседи одновременно пожимают руки Иова.
Первый сосед: Зачем ты так говоришь, сосед. Тебя помнят все. И Ония, и Ареф, и Фарра, и кривой Нассон…
Второй сосед: И Гуся.
Первый сосед: Да, и Гуся тоже. Ты же не думаешь, конечно, что память о добром человеке исчезает, словно капля дождя в песке?.. Нет, Иов, тебя помнят все, и старые и молодые.
Второй сосед: И тебя, и твой справедливый суд.
Первый сосед: И особенно, твои мудрые наставления, сосед.
Иов (неуверенно): Мои… наставления?
Второй сосед: Можешь быть уверен, сосед, и мы, и наши дети храним их, чтобы передать тем, кто придёт после нас.
Иов (тревожно): Постойте, постойте, друзья мои… Что же это такое стало с моей памятью?.. Неужели было время, когда я кого-то наставлял или учил? Невероятно… (Посмеиваясь). Наверное, это был какой-то совсем другой Иов. Не я.
Первый сосед: Да, разве ты только наставлял?.. Э, Иов! Вспомни-ка, как ты всегда был и опорой для бедняка, и заступником для слабого, ну, а для всех нас – примером для подражания.
Второй сосед: Да еще каким, Иов!
Иов: Вы заставляете меня краснеть, друзья мои… (Помедлив, негромко). Ах, если б можно было впрок заготовить эти добрые дела, – как богат, наверное, был бы я сегодня! (Глухо). Если бы можно было наполнить этими делами мешки и сундуки, чтобы откупиться ими от беды в час, когда она приходит! (С неожиданной горечью). О-о! Не сидел бы я сегодня здесь, принимая ваши подношения!..
Первый сосед (постно): Что же теперь поделаешь, сосед. Ты ведь сам учил нас, что на всё воля Божия.
Второй сосед: На всё Его воля, Иов.
Иов (отрешённо): На всё воля Его. (В пустоту, негромко). Жертва Богу – дух сокрушённый. Сердце сокрушённое Он не отвергнет…
Первый сосед: Вот это правильно, Иов. В самую точку.
Второй сосед: Тут уж не поспоришь.
Иов: Посидите же со мной, друзья мои. Отдохните от жары и дневных забот. Смотрите, как здесь хорошо в это время. (Глядя в пустыню). Пока ещё не упали сумерки, взгляните, как далеко проникает туда взгляд, как легко перебегает он от холма к холму, чтобы, наконец, унестись вон к той горной гряде, за которой, говорят, небо сходится с землёй и ангелы спускаются к людям, чтобы исполнить то, что им поручено на небесах… (Глухо). Порой мне кажется, что вот, протрубят рога, запылит горизонт и оттуда придёт спасение мне и моему дому. (Тихо). Глупые фантазии…
Второй сосед (усаживаясь на песок возле камня, на котором сидит Иов): Там ничего такого нет, сосед. Пустыня, да еще эта заброшенная дорога. Отец рассказывал мне, что на каждом шагу там натыкаешься на человеческие кости. Страшное место.
Первый сосед: Страшное место, сосед. (Садится с другой стороны камня).
Иов: Конечно же, вы правы, друзья мои. (Негромко, продолжая смотреть в пустыню). Но отчего-то всякий раз стоит луне подняться над этими холмами и прогнать прочь тени, как мне чудится, что какой-то голос зовёт меня пуститься в путь, от холма к холму, ни о чём не заботясь и ничего не спрашивая, не думая ни о ночлеге, ни оводе, но зато обещая впереди покой и утешение… Какой-то тихий голос…
Первый сосед: Будь с этими голосами поосторожнее, Иов. Сам знаешь, демоны – мастера на разные фокусы. Они только и ждут, чтобы кого-нибудь одурачить, да заманить к себе в логово.
Второй сосед: Говорят, в расщелине у Большого Камня три дня назад видели одного такого. Он был черен и видом походил на кошку.
Первый сосед: А я скажу вам, что есть только одно верное средство от демонов. (Понизив голос). Волосы умершего, вымоченные в час новой луны в крови новорождённого ягнёнка. Но сделать это не просто, потому что ягнёнок обязательно должен быть рыжий и с голубыми глазами.
Второй сосед (подозрительно): Где это ты видел ягнёнка с голубыми глазами?
Первый сосед: Так в этом-то и вся штука!
Иов (посмеиваясь): Ах, друзья мои! Ну, мне ли опасаться демонов? Разве осталось у меня ещё что-нибудь, что они могли бы отнять? Может быть, это дыхание? Или эту покрытую коростой плоть, которой я не дорожу?.. Пусть боится их тот, у кого есть, что терять.
Второй сосед: Не говори так, сосед. Страшно представить, что бывает с человеком, который попал к ним в лапы.
В проёме у стены появляется Адаф, слуга Иова. Он неуклюже ступает, подражая походке петуха, то есть высоко поднимает ноги и, время от времени, бьёт себя руками по бёдрам. Короткая пауза.
Адаф (негромко): Кукареку, хозяин.
Иов (тоже негромко): Кукареку, Адаф.
Адаф: С кем это ты тут?
Иов: С нашими соседями, Адаф… Ты ведь помнишь их?
Адаф: Нет. (Медленно обходит сидящих, искоса поглядывая на соседей).
Короткая пауза.
(По-прежнему обращаясь к Иову). Не знаешь, не встречали ли они где-нибудь моих цыплят, хозяин?
Иов: Нет, Адаф.
Адаф: А курочек?
Иов: И курочек.
Адаф: Спроси, может они о них что-нибудь слышали?
Соседи отрицательно качают головами.
Иов: Обещаю тебе, что если они что-нибудь услышат, то обязательно придут и расскажут тебе.
Соседи согласно кивают.
Адаф: Надеюсь, мне не придётся долго ждать. (Сделав еще несколько шагов, настойчиво). А может, всё-таки, что-нибудь слышали?
Иов: Нет, Адаф. Ничего.
Адаф (идёт по сцене): Ладно, тогда пойду-ка я потороплю солнышко… Какое-то оно сегодня непослушное, просто беда. Не желает ложиться спать, хоть надорви себе всё горло. (Исчезает в проёме, и сразу же из-за стены раздаётся его громкий крик: «Кукареку!» Затихая, он повторяется несколько раз и, наконец, стихает).
Второй сосед: Похоже, этот бедняга уже совсем свихнулся, Иов.
Первый сосед: Не боишься жить с ним под одной крышей, Иов?
Иов: Наверное, не больше, чем с самим собой.
Второй сосед (весело): Смотри, как бы он, чего доброго, не принял тебя однажды за рисовое зернышко.
Иов: Скорее уж он примет меня за какого-нибудь из своих цыплят… С тех пор, как его дети погибли вместе с моими детьми, и он вообразил себя петухом, не проходит и дня, чтобы он не вспоминал о них.
Первый сосед: Большое несчастье потерять разум.
Иов: Наверное, ты хотел сказать «счастье», сосед? Ведь разум не стал бы скрывать от него, что его дети давно мертвы. А вот лишившись его, он верит, что рано или поздно они найдутся, стоит ему только хорошенько поискать. Недаром говорится, что разум и надежда – плохие друзья.
Первый сосед: Вот я и говорю: большое несчастье лишиться разума, сосед. Без него мы только тешим себя пустыми фантазиями и бродим в потемках. Ты сам учил нас, что полагаться следует только на то, что достоверно и не вызывает сомнений.
Иов (удивлён): Неужели, я так учил? (С интересом). Ну-ка, ну-ка…
Первый сосед: Да, Иов. Однажды ты прямо так и сказал: «Творец сотворил мир столь простым и ясным, что тот, кто предпочитает блуждать в своих фантазиях…кто предпочитает блуждать в своих фантазиях…» (Вспоминая, второму). Ну, как это?
Второй сосед: «…тот только оскорбляет величие Всемогущего…».
Первый сосед: Вот-вот. «Тот, кто предпочитает блуждать в своих фантазиях, только оскорбляет величие Всемогущего»… Не помню, правда, по какому поводу ты это сказал, да ведь это, я думаю, и не важно.
Второй сосед (сдержано аплодируя): Браво!
Иов: Это мои слова?
Первый сосед: К тому же прекрасные, Иов.
Второй сосед: Тают на языке, словно новый мёд.
Иов: Сказать по правде, они кажутся мне сегодня горше полыни. (После небольшой паузы, глухо). Ай, да Иов. Ай, да молодец. (Бормочет). Как же далеко может забраться человек от самого себя! Так далеко, что, повстречав, уже не узнаёт себя и спрашивает: кто это? неужели я? Кто же тогда из нас настоящий? И что будет, если попробовать забраться еще дальше? (Смолкает).
Соседи переглядываются. Пауза. Иов молчит.
Первый сосед (осторожно): Вроде, ты что-то хотел сказать, сосед?
Иов (возвращаясь): Нет, нет, друзья мои. Ничего… Ничего…
Первый сосед: Тогда мы, пожалуй, будем собираться. (Поднимаясь с земли). Время-то, гляди, к ночи… Прощай, сосед.
Второй сосед (поднимаясь вслед за первым): Прощай, сосед. Не забывай нас в своих молитвах.
Иов: Прощайте и вы, друзья мои. (Протягивает соседям руки). И пусть милость Всевышнего не оставит вас ни сегодня, ни завтра.
Оба соседа одновременно пожимают руки Иова.
Первый сосед: Приятных тебе снов. (Уходит).
Второй сосед: И такого же приятного пробуждения. (Уходит).
Солнечные лучи уже погасли и теперь сцену окутывают сумерки. В глубине её легли чёрные тени, но центральную часть сцены, набирая силу, начинает заливать лунный свет.
Оставшись один, Иов некоторое время сидит неподвижно. Но вот что-то привлекает его внимание. Он к чему-то прислушивается, что-то его беспокоит; это заметно и по напряжённому взгляду, направленному в небо, и по выражению лица. Тихая, едва слышная, мелодия звучит над головой Иова, над его домом, над засыпающей пустыней.
Иов (бормочет озираясь): Опять эта мелодия… Стоит показаться первым звездам, как она уже тут как тут. Словно караван аравийский верблюдов, груженных корицей и серебром, идёт, звеня колокольчиками, к моему дому… Словно источник мирры забил вдруг посреди двора и наполнил ароматом все уголки моего дома. (Перебивая себя, поспешно). Нет, нет, Иов. Скорее, она подобна спущенной с небес хрустальной лестнице, которая манит тебя желанием поскорее подняться по её ступеням. (Возвращаясь к действительности, горько). Зачем же Ты тревожишь меня ненужной надеждой, Всемогущий? Зачем смущаешь моё сердце? Убаюкиваешь пустыми мечтами? Разве мертвеца обрадуют новые сандалии? К чему манить надеждой того, кто не сегодня-завтра вновь станет прахом?..
По стене медленно скользит чья-то тень. Мелодия обрывается.
(Громко). Кто здесь?
Из темноты в лунный свет медленно вступает закутанная в длинный плащ фигура. Это – Ангел смерти. Лицо закрыто капюшоном. В руках – закинутый на плечо меч. Остановившись у стены, он спускает меч и тяжело опирается на него. Лунный свет вспыхивает на лезвии. Короткая пауза.
(Негромко). А-а, это ты. Старый знакомый… Опять пришёл пугать меня? Так начинай, я готов. (Чуть насмешливо). Я ведь давно догадался, что ты только пугаешь, хотя до сих пор не понимаю, зачем… Сказать по правде, догадаться-то было совсем не трудно. Разве станет Ангел Смерти раз за разом приходить к человеку и уходить ни с чем?.. Верно? Довольно было бы, наверное, и одного раза.
Ангел смерти молчит. Небольшая пауза.
(Не дождавшись ответа). Что, опять вздумал поиграть со мной в молчанку? Что ж, молчи. А лучше бы ты присел, да отдохнул. Наверное, набегался за день?.. А хочешь, пойдём в дом, и ты мне расскажешь, как идут дела в мире. Ты ведь много чего повидал и немало интересного мог бы рассказать. Вот, говорят, Мицраим опять готовится к войне, и колесницы его уже поднимают пыль на границе. (Вздыхая). Хотя, если подумать, что мне за дело до Мицраима, вестник печали? И Мицраим будет когда-нибудь повергнут в прах, как повержен сегодня я. А ты встанешь у его изголовья…
Ангел смерти чуть заметно кивает.
А помнишь, как я поначалу боялся тебя? Как страшился даже смотреть в твою сторону? (Неслышно смеётся). И что же? Стоило мне выплакать все слёзы, как вместе с ними ушёл и страх. А всё оттого, что когда мы плачем слёзы искажают увиденное. Вот почему теперь ты для меня не страшнее сторожевой собаки, которую хозяин кормит из рук. (С внезапной тоской, резко повернувшись к Ангелу Смерти). Одного только я не пойму, вестник. Отчего ты не хочешь убить меня, проводник в Страну Вечного Покоя? Зачем длишь муку мою? Почему не перережешь эту тонкую нить?.. Уже не в первый раз я прошу тебя об этой милости, но ты даже не хочешь ответить мне. Словно я предлагаю тебе миску прокисшего сыра, а не свою жизнь! (Тоскуя, негромко). Давно бы тебе следовало заметить меня, – ещё тогда, когда я был во чреве матери моей, или когда младенцем ползал среди овечьих шкур и кормилица моя называла меня «сладенький мой»! Вот когда бы я избежал всех бед, и зло не коснулось бы меня. (Мечтательно). О-о! Лежать бы мне тогда на каменном ложе среди царей и вельмож, и был бы я тогда не беднее их, воздвигающих себе великолепные гробницы и высекающие свои имена на камне! Верно говорят, что там стихает ярость яростных и успокаивается гнев гневающихся! Великий там равен ничтожному, а ничтожный столь же велик, что и величайший, и никто не держит обиду на другого… Отчего же ты не пускаешь меня туда, вестник покоя? Скажи, на что жизнь тому, чья душа спутана, словно поводья упряжки, и нет никого, кто умел бы распутать её? Смерти жаждет он, и рад был бы добыть её, как добывают воду из-под камней, да только натёр мозоли и поцарапал руки, потому что поставлена ему преграда…
Пауза. Иов молчит, склонившись к земле. Молчит и Ангел смерти.
(Медленно подняв голову. Спокойно). Я слышал, что если ты придёшь к человеку и сохранишь ему жизнь, то, уходя, оставляешь ему ещё одну пару глаз. Говорят, что тогда он становится необыкновенно зорок и с легкостью видит то, что скрыто от других смертных. Это правда?
Ангел смерти чуть заметно кивает. Короткая пауза.
(Усмехнувшись). Да, нет же, нет. Если бы это было правдой, мне уже давно следовало бы ходить обвешанному глазами, а взгляд мой легко проникал бы и к подножью Божьего трона, да и в земные глубины, где прячутся сапфиры и золотоносная руда. (Посмеиваясь). Ах, каким славным рудокопом стал бы я тогда! Сама земля не знала бы, как уберечь от меня свои сокровища! Да и небеса тревожились бы, опасаясь как бы, чего доброго, я не подсмотрел их тайн!.. Ничего не укрылось бы от меня тогда, – ни путь звёзд, ни ложь, скрытая в сердце злого. (Глухо). Причину бед и ужасов, сокрушивших меня, узнал бы я тогда! (Сникая). Жаль только, что всё это пустое, вестник. Не дальше вижу я сегодня, чем видел прежде. И понимаю ничуть не больше, чем понимал. Только одно и открылось мне: всё, чего я опасался – настигло меня, и чего я боялся – пришло и встало за моей спиной. (Чуть помедлив, тихо). Так отчего же ты не хочешь протянуть свою руку и коснуться меня? Разве трудное это для тебя дело?
Ангел смерти безмолвен, как и прежде. Иов медленно поднимается с камня. Короткая пауза.
Или ты хочешь сказать, что не можешь?.. Не можешь?
Кажется, Ангел смерти едва заметно кивает.
(Догадываясь). Значит, тебе запретили?.. Да?
Ещё один кивок.
Но кто же мог запретить тебе? (Смеется). Тебе!
Ангел смерти поднимает меч и опускает его себе на плечо. Медленно поворачивается, собираясь уйти.
Постой. Не уходи. Хочешь, я угадаю сам?
Ангел смерти на мгновенье останавливается. Короткая пауза.
(Поднимая руку к небу). Это Он?.. Да? Он? (Приближаясь к Ангелу Смерти). Я ведь угадал? Это Он?
Ангел смерти, не отвечая, исчезает в темноте. Иов застывает в центре сцены. Короткая пауза.
(Едва слышным шепотом). Так это Он… (Смолкает, словно ему перехватило дыхание).
Короткая пауза.
(Приходя в себя). Сколько раз эта мысль приходила ко мне, и столько же раз я гнал её прочь, потому что она казалась мне верхом нечестия. Разве не каждый день я говорил себе, что не может Творец преследовать своё творение, потому что нет в этом ни мудрости, ни геройства. (Изумлён). Но кто же кроме Него? Кто, если не Он? Шевельнётся ли хоть один волос без Его воли? Упадёт ли без Его согласия роса? (Потрясённо, почти шёпотом). Кто же это еще, если не Он? (Смолкнув, замирает; в его позе, одновременно, и ужас, и решимость).
Пауза, в конце которой за стеной раздается голос Жены Иова: «Господин!.. Господин!..».
Жена (появившись в проёме стены): Я услышала твой голос, господин. (Подходя, тревожно). Ты с кем-то разговаривал?
Иов (глухо): С кем же еще, по-твоему, мне разговаривать здесь, как ни с этим болтливым стариком по имени Иов? (Медленно опускаясь на камень). Впрочем, не стану тебя обманывать. У меня был гость. Но он уже далеко.
Жена: В такой час, господин?
Иов: А разве ты обращаешь внимание на время, когда молишься или стираешь? Или когда варишь свои вечно недосоленные бобы? (Смолкает, глядя в пустыню).
Короткая пауза.
Жена (помедлив, осторожно): Уже поздно, господин. (Подходя ближе). Ночь дышит с холмов. Не хочешь вернуться в дом?
Не отвечая, Иов смотрит в сторону пустыни. Короткая пауза.
Ты ведь знаешь, как я не люблю, это место. Оно меня пугает. Кажется, здесь сама луна смеётся над нами. (Подняв голову). Только посмотри, как она противно скалит зубы… (Понизив голос и зябко поведя плечами). Я слышала, что когда она становится невидимой, то спускается на землю, чтобы нападать на одиноких путников и воровать детей.
Иов: Пустое.
Жена: Нет, нет, господин. Это правда.
Иов (не поворачивая голову, протягивает жене руку): Сядь.
Жена (подходя, задевает оставленный соседями мешок): Что это?
Иов: Соседи принесли нам немного риса.
Жена: Вот видишь. Они не забывают тебя. (Заглянув в мешок, садится рядом с Иовом). Пусть будут благословенны их имена. Пусть Всемогущий не оставит их в час испытаний!
Иов (по-прежнему не отрывая взгляда от пустыни, издалека): Пусть будут они благословенны.
Некоторое время они сидят молча.
(Без выражения, негромко). Посмотри-ка, как легли в ложбинах и расщелинах эти тени. Словно воины, подкравшиеся к неприятельскому лагерю и готовые к нападению… (Смолкает).
Жена: Я ничего не вижу, господин.
Иов: А ты посмотри, посмотри… Конечно, я знаю, что это всего только лунные отблески, которые вспыхивают в изломах камней и ничего больше. Но отчего же они так похожи на отсветы, пробегающие по лезвию боевых топоров и мерцающие на копьях в час заката?.. Кажется, вот-вот протрубят рога, и сотни стрел поднимутся в небо, наполнив воздух шелестом и свистом. Вспыхнут факелы, и отряд за отрядом двинется по склонам, пугая противника звоном и криками. Мне даже кажется, что если присмотреться, то можно увидеть, как на вершинах холмов пляшут в лунном сиянии духи, почуявшие близость крови. (С холодной усмешкой). Богатый пир ожидает их нынче ночью!
Жена (прижимаясь к Иову): Я вижу там только одну пустыню, господин. Конечно, она пугает меня, хоть я сама не знаю, чем. Кажется, если пойти в ту сторону, то так и будешь идти и идти, пока не забудешь, где твой дом и как твоё имя. А что может быть хуже, чем человек без имени? (Понизив голос). Знаешь, говорят, что там, среди камней встречаются демоны, которые крадут у путников их имена, и тогда те становятся беспомощны, как малые дети, и демоны делают с ними всё, что захотят.
Иов (глухо): Можешь мне поверить, – на свете встречаются воры и похуже.
Жена: Похуже, господин?
Иов: Воры, которые крадут у человека его самого.
Жена (заглядывая в лицо Иова, помедлив, негромко): Ты что-то скрываешь от меня. Да?
Иов (усмехаясь): Что же я могу скрывать от тебя, госпожа? Может быть, мою седину или мои морщины? Или эту латаную одежду, над которой смеются соседские дети? (Обнимает жену, которая кладёт ему голову на плечо). Разве не на двоих поделены все наши богатства? Ты знаешь их наперечёт, не хуже меня.
Жена: Твой голос, господин. Мне кажется, я слышу в нём тревогу… Что это за гость приходил к тебе сегодня?
Иов (не сразу): Пожалуй, я не ошибусь, если скажу, что он заслуживает, чтобы его называли вестником. Во всяком случае, мне кажется, что он принёс мне, наконец, добрые вести.
Жена: Благодаренье Всевышнему, что Он не забывает тебя.
Иов (ворчливо): А почему, собственно, Он должен забыть меня, женщина?.. Или это не я всегда исполнял все, что бы Он ни требовал? Или жертвы мои были худы и не от всего сердца? А может быть, я согрешил перед Ним каким-нибудь делом, словом или помышлением? (С горечью). Так отчего бы Ему не помнить об Иове, которого еще недавно все соседи называли весами правды и мерилом справедливости? (Смолкает, отвернувшись).
Жена (прижимаясь щекой к его плечу): Ах, Иов… (Негромко). Когда ты сердишься, то становишься похож на песчаного кота, в пору, когда ему пришло время искать себе подругу. (Помедлив, осторожно). О каких вестях ты говорил, господин?
Иов: О таких, о которых услышишь, пожалуй, не каждый день… (Поднявшись с камня, медленно делает несколько шагов по сцене, не отрывая взгляда от пустыни).
Короткая пауза.
(Остановившись, лицом к пустыне). Представь себе: тайный гонитель мой вдруг открыл лицо своё. Уже не прячется он, нанося мне из мрака увечья, но нападает открыто, при свете, говоря: вот он я! Будто спрашивает: хватит ли у тебя мужества, Иов, ответить мне тем же? Не струсишь ли, видя гнев мой и слыша стук моей колесницы?.. (Почти с вызовом). Что, разве это не добрые вести?
Жена (тихо): О ком ты говоришь, господин?
Короткая пауза.
Иов (возвращаясь к камню и останавливаясь возле сидящей жены, почти насмешливо): А разве ты сама не знаешь о Ком?
Жена медленно поднимается с камня, глядя на Иова. Короткая пауза.
(Негромко и спокойно). Или другое имя ты повторяла, когда хоронила своих детей? И не о Нём ли думала, выпрашивая у соседей горсть ячменной муки?.. Или ты не знаешь, кому ещё было под силу свалить Иова, чтобы он упал с высоты своей и разбился, словно глиняный горшок?.. (Горько). На тысячу осколков разлетелся я, и где тот мастер, который возьмётся склеить меня?
Короткая пауза.
Жена (пытаясь взять Иова за руку, тихо): Пойдём домой, господин.
Иов (вырывая руку и отходя в сторону): Вспомни, разве было, чтобы я утомлял Его слух жалобами или досаждал Ему воплями? Надоедал просьбами? Голосил и клянчил? Только об одном я просил. О самой малости. И что же? (Показывает туда, где недавно стоял Ангел Смерти). Вон, взгляни, – сам Ангел Смерти стоит у порога моего, не в силах протянуть ко мне руку, потому что Крепкий запретил ему касаться меня! Видно, по сердцу пришлись ему мучения Иова, так что Он решил длить их вечно!
Жена (оглянувшись, испуганно): Здесь никого нет, господин.
Какое-то время Иов смотрит на жену, затем, махнув рукой, вновь садиться на камень. Подойдя к сидящему, Жена становится позади него и кладет ему руки на плечи. Пауза.
(Устало). Знаешь, на кого я похож сегодня?.. На воина, которому пришло время отправляться в поход. Или на купца, который собирается в дальний путь и не уверен, что вернётся назад. Как и они, я надеюсь отдалить минуту расставания, а когда оказывается, что она уже близка, всё ещё медлю, прячась в твоих объятиях. (Без выражения, негромко). Страшно доверить свою жизнь утлому суденышку, но еще страшнее выступить навстречу неизвестности. Пойти, не оглядываясь, неведомо куда, позабыв все привычные доводы и наставления… (Помедлив). И всё же, что бы там ни говорили, на человеческом языке это всегда будет называться «трусостью». (Пытаясь повернуть к жене голову, сердито). Вот и скажи мне, если знаешь, сколько же ещё идти мне на поводу у трусости моей и быть на побегушках у страха моего? Или я, по-твоему, до конца дней моих обречен быть у них в услужении?
Жена (глядя голову и лицо Иова): Ах, Иов… Иов.
Короткая пауза.
Иов (поймав руки жены и не давая ей гладить себя): Завтра же позову Гонителя моего на суд мой… Пусть придёт, направляющий ветер и ставящий преграду морю. Пусть ответит, чем прогневал его Иов? Чем не угодил? В чём провинился? Вот тогда и узнаем, кто пьёт правду, а кто разбавляет вино ложью!
Жена (выскользнув из-за спины и встав рядом с Иовом, поспешно): Пойдём домой, господин мой… Ну, пойдем же, пойдем… Посмотри – уже и Луна поднялась над горами, и звезды давно уже торопят ночь. (Пытаясь поднять Иова с камня, тихо). Ты ведь сам знаешь, – не случалось никогда такого, чтобы Крепкий ходил на суд к человеку. Разве было когда по-другому?
Иов (упираясь): Ну, еще бы!.. Вот и страх мой твердит мне о том же. Все уши прожужжал. (Упираясь). Опомнись, Иов! Разве Он человек, чтобы с тобой судиться? Ни отец, ни дед твой, ни дед деда не слыхали ни о чём подобном… (Упираясь, медленно поднимается на ноги, но потеряв равновесие, валится на землю).
Жена, с коротким криком, падает рядом с ним.
(Кричит с земли). Да только вот, что я тебе скажу на это!.. Легче лёгкого повторять вслед за всеми: не случалось такого, чтобы Крепкий приходил на зов человека и стучал в его двери!.. А такое чтобы на невинного набрасывали ловчую сеть? Чтобы у чистого отнимали жизнь – разве такое случалось?
Жена (садясь на землю, негромко): Ах, Иов… А разве нет?
Иов молчит, распростертый на земле.
Разве не на каждом шагу, господин мой?
Иов (медленно садясь, негромко): А хоть бы и так…
Короткая пауза. Иов стряхивает с одежды налипший песок.
(Негромко). Хоть бы и на каждом шагу, госпожа моя… Потому что всякий раз, когда это случается, разве не случается это словно впервые? Так, будто земля расступилась у тебя под ногами? Будто обрушился небосвод, и звезды посыпались на землю, как угли с жаровни? Словно из ноздрей твоих вынули дыхание?.. Вот уж когда смолкает человеческая мудрость, словно она проглотила язык, да и память уже ничего не может подсказать тебе. Один на всей земле остаётся тогда человек, и нет никого, кто бы мог дать ему совет и научить, что делать. (С вызовом). А теперь скажи мне, если знаешь, – кто же теперь осмелится загородить язык его?.. Может Он?
Пауза.
Жена (издалека): Иов…
Иов молчит.
(Негромко, тоскуя). Страшное дело ты затеял, господин мой… Не оставит Крепкий обиду без ответа. Везде настигнет гнев его.
Иов (медленно поднимаясь на ноги): Верно… Не прощает Всемилостивый обид. Везде отыщет. И под землей, и на небесах…
Короткая пауза.
(Негромко, в пустоту). И все-таки не всюду достанет гнев Его. И огонь Его опалит не всюду. Потому что есть на земле место, где невинный может укрыться, и где чистый не знает страха… Где сердце обретает покой и твёрдость соседствует с правдой. Где даже Крепкому не достать праведного, потому что далеко он от Него!..
Жена (пронзительно): Иов! (Опустившись на землю, обнимает ноги Иова).
Иов (опускаясь на камень): Слабый получает там силы, а жаждущий утоляет жажду, потому что нет там ни «вчера», ни «завтра» и ложь молчит там, прикусив язык и сжав зубы… Посмотри-ка, как легко Он разрушил дом мой и засыпал песком мой очаг!.. (Твердо). Вот только в одном Он просчитался, потому что я построил другой дом, а уж его-то Ему не одолеть!.. На страданиях моих я возвёл его, и отчаяньем моим укрепил. Боль моя – фундамент его. Из стонов моих сложены стены его, и вопли мои – стропила его. Горит огонь в его очаге – огонь гнева моего, не угасят его даже воды потопа. Двери его – мои ночные страхи, а вздохи – окна его. Беды мои покрыли его вместо крыши. Огорожен он ужасом моим и ночные кошмары мои охраняют его. Слёзы мои оштукатурили его, и бессонница моя побелила его стены и снаружи, и внутри. Кому под силу разрушить его? Ворваться в него, защищённого со всех сторон?.. Ах, как же он защищён, дом мой, как прочен! Горы сотрутся в пыль, а он так и будет стоять, насмехаясь над временем!.. Скажи-ка: видели ли когда дом богаче этого? Крепче, этого? Уж не создал ли я его подобно тому, как Всемогущий сотворил мир?
Жена: Господин…
Иов (негромко): А теперь скажи мне: если дом построен, не приходит ли время новоселья?.. Не накрывают ли во дворе столы, не приносят ли благодарственную жертву? Не трубят ли в рога, созывая соседей?..
Жена (тихо): Да, господин мой…
Иов: Тогда приготовь мне завтра чистую одежду, чтобы я смог встретить своё новоселье… Только одного гостя позову я… Господи, скажу я, Господи! (С горечью). Посмотри! Это ведь и Твой праздник! Расскажи же, как помогал строить Иову его дом! Как вёл меня от одной беды к другой, как будил меня ночными кошмарами и теснил ужасами!.. Видишь, вот он готов – дом мой, моё убежище, моя крепость, где «сегодня» не знает ни «вчера», ни «завтра»… Видел ли Ты дом лучше этого? Прочнее этого?.. Э, Господи… (Махнув рукой, в изнеможении опускает голову).
Жена (обнимая его ноги): Хоть бы обо мне ты вспомнил, господин мой! И без того немного осталось нам дней, чтобы покоить друг друга. Быстро пролетят они.
Иов (наклонившись и взяв жену за плечи): Иди сюда. Иди сюда. Иди сюда… (Пытается поднять ее, но, не сумев этого, без сил опускается рядом).
Долгая пауза. Какое-то время Иов и его Жена сидят молча, почти обнявшись; голова Жены покоится на плече Иова.
Жена (негромко): Пойдём домой, господин мой… Я уложу тебя, и согрею тебя, и сон успокоит тебя. Я буду охранять твой покой и поправлять твои подушки, и отгонять плохие сновидения от твоего изголовья… Конечно, это совсем немного, но ведь в целом свете никто не сумеет сделать это лучше меня… (Помогая Иову подняться). Пойдём, пойдём, господин мой…
Иов поднимается с земли.
(Уводя Иова). Пойдем. Пойдем…
Иов дает увести себя, и они медленно уходят под звуки всё той же тихой мелодии, которую вдруг вновь донёс из пустыни ветер.
Сцена тонет во мраке.