Княжна для викинга. Книга 1

Солнце ярко светило над головой Любавы, но почти не согревало. Девушка не заметила, как оказалась в поле. Она присела на опушке леса, подвернув юбки, которые успела перепачкать по дороге о раскисшие лужи. Если бы так же просто можно было спрятать и грехи, как эту грязь с подола.

Глава 3. Пир Кетиля

Пир короля Кетиля, устроенный в честь Рёрика и его людей, выдался пышным и громким. Хотя времени для его устройства оказалось немного. И все же не было в тот день недостатка ни в веселье, ни в яствах, ни в напитках, ни в иных усладах.

За приготовления взялись тотчас. Вычистили чертоги, дворы, конюшни. По приказу короля, тремя молодцами была вырыта глубокая яма. Изнутри ее наспех вымостили камнем. Всю рыбу, что нашлась в близлежащих рыбацких деревеньках, побросали туда вместе с фенхелем, кориандром и некоторыми секретными травами, добавленными поварским из его личных запасов. Лещ, окунь, щука, плотва – все смешалось в аромате приправ. Затем раскалили большие плоские булыжники и сбросили их на подготовленное сырье. После всего яму прикрыли дубовыми досками и дерном, чтобы жар внутри сохранился, как можно дольше.

Очаги были разведены и пылали ярким пламенем. В глубоких котлах бурлила козлятина. На сковородах тушились тетерева. На вертелах румянились туши ягнят. В деревянных лоханях, сдавленных стальными обручами, в воде отмачивались береговые улитки. На решетках, временами издавая писк, дымилась курятина. Хотя, возможно, писк исходил от мидий и устриц, которые в водорослях плавали в кадке. Впрочем, поварской утверждал, что ни те, ни другие писка издавать не могут, поскольку у них попросту нет рта. На столищах вроде верстаков были разложены вымытые капуста и турнепс, петрушка и сельдерей. В корытах, зарытых в землю, лежали семга и лосось, присыпанные солью. Слуги сновали, задевая друг друга и пререкаясь. Мясники снимали шкуры и разрубали тесаками туши животных для дальнейшего приготовления. Девчонки бегали с корзинками, полными яиц. Доярки тащили кувшины с молоком. Мальчишки несли сливы, терн и яблоки, которые только сорвали с ветвей.

Просторный праздничный чертог был убран и украшен горными цветами. Пол застелили душистым сеном. В воздухе витали ароматы кушаний, тени танцовщиц и песни арфы. «Птица счастья парит над пирами. Все печали твои унесет она. Мясо ешь, да мясника не съешь. Вино пей, но не хмелей. Девицу люби, но не теряй головы. Будь осторожен, но не бойся…», – пел сладкозвучный женский голос.

На буковых столах вплотную друг к другу стояли деревянные блюда со снедью: сушеная бычатина, вяленая кобылятина, соленая лосятина и красная оленина, жареная на углях дичь, пряный тук, сельдь, топленая густая волога, душистые травы и жгучие коренья – горчица, жеруха, тмин, пастернак и хрен. В центре стола возвышался громадный пирог в виде свиньи. Помимо обильной трапезы для гостей были заготовлены напитки. Вина заморские, сладкий мед, крепкое пиво, кипящее в бронзовом котле и, конечно, молоко. Миски, рога и кубки были украшены руническими обережными надписями, защищающими пирующих от яда и порчи.

Внезапное приглашение к конунгу застало большинство гостей врасплох. И все же на пир явились все. Те, что жили ближе других, прибыли к сумеркам. А те, что спешили из дальних уделов – к ночи. Никто не посмел отринуть зов Кетиля, сказавшись больным или умаянным. Шумными ватагами или в сопровождении лишь одного слуги гости появлялись один за другим. Почти постоянно суетливый хускарл визгливо представлял вновь прибывших, привлекая всеобщее внимание к звучащим именам.

Сам Кетиль сидел в торце стола у южной стены. Его высокий трон оканчивался головой ворона, повернутой на восход солнца. Подлокотники были вырезаны в виде когтистых лап. Изумрудный глаз птицы пронзительно сверлил гостей. По обе руки от короля восседали его сыновья и внуки. Вдоль стола на широких лавках расселась шумная дружина, а также несколько знатных ярлов. У каждого было свое собственное место, которое он получил в соответствии с заслугами. Нельзя было придумать ничего более дерзкого, чем занять место, предназначенное для другого. Подобные недоразумения могли даже закончиться дракой. Ведь чтобы оказаться возле короля и его наследников, требовалось сперва эту честь снискать.

Поодаль от мужского столища располагался стол женский, куда меньших размеров. В центре сидела королева. Голову ее украшал высокий убор, как знак отличия и власти. Возле жены конунга примостилась юная принцесса. По бокам – жены ярлов, некоторых дружинников, а также сыновей Кетиля, то есть королевские невестки. Очередность рассадки соблюдалась здесь не менее тщательно, чем за столом короля, а может быть, и поболе. Чем значительнее был муж гостьи, тем ближе к королеве она оказывалась. Иными словами, возле Ингунн сидели ничем невыдающиеся женщины, но все с горделиво задранными носами.

Возле столов сновали молодые ловкие трэллы с чашами воды и мягким льном. Гости могли омыть руки после жирной пищи, а также освежить лицо от дремы, если таковая накатывала. Быстрые внимательные прислужницы, наряженные вечно-юными валькириями, по первому зову подносили напитки и были готовы оказать любую услугу, которая от них потребуется.

Прежде чем начать пиршество, Кетиль провел ритуал жертвоприношения еды и питья богам, дабы они благословили всех собравшихся. Первые тосты также были посвящены небожителям.

– Мы выпили за Одина, дарующего нам победу. Мы почтили Тора, направляющего меч в нашей руке…– Кетиль поднялся со своего места, так как тосты в честь богов было необходимо произносить стоя. – Следующий же кубок мы поднимем за Фрейра! Пусть он дарует урожайный год…Нашим врагам! – залился смехом Кетиль. Многим шутка понравилась, и ее поддержали хохотом. На этих холодных не пригодных для хозяйства землях заниматься пашеством было почти невозможно. Потому все необходимое приходилось добывать у соседей. И тут главное затруднение состояло в том, чтоб на чужих землях имелась добыча. – Я всегда говорю каждому своему сыну, – продолжал Кетиль, – будь умерен. Избегай пьянства, споров и объятий блудниц. И все же сегодня я скажу всем вам иначе! Пейте допьяна, ешьте досыта! Тешьтесь так, чтоб сами боги позавидовали вам! – провозгласил Кетиль.

Пиршество выходило на славу. Но самое занятное состояло в том, что сколько бы ни было запасено вин и меда в погребах Кетиля, на второй день они всегда, словно по волшебству, иссякали. Будучи хозяином множества пиров, он не раз пробовал противостоять року, приказывая запасти еще большее количество бочонков. Но итог всегда оказывался одинаков. В ход шла выпивка, привезенная гостями в качестве дара королю.

– Сегодня я устроил этот пир в честь моего гостя…– Кетиль представил Рёрика тем, кто не имел чести знать его. – Сокол Рёрик…Князь Рарожья, Правитель Фризии, Конунг Ютландии, Покровитель Вирингена…Я ничего не упустил? – шутливо обратился Кетиль сам к себе. Он перечислял титулы Рёрика, которые тот носил теперь и даже те, которые уже утратил вместе с перечисленными землями. – Поднимись, сынок. Я хочу, чтобы все видели тебя.

Гости перестали орать, их взгляды устремились на Рёрика. Даже за женским столом стихло щебетание. Всем хотелось получше разглядеть того, к кому так искренне был расположен король.

Перво-наперво Рёрик сам по себе и без всяких титулов был муж заметный. Он обладал запоминающейся наружностью, приятной глазу. Рослый, ладно сложенный, с мужественным лицом и яркими голубыми глазами, он надолго не выходил из памяти тех, кто его встречал. Впечатление от облика усиливалось громким именем, которое было известно каждому на побережье Варяжского моря.

– Наши прадеды были на ножах, – продолжал Кетиль. – Ободриты всегда враждовали с урманами. Но нам удалось положить конец сему бессмысленному противоречию. И это не трусость. А желание мира на своих землях. Ведь для войны есть сотня других берегов! – рассмеялся Кетиль. Вслед за ним расхохотались и гости. Лишь когда шум стих, король продолжил свою речь. – Я помню, как мы дошли до самой Африки. А по пути заглянули не в один монастырь крестопоклонников! Их золото до сих пор хранится в моих сундуках! А те из них, что бегали совсем скверно, обращены в рабство и по сей день гнут спины в моих огородах. Славные были времена! Времена, когда я был еще молод…Но я опять отвлекся…– Кетиль перевел взгляд снова на Рёрика. – Знаю я тебя давно. И холодовал ты и голодовал, и нужду знавал. Но как я всегда говорю своим детям: «Не отведав горького, не узнаешь и сладкого»! Сегодня ты уже не тот парень, которого суровые ветра гнали прочь от дома в бесприютное море. Сегодня каждый знает имя твое. Сегодня любой выберет мир с тобой, нежели вражду. Но так было не всегда. Когда ты впервые оказался на моем корабле, на земле у тебя были только супостаты. И что же я вижу теперь? Я вижу тебя, окруженного преданными другами. И это радует мой взор. К тому же среди твоих людей я узнаю тех, что когда-то плавали вместе со мной, будучи еще совсем юношами. Помню тебя я, Туча, – Кетиль оглядел грузного воина, который осушал кубок без всякого порядка, независимо от того, прозвучал тост или нет. – Первый в бою и первый на пиру! Вижу, разжился – брюхо отпустил…Ты, Ньер…– Кетиль обозрел помощника Рёрика. – Ты не был в моих землях. Хотя наши народы соседствуют. Что помню о тебе? Рассудителен и непоколебим. Всем образчик, – Кетиль назидательно погрозил некоторым воинам из своей дружины. – Пьет пиво да мед, но ничто его неймет. Не помню я, чтоб хлопоты с тобою у меня случались…А ты…Рыжий…– Кетиль обратил взгляд на молодого бойца, лицо которого было усыпано веснушками. Тот в свою очередь растеряно огляделся по сторонам, словно желая удостовериться, что речь идет о нем. – Будто тебя я видел прежде. Но ты слишком молод и не мог ходить со мной. Как имя твое?

– Это Ингвар, – Рёрик представил своего человека, поскольку тот все еще немотствовал по какой-то причине. То ли смутился, то ли уже был пьян, то ли еще что-то. – Ты знал его отца. Они похожи.

– Ну конечно! Ингвар! И твоего отца ведь звали также! – обрадовался Кетиль, вспомнив подробность давно минувших дней. – Славный был воин. Жаль только, что пал в бою с крестопоклонниками…

Пир грохотал, словно гром за холмом. Напитки лились рекой, гремели речи и тосты, отовсюду слышались возгласы, споры, а порой даже брань. На пустеющих блюдах снова появлялись яства. Кетиль радовался тому, что сегодня за его столом собралось столько людей. В обычное время они, возможно, поспешили бы заколоть друг друга любым острым предметом. А тут пировали и обнимались, точно братья.

– Сегодня мы вспоминаем самые безумные приключения и самые невероятные истории, какие только происходили с нами в чужих краях! – Кетиль поднял руку вверх, призывая всех к вниманию. – Однако это пиршество особенное. И одними воспоминаниями мы не обойдемся. Мы скрепим нашу дружбу боями. Испытаем мою новую секиру! А также я желаю, дабы сегодня каждый дал какой-нибудь обет! Слово, которое обязательно будет сдержано! И разорвут гармы Хельхейма того, кто не исполнит обещания! – провозгласил Кетиль под бурный рокот одобрения. Всем понравился распорядок пирования. Иначе что это за пир, на котором нет никаких буйных развлечений! – И начнем мы с меня. Раз уж я предложил…Итак…До сих пор Рог Одина ходил по кругу и каждый пил столько, сколько хотел. Но теперь же за всякий обет мы будем выпивать по полному рогу каждый! Для этого я прикажу подать вино…– Кетиль взмахнул в сторону расторопного слуги. Щедрость короля многие оценили одобрительными возгласами. Некоторые гости обрадовались, что удастся быстро набраться. Но были среди них и те, кто не желал слишком скоро напиваться. Ведь хмель решает десницу твердости, а рассудок ясности. – Вино, которое сейчас подадут, – продолжал Кетиль, – было привезено из благодатных краев, где солнце ласковее нашего. А я всегда любил виноградный напиток. И вот что я заметил, еще будучи молодым воином, как многие из вас сейчас. Каждый раз торопясь по осени в теплые края, я натыкался на пустые бочки, вместо набитых погребов! Не странно ли это?! И все же виноделы, у глоток которых был мой всем известный Нож Тора, уверяли меня, что запасы их истощились в связи отмечанием праздника сбора урожая. В душе моей распускался цветок тоски, и я, сокрушенный, уплывал на своем драккаре обратно домой. И все-таки я всегда чувствовал, что это трусливое вранье! Не верьте греческим виноделам, друзья мои! – наставлял Кетиль. В ответ на речь короля раздался хохот. Подождав, когда шум чуть утихнет, Кетиль продолжал. – Вижу своих возмужавших сыновей. Вижу взрослых сынов тех, кто когда-то был при мне. И понимаю, что сам я уже стар. И об этом говорит не только моя седая борода! Мне все больше хочется мира, вместо войны. И все чаще хочется молока и рыбы, вместо пива и мяса. И все же одно осталось неизменно. Я и по сей день люблю вино крестопоклонников! Но вот беда! Эти гордецы, особливо греки, не желают продавать его за море. И никак нельзя купить этот нектар! Что же делать? Как отведать напитка самих богов? – Кетиль задал вопрос гостям.

– Отправиться в тот далекий край! – выкрикнул кто-то.

– Именно! – Кетиль как раз этот ответ и ожидал услышать. – И буде боги не призовут меня к себе, то не позднее, чем через три года, отправлюсь я в поход. Нападу на лживых виноделов. Вырву из их уст языки вместе с признаниями, куда попрятали вина! А после, как возвращусь обратно, устрою пир. И буду снова ждать всех вас. Вот мой обет, – торжественно изрек Кетиль, поднимая вверх кубок.

Гости последовали приглашению и осушили сосуды до дна, попутно роняя возгласы одобрения. Всем очень понравилось обещание Кетиля. Поднялся радостный шум. Кто-то даже рукоплескал, словно годовалый малыш, от избытка чувств. Лишь королева сдержано улыбнулась за своим столом.

– Однако…– Кетиль замахал ладонями, призывая всех снова к вниманию. – Однако и вы все даете мне клятву взамен. Вы обещаете явиться сюда на мой пир! Что бы ни случилось. Даже если сами боги будут удерживать вас за ноги, вы все равно предстанете пред моими очами!

Эта речь Кетиля понравилась присутствующим еще больше, чем предыдущая. Отовсюду послышались торжественные клятвы и заверения явиться на праздник конунга, вопреки всему миру.

В это время за женским столом также развлекались, хоть и не столь бурно. Жены придавались празднословию. Каждая пыталась выразить свое мнение в общем разговоре. Но больше всего гостьям хотелось выслужиться перед королевой. И потому они часто перебивали друг друга, рассказывая подчас ненужные истории и неинтересные к тому же. Но в любом случае все их усилия были тщетными. Королеву мало волновала глупая трескотня. В этом момент она беседовала с дочерью, которая сидела возле нее.

– Матушка, вы заметили, как этот пират вчера посмотрел на меня? – шепотом спросила Ефанда.

– Дорогая, тебе нужно привыкнуть к тому, что мужчины бесстыдно разглядывают нас. Они считают себя владетелями мира, а особенно такие, как этот, – королева издали оглядела Рёрика. Он как раз произносил речь в честь Кетиля. Некоторые его слова были обращены и к Ингунн как к хозяйке дома. Она улыбнулась в знак благодарности и снова вернулась к разговору за своим столом.

– Я бы не сказала, что его взгляд был непристойным, – не согласилась Ефанда. – Он смотрел, скорее, внимательно. Может, я понравилась ему? – все еще шепотом предположила принцесса.

– Дорогая, нет такого мужчины, которому ты бы не понравилась, – улыбнулась королева. Ефанда хотела что-то сказать, но в этот момент одна из дам отвлекла Ингунн подхалимским вопросом.

– Раскройте нам, в чем секрет вашей неувядающей красы? – подобострастно тараторила гостья с квадратным лицом и мелкими кудряшками. – Мы слышали, что вы накладываете кислое молоко на кожу!

– Это не совсем так, – ответила Ингунн. Взяв в руки хлебную лепешку, она оторвала от нее ломоть и, полив его чуть горьковатым льняным маслом, неспешно отправила в рот. Пока он выполняла сию последовательность действий, остальные молча следили за ней, ожидая ее ответа. – Я выпиваю его рано утром.

Многие женщины за столом принялись восторгаться мудростью королевы, хотя многие поступали так же, как она. Ингунн подобное лизоблюдство хоть и льстило, но уважения не вызывало.

– Матушка, – Ефанда приблизилась к уху матери, – даже такому, как он? Приглянуться…могу…я…

– Такому, как он, в первую очередь, – уверила королева вполголоса.

– Может и так. Если б только вы не объявили во всеуслышание, что замуж мне еще рано! – обиженно напомнила Ефанда, скрестив руки.

– Дорогая, в этом нет ничего зазорного, – улыбнулась королева, обняв дочку. – Он взрослый муж, а не глупый мальчишка. И все и так понимает. Даже без моих слов.

– Тогда почему он назвал меня ребенком?! – Ефанда обвинительно оглядела мать.

– Потому что ты и есть ребенок, дорогая, – королева приголубила дочь, ласково погладив.

– Если я пока не могу рожать, это не значит, что я ребенок, – насупилась Ефанда.

– Для мужчины это как раз то и значит, – улыбнулась королева. Затем остановила за рукав проходящего мимо слугу и распорядилась, – принеси сушеную сливу, вишни и лесной орех…– Ингунн снова вернула взгляд на дочь, с недовольным лицом сидящую рядом. – Не нужно дуть губки. Я сделала это ради тебя. Или он так глянулся тебе, что ты уже готова бросить меня и отца? И уплыть с ним, с неведомым незнакомцем, на край света? – королева с лукавой улыбкой оглядела дочь.

– С чего вы решили, что он мне приглянулся?! – фыркнула Ефанда, которая в течение всего пиршества тайком издалека рассматривала Рёрика. Мужественный гость приковал ее внимание основательно.

– Я решила. Как раз именно из-за его взгляда. Того, что сразил тебя, мое неискушенное дитя, – королева задумчиво улыбнулась. – В таком взгляде нет бесстыдности. Лишь уважение и внимание, которые так приятны нам. Ведь ты, конечно, не заметила, что и на меня он смотрел столь же пристально. Словно такая старушка, как я, может представлять для него интерес.

– Матушка, как вы можете так говорить? – возразила Ефанда.

– Когда доживешь до моих лет, тоже начнешь говорить правду, – усмехнулась королева. – Ну так? Готова ты идти за ним? Через пару-тройку дней? Оставить меня и батюшку…Оказаться на попечении человека, которого совсем не знаешь…

– Куда я теперь отправлюсь после ваших заявлений…– недовольно проворчала Ефанда.

– Вот и правильно, торопиться не нужно, – королева поцеловала дочь в лоб. – У тебя еще будет сотня женихов.

– Кстати…А что, разве такое возможно? – будто промежду прочим спросила Ефанда.

– Что именно «возможно», дорогая?

– Ну как…– смутилась Ефанда, не осмеливаясь воспроизвести слова матери. – То есть вы сказали…

– Что я сказала? – королева либо уже забыла, что говорила, либо делала вид, что не помнит.

– Ну как это…Вроде…«Идти за ним», – спрятав очи, повторила Ефанда, в конце стушевавшись.

– Ну…Если ты не боишься затонуть в холодном море…И если готова много дней плыть на корабле со всеми этими головорезами…Если тебя не пугает новый город и новая семья…– размышляла королева, сдерживая улыбку. – Если ты столь сильно жаждешь всего этого, то я хоть сейчас скажу отцу, и он…

– Я не жажду ничего подобного! – поспешно заверила Ефанда, опасающаяся, как и все молодые люди, явить свои чувства. – Тем паче батюшка сам говорил, что мне нужен достойный супруг, а не какой-то разбойник.

– Ну, он не обычный какой-то разбойник, – покачала головой королева. – Вообще-то, он наследник Годлава, князя Рарожья…Впрочем, это имя тебе ничего не скажет. Как бы там ни было, наш гость благородной крови. И пусть сейчас он выглядит совсем не по-королевски, его суть от того не меняется. Скоро ты поймешь это.

Принцесса, и правда, не до конца постигала, что хотела сказать мать. Речи Ингунн влетали ей в одно ухо, а вылетали через другое. Внимание ее было занято не разговорами, а созерцанием гостей.

– Ефанда! – в беседу королевы с дочерью влезла все та же гостья с квадратным лицом и мелкими кудряшками. – Какое прекрасное платье! Ты выглядишь совсем как взрослая! – гостья всегда говорила невпопад. Многие ее замечания были бестактны, иные глупы, а в целом скучны и неинтересны. Однако она была женой старшего дружинника Кетиля, и потому остальные дамы были вынуждены ее слушать.

– Благодарю, – Ефанда поджала губы. Замечание гостьи задело ее.

– Не нужно огорчаться, дорогая, – королева заметила, что реплика квадратнолицей гостьи расстроила дочь. Тихонько поцеловав Ефанду в лоб, Ингунн шепотом добавила, – все эти женщины очень красивы. Они притягивают взор. И их, конечно, никто не перепутает с ребенком. И все же они сидят здесь, не смея без приглашения даже приблизиться к столищу твоего отца. Хотя, кажется, там значительно веселее…

Ефанда нахмурилась в недоумении, а потом просияла. Ей по нраву пришлась мысль, что она может сделать то, что другим не позволено. И уже через мгновение принцесса шла проведать своего батюшку.

Тем временем за столом короля веселье набирало обороты. Пара гостей, не найдя общей правды, сцепились, покатившись по столу. Сметая миски и кубки, они в итоге брякнулись на пол. Происшествие считалось обыденным и никого не дивило. Опасность состояла лишь в том, что драка могла стать стихийной, как часто бывало в таких случаях. Однако тут поднялся главный наследник Кетиля и королевы Ингунн.

– Я Хальвдан. И я желаю дать свой обет, – заговорил принц. Гости устремили на него взоры, впопыхах наполняя доверху свои кубки. – Обещаю, что не исполнится и трех лет, как я переплыву море и ступлю на земли императора. Разрушу все его города, что попадутся мне по пути. Убью всех их защитников. А всех женщин и детей обращу в рабство и приведу сюда! – Хальвдан поднял вверх огромный рог, а затем залпом осушил его. За эту клятву, впрочем, как и за все остальное, должны были пить все мужчины без исключения. И если бы кто-то пропустил тост, тем самым он нанес бы оскорбление не только самому Хальвдану, но и всей его семье.

Хальвдан был гордостью Кетиля и всей общины. Еще будучи отроком лет двенадцати, он прославился тем, что зарезал отцовским ножом провинившегося раба. Старейшины сочли этот поступок достойным похвалы и предсказали, что у юного принца большое будущее.

– Да здравствует Хальвдан! – завопила дружина старшего сына Кетиля.

Сам король уже собирался что-то сказать, как вдруг возле него возникла Ефанда. Худенькая и бледная, она выделялась среди массивных раскрасневшихся гостей. Впрочем, возможно, так видел лишь один король. Появление дочери его, безусловно, порадовало. И все же сейчас он не желал надолго отвлекаться от пиршества. Ведь больше всего прочего он любил произносить речи и хвалить своих сыновей.

– Что такое, дитятко? Зачем пришла? – Кетиль смотрел на гостей, выкрикивающих какие-то зароки и тосты. Ефанде даже показалось, что он вовсе не слушает ее. Впрочем, она ничего и не говорила.

– Даю обет помочь храброму Хальвдану! – подпрыгнул со своего места один из ярлов.

– И я! – поддержал кто-то.

– Твоя клятва будет исполнена, Хальвдан, раз столькие желают пособить тебе! – провозгласил Кетиль. А потом вспомнил, что дочка все еще возле него. – Иди к матери, детка…

Ефанде совсем не хотелось уходить. Здесь, и правда, оказалось куда веселее, чем за тем столом, где обсуждали кислое молоко. К тому же отсюда открывался превосходный обзор. Были видны все пирующие, в том числе и главный гость отца. Он как раз что-то рассказывал. Ефанда так замечталась, разглядывая его, что даже не слышала, о чем он говорил. Она опомнилась лишь тогда, когда слуги внесли огромный котел. В нем шипела тушеная зайчатина с кореньями – блюдо, которое в доме Кетиля готовили особенно вкусно. Похлебку тут же стали разливать. Те, чьи миски уже оказались наполнены, принялись поглощать кушанье. Те же, чья очередь еще не пришла, нетерпеливо сжали в руках большие почти плоские ложки.

Ефанда недолго постояла возле отца, а потом пошла к Олегу. В отличие от других братьев, он никогда не прогонял ее, даже если она мешала ему. По большому счету, она с самого начала хотела устроиться возле него, но потом решила, что сперва ей все же следует подойти к батюшке.

Присев на лавку возле брата, Ефанда положила голову ему на плечо и принялась разглядывать гостей.

– Я – Харфагр, – внезапно из-за стола встал средний сын Кетиля и королевы Ингунн. Он был уже в крепком подпитии. И если бы ему сейчас надлежало посетить тинг, то он бы попросту не дошел туда на своих ногах. – Я тоже желаю дать свой обет…Не позже следующего лета я пойду к свеям и убью их конунга! И будут те земли нашими…– рявкнул Харфагр. Гости уже собирались радостно взреветь, однако принц еще не закончил. – А потом я двинусь на восток! На Альдейгью. И те земли я тоже отвоюю! Ты будешь гордиться мной, отец…

Земли Альдейгьи располагались на континенте, на левом берегу Волхова у впадения в него Ладожки. Удивительно удобное местонахождение городка – на стыке торговых путей – обеспечивало ему интерес одновременно со стороны славянских и скандинавских племен. Будучи давним камнем преткновения, он то переходил под власть первых, то под власть вторых. Вражда длилась десятилетиями. Кровопролитие не прекращалось в этом крае. Каждый желал осесть там, где открывается путь и на европейский запад и на арабский восток. Там, откуда удобнее всего контролировать начало пути, ведущего в греки.

– Я пойду с тобой, храбрый Харфагр! – подскочил один из ярлов, взвивая свой кубок.

– И я последую за Харфагром! – истошно завопил кто-то еще.

В каком бы состоянии ни были даны клятвы на пирах, держались они исправно, порою даже ценою собственной жизни. Оттого и вызывали такой восторг. Что до Хальфдана и Харфагра, опытный глаз мог бы заметить, что между сыновьями Кетиля шло соперничество. Они будто хотели перебить друг друга.

Обет, данный Харфагром, Кетилю понравился не меньше клятвы Хальвдана. И он похвалил обоих своих сыновей за их горячность и храбрость.

– Ну а ты, Хельги! Что немотствуешь? – Кетиль оглядел еще одного своего сына. – Твой чред обет давать!

– Раз уж Хальвдан и Харфагр отправятся на поиски врага…– Олег усмехнулся. О каком бы деле ни шла речь, до него очередь всегда доходила в самый последний момент. Вот что значит – не быть законным сыном. И теперь он должен что-то выдумывать, чтобы развлечь отца и гостей. Спокойного и сдержанного человека, его не несло на бессмысленные пьяные подвиги во время каждого пира. – Я пообещаюсь защищать то, что ценнее чужих земель – мою сестру. И, конечно, нашу королеву.

– И то верно! – похвалил король, оглядев с улыбкой дочь. Ефанда как раз сидела возле Олега и что-то задумчиво ела из его чашки.

Пир продолжался. Из-за стола встал один из гостей. Он принадлежал к дружине Рёрика. Звали его Нечай. Он был молод и хорош собой. Однако всегда грустен и смиренен, будто нагрешил когда-то и остаток жизни решил провести в покаянии. Он изъяснялся на незнакомом для большинства присутствующих языке.

– Что говорит этот человек? – обратился Кетиль к Рёрику.

– Он говорит: «Я в море вышел лишь недавно. Всю жизнь ходил за плугом по полю…», – перевел Рёрик речь Нечая. – «Я знаю, есть в этих водах Руян остров, где славной Арконы высятся стены. Мой обет таков…Однажды окажусь я на Руяне…Помолюсь Свентовиту, чьи лики обращены на все четыре стороны света…Воздам ему хвалу и жертвы принесу…».

– У всех нас свои боги, – кивнул Кетиль в знак уважения к вере чужеземца. – Достойный обет. И исполнить его будет возможно, если с Рёриком останешься ты…– король поднял кубок в честь Нечая.

– Добрый конунг, – обратился один из ярлов к Кетилю. На вид он был уже стар. – Прошу, не гневайся. Я уже не так молод и не так удал, как те молодцы, что сидят за этим столом. Тяжело мне поспеть за ними. Не могу я осушить столько же кубков и притом остаться на ногах. Разреши мне покинуть это пиршество, дабы брюзжание такого древнего старика, как я, не отвлекало этих добрых мужей от праздника.

– Я не отпускаю тебя, – Кетиль желал, чтоб веселье длилось не менее трех положенных дней. Если все начнут расходиться, пир нельзя будет считать удавшимся. Хотя провести три дня и три ночи в пировании являлось задачей не из легких даже для молодых и пышущих здоровьем гостей. – Я не отпускаю…– повторил Кетиль. – Зато позволяю пить столько, сколько тебе самому того жаждется, – этим исключением Кетиль оказал большую честь своему преданному наместнику.

Время шло. С каждым последующим бочонком пир разгорался с новой силой. Звучали уже не только истории давно минувших дней, но также боевые песни, слагаемые гостями порой даже на ходу.

– Где Хальвдан и Харфагр? – после очередного запева, Кетиль вдруг нахмурился. Он потерял из вида сыновей, которые все время были возле него, а теперь словно испарились.

– Они там, господин, – один из рабов, прислуживающих за столом, указал Кетилю в конец стола.

Старый король приподнялся, ища глазами своих наследников. Те, и правда, были там, где сказал раб. Кетиль встал из-за стола и отправился к ним. Они были заняты тем, что состязались между собой в искусстве осушения кубков и словесной меткости. Это было самое привычное развлечение на пиру. И Кетилю в этом не понравилось только то, что в качестве соперников они выбрали друг друга.

– Погляди на себя: ты же сейчас свалишься с лавки, – ухмыльнулся Хальвдан, допивая свой кубок.

– Ты говоришь это уже не в первый раз, – отозвался Харфагр глухо. Он был сильно пьян.

– Ты тоже много чего говоришь обычно. Но чаще всего отказываешься от своих слов, протрезвев!

– Я не упорствую в глупости, в отличие от тебя, – Харфагр выставил руку с кубком вперед, желая, чтобы раб налил ему еще пива. Но тот чуть зазевался. – Ты там уснул, песье отродье! – рявкнул Харфагр на раба. Тот, от страха расплескивая половину, торопливо принялся разливать дрожащими руками принцам напитки.

– Зато ты упорствуешь кое в чем другом, – парировал Хальвдан с довольной ухмылкой. – Содержимое твоего кубка волнует тебя больше, чем собственная жена!

В тот момент, когда два брата пререкались в шутку али взаправду, к ним подошел отец.

– Харфагр, – обратился Кетиль к сыну. – Тебе не следует дерзить старшему брату даже потехи для.

– Да он ничем не лучше меня, отец, – заплетающимся языком сердито отозвался Харфагр.

– Однажды он сделается твоим королем, – напомнил Кетиль.

– Отец! – тут же влез находчивый Хальвдан. – Харфагр уповает на то, что после твоей кончины правителем станет он. Вероятно, он полагает убить меня…

– Я не собирался убивать тебя. Я лишь заберу свою часть земель! – рявкнул Харфагр.