000
ОтложитьЧитал
Глава 2. Смуглянка.
В столовой было полно народу. Ужин подходил к концу, ложками стучать уже почти перестали, кто-то допивал свой компот, многие, уже допив, негромко гомонили, обсуждая минувший день. Время от времени, то там, то сям, разговор прерывался взрывами хохота: напряжение, накопившееся за целый день, и частично снятое боевыми 100 граммами, требовало выхода.
– Ты вот что, Андрюха! – придвинулся поближе сидевший напротив командир эскадрильи, – пока тебя не было, мне пришлось другого ведомого взять, не обижайся.
– Да я не обижаюсь, – спокойно ответил Андрей.
– Ну и правильно, – кивнул в ответ капитан Миронов, – да оно же и к лучшему – тебе давно уже положено своего ведомого иметь. Это как минимум. А по-хорошему – пора тебе уже звено принимать. Старший лейтенант – звание позволяет. Согласен?
Андрей молча кивнул.
– Вот и отлично. Как раз новое пополнение прибыло. За те два дня, что тебя не было, жаркие бои были, потеряли очень многих… – комэск замолчал, вздохнул, и продолжил: – в тот же день, когда вас сбили, та пара, что тебя обстреляла, на остальных накинулась. В упор расстреляли самолёт Горидзе, убили стрелка, Лёшку Зыкина. Георгия задняя бронеплита спасла, там всё ж 12 миллиметров, как-никак, но сзади под бронеколпак осколки влетели, всю голову ему искромсали. Георгий до аэродрома еле-еле дотянул – уже на пробеге сознание потерял. Большая кровопотеря была. Но мужик он здоровый, выжил. Филлипыч его подлатал немного, перевязали, морфием обкололи, да в госпиталь отправили.
– У нас ребята вчера, уже вечером, в госпиталь смотались, узнать – что да как, – вклинился в разговор Колька, – так вот! Жив, курилка! Вся башка бинтами перемотана, один нос торчит! Ну чистая мумия! Был в Эрмитаже-то? Мумию египетскую видал? Так вот, то же самое, очень похоже! Но живой! Смеётся, шутит! Скоро, говорит, к вам вернусь!
– А сегодня утром, в первом же вылете, Авдеева зацепило, – продолжил комэск, – оно вроде как и не сильно, ранение лёгкое, его даже в госпиталь с этой ерундой не отправили. Но рука забинтована, на перевязи висит, от полётов отстранён. Да вон он, сидит, на Филиппыча ругается, – капитан глазами показал вправо, на один из столов, что стояли ближе к входу в столовую.
Там действительно, сидел старший лейтенант Авдеев, и что-то горячо доказывал собеседникам, время от времени потрясая забинтованной левой рукой.
– Так что завтра принимаешь под свою команду звено Авдеева. Справишься?
Андрей опять молча кивнул.
– Он справится! – Агния положила свою ладонь на его руку, – я его знаю.
– А самолёт? – поднял на комэска глаза Андрей.
– Будет тебе самолёт. Я уже распоряжение отдал. Возьмёшь себе самолёт Лёхи Авдеева – ему с его рукой по любому ещё неделю на земле сидеть, раньше не выпустят. Ведомым у него Мишка Никитенко был. Как тебе такой ведомый? Подходит?
– А чего, Мишаня – нормальный парень, в полку уже пару месяцев, обстрелянный. Лёха же не жаловался. Пойдёт, беру, – легко согласился Андрей.
– Я тоже так думаю. Пилот он аккуратный, внимательный. Опыта ещё, правда, маловато, но это – дело наживное. Но зато его уже сбивали. А за одного битого двух небитых дают. Слетаетесь, короче.
Капитан немного подумал, и добавил:
– Вторая пара из твоего звена будет «на подхвате» – только если полным составом вылетаем. А так – лучше им пока на земле посидеть. Там ведущий – Юрка Сизов.
– А что Сизов-то? – удивился Андрей, – он же вроде одного выпуска с Никитенко? Они же с Мишкой в полк вместе пришли, в октябре?
– Да это-то понятно, но ведомый у него совсем желторотик, боевых вылетов – ноль. Этого надо пасти всей толпой, чтоб не отбился, да чтоб не сожрали в первом же бою… Только вчера в полк с пополнением прибыл. Федька Пистимеев.
– Поня-я-я-тно… – понимающе протянул Андрей. Новая должность обещала и много новых проблем.
– Да не дрейфь, прорвёмся! – Слава Миронов ободряюще хлопнул его по плечу.
– Эт точно! – уверенно улыбнулся Андрей в ответ, – прорвёмся! Где наша не пропадала?
Все четверо дружно засмеялись.
– Ладно, пойдём уже в клуб, там уж, наверное, патефон надрывается! – старший сержант Коля Никишин, и отточенным движением разгладил складки на гимнастёрке, отправляя их за спину, и посмотрев на Агнию, вдруг хлопнул себя по бедру: – мать моя женщина! А фисгармонь-то твоя трофейная где?
– Так в клуб уже отнесли, – улыбнулась она.
– Так валим скорее в клуб! – вскричал Колька, увлекая всех за собой, – щас ты там на клавиши как нажмёшь!
***
Клуб располагался в большой избе, ранее принадлежавшей местному кулаку-мироеду. Кулака в своё время раскулачили, а освободившийся дом стал местной избой-читальней, а проще говоря, библиотекой. В самой большой комнате, она же гостиная, до войны располагался «читальный зал». Теперь же эта комната служила местом сбора и отдыха лётного и технического состава полка. Народу порой набивалось столько, что было не продохнуть. От старой, кулацкой, обстановки остался патефон, стоявший в углу на столике с точёными, фигурными ножками, овальное зеркало, да затейливые кружевные занавески на окнах. Пузатый двухведёрный самовар был экспроприирован, и стоял теперь в столовой.
Патефон, действительно, уже четверть часа, как надрывался, заполняя помещение музыкой. Стоял весёлый гвалт. Почти треть лётного состава (из тех, что поужинали быстрее всех) была уже здесь. Также присутствовали несколько представителей тех.состава. Яркой, шумливой стайкой выделялись девчонки из числа техников, оружейников и укладчиц парашютов.
– А ну не трожь инструмент! – Колька подскочил к Петьке Гордиенко, одному из лётчиков первой эскадрильи, который, сидя в дальнем уголке, облапил трофейный аккордеон, и с детским любопытством тыкал пальцами по клавишам. Аккордеон сопел, мычал, и издавал прочие непотребные звуки.
– Да ладно, Колян, чё ты? Я ж не поломаю!
– Ага, знаем мы, как ты не поломаешь! Вон, позавчера на посадке такого козла дал, левую ногу подломал на пробеге! Мастер-ломастер. Дай сюда!
– Да ладно! – не сдавался Пётр, – попробуй-ка, не скозли – у меня с левой законцовки обшивку на метр взрывом сняло, ты хоть видел? У меня всё крыло осколками посекло, – щитки я даже и выпускать не стал! Вот и скозлил!
– Ага! Плохому танцору, знаешь, что мешает? – окончательно вскипел Колька, – дай струмент, говорю! Его Андрюха с Агнюхой на танке отбили у фрицев! А они – с нашей, со второй эскадрильи! Дай сюда, говорю!
Отобрав аккордеон, он с победной улыбкой вручил его Агнии:
– Вот, Огонёк, держи! Так, мужики, освободи место гармонисту! – суетился Колька.
Открылась дверь. И в неё ввалились ещё несколько лётчиков и стрелков.
– Ого! Да у нас и гармонист теперь есть!
– Давай, Огонёк, сыграй!
Агния села поудобнее на услужливо придвинутый ей стул, накинула ремни аккордеона на плечи, и посмотрела на окружающих. Посмотрела хитро на Николая, обернулась на Андрея, улыбнулась…
– Ну, что ж, сыграю.
И растянула мехи – полилась мелодия, и Агния запела:
– «Дождливым вечером, вечером, вечером,
Когда пилотам, скажем прямо, делать нечего,
Мы приземлимся за столом, поговорим о том, о сём,
И нашу песенку любимую споём!
Пора в путь дорогу,
Дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идём.
Над милым порогом
Качну серебряным тебе крылом!…»
И так ловко у неё получалось! Всех захватила новая песня – кто-то стоял, и улыбаясь, прислушивался к словам незнакомой песни, кто-то стал отбивать такт ногой, поддерживая ритмом аккордеон, несколько парней не выдержали, и решительно подходя к стайке девушек, стали разбирать их, и вытаскивать на середину комнаты. А дверь всё открывалась и открывалась, каждый раз впуская в клуб припозднившихся… Среди прочих протиснулись в комнату и Александра с Антониной. Шурка стала подталкивать Тоньку поближе к своим, к Андрею с Колькой. Антонина слегка очумело осматривалась, и с трудом продиралась вперёд.
Агния, не отвлекаясь от игры на аккордеоне, увидев их, весело им подмигнула, и продолжила:
– «… нам нынче весело, весело, весело,
Чего ж ты, милая, курносый нос повесила?
Мы выпьем раз и выпьем два,
За наши славные Ил-2
Но так, чтоб завтра не болела голова!»
После слов про Ил-2, те, что не были заняты танцами с девушками, а стояли у стенок, вразнобой, но дружно, коротко проорали что-то одобрительно-невразумительное, слившееся в общее победное «А-а-а-а!».
А девушка с аккордеоном весело продолжала:
– «…мы парни бравые, бравые, бравые,
но чтоб не сглазили подруги нас кудрявые,
мы перед вылетом ещё их поцелуем горячо
и трижды сплюнем через левое плечо!…»
и тут уже окружающие в несколько десятков глоток подхватили несложный и быстро запоминающийся припев:
– «Пора в путь дорогу,
Дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идём.
Над милым порогом
Качну серебряным тебе крылом!…»
Замолк аккордеон, слушатели дружно захлопали. Агния скинула с плеч ремни, встала, и раскланялась на все стороны. Комната утонула в дружном гвалте.
– Давай ещё!
– Ещё сыграй!
– Ну чего ты, сыграй ещё!
Агния встряхнула гривой вьющихся волос, и счастливо рассмеялась:
– Что, неужто понравилось?
Ответом ей был хор голосов:
– Ещё бы! Конечно! Давай ещё!
– Ну что, «землянку»?
– А давай «землянку»!
Она села, накинула ремни, откашлялась, и запела известную всем песню:
– «Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола – как слеза…»
Эту песню знали все, и подпевали очень многие. Те, у кого после тяжёлого лётного дня ещё оставались силы, и «чесались ноги», пошли на середину комнаты с приглашёнными девушками.
Антонина стояла в двух шагах от Агнии и Андрея, и старательно натягивала рукава гимнастёрки на запястья, чтобы присутствующие не видели тех страшных синяков, коими были покрыты все её руки.
– Антонина, вас можно пригласить? – услышала она прямо над ухом, и от неожиданности вздрогнула. Повернулась, и столкнулась с взглядом голубых глаз Толика Веселовского.
– Потанцуем? – мягко спросил он. Антонина в смятении оглянулась на Шурку. Александра стала настойчиво подталкивать её к Толику, и жарко шепча на ухо:
– Давай, давай, иди, чего ты?
Антонина, ища поддержки, поймала взгляд Андрея. Он ободряюще подмигнул ей, и слегка хлопнул по руке:
– Да иди, иди! Чего ты испугалась?
Антонина позволила себя увлечь на середину комнаты.
А Агния всё пела и пела:
– «…пой гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От твоей негасимой любви…»
Закончив и эту песню, она сняла аккордеон, поставила его на скамейку, и со словами:
– Фффу! Умаялась! Заводите патефон! – вытерла пот со лба.
– А чего сразу патефон-то?! – заорали ей в ответ, – нам больше нравится, как ты играешь и поёшь!
– Да играть-то я могу! А вот перекрикивать вас, горлопанов, мне уже не под силу! Ещё чуть-чуть, и охрипну!
– Так мы ж подпеваем! Ну, сыграй ещё, спой!
Агния села на стул, послушно взяла аккордеон, мотнула головой:
– Ладно! Но петь буду тогда то, чего вы не слышали. Вы хотя бы орать не будете.
– Давай, давай! Это ещё интереснее! А что споёшь-то?
– «Тёмная ночь». Слышали?
– А это что за песня?
– Это… – она одарила всех своей лучезарной улыбкой, – из нового кинофильма, «Два бойца» называется. Совсем недавно вышел, в октябре был первый показ, – она обернулась на Андрея, – нам в ШМАСе, перед выпуском показывали, в кино водили. До фронта, видать, картина ещё не добралась. Ладно, слушайте.
И она запела:
– «Тёмная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах, тускло звёзды мерцают.
В тёмную ночь ты, любимая, знаю, не спишь
И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь…»
Видно было, что песня всех тронула с первых же строк. Все слушали внимательно – проникновенные слова брали за душу, дёргали её за струнки. У всех остались родные и близкие, у многих остались дома любимые. Слова песни никого не оставили равнодушным.
Агния закончила играть и петь. Все дружно захлопали, бросились хвалить:
– Вот молодец! Запомнила! Скорей бы нам это кино привезли! С такой хорошей песней кино не может быть плохим!
– Хорошее кино, хорошее, – кивнула Агния, – всё ребята, у меня уже горло болит. Видать, простудила всё-таки!
– А мы сейчас тебе чайку горяченького, – засуетился Колька, – щас, щас, щас! Слышь, Мишаня! – обратился он к Мишке Никитенко, – сгоняй-ка за чаем в столовку! Видишь, у гармониста горло пересохло!
– А чё я-то? – нахохлился Мишка, – сам и сгоняй! Тоже, нашёл молодого!
– Да не надо никуда бегать! – уже охрипшая, пытаясь их перекричать, замахала на них Агния, – да сыграю я ещё, сыграю! Я ж только петь не могу.
– А кто ж споёт-то?
Агния поманила к себе пальчиком Антонину. Тоня нагнулась, чтобы услышать. Горячо, в самое ухо, Агния её негромко спросила:
– Ты помнишь то, что я тебе в бане напела?
Антонина сделала испуганное лицо, и приложила руки к груди:
– Ох, Агнюшенька, боюсь я, не смогу… Я ж, поди, усё забыла…
– Да ничего ты не забыла! Я ж тебе эти слова на подкорку зашила!
– На какую таку корку… чего зашила? – недоумённо захлопала глазами Тоня.
Агния одарила её обворожительной улыбкой, покачала головой:
– Да всё ты помнишь, выходи давай!
– Та ни-и… я ж не смогу!
– Сможешь, – она решительно выпихнула Антонину вперёд, и объявила:
– Новинка сезона! – секунду подумала, и со смешинками в глазах добавила непонятную фразу: – арфы нет, возьмите бубен!
После этого она положила руки на клавиатуру и растянула мехи…
Полилась мелодия. Антонина стояла, не зная, куда деть руки, в смятении шаря глазами по сторонам, наконец, собравшись с духом, вобрала в лёгкие воздуха, и запела:
– «Как-то летом на рассвете заглянул в соседний сад,
Там смуглянка-молдаванка собирала виноград…»
Голос у неё был сильный, мелодичный. Все взгляды устремились на неё. Пропев первый куплет, она немного распелась, осмелела, раззадорилась, и припев у неё пошёл уже совсем легко:
– «…Раскудрявый клён зелёный, лист резной,
Здесь у клёна мы расстанемся с тобой,
Клён зелёный, да клён кудрявый,
Да раскудрявый резно-о-ой!…»
Она пела и пела, народ уже начал хлопать ей в такт. Видя, что песня в её исполнении всем нравится, Антонина совсем осмелела, щёки её порозовели, глаза наполнились блеском, и уже окончательно распевшись, она лихо пропела последний куплет. А когда в третий раз, под конец песни, затянула припев, его уже подхватили все, кто был в клубе!
Закончив петь, Антонина неловко и смущённо раскланялась, развернулась, и попыталась ускользнуть назад, протиснувшись в щель между Андреем и Колькой Никишиным. Но её ухватил Андрей, приобнял её за плечи, и развернув её лицом в середину, громко прокричал, перекрывая весёлый гам:
– Антонина Шумейко, кто ещё не знает! Наш новый товарищ, служит в полку с сегодняшнего дня! Специалист по вооружению, вторая эскадрилья, прошу любить и жаловать!
Со всех сторон послышался одобряющий смех, кто-то прокричал:
– Ого! Это хорошо! Загрузка бомб вдвое быстрее пойдёт!
Все засмеялись.
– А вот зря ржёте! – перекрывая смех, зычно проорал Андрей, – Антонина, если кто не знает, вчера полсотни раненых с поля боя вынесла, а за день до этого, позавчера, трём фашистам дубиной бошки поразбивала, да руки-ноги переломала! А четвёртого голыми руками чуть не задушила!
– Ого-го! А чего ж не додушила?
Опять взрывы молодецкого хохота…
Антонина моментально зажалась, подбородок у неё предательски задрожал, она, боясь разрыдаться прямо здесь, в панике обернулась к Агнии, ища поддержки. И та, тонко чувствуя её состояние, тут же пришла ей на помощь:
– А потому, что как-то долго у неё всё это получалось, живучий, гад попался! – внесла необходимые пояснения Агния, – пришлось мне его из пулемёта пристрелить. Чтоб не мучился!
Взрыв ещё более оглушительного хохота надолго перекрыл все прочие звуки в клубе.
Глава 3. Индикатор на лобовом стекле.
– Павел Сергеич, ну давай я тебе хоть помогать буду, – канючила Шурка, ходя кругами вокруг пожилого техника, который, нагнувшись, копался с амортизатором левой ноги шасси.
– Отзынь, малахольная! – вяло отбрехивался техник.
– Ну, дядя Паша! – Александра от негодования аж капризно притопнула левой ногой, – ну, на этом же самолёте сейчас мой пилот полетит! Старший лейтенант Чудилин!
– И что?
– А и то! Щас на этом самолёте он будет летать, а, стало быть, я, его техник, и должна этот самолёт обслуживать!
– Это машина старшего лейтенанта Авдеева! – разогнувшись, отрезал техник, и степенно вытирая испачканые руки куском промасленной ветоши, назидательно добавил: – вот поправится старший лейтенант Авдеев, и снова на своего скакуна сядет.
– Так его на неделю от полётов отстранили, ну и вы, дядь Паш, отдохнули бы, – жалобно продолжила нудить Александра, – а я пока за самолётом послежу.
– Ага! Разбежалась! Последит она… Развинтишь тут на хрен всё, разрегулируешь, а мне потом отвечать!
– Что за шум, а драки нет? – к ним не спеша подходил старший техник эскадрильи.
– Филимон Кодратич, миленький, – рванула к нему Александра, – выручайте…
И она, размахивая руками, размазывая по замурзанным щекам уже брызнувшие от обиды слезы, принялась эмоционально объяснять возникшую проблему.
Тот, послушав её бабьи всхлипы с четверть минуты, решительно отстранил её в сторону:
– Так, ну-ка, девка, пойди-ка погуляй пару минут.
После этого между ним и техником самолёта произошёл короткий деловой разговор, после которого Филимон Кондратич, хлопнув техника самолёта по спине, пошёл по своим делам.
Шурка шмыгая носом, нерешительно подошла к самолёту.
– Слышь, это… – не оборачиваясь, крикнул через плечо техник дядя Паша, – там, в ящике, ключ на шестнадцать лежит. Подай.
Шурка стремглав бросилась к ящику и загремела там железяками, ища нужный ключ.
Найдя, сунула его в протянутую руку.
– Ты это… девка… не обижайся, – пробубнил дядя Паша, – давай вот, держи здесь. А я сейчас подтяну…
Через минуту, разогнувшись, он покровительственно посмотрел на притихшую Александру, и усмехнувшись, добавил:
– Ладно, договорились. Пока на этом самолёте твой орёл будет летать, временно допускаю тебя до аппарата. Будешь на подхвате. Но смотри у меня! – его тёмный от масла палец внушительно покачался у Шурка перед носом, – не вздумай тут что-то сама делать, не спросясь у меня!
Вся сияя от счастья, она радостно кивнула.
***
– Фашисты упёрлись вот в этом населённом пункте, – палец командира эскадрильи упёрся в точку на карте, – полтора десятка танков, бронетранспортёры, две батареи противотанковых орудий, несколько ДЗОТов, до батальона пехоты. Зарылись, как кроты, их уже третьи сутки оттуда выкурить не могут. Сейчас на этом направлении готовится атака наших войск. Они концентрируются вот в этом лесу, – палец капитана Миронова обвёл по контуру небольшое зелёное пятнышко на карте, – наша задача: перепахать там всю эту сволоту, и дать нашим войскам возможность провести атаку с наименьшими потерями. Поэтому! – командир эскадрильи обвёл глазами обступивших его пилотов, – поэтому! Делаем 6-8 заходов, не даём гансам головы поднять. Как только мы начнём, наши войска пойдут в атаку. Время согласовано – над целью мы должны быть через… – он посмотрел на часы, – через 46 минут. Боевая загрузка – ФАБ-50, ПТАБы, АО-10, ЭРЭСы. Как только наши подойдут к окраине села на две сотни метров – дают две зелёные ракеты. Это – нам отбой. Прекращаем атаку, уходим домой. И самое главное! Ни в коем случае не зацепить своих! Бить только туда, куда бьют командиры звеньев! Никакой самодеятельности! Понятно?
– Зениток там много? – спросил Андрей Чудилин.
– Если и есть, то немного. Скорее на истребителей напоремся, поэтому в воздухе осмотрительнее! Всё, наносим на планшеты ЛБС4 и по коням!
Лётчики присели на ближайшие скамейки для курения и пару минут тщательно наносили на свои карты необходимые отметки.
***
А невдалеке, метрах в пятнадцати от группки лётчиков, кучковались бортстрелки. Агния намеренно отвела стрелков своего звена чуть в сторонку и давала им свой, не совсем понятный для них инструктаж:
– Твой, Сашок, сектор – правый внизу. Твой, Славка, – левый внизу, – она образно показала это рукой, нарубив ладонью в воздухе воображаемые сектора задней полусферы, – твой, Катерина, сектор, она упёрлась взглядом в стоявшую рядом девушку-стрелка, – весь верх, и левый и правый.
– А чё это нам с Саньком только по четвертушке нарезала, а Катьке – весь верх, и правую, и левую стороны! – вскинулся Славка, молодой, горячий хлопец с густой, вьющейся шевелюрой и блестевшими, как маслины, глазами.
– А и то! – назидательно отчеканила Агния, сузив глаза, – что у женщин более широкоугольное зрение, и они лучше видят то, что делается на периферии. Поэтому и сектор у неё пошире, понятно?
В ответ – пару секунд обиженное сопение, а затем:
– А себе ты какой сектор взяла?
– Не волнуйся! У меня тоже будет, чем заняться. Моё забота – чтобы все живыми обратно вернулись. Всё наше звено. Это как минимум.
Она окинула всех взглядом, покосилась на комэска, который заканчивал инструктаж пилотов, и закончила уж совсем странной и непонятной фразой:
– И главное: чтоб у всех голова пустая была. Вымести оттуда на фиг все мысли. В голове оставить только нужное – ты, и твой сектор. Ну, и пулемёт, конечно же! – подытожила она, улыбнувшись.
Мазнув ещё раз по лицам, её взгляд скользнул ниже – у Катерины едва заметно подрагивали руки.
– Катюша, это твой первый вылет. Страшно?
– Есть трохи…
– Зачем тогда в стрелки пошла? Ты ж парашюты укладывала?
– А то и пошла! – Катя вздёрнула вверх свой носик, – за Витьку отомстить!
– Так живой же, Витька-то твой, – улыбнулась Агния.
– Живой, живой, – радостно покивала головой Катерина, – спасибо тебе, спасительница! Мне Николай Филипыч так и сказал: что если бы не ты тогда, то всё… Так только ему ещё месяца два в госпитале лежать.
– А ты значит, пока он в госпитале лежит, за него?
– Ага, – она согласно кивнула. И добавила: – парашюты есть кому укладывать, а стрелков не хватает, вот я и пошла…
***
Через пятнадцать минут вторая эскадрилья в полном составе взлетела с заснеженного поля. К цели пошли по кратчайшему пути – никакого особого прикрытия цели зенитками не ожидалось, да и время поджимало. По пути подхватили истребительное прикрытие – с аэродрома, над которым они пролетали, поднялись два звена Ла-пятых, быстро набрали высоту и пристроились к строю штурмовиков. Два истребителя – слева, два – справа, два – сзади с превышением в 200 метров, и ещё пара – тоже сзади, но с превышением уже в 600 метров.
Время от времени косясь вправо на самолёты своего звена, идущие строем пеленга, и изредка бросая взгляд на мотающиеся где-то высоко истребители прикрытия, Андрей тяготился ощущением навалившейся на него ответственности. Да, несколько десятков вылетов на штурмовку, да, несколько сбитых фрицев и куча переколошмаченной наземной техники. Но всё это – в положении ведомого. А сейчас он – уже не ведомый, а ведущий. И не просто ведущий, а командир звена. Эх, не облажаться бы!
– Не волнуйся, всё будет хорошо, – чётко прозвучал в голове спокойный и уверенный голос его Ангела.
Андрей улыбнулся – они с Агнией уже давно не пользовались СПУ: она слышала его, он слышал её. Прямо в голове.
– Да за парней беспокоюсь, как бы не отстали, из строя не вывалились, – озвучил он свои опасения.
– Давай им в бою чёткие команды, и не отстанут. И не вывалятся.
– Угу… – хмыкнул Андрей, косясь в правую форточку на три самолёта своего звена. Самолёты покачивались, колебались, то чуть-чуть отставая на пару метров, то немного вываливаясь вперёд, но строй пеленга держали. Уверенно так держали.
Андрей опять услышал её голос в своей голове:
– Идут, как влитые, – успокоила она его, и добавила, явно кого-то цитируя: – наши тела – меч, в наших душах – покой!5 Не подведут они тебя, не бойся!
– Стрелки ихние ещё бы не подвели… желторотые… – буркнул Андрей, – Катька, вон, вообще – первый вылет. В самое пекло.
– Не боись, стрелки – моя забота. Есть у меня тут одна задумка…
Что там у неё была за задумка, Андрей спросить не успел: в наушники ворвался, надёжно перекрывая шелест помех, рёв командира истребителей прикрытия:
– Внимание, горбатые! Истребители противника. Впереди по курсу, правее двадцать! Идут с превышением.
И точно! Почти прямо по курсу, правее на двадцать градусов, в небе обозначились несколько малюсеньких чёрточек. Два звена Ла-пятых, поддав газу, и задрав носы, полезли вверх, резво набирая высоту. Те же, что были сзади, тоже поддали газу, и чтобы оставаться позади штурмовиков, запетляли, нарезая зигзаги, держа повышенную скорость, и контролируя заднюю полусферу.
Андрей беспокойно заёрзал в чашке сиденья: командир звена – это не просто решительный и сообразительный пилот. У командира звена должны быть в наличии ещё и такие качества, как умение руководить боем, распределять боевые задачи между подчинёнными. Как бы не сплоховать… не растеряться.
Чёрточки увеличивались в размерах, росли. Командир эскадрильи дал команду всем пилотам, и строй штурмовиков стал уплотняться, уменьшая дистанцию между отдельными звеньями. Истребители сопровождения, как вздрюченные цепные псы, заметно активизировались. Эфир заполнился скупыми и сосредоточенными командами. Но немцы боя не приняли – разбившись на две четвёрки, и обойдя по широкой дуге ударную колонну, сопровождаемую истребителями прикрытия, они набрали высоту около 3500 метров, и пошли в отдалении, справа и слева.
– Командир, гляди-кась, какой эскорт-то у нас сегодня, прям с оркестром! – раздался в наушниках нервный смешок Ильи Кутеева.
– Ага… – подтвердил капитан Миронов, и добавил веско: – маловато их, щас они по радио камрадов своих ещё поключут, локальный перевес создадут, и вот тогда нам всем мало не покажется. И оркестр нам на отходе устроят…
– Угу… – был угрюмый ответ.
Звено Ла-пятых, набравшее высоту, так и осталось там, чертя небо ломаной змейкой, готовое парировать любые движения мессеров в сторону штурмовиков. Но две четвёрки мессершмиттов, как будто чего-то ожидая, спокойно шли справа и слева, на трёх с половиной тысячах метров, не предпринимая никаких попыток атаковать эскадрилью штурмовиков, прикрытых четырьмя парами Ла-пятых.
– Передать стрелкам: усилить наблюдение за нижней полусферой! – скомандовал командир эскадрильи.
Все пилоты, услышав приказ, передали его своим стрелкам. Агния, смотревшая назад, хорошо видела, как стрелки Славка и Санёк стали усиленно вытягивать шеи, пытаясь заглянуть вниз, как можно дальше за борт, шаря глазами каждый в своём секторе.
– Вовремя! – услышал Андрей в голове голос Агнии, – пока эти восемь говнюков демонстративно на трёх с половиной тыщах, как на жёрдочке, сидят, и на них все наши стрелки пялятся, вот тут самое время снизу подобраться… Но я пока ничего не чувствую…
Томительно текли минуты…
Кося глазом на планшет, прикреплённый к левому колену, Андрей отметил, что они почти подошли к линии боевого соприкосновения, и до цели уже рукой подать. Впереди, слева по курсу, через густую дымку, застилавшую землю, показалось, наконец, небольшое село, дворов в тридцать. Маленькая полуразрушенная церквушка притулилась сбоку, на северной окраине села. Вся поверхность земли вокруг села была густо испещрена чёрными воронками от мин и снарядов. На поле, изрезанном балками и небольшими оврагами, торчали полузасыпанные снегом остовы подбитой и сгоревшей техники. То тут, то там, стелясь по земле, ещё чадили несколько грязно-бурых столбов дыма.
У Андрея тоскливо сжалось сердце: «это сколько ж здесь фрицы нашего народу положили?»
– Не отвлекайся! – мгновенно отреагировал Ангел за спиной, – сейчас будет команда на начало атаки!
И точно! Через три секунды все пилоты эскадрильи услышали в наушниках голос комэска:
– Внимание! Цель слева по курсу! Делаем шесть заходов. Дистанция между самолётами – 500 метров. За Родину!
И самолёт командира эскадрильи, накренившись на левое крыло и опустив нос, стал доворачивать на цель. С трёхсекундным интервалом все самолёты первого звена повторили его маневр, выстраиваясь в длинную цепочку. За ними последовали все четыре самолёта второго звена, и наконец, Андрей, дождавшись своей очереди, тоже дал левый крен и свалил свой самолёт на крыло. И все три самолёта его звена точно также довернули за ним на цель. Впереди по курсу уже бушевал огненный торнадо – к моменту, когда третье звено, ведомое старшим лейтенантом Андреем Чудилиным, только выходило на боевой курс, самолёты первого звена уже начали работать по цели – в нескольких местах села уже начали вспухать десятки взрывов от мелких осколочных бомб.
Сбросив газ, Андрей отдал ручку от себя, и планируя под углом около 30 градусов, уже намётанным глазом искал себе цель для удара… так… так… здесь уже всё… здесь тоже причесали… так… Вот! На окраине села, схоронясь за большим амбаром, стояли, замаскированные досками и ещё каким-то деревянным хламом, два немецких танка. Андрей плавно довернул на них, вынес марку прицела вперёд на несколько десятков метров, дождался, пока дистанция сократится до двух сотен метров, и как только нос самолёта наполз на цель, правым пальцем утопил кнопку сброса бомб.
Распахнулись створки на двух из четырёх крыльевых бомбоотсеков, и из кассет горохом сыпанули девяносто два ПТАБа. За секунду самолёт полегчал на полтора центнера – его заметно тряхнуло. Ручка плавно на себя, вывод в сотне метров от земли.
– Есть накрытие! Оба! – Ангел за спиной не сдерживает эмоций.
Пологий левый вираж. Быстрый взгляд через левое плечо – село быстро уходит за спину, но хорошо видно, что один из двух танков, на которые он только что вывалил половину своей бомбовой нагрузки, полыхает ярким оранжевым факелом.
– Детонация боекомплекта, – мгновенно следует исчерпывающий ответ из-за спины.
Самолёт командира эскадрильи уже замкнул круг, пристроившись к последнему самолёту в хвост.
Второй заход, поиск цели…
– Вон-вон-вон там! левее, левее! – подсказывает Ангел за спиной.
И тут… на лобовом стекле появляются…
Что за чёрт?! Какие-то зелёные метки!
Нет! Это какие-то бегущие символы, линии, шкалы с циферками!
– Что за х-х-х-рррень?! – Андрей на секунду крепко зажмуривается, встряхивает головой, открывает глаза: нет, всё так же по центру колеблется какой-то смутно знакомый символ, похожий на схематичный самолётик на авиагоризонте, над ним подрагивает горизонтальная пунктирная линия, привязанная к шкале слева, а наверху, в углах, слева и справа, скачут, меняя показания, какие-то трёхзначные цифры!!
И в довесок ко всему прямо по центру, прыгает, как чёртик, зелёный незамкнутый кружок с перекрестием. А разомкнутая окружность вокруг крестика, как живая, стремительно убывает против часовой стрелки! И поверх перекрестия, перещёлкиваясь, быстро сменяют друг друга какие-то непонятные циферки: 0,6…0,5…0,4…0,3!