Гробовщик
Смиряясь с миром и с собой,
Я просто стану неживой.
Как лёд становится водой,
Я стану мёртвый, неживой…
Мой друг, читатель, я погиб!
Мне страшно выйти в люди…
Желанный гость среди могил:
Мертвец меня не судит.
Откуда не начнёшь свой путь,
Всё кладбищем закончишь.
Зачем же рваться, биться в грудь,
Что есть последней мочи?
Готов мой гроб уже давно.
Осталось только мне
Принять всё то, что мне дано,
Забыться как во сне.
Смиряясь с миром и с собой,
Я просто стану неживой.
Как лёд становится водой,
Я стану мёртвый, неживой…
Чего таить? Тяжелый шаг
Мне сделать предстоит.
Попасть навеки в вечный мрак
Среди могильных плит.
Теперь я тут дрожу, сижу
И, слёзы подтирая,
На камне исповедь пишу,
готовясь к стенам рая.
Вся философия моя
Среди других погребена.
Начать свой сказ лучше нельзя,
Чем детства ранняя пора:
Сначала видел я людей,
Что, странной силою ведомы,
Лежали, пили, ели дома
Клубком несчастных мерзких змей.
Потом увидел я другое:
Как люди в необъятном поле
Идут, качаясь в сторонах,
Как кони дикие устав:
Работать, жить – всё впопыхах!
Что думать – всё вернётся в прах!
Я сам, ещё ребёнком глупым,
Сквозь боль мирскую смог пройти:
Питался бедно – скудным супом
С всего, что мог по улицам найти.
Я спал в дворах, садах и даже,
Бывало, залезал в трубу.
Болел от дыма, чёрной сажи.
Всё лучше, чем лежать в гробу!
Поверил рано в Бога,
Ведь, несмотря на боль,
Как на земле цветок здоровый,
Я рос, лелеемый судьбой.
Мне двадцать: рост как у дитя,
Лицо – желтеющая масса
С щеками, впавшими в себя,
Глазами, ищущими мяса.
Но в чем найти мне утешенье?
Я худ, я беден, очень слаб.
В моих костях немало трещин.
От холода уже озяб.
***
Я странник – это же в крови.
Кому скитаться боязно и больно,
Дороги – те же в море волны —
Всё новые, и старых не найти…
И лишь в пути
Я чувствую себя свободным.
Как домоседы сотни,
Тысячи часов
Живут, не видя мира в красках,
Хотя вокруг полно цветов?
И если красный видит красный,
То я, считай, совсем слепой.
Случилось это столь давно,
Что я забыл уж, каково
Там было с миром, что вокруг.
А если вспомню, то сотру…
Неважно что я расскажу
О том как было: ввечеру
Аль утром действие сиё:
Об камень голову рассёк,
Когда бежал я наутёк
От рынка хлеба – воровал.
И обессиленно упал.
Под старым древом
Мой запал
Погас.
Желаю молвить без прикрас:
В крови, что по низу стекает,
Лежу и вижу (был горазд),
Быть может, красть —
Не лучший выход…
Мой хлеб лежит в грязи,
И рядом тихо
Идёт владелица сего.
А мне ни соль и ничего
Не нужно:
Я съел бы и такой, в пыли,
Но дотянуться нету сил.
А продавец же унесёт
Такой, весь грязный, хлеб в помине.
Бедняк голодный я отныне…
Она ведь с ним, она уйдёт…
Подходит продавщица к речке,
И с силой всей сомня батон,
Порвав куски, на воду мечет.
Ох как же человек смешон!
***
Я без сознания лежу.
Огни видений не тревожат.
Вдруг надо мной какой-то шум.
Поддался слабый миражу?
Открыл глаза, а там лапшу
Передо мной особа ставит:
"Давай до дома провожу".
А я, немножечко слукавив,
Сказал, что далеко живу.
Она улыбкой во весь рот
Ответила, что без забот
Сегодня (редкий день) живёт
И может проводить.
Подумал я – ведь без жилья
Последний век живу.
Но стал я рьян,
И потому
При виде девушки Амур
Стрелою мне лишь одному
Вести ее велел…
***
Тут дом, в лесу, трухлявый,
Забором тёмным обнесён.
В средине сказочной дубравы
Стоит так одиноко он.
Мы за забор зашли, держась
Друг с другом за руки. Досадно:
Как будто смотрят тут на нас
Мильоны глаз,
По-злому и нещадно…
Вокруг пустырь. Цветы завяли.
Я вижу старый перегной.
За нами ветер ледяной
Лепечет всё и свистом погоняет…
Я развернулся, посмотрел,
Облокотился (чёрт побрал бы!)
На старый трупу монумент.
Ценою правды и неправды
Я разглядел, что человек
Тут похоронен, под землёй,
Такою чёрной, ледяной.
А сверху гной:
Цветов уж нет.
"Вы тут работаете, свет?
Вы гробовщик, я вижу, мило.
Меня Марией называть
Привыкла вся деревня, мать.
А как же ваше имя?"
Я призадумался, поник.
Не помню имени – старик!
Сказал ей: "Артур".
Выждал миг.
"Я гробовщик", – спеша, добавил.
Она дала мне руку в руку,
Схватила, крепко обняла.
"Я б вас таким и приняла.
Тут есть недалеко тропа —
До дома я смогу сама.
Придите только, вас прошу.
Я дома, в скуке, подожду"
***
На кладбище один
Остался под закатом.
Как каждый монумент
Так выглядит богато?
Вот тот вот господин
Как будто бы из злата:
На каждой из седин
Рубинная заплата.
А в кладбище, наверно,
Весь километр есть.
Зачем так суеверно
К могилам многим честь?
Среди могил, заборов
Нет места для людей.
Мертвец семье так дорог,
Пока семья не здесь.
Потом, по поколенью,
Никто не вспомнит их.
Не лучше ли забвенье
О мёртвых для живых?
Не будет слёз, и даже
Появятся места
Для стройки и продажи
Больницам и садам.
Бывает место гаже,
Чем кладбище для нас?
Неужто труп нам важен,
Вдали от наших глаз.
Я познакомился тут с ними.
Их память – вечный тлен.
У каждого есть имя,
Но жизни ни за кем.
Антон Иваныч Дубов —
Противный человек.
Лицом показан грубо,
В тени других померк.
Наверно, вором был,
А может, убивал.
Деньжонок раздобыл,
В людей же наплевал.
На землю рядышком цветы
Упали столь давно.
От жизни старой клеветы
Осталось лишь пятно.
Но чем ты людям насолил?
Ведь ясно – сам себе
Поставил насмерть, на настил,
Всю правду о судьбе.
А как быть мне?
Я тут, с тобой,
Я в мире, где царит покой,
Где нету дела до людей —
До тех, что в счастье и в беде.
Я тут как будто бы в узде.
Не странник – раб среди цепей.
***
От кладбища в деревню
Путь долог и тернист.
Под взором предков древним
Дрожал, как сникший лист.
У окон я бесцельно
Ходил, боясь зайти.
Уставший беспредельно
Совсем в скамье затих.
Тревоги ожиданье хуже!
Уж легче сразу испытать
Ту боль, которая прибудет,
Чем этой боли ожидать.
Ну вот, она под солнцем
Блестит звездою в синеве,
И я, сидящий под оконцем,
С пустым желаньем в голове.
Мы говорили с ней.
Она высказывала мненья:
О философии в спасенье,
О небе, полном звёзд огней.
А я кивал, не зная что ответить.
На мысли повтореньем отвечал.
И думал, что глупейший на планете.
Учась, словечки вспоминал.
***
Мария оказалась старой девой,
Но мне не важно было то.
Я был всю жизнь рабом у чрева,
Теперь любви унёс поток.
На улице вечерний холод.
Я дрожь свою уймя,
Уставший, по траве зелёной,
Пошел, куда глаза глядят.
Я думал лишь о том —
Кто я? Кто я теперь?
Я барин в теле молодом
Иль тот же старый зверь?
И так неспешно прямиком
Пришел на кладбище своё.
Неужто я нашел свой дом?
В столь страшном месте, но родном.
Вот Дубов похоронен тут.
Не бойся, друг, я не уйду.
Весь день провёл, не зная мук.
Поверил, что теперь супруг.
Антон, не так ты плох, возможно.
И хоть убийцею, вором
При жизни был,
Понять тебя не так-то сложно:
Безгрешно ведь никто не жил.
А у тебя на то причина.
Конечно, куча их была!
Поэтому такая мина
В гробу твоем сохранена.
Неграмотен – и в том проблема?
О Дубов, стоит мне менять
Свои дворовые манеры
На то, чтоб даме угождать?
Пойду-ка я скорей отсюда…
Отправлюсь в странствия опять.
Пойду, теряя свой рассудок,
Пойду терпеть и голодать…
Нашел свой дом, нашел жену.
Неужто, бросив все, уйду?
Образованием займусь.
Не бойся Артур, ты не трус!
***
Летело время, я крепчал.
С Марией в доме поселился.
Детей-близняшек нарожал.
Давался диву и молился.
Судьбой несчастною ведомый,
Я наконец ночую дома…
О том мечтал я все года?
Я душу странствиям отдал.
Хотя, казалось бы, куда,
Когда у мыслей враг – нужда.
«Любимый, нужный» – про меня?
Как странно чувствовать, однако.
Я знаю – чувствам доверять нельзя,
Но как же чувствовать приятно!
В разгаре полдень. Девочки мои
Играют в кукол на траве зелёной.
Я часть большой и любящей семьи
С душой, избытком утомлённой.
Вдруг слышен хрип.
Я на этаж бегу.
Лежит Мария бледная, в крови.
Мой страх внутри.
В глазах огни
Становятся за миг тусклее.
В ней нету сил.
Я отпустил —
Рука в секунду холодеет.
Лежит она, а как бледна!
Оставила ведь мужа.
Я тут один, и ты одна.
Кому, Мария, хуже?
На улице гуляют дети.
Вдали темнеет: туча тут.
Я дождь столь вовремя заметил —
К Марие девочки зайдут.
Сказать им правду? Нет, нельзя!
Мешок мне нужен невелик.
Скажу, уехала к друзьям.
Сам закопаю – гробовщик.
Но вынести ее с почетом невозможно:
Детишкам травма на года.
Господь, ну как же это сложно —
Везти в мешке ее туда.
Вчера она была живая.
Какой холодный женский стан.
Рука теперь совсем другая.
Она ли это, аль обман?
Столь мягкой плоти я не видел.
Недвижна, странно… подожди!
Я не был на нее в обиде,
Но как-то чувства не пришли…
И вот я с мамочкой в мешке
Иду, смотрящий на детей,
От тяжести снимя китель,
На кладбище с женой своей.
***
Лопаты нет – копал руками.
Улыбкой тени озарил.
Душою был не с ней, с мечтами.
Слезою капнул на настил.
Ее могилу подготовил.
Осталось только сбросить труп.
Но что со мной? Я так безволен!
Пустить Марию не могу…
И мысли гнусные созрели —
А стоит мне без Маши жить?
Мы вместе с нею постарели.
Мне одному ль на свете быть?
Мария, Господи, прости!
Что я удумал? Трепетно и страшно…
Такие мысли в голове растить!
Я не могу – люблю вас, Маша!
Я взял Марию на плечо
И в спешке в дом помчался с нею.
Душою клялся горячо:
«Я буду рядом, коль не побледнею!»
***
Я закопал ее в саду
И каждый божий день
С утра к могиле подойду,
Поставлю к ней сирень.
И сяду тихо рядом,
На место то смотрю.
Меховые наряды
Ей, как живому, шью.
***
Не отходил с могилы месяц,
Не отходил и два.
Я понял – в моем сердце
Огромная дыра.
Среди темнейшей ночи
В сарае за углом,
Отбросив мысли прочи,
Я думал о былом.
Я клеил меховое
И платьев столько сшил!
Теперь нас снова двое,
Я снова не один!
Я чучело Марии
Создал в сарае сам.
Сердечно не вините.
Уж слишком заскучал…
Ну нет! Она не кукла
С красою неземной!
Ну вот – она кивнула:
Согласна ведь со мной.
Сажал ее за стол —
Детишки в слезы вдруг.
Чего вы глупы столь?
Ведь мама с вами, тут!
Расчёсывать ее,
Кормить едой своей,
Ловить прекрасный взор
Родных жены очей.
Заснуть в обнимку с ней,
А лучше и не спать.
Беседовать нежней
Всю ночь и не устать.
В один из этих дней
Сидели мы с Марией
В беседке потесней,
Влюбленные, родные.
Вбегает дочка к нам,
Кричащая, в слезах,
Зовёт: «Быстрее, пап!»
И тянет за рукав.
Улыбкой я ответил:
«Я с мамой, погоди.»
«Но папочка, нам надо
Быстрей-быстрей идти!»
Упала тут она
На землю холодна.
В истерике лежа́,
Кричала о сестре.
Как тонет та в реке,
А я не вижу вдоль,
Сижу тут вдалеке,
Закрыв мечтою боль.
Я понял только вскорь —
Заела сердце скорбь:
Дочурки нет —
Она в реке
Покоится весь век.
Утопла и лежит на дне
Родной мой человек…
***
Страдалец – должен был страдать!
Какая боль! Такое не опишешь…
В руках дочурки локон, прядь.
Гробы труднее строить для детишек.
Коробка – маленький объем,
Как будто бы подарочная пачка.
И все бы ничего, но в нем
Лежит ни платье, ни собачка,
А дочь, навечно в сне ночном.
***
На кладбище царит покой.
Я снова тут, и тишина.
Ломают виденье мирской
Греховности мои друзья.
Антоша Дубов, старый друг,
При жизни был не понят.
Я всем о друге расскажу!
Ведь память не схоронят.
Ты мертвый, может, ну и что?
Живее всех живых!
Ты лучший, Тоша, ты святой
Среди людишек злых.
***
Я куклу Маши закопал
С дочуркою своей,
Я ниц пред ними, плача, пал.
Бывает ли больней?
Но день уж завтрашний настал —
Я встал уже сильней!
К второй дочурке зашагал:
Я ей сейчас нужней…