000
ОтложитьЧитал
Есть не просто эльфы, есть северные, нижнеустевые, лесные, какие-то еще, и так с каждым народом. Запомнить это, когда они еще себя кучу раз переименовывали (первое время я считала это полезной информацией), представлялось мне невозможным.
Влада вовремя подала правильный пример: лишь пожала плечами, сказав, что «как себя ни назови, козлом останешься». Ее нелестный комментарий о мужчинах избавлял меня от обязанности заучивать географическую местность.
Ведь мне ее знать никогда не нужно было. Путеводным для звезд на земле всегда является заклинатель…
Что у меня действительно получалось, так это языки. Когда Влада услышала, как я читаю отрывок из сказаний на одном из эльфийских наречий, она сначала не поверила ушам.
– Девочка моя, так на этом можно зарабатывать!
Не знаю, что такого поразительного услышала ведьма. Для меня буквы, какими бы они ни были на бумаге, не представляли ничего трудного в произношении. Единственное, что коробило, это обилие этих самых букв. Некоторые знаки встречались только в старых текстах, другие – единственны только для этого языка. И прежде чем я опознаю символы на бумаге, мне надо было услышать, как их говорят…
Однажды я с этим вопросом очень надоела костлявой библиотекарше, и тетенька сунула мне (а по ее словам, подарила) говорящий шар. Смысл этого непроницаемо синего устройства был в том, что на его поверхности нужно было начертить то или иное слово (букву, знак), и шар произносил его мужским и женским голосами, в зависимости от настроек (Я, кажется, даже научилась отличать немоту тритона, что несло у этих морских обитателей существенную смысловую нагрузку, от молчаливости верхних горцев, язык которых в особо печальных случаях мог состоять всего лишь из пяти звуков).
Потом я надоела библиотекарше повторно, и она выдала специальную гибкую трубку, которая одним концом крепилась к шару, а на другом имела нечто вроде небольшого зеркальца – водишь им по строчкам книги, а шар через несколько мгновений тебе это зачитывает.
Только понимать чужую речь мне это нисколько не помогало. К тому же, слышать – одно, а воспроизводить на ином наречии свою мысль – совсем другое. Тут уж тетенька на меня вконец обиделась и вышвырнула со словами, что нет единого средства от всех бед (выразилась она, правда, покрепче, но повторить не смогу – то ли я не разговаривала на этом языке, то ли таких выражений в словарях не встретишь).
Влада, пожурив меня, притащила домой справочники и самоучители, и я уже самостоятельно пыталась освоить языковые минимумы. При этом постоянно мучилась мыслью – зачем придумывать столько всего, когда можно обойтись одним языком? Есть нюансы, которые не передаешь по-другому – и как тогда? В чем смысл такого разнообразия? Если бы его не было, какая-нибудь звезда не корпела бы долгими сутками над объемными томами.
В мире есть более интересные вещи: накормить, к примеру, Владину кошку, которая и не кошка совсем.
Гораздо больше пользы из книжного ада – я имею в виду то здание с бабой-ягой на страже – извлекла Владимира. В конце третьей недели она напоила меня настойкой из концентрированной магии (сказала, что взяла ее из волшебника), и где-то около месяца я натирала все тело мазью – из того же концентрата, а еще сливочного масла и молодой коры дуба (с запоминанием всех ингредиентов мне тоже было несладко). Действие возымело. Кажется… По крайней мере, в меня никто не тыкал пальцем с намерением сообщить всей округе, что я немного не того телесного цвета…
– Какая у вас коса, девушка, – неуклюже кривя губы в улыбке, произнесла торговка, протягивая мне мешок с лекарствами. В порту уже начал завывать ветер, а значит, вскоре после заката он доберется сюда. Я перестала рассматривать рынок.
– Толстая, красная, – продолжала любоваться женщина, чем заставила меня недоуменно опустить взгляд: коса как коса. – Каким-таким средством красили?
– Красила? Это мои волосы, – еще больше удивилась я. Разве их можно красить? Это же как наносить на кожу слой грязи и восхищаться, как тебе эта грязь идет.
– Твои? Ух-ой, не говори ерунды, девица. Не может быть такого натурального красного цвета!
– Вообще-то это медный, – заметила я, положила деньги на прилавок и ушла подальше от этой странной торговки.
– Медные… фих! – услышала я в гуле толпы. А после донесло слабый вздох: – А красивые.
Меня передернуло. Я на секунду даже замерла на месте… Не могу произнести это слово. Зачем она это сказала? Она действительно так думала? Она чувствовала это? Что чувствовала?
Я ощутила, как к горлу подступает размытая тошнота, и поспешила выбраться с площади раньше, чем мне станет совсем худо. Надо просто об этом не думать, успокоиться и все…
Моя коса, наверное, уже отливала кроваво-темным, когда я добралась до постоялого двора. Порт еще журчал всевозможными людскими звуками, в то время как с моря доносились мерные шлепки воды о камень. Воду я слушать не любила – она была единственным местом на земле, которое отражало небо (если, конечно, не повернуть зеркало горизонтально, но кому это надо?..).
Только теперь она не самое неприятное в моем путешествии. Я знала, что еще долго не засну, потому что в моей голове зароились мысли, вызванные в памяти говорливой торговкой…
Зерных был одним из первых городов, где я побывала. Пять дней пешего пути на юг от Балуги – и он уже радует тебя своими березами и мелким земляничным кустарником.
Влада редко давала мне возможность покататься на чьей-то телеге: удача улыбалась, если я умудрялась договориться с возничим за те гроши, которые у меня оставались со сдачи – ведьма знала цену деньгам. Поэтому я вдоволь натрудила ноги, путешествуя под мягким солнцем по пыльным дорогам королевства.
Удивительно, что имя короля я не слышала не только от Владимиры, – кроме богини-матери она никого не считала достойным упоминания всуе – но и от Ридена и других жителей Балуги тоже. Мне казалось, что правитель – это человек (или же…), имя которого должно звучать хотя бы в гневных или пьяных речах. Другое дело Король духов, у которого просто-напросто имени не было…
За год проживания у ведьмы я хотя бы узнала, что их земля именуется Горжанью – странное название для королевства, но людей почему-то оно устраивало, никого свергать не собирались (а раньше это было достаточно популярным методом выражения народного мнения, если верить истории).
А вот Зерных полностью себя оправдывал: больше всего в этом городе было пшеницы. А еще цены на птицу были дешевые, в чем я благодаря Владе неоднократно убеждалась. Ведьма посылала меня туда за курицей.
Проблема с этим животным выяснилась уже на месте: я не могла видеть, как режут кур. Когда птице в первый раз свернули на моих глазах шею, «палачу» грозило остаться без заработка. Не знаю, что со мной происходило – я столько раз наблюдала, как ведьма разделывает тушки; не скажу, что хорошо это переносила, но курицы почему-то меня жутко пугали – может, глаза слишком сильно выпучивали.
И вот в очередной раз фермер выбрал при мне птицу и приподнял ее за шею.
– Где-нибудь в помещении, дяденька! – постаралась я перекричать гомон носящихся по загону наседок и замахала руками. Выражение лица было достаточно убедительным, чтобы мужчина, хмыкнув в бороду, протопал внутрь дома. Курица покачивалась в его руке.
Я выдохнула, и сразу же справа послышался дружелюбный смех. Не знаю, почему я решила, что он именно такой… Парень, как оказалось, некоторое время наблюдал за мной, и когда я повернула голову, приветливо улыбнулся:
– Раньше я тоже не мог видеть, как делают мясо. Но к этому привыкаешь!
Я задержала на нем взгляд, потому что до этого со мной на улице просто так не заговаривали. Я обращалась к людям в случае надобности – спросить дорогу, узнать цену – а они ко мне, если продавали товар. Но у человека рядом со мной вопросов не было. Он только шире улыбнулся:
– Серьезно, чувствую себя петухом, которого сейчас освежуют!
Сравнение показалось мне странным. А тон, которым оно было произнесено, вдруг напомнил мне Соула. Я покосилась на солнечное небо – в груди ничего не колыхнулось, и чтобы мысли не задержались на друге, я немного скомкано сказала, поспешив:
– Вы не петух. Не похожи.
Он снова расплылся в улыбке, а я не смогла понять, почему сейчас взгляд отвести очень захотелось. Я же не знала, что тогда уже все началось…
Его звали Вуржин, происходил он из семьи моряков, живших на севере Мидамина – второго из четырех Зелоорских королевств. Парень был невероятно добр, помог донести мне продукты до выхода из города и даже нанял возничего, везущего дрова в Огрионт, – до Балуги было совершенно в другую сторону, но он заплатил ему, чтобы в первую очередь я смогла добраться до города.
Я могла только благодарить его, когда он отмахивался, как от пустяка. Его обращение смущало, но одновременно заставляло сжиматься сердце – он был так приветлив, что в это не верилось. Но почему-то вселяло надежду. Тогда я еще не понимала, что им движет, и лучше бы оставалась в неведении до сих пор. Он выразил желание увидеть меня еще раз, а Владе я об этом случае не рассказала, не считая чем-то особенным, – если бы я поступила иначе, возможно, все бы обошлось.
Но у судьбы и Влады были другие планы. Уже в следующем месяце я снова отправилась в Зерных. Правда, того парня я в те дни не встретила, но когда я была в городе в четвертый раз, увидела его около памятника Зерну на главной площади. Он как-то сразу заметил меня, а подбежав, взял сумки – первой мыслью было, что он хочет меня ограбить, – и повел показывать какое-то «адски интересное место». Не помню, с какого момента нашей встречи он уже стал периодически держать меня за руку, чтобы я в очередной раз свернула не туда.
В Горжани теплеет быстро. В апреле уже нигде не увидишь и кромки коричневого снега. Но несмотря на довольно сносную погоду, ветер любил пробирать до костей – как раз весной в королевство приходят сильные потоки. И однажды, не вынеся вида моих мучений, Вуржин взял мои руки в свои и начал греть пальцы дыханием.
Я чувствовала, как горячий воздух щекочет кожу, и на душе непроизвольно менялось что-то. Я и мечтать никогда не могла, что со мной на земле будут обращаться так по-дружески. Риден знал меня давно, Влада – она ведьма, ее нельзя приводить в пример, а этот парень – он не знал, кто я такая, видел меня только пару раз за последние несколько месяцев, но каждый проявлял такую доброту, которую не всегда встретишь на звездах.
Сначала я опасалась его внимания – пыталась разглядеть на лице намеки, что все это не взаправду, и я просто по какой-то неведомой причине игнорирую инстинкт – но, в конце концов, поняла, что мне ничто не угрожает. И начала радоваться нашим встречам. У меня появился друг на земле!
Но лучше бы я обманулась в мыслях чуть раньше.
В последние дни апреля небо было очень пасмурным. Я не видела звезд уже около недели, и это странно успокаивало. Будто никто и не наблюдает за тобой свысока. Хотя пытаться разглядеть меня с неба – это то же самое, что искать искру пламени среди сотни огней вечернего города, – но даже так я никогда не могла выходить под блеск небесных светил, не съежившись, будто сейчас получу за очередную проказу.
Но звезды были безразличны. Никто не светил ярче, чем ему это положено, никто не передвигался по небосклону, если бы ему вдруг вздумалось. А тучи, закрыв от меня небесное великолепие, оказали неоценимую услугу – я больше не вздрагивала при любом показавшимся мне необычным отблеске.
Вуржин шел рядом и постоянно подергивал головой. Я не могла уловить причину его волнения. И думала, что на него действовала таким образом погода – я слышала от Влады, что некоторые земляне очень болезненно реагируют на ее изменения.
– Слушай, Джина, – окликнул он, прежде чем я успела задать ему вопрос. Он взглянул на меня, и вдруг его лицо неуловимо изменилось. Он нервно засмеялся, смотря в сторону, будто вспомнил давно забытую шутку. – У тебя же всегда такие красивые медные волосы, даже сейчас, когда солнца нет.
Я перевела взгляд на косу, которая слегка оттенялась дневным светом.
– Я скоро уплываю в Мидамин. Знаю, что это не так далеко, как хотелось бы мне, чтобы это звучало… – парень наморщил лоб, будто слова давались ему с мучением. – Но Джина… ты мне нравишься.
Он встретился со мной глазами… При всей очевидности его слов, в тот момент я никак не могла понять, к чему он клонит. Стояла и смотрела. А в голове только вопросы роились: он прощается? Он хочет извиниться? За что? Его глаза отражали гамму чувств, но я не улавливала ее значения, пытаясь подобрать то, что чувствовала сама. Друг ждал – это читалось – и я вдруг подумала, что это могла быть обида, но не известной мне природы.
– Вуржин, – произнесла я, надеясь мягко прояснить ситуацию, но он меня прервал:
– Нет, дай я договорю, Джина, – остановил меня рукой. – Мне надо высказаться, иначе я никогда этого больше не сделаю, – он неловко усмехнулся. А я почти видела, как по его шее стекают струйки пота.
– Я понимаю, что ты можешь не разделять мои чувства, – продолжил он. – И глупо было бы на что-то надеяться, но… знаешь, люди всегда на что-то надеются, и… может быть… Ты бы поехала со мной?
– Поехала? – я сказала это раньше, чем во мне начало пробуждаться осознание чего-то нехорошего. В груди менялось. Захотелось вдруг закрыться, отступить на шаг. Но я пересилила себя, смотря в глаза человеку – и в этот момент меня саму прошиб пот, а щеки стали холодными. Человеческие чувства. Чувства… Что, черт возьми, происходит?
– Вдруг у меня все же есть шанс? – у него были такие глаза. – Я все еще буду тешить себя надеждой, пока ты не ответишь. И я хочу… хочу, чтобы ты дала ответ сейчас. Прямо здесь. Тянуть уже некуда. Так что, Джина, ты… Ты останешься со мной?
Резкий запах. Корица. Ее донесло с окраины, и я поежилась от набежавшего ветра. Вот только мысли в оцепенении стыли под взглядом друга…
Венера-голубка, что же это?.. В груди нарастает мучительная боль. А к горлу, кажется, подступает тошнота. Сердце сжимается, как бешеное, урывками. На Вуржина становится невыносимо смотреть, хотя минуту назад я готова была разглядывать его лицо, лишь бы он не грустил. Но сейчас неуютно самой. И холодно так, что держись только за себя. Почему он смотрит с надеждой? Я знаю, почему. И знание это приходит не из головы, как раньше – людей иногда настигало, мы читали об этом – а изнутри, и это было самое ужасное.
Я не могу чувствовать то же самое, что и человек. Я не могу!.. Он меня не знает. А я… почему мне так больно? Это из-за него? Или за него?.. Хочется отступить и одновременно его не обидеть, но венера… Этого не происходит со мной. Скажи, что этого не происходит… Я всего лишь звезда, которая потерялась. И сейчас отчетливо почувствовала свое одиночество.
Лишь бы не смотреть ему в глаза, лишь бы в землю… в голове само собой всплыло сразу несколько имен, пока Вуржин стоял напротив и дожидался моего решения. Весен… Соул. Влада. Задумывалась ли я когда-нибудь, что я чувствовала к Весену? Теперь нашелся повод.
Повозившись в сжимающейся от неправдоподобности происходившего душе я нашла этот очевидный каждой звезде ответ, и нашла с облегчением: я никогда не испытывала к духу дурацкого чувства, свойственного людям. Оно такое непонятное и другое. Ты сразу будто становишься далек от того, с которым проводил до этого время, и все было хорошо. Соул, мой друг Соул, никогда не говорил, что любит Лизу, я уверена, даже не задумывался об этом.
У звезд любви не существует. Это вынуждены терпеть люди, но мы избавлены от этой участи. Звезды единятся только ради рождения новой. Симпатия, доверие – все это есть, и это можно сравнить с человеческим, но любовь… Это звучит отвратительно. Как нечто, что заставляет тебя становиться другим против собственной воли.
А Владой я восхищалась. Бесспорно… Я уменьшилась от этой мысли, но мне пришлось подумать и его имя, чувствуя безвольную, пустую черноту, наполнившую сердце: Ковен… Я всегда буду тянуться к нему. Моему единственному хозяину. Одному ему я когда-либо буду служить… А чувство? Чтобы я когда-нибудь испытывала к нему что-то такое же непостоянное и окунающее в неизвестность…
– Вуржин, – я заговорила прежде, чем совладала со своим голосом. Парень, венера-голубушка, это уловил. И на меня нахлынуло… – Почему я должна с тобой прощаться?
Меня сейчас на части разорвет – у него такое лицо!..
– Прости меня, – я не виновата. Нет, я не виновата! Но считаю-то по-другому, нежели говорю…
Я же звездный дух!
– Я понимаю, – тихо сказал он, но легче-то не стало. И вдруг добавил в голос бодрости: – Но я так рад был тебя встретить!
Я не могла больше этого вынести… Взяла с себя слово, что никогда не побываю в Зерныхе, что бы ни поручала мне в этом городе Влада.
Я вернулась к ней опустошенная, поменявшееся в лице, так что она сразу запричитала надо мной:
– Какой олух это с тобой сделал?!
В доме было слегка вверх дном – либо повоевала Зоя, либо ведьма была чем-то недовольна. А еще, и это вернее, причиной погрома мог быть мертвецки пьяный Риден, валяющийся где-то на пути к кухонной тумбочке.
– И ведь не должно было быть там много спирта. Тц, никогда не знаешь, каким получится новый раствор! – объяснила Влада, проследив за моим взглядом. В качестве платы за мое содержание (что воспринималось больше как наказание) она испытывала на Ридене экспериментальные зелья.
Я взглянула на ведьму снизу вверх, вспоминая недавние, беспокоящие меня мысли. Эта девушка была прекрасна… каждый день. Жить с ней под одной крышей – о таком не мог мечтать ни один мужчина. А я жила. Так неужели?..
– Владимира, что такое любовь? – как я смогла произнести это, когда дыхание вдруг перехватило.
Она удивленно воззрилась на меня, затем потрогала мой лоб.
– Девонька, кто тебе вбил в голову такие глупости? – но видя, что я не отвожу от нее взгляд – пытаясь определить, испытываю ли ужас от понимания своей ошибки – девушка оглядела комнату. – Любовь, хм… ну это как у тебя с Риденом.
– Риденом? – безмерно изумилась я. И даже забыла, что передо мной стоит красивая Влада.
– Конечно! Хах, ты думала, я не видела, как он на тебя смотрит? И подумай, ну зачем ему все это делать? Ну, ты ему зачем?
Я перевела взгляд на бормочущего, распростертого на полу парня. Я нравлюсь Ридену?.. Эта мысль настолько ошеломила меня, что я на трясущихся ногах подобралась к нему и перевернула на спину. Нет, Риден… только не ты. Потерять моего самого первого друга?
Он слабо вякнул и сфокусировался на моем носу.
– Джиночка, моя дорогая!..
Это же пьяный бред, правда?
– Риден, скажи прямо – я тебе нравлюсь?
Парень секунд через пять осознал мою мысль, потому что взгляд его немного прояснился. Он тяжело приподнялся, и его лицо оказалось напротив моего. Изо рта пахнуло медовой мятой.
– Спрашиваешь, люблю ли я тебя? – его глаза медленно облапали меня с головы до ног. Я не смела двигаться. Затем он схватил мой подбородок и также внимательно вгляделся в лицо. Криво усмехнулся. – А что, ты ведь хороша, правда? Такую бы девушку и в постельку не жалко пригласить.
Еще чуть-чуть… и я разрыдаюсь прямо в его волчьей хватке. Неужели это отвратительное чувство приключилось и с Риденом? Я так не хочу его терять! Только не сейчас…
– Но знаешь, это же как с сестрой спать, – продолжал парень и, судя по потугам на лице, представил это себе в красках. – Хоть и с очень симпатичной сестрой…
В этот момент ему по голове заехала сковородка, и Влада оттащила меня от заснувшего крепким сном парня.
– Сестрой, ха! Не слушай его, – тут она спохватилась. – То есть… он не это имел в виду. Он не отшил тебя, я уверяю! Он просто ничего не соображает.
– Не соображает… – холод в душе был приятным, успокаивающим. Забытым моим. Мне почему-то показалось, что ведьма не права. Ведь если в таком нетрезвом состоянии… Кажется, я стала обязана Ридену еще одной вещью.
– А ты любовь чувствуешь? – спросила я у ведьмы. Девушка совсем забеспокоилась о моем здоровье и наскоро уложила в постель. До вечера у меня и правда был жар.
Когда Риден протрезвел, Влада не преминула пристыдить его своим поведением. Он появился передо мной взволнованный, с видом как у побитого щенка.
– Джиночка, только прости меня, пожалуйста! Я правда не хотел! Это все зелье, я был не в себе, я не виноват! Боже мой, я не сделал тебе больно? Я сделал? Нет-нет-нет, скажи, что я ничего… Я сильно извиняюсь, Джи-и-ина, прости меня! Мне во всю жизнь этого не искупить!
Я молча следила глазами за распростертым в почетном поклоне парнем и слегка обалдевала от его слов.
– Джиночка, я правда никогда больше не буду! Я не сильно тебе сделал? Если бы только Владимира стукнула меня раньше…
– А что она тебе сказала? – уточнила я.
Риден воззрился на меня – его лицо уже приняло самое виноватое собачье выражение в мире.
– Что я поганка, какую свет не видывал, – всхлипнул он. – Что я тебя так обидел…
– Ну-у, сравнение с симпатичной сестрой в том контексте и правда можно было счесть слегка обидным…
Риден похлюпал носом, а когда до него полностью дошел смысл моих слов, с сомнением уставился на меня.
– Не понял, – в конце концов, признался он.
– Говорю, что я не обиделась, – произнесла я, сама уже в недоумении, как мы можем общаться на одном языке и слышать разное.
– Джина, – наклонил он голову, – мне только уточнить – я тебя не трогал?
Я сразу же коснулась подбородка: в памяти всплыл запах мяты.
– Надеюсь, мед хоть был сладким, – посочувствовала я, пока парень облегченно выдувал из легких воздух. – Что ты делаешь?
– Аа, да так, фильтрация, – хихикнул он. – Гхм.
– Риден, ответь мне, пожалуйста, когда я знаю, что ты в способности соображать. То, что ты говорил, правда? Я же тебе не нравлюсь?
Парень долго смотрел в мои глаза. Не знаю, что он пытался этим добиться, не могу даже догадываться, о чем он размышлял. Но после он сел рядом со мной на кровать и тихонько похлопал по макушке.
– Какая же ты все-таки наивная, Джиночка, – ласково произнес Риден. – Конечно, ты мне нравишься! Как же может такой ребенок мне не нравиться? – Он поглаживал меня по голове, наблюдая, как переливается цвет моих волос – так часто делала мама, когда укладывала меня маленькую спать. Затем его рука задержалась, и он задумчиво убрал ее с моей головы.
– Как ребенок… – он шумно вдохнул и перевел взгляд куда-то за окно. – Понимаешь, Джина. Я иногда не знаю, что к тебе чувствую. Я просто порой не знаю, как себя с тобой вести. Иногда ты такая беспомощная и трогательная, будто младшая сестренка – помнишь, как ты пыталась разбить яйца, а потом беспокоилась, что из упавшего желтка появится птенчик и убежит, а потом его съест Зоя? В такие моменты я и правда начинаю думать, что у меня появилась маленькая сестренка, – он улыбнулся своим мыслям. – Плюс ты же моя подруга, и как друг я тебя очень ценю – не каждый друг бывает таким красивым и не каждый бывает девушкой, а согласись, в этом есть много преимуществ. Но знаешь… иногда ты ведешь себя, нуу… как девушка, – он перевел на меня небесный взгляд, – и тут уж извини, гормоны есть гормоны.
Я опустила глаза, пытаясь осмыслить это добровольное откровение друга. Риден наблюдал за мной, слегка сощурившись. Несколько минут никто из нас не нарушал молчания.
– Но мы ведь не сбрасываем со счетов Ковена, верно? – парень усмехнулся. – В конце концов, это он тебя нашел, а я лишь друг по знакомству. Хотя, давай признаем оба, я довольно-таки славный парень и могу конкурировать с Ковеном. Ну скажи, что могу! Ну?
– Спасибо тебе, Риден, – слабо улыбнулась я, чувствуя, как от упоминания имени заклинателя забелели щеки.
Риден принял мою улыбку и снова потрепал по голове, при этом щебеча какую-то нелепицу, как будто мой возраст резко понизился до годовалого.
– Не за что, милая!.. Только ты уж давай определись поскорей, как себя вести, а то знаешь, Влада одно время пробовала работать предсказательницей, – он наморщил лоб, полностью погрузившись в нехорошие мысли. Я мягко убрала его руку с моей головы, напоминая, что я немного старше, чем ему кажется.
– Как шишка?
– А, дня на три будет, – легкомысленно отмахнулся он и, чмокнув губами в воздухе на прощание, ушел по своим делам. Какой бы Влада ни считала себя предсказательницей, лучше всего у нее получалось предвидеть наказания, которые посыплются на голову нам, не выполнившим в срок ее поручение.
Моя жизнь не была волнительной. Если я начинала сравнивать, как жилось мне на небе и как живется сейчас, то видела, мало что поменялось. Местность – разве что. Но одно я чувствовала точно, и мне это не нравилось. Я становилась человеком.
Раньше я никогда не задумывалась над такими вещами, как любовь. Мне попросту, как и всем звездам, это было не нужно. А сейчас, когда от меня требуют испытывать это чувство… Когда я отпускала это, мне становилось легче. В конце концов, мне осталось не больше двух лет… За первые полгода я полностью остановилась в росте: Влада измеряла мои показатели почти каждый день и по истечении шести месяцев констатировала такой результат.
– Давай только не будем обрезать волосы. Чтобы незаметно было.
– А я и не собиралась, – возразила я. Несмотря на то, что цвет иногда обращал на себя внимание жителей города, это было единственное, чем я еще могла гордиться и что напоминало о бросившем меня доме.
Странно ощущать себя нерастущей. Когда не надо каждую неделю стричь ногти, следить за кожей, потому что она уже не проявляет возрастных изменений. Мое тело остановилось в развитии, а между тем в груди бушевала буря нового, и иногда от этого становилось так тесно.
Я вскоре поняла, что влюблена во Владу, если это слово можно было применить к девушке, опекавшей меня как сестру и дочь. К ней невозможно было остаться равнодушным. Теперь я прекрасно понимала мужчин, которым она не давала шанса взглянуть в свою сторону. Я признала, что рада каждой секунде, проведенной с Риденом вместе – и что на небе, возможно, напутали, и мне действительно следовало бы быть с ним одной крови. Но все это давалось мне с таким мучительным чувством неизбежного…
Мне не нравится становиться человеком. Да кому понравится, когда от тебя требуют быть не тем, кем ты являлся всю жизнь? Но у меня не было выбора. У меня уже целый год не было выбора. И, впрочем, осталось мучиться недолго.
***
Ветер успокоил свои порывы, но я все равно завязала на голове платок. Не столько, чтобы укрыть уши, а чтобы никто снова не сказал чего-нибудь про мои волосы: не спавши половину ночи, я решила больше не беспокоить себя неприятными воспоминаниями. Несвойственный для августа холод неожиданно пробрался в город этим утром, поэтому я даже обрадовалась своему решению утеплиться.
Корабль из Орпидонта отбывал в одиннадцать. Я думала затариться легкими съестными припасами, чтобы не провести несколько часов, без эмоций уставясь в морскую гладь. Не заходя на рынок, чтобы не наткнуться опять на ту торговку, я остановилась у магазина со сладостями. Если хорошо поискать, то и на витрине можно найти что-нибудь, не давящее на зубы сахарной болью. Да, здесь дороже, но этот вариант услады своего желудка мне нравился больше.
– Джина?
Я даже не успела вздрогнуть, хотя голос показался мне таким… знакомым? Я повернула голову.
Напротив стоял Весен.
– Ах! – кажется, я сказала это вслух.
Маджи смотрел на меня так, будто увидел давно умершего духа. Мгновением позже я и сама сообразила всю комичность такого сравнения – ведь для всех жителей неба я давно умерла. Меня не должно было быть уже год. И вот один из них встречает меня, живую и прекрасно себя чувствующую – что спорно, но неважно – в одном из бесчисленных городов земли, укутанную в осенний расписной платок и выбирающую сладости.
Я должна была удивиться – но одна эмоция вытеснила из сердца все остальные: я была так рада его видеть! Духа, к которому вдруг почувствовала светлую признательность, будто он только что спас для меня мир, а я оказалось той единственной принцессой, ради которой он все это затеял.
Маджи смотрел на меня такими глазами, что я должна была забеспокоиться об адекватности его морального состояния, но в следующую секунду его лицо прояснилось и он, будто с облегчением, обнажил белоснежные зубы.
– Ты в порядке, Джина.
Слова прозвучали не как вопрос, и мне стало так приятно на душе от его теплого тона. Если бы я еще сохранила к весеннему духу чувства, я бы, наверное, уже упала в обморок и больше никогда не возвращалась из небытия. И на улице уже не холодно, вероятно, я раньше надумывала себе эту погоду.
Мой неназванный друг смотрел на меня, видел живой и здоровой. Кто-то уже знает, что я в порядке. Что со мной ничего не случилось. Вмиг жизнь снова осветилась для меня сиянием неба – когда его житель стоял передо мной.
– Я очень рад, – улыбнулся Весен, и его улыбка снова подняла по моему телу волну.
– Маджи! – наконец вымолвила я и поборола желание броситься ему на шею. А я ведь впервые назвала его по имени. Но мне было это нисколько не трудно и так приятно, будто я осчастливила этим поступком полпланеты.
Вдруг в моей голове пронеслись последствия того, что он видел меня здесь. Ведь если он расскажет хоть кому-нибудь… Что же со мной будет? Как скоро звезды спохватятся, и кто-то придет за мной? Если кто-нибудь узнает про Владу и Ридена…
– Только не говори никому, – зажала я пальцем губы в надежде, что это выглядит хоть каплю умоляюще.
– Не буду, – помотал он головой и снова озарился улыбкой. Ах, если бы было побольше таких моментов в моей жизни, когда я чувствую себя так же хорошо!..
И тут я заметила, как Весен изменился.
Он повзрослел. Не только лицо. Куда подевалась вся его субтильность? Я была приятно поражена. Под курткой из темно-коричневого льна я чувствовала мускулы. На секунду пожалела – зачем он надел куртку? Весен стал шире. И чуточку выше. Теперь его изумрудные глаза не казались мне такими узкими, а смотрели они на меня с такой теплотой, что я поверила, что у зеленого тоже могут быть мягкие оттенки. Волосы по-прежнему слегка растрепаны, но по тому, как они ложились, я поняла – он их обрезал. Больше нет конского хвоста, вызывавшего у девчонок в школе такой трепет. Но ему так даже лучше.
– Как поживаешь? – произнес Маджи, продолжая безвозмездно дарить мне свою улыбку.
– Хорошо, э-эм… – и я не знала, что еще сказать. И очень была благодарна Весену, потому что он не настаивал. – А ты? По делам от повелителя?
– Да, он… гхм, выполняю поручения, – парень замялся и осторожно взглянул на меня.
– Как дела на небе? – перебила я его прежде, чем он подумал задать мне неловкий вопрос.