000
ОтложитьЧитал
– Золотая? – протянул он заворожено.
Девчонка поняла его взгляд и, задорно тряхнув головой, скинула на снег шапку из меха чернобурки. Освободившись из лисьего плена, по плечам девушки заструились тонкие косички. Искрясь на солнце рыжей позолотой, превеликое их множество падало на плечи и грудь. Айсинь крутнула головой ещё раз и, присев, подняла шапку.
– Ух, ты! – не сдержался парень. – Как есть золотая!
И только после этого до него дошло, что он её понимает. За полтора года кочевой жизни он, конечно же, научился немного толмачить по-туземному. Некоторые языки были схожими. Но говорили-то они сейчас на родном, на русском.
– Ты, никак, по-нашему разумеешь? – шагнул он к девчонке. – Пошто притворствовала? Никак, надсмехалась? – Алёшка грозно насупил брови.
– Не пугай меня, воин, – нараспев протянула Айсинь, но назад не отступила. – Неужели ты меня спас, чтобы самому обидеть?
А у парня кончились слова и дух перехватило. Стоял он перед ней грудь в грудь и боялся глаза поднять. Конечно, грудь в грудь слишком решительно сказано. Этакая верста коломенская с ручищами, словно коромысла, и решительностью теляти семидневки. Девчушка была ему маковкой по грудь. Но когда он встречался с прищуром её насмешливых глаз, то получалось, что снизу вверх заглядывал, как есть кутя неразумная.
– Эх! – словно в преисподнюю скрипнул лыжами последние полшажочка Алёшка.
Зажмурив глаза, и стиснув зубы, он попытался обнять девушку. Но вместо упругого тела руки поймали пустоту. Пару секунд он недоумённо стоял, боясь открыть глаза. В чувство его привёл весёлый заливистый смех. Он бежал вперёд по тропинке, постепенно стихая за её изгибом.
Алёшка сокрушённо вздохнул и повернул лыжи в крепостицу. Вот такой раздор случился между ватажником и молодым казаком осенью прошлого года.
– Не простил, значит, меня Епишка, – прошептал юноша, придя через двое суток в сознание.
Но решил он не мстить злопамятному мужику. Ну его. Другие мысли не давали ему покоя.
«Айсинь, как она там? Поди места себе не находит, что не идёт он к ней тёмной ноченькой. Что не прижимает он её к своей груди и не говорит ласковых слов».
Не прошла даром та встреча на тропинке. Слюбились молодые в огненном дурмане длинных зимних ночей. Воздухом стали друг для друга. А без воздуха нет жизни человеку. Если для ватажников длинной длинью тянулась эта бесконечная зима, то для Алёшки промчалась она словно тройка удалая. Обдала казака снопом хрустящего снега из-под копыт да нырнула за поворотом Гайтерского мыса.
Поздно вечером предательски скрипнула дверь ватажной избы, выпуская в мартовский воздух осторожную тень в накинутом на плече полушубке. Проводив Алёшку прищуром осуждающего взгляда, есаул нервно дёрнул плечом.
«Здоровья на полушку, а всё туды же, – недовольно подумал он. – Не намилуются никак». – И натянув полу тулупа на голову, попытался уснуть.
– Скоро уйдёшь? – грустный голос любимой рвал душу на части.
– Так ить дело служилое, государево, – тяжело вздохнул Алёшка. – За побег можно в железа загреметь, а то и головы лишиться.
– Держи, – девушка вложила в ладонь юноши какую-то вещицу.
Огня в хижине не было. Жильё обогревалось при помощи кан. В темноте пальцы нащупали что-то рельефное и непонятное.
– Што это?
– А ты посмотри.
Алёшка выбил искру, и запалил лучину. Из полумрака на него смотрело бородатое лицо костяного человечка.
– Ух, ты! – совсем по-детски восхитился парень. – Красотища-то какая!
Выросший среди простого люда юноша впервые видел такую искусную поделку. Нет, конечно, и в Якутском остроге были умельцы, и сами якуты в резьбе по клыку были горазды. Но в этом воине было что-то особенное. От него веяло некой старинной тайной.
– Глянь-ко, так он же улыбается! – воскликнул Алёшка, разглядев мимику на лице воина. – Откель он у тебя?
– От рождения, – потеплевшим голосом ответила Айсинь. – Он всегда был в нашем роду. Его передавали по наследству. Род наш не простой, мои предки были князьями. Когда-то очень давно всеми здешними землями и землями в Чжунго правили смелые и сильные люди. Этот народ звался чжурчжэнями. Но пришли злые завоеватели мангулы и уничтожили мой народ. Остатки выживших укрылись в тайге. Мы желаем, чтобы теперь улыбающимся князем владел ты. Когда возьмёшь его в руки, вспомнишь нас.
– Знатный подарок, – продолжал рассматривать игрушку Алёшка. – И цены, видно, сказочной.
– Есть вещи, которые нельзя купить или обменять, – прошептала девушка.
– То верно, – согласно мотнул головой казак, и остановился на полуслове. – Погодь-ко, а кто это «вы»? – До него дошло, что девушка одарилась во множественном числе.
– Боги подарили мне новую жизнь, – смущаясь Алёшкиного взгляда, Айсинь спрятала лицо у него на груди. – Когда ребёнок впервые откроет глаза, ты будешь уже далеко.
Юноша растерянно замер. Ребёнок? Какой ребёнок?
– Разве ты не слышал, что от любви бывают дети? – подмигнул ему бородатый чжурчжэнь и улыбнулся ещё шире.
Конечно же, костяной воин молчал. Если бы он заговорил, то многое мог рассказать. Его раскосые глаза видели и радость и горе. На его глазах казнили и миловали. Перед ним проходили целые эпохи. Он улыбался и героям, и подлецам. А теперь он становился свидетелем очередной человеческой драмы.
– Это мой сын? – дрогнувшим голосом спросил молодой казак.
– Да, любимый, – оторвав от его груди голову, взглянула в глаза юноши Айсинь. – Но Боги не сказали мне, сын это или дочь.
Целый мир рухнул и заново родился в душе у Алёшки. Этот ещё не родившийся ребёнок заставил парня принять решение, которое уже давно крутилось в его голове. Но пугаясь серьёзности поступка, молодой казак постоянно прогонял его прочь. Теперь всё, теперь ух!
– Я остаюсь с тобой, – произнёс Алёшка и вложил улыбающегося воина в руку девушки. – А игрушку мы подарим нашему ребёнку.
Айсинь молчала. Она тихо лежала на груди пришлого воина, и боялась спугнуть поселившееся в ней счастье. Она не будет уговаривать его уйти с сородичами. Она не позволит ему тосковать по родным местам. Она сама станет его родиной.
– Не могу я, батя, с ватагой взад, на Якутск-городок возвертаться, – выдавил Алёшка еле слышно.
– Это как это? – не поверил своим ушам есаул. – Пошто не могёшь?
– Дитё у меня будет. Не должон ребетёнок без родителев горе мыкать, не по-Божески это. – Крепнущим голосом произнёс парень.
– Вот Айсинька, вот стервь! – хлопнул себя по ляжкам Андрейка. – С ней нагулял?
– Не собачь девку, – хмуро сверкнул глазами Алёшка. – Жена она мне перед Богом и мати моего дитя.
– Да как же ты тута станешь-то один среди бусурман? Не дозволяю я тебе! – Андрейка даже в толк не мог взять слова сына.
– Здеся тожа люди живут, чай не забидят.
– Как жа! – взъярился есаул. – После того, што мы тута с Ярофеем Павловым натворили, поди не добром станут вспоминать.
– Люблю я её, батя, света белого без неё не чую. Не жить мне без своей любушки в родной стороне. Если надо, на смерть ради неё пойду, – с надрывом произнёс юноша.
– Эко, молодец, как тебя зацепило! – покачал головой отец, вглядываясь в глаза сына. – А ты ведаешь ли, што, коли останешься, то веры нашей отступником станешь?
– Никогда я не стану веры отступником и дитё в вере нашей православной воспитаю, – горячо ответил Алёшка, понимая, что отец начинает сомневаться.
– Так бери её с собой, коли невмоготу.
– Не осилит она хребта Станового и ребёночка сгубит, – покачал головой юноша. – Богом прошу, отпусти ты меня, не то сам уйду!
– Што ж просишь, ежели сам всё решил, – хмуро оборонил отец и, скрипнув дверями, вошёл в избу. Понял казак, что никак не слабее духом его Алёшка, а даже покрепче будет.
Отгремел по Амуру ледоход. По песчаным косам лежали выдавленные неимоверной силищей огромные глыбы льда. Жаркое майское солнце и амурский ветер дубили коричневой краской бородатые лица ватажников.
– Домой! – загребая тяжёлыми вёслами, думал каждый из сидящих в дощаниках.
– Так и сгинул твой Алёшка в тайге тутошной, – пытливо взглянул на есаула Хабаров. – Жаль, славный был казак.
– Когда в следующий раз на Амур-реку пойдёшь? – вместо ответа спросил Андрейка.
– Пошто спрашаешь?
– С тобой пойду.
– Бог даст, сходим ещё, – ответил атаман, вдыхая полной грудью долетающие со стороны берега запахи весеннего разнотравья.
Не ведал ещё Хабаров Ерофей Павлович, что не увидит он более суровой таёжной реки. В кандалах увезут его из Якутска на Москву. Не ведал и Андрейка Иванов, есаул на службе государевой, что не увидит он сына своего Алёшку и внука Андрейку, народившегося от шалой любви тунгусской девки и молодого казака.
– Не жалеешь, что не с ними? – прижимаясь к сильному плечу, прошептала девушка. – Ведь там твоя родина.
– Ты моё отечество, – ласково прикоснулся губами к девичьему виску Алёшка. – Земля везде одинаковая. И горя и радости на ней вдосталь насыпано. А человек должон там жить, где его корень на веки вечные укрепиться. И радости должно быть в жизни больше, чем горя. А без тебя и дитя нашего только горе на остаток всех моих дней уготовано.
И продлилась жизнь в замершем на века уголке таёжного края, притоком новой и сильной духом крови. Затаилась она на несколько веков под тёмными лапами вековых кедров да колючих лиственниц. И пошёл новый род христианский в далёкой дали от земли Русской.
Глава 6.
Февраль 1908 года
Резкий хлопок, который донёсся с улицы, испортил аппетит Алексея напрочь.
«Самозарядный армейский револьвер системы «Наган», – где-то на уровне подсознания сработало понимание человека, всю свою сознательную жизнь имевшего дело с оружием, и появилась вторая, не менее своевременная мысль. – Определённо госпожа Эммануэль имеет способность притягивать несчастья».
И он оказался прав, потому что вслед за первым выстрелом за окнами «Версаля» разыгрывалась нешуточная баталия. Хлёсткие хлопки пистолетных выстрелов переплелись с переливчатыми свистками дворников.
Ротмистр не стал ждать, когда появится полиция. Он вынул из потаённого кармана, подшитого к подкладке сюртука, браунинг.
– Алексей Владимирович! – прошептала побледневшая женщина. – Не оставляйте меня одну, мне страшно.
– Сударыня, спрячьтесь за столом, – ротмистр опрокинул стол и подтолкнул женщину за массивную столешницу. – А я пойду, полюбопытствую, кто там балует с оружием?
Он едва успел отклониться от влетевшего в фойе дворника.
– Что там?
– Стреляют!
– В кого?
– А кто их разберёт, мабуть, в господ полицейских.
«Надо бы помочь, – подумал ротмистр».
Пуля просвистела где-то у виска, едва он высунулся на улицу. Но зная по опыту, что в неподвижной мишени дырок больше, Алексей одним прыжком оказался во мраке февральской ночи. В первые мгновения, оказавшись после света в темноте, он совершенно ослеп.
Упав на тротуар, Алексей откатился к стене гостиницы и стал стрелять по вспышкам от огня нападавших. Он вёл огонь в ту сторону, где слышались крики на китайском языке. Первой мыслью было то, что хунхузы напали на город.
– А-а-а! – раздался протяжный крик.
«Попал! – позлорадствовал ротмистр».
Стрельба велась со всех сторон. Когда глаза привыкли к темноте, он невольно присвистнул. С хунхузами воевали не войска и не полиция. Похоже, что в смертельной схватке сцепились две банды. А он оказался в эпицентре событий.
«Может быть это и не вы, ротмистр, подстрелили того бедолагу, – подумал он самокритично о стрельбе вслепую. – Какого рожна вы вляпались в это г…? Хотели помочь братьям по оружию, а оказалось, что их тут и в помине нет?».
Одно в данной ситуации было неплохо, стрелять можно было в любую сторону. Своих всё равно не зацепишь. И Алексей так и поступил.
Теперь он стрелял с обеих рук. К браунингу подключился штатный наган. Если ты неплохо стреляешь с седла, то, спешившись, становишься настоящим снайпером. Алексей продемонстрировал ночным нарушителям тишины, что такое боевой офицер кавалерии, ступивший на тропу войны.
Нервы бандюганов не выдержали, послышались крики об отступлении, тем более что где-то вдалеке слышались трели свистков спешащей на помощь полиции.
– Да уж, – покачал головой полицейский чин. – Наворотили вы здесь, господин ротмистр.
– Это они между собой, – скромно пожал плечами Кублинский. Я старался бить по ногам.
– Так-то оно, так, – недоверчиво усмехнулся полицейский. – Хотя если судить по личностям убиенных, то каких иноземцев здесь только нет. Даже кавказцы присутствуют.
– Где? – насторожился ротмистр, вспомнив показания горничной из доходных номеров, где провёл свои последние дни господин Вишняк.
– Да вот же он сердечный привалился.
И действительно, направленный в темноту луч карманного фонаря высветил застывший оскал южного гостя.
Алексей внимательно осмотрел лицо погибшего, шрамов не было. Но это не исключало того, что в городе может орудовать межэтническая банда. А лежащий перед ним труп кавказца был одним из членов шайки.
«Пора идти на доклад к господину полицмейстеру, – подумал он. – Делиться информацией и версиями. Ведь не зря он параллельно с чинами из сыскной полиции поручил заниматься этим делом и мне».
– Мне необходимо вас покинуть, – обратился Алексей к приставу.
– Никак невозможно-с, – всполошился тот. – Я обязан снять с вас допрос.
– Завтра я сам вас найду, – усмехнулся ротмистр, понимая его беспокойство. – А сейчас тороплюсь, увольте. Дела службы.
В ресторации Алексей отыскал Эммануэль.
– Прошу меня великодушно простить, – поцеловал он кончики её пальцев. – Но я вынужден вас покинуть, необходимо быть у полицмейстера.
– Вы не можете покидать меня здесь, среди крови и трупов! – брезгливо передёрнула плечиками Корсатти.
– Согласен с вами полностью сударыня, – улыбнулся ротмистр. – Обязуюсь лично доставить вас к месту проживания.
– Зачем вам было полезать под пули? Вы должны командовать, а не подставлять свой лоб, – с укором постукала она указательным пальчиком по его голове, когда они сидели в пролётке. – Эти негодяи могли сделать вас совсем убитым.
– Счёл своим долгом защитить вас, – улыбнулся в темноте Алексей. – Ибо нет ничего важнее, как спасение дорогого вам человека.
– О! – вырвалось у Эммануэль, и она плотнее прижалась к молодому офицеру. – Грацио, синьор. Вы настоящий рыцарь. Я никуда вас сегодня не отпускать. Поклянитесь бедной девушке, что, исполнив дела государственной важности, вы вернётесь к ней.
Деваться было некуда, пришлось дать слово.
Последние события собрали в управлении всех, кого надо, и кого не надо. Находился в своём кабинете и Лединг.
– Господин полицмейстер примет вас, но позже, – произнёс фон Брук, прикрывая за собою двери в кабинет начальника.
Алексей, сидя на кожаном диване в приёмной полицмейстера, от нечего делать изучал висящую над столом картину. С репродукции Васнецова на него хмуро взирали три богатыря. Правда, Алёша Попович как-то не очень серьёзно относился к службе и смотрел немножко ехидно. Что, мол, брат ротмистр, служба не мёд?
В голове ни с того ни с сего всплыла картина его знакомства с Ледингом. Случилось это в феврале тысяча девятьсот пятого года во время операции под Мукденом. Как всегда, при воспоминании о Мукдене Алексей заскрипел зубами. И силы одинаковые, и в войсках хорошие настроения, но бездарное руководство высшего командования и главнокомандующего Куропаткина лично на блюдце преподнесло победу самураям.
Генрих Иванович был человеком не робкого десятка. За спины подчинённых не прятался. И в той атаке на самураев он был впереди батальона.
– Вперёд! – сипел он простуженным горлом, увлекая за собой затоптавшихся на месте солдатиков.
Увлёкшись атакой, он не заметил, как отстали фланги и как японцы немедленно этим воспользовались.
– Господин ротмистр! –привёл его в чувство голос адъютанта. – Нас окружили!
Только теперь до него дошло, что самураи применили старую как мир азиатскую хитрость – заманить, отсечь и окружить.
– Занять круговую оборону! – приказал он, понимая, что это может быть и концом.
Шквальный пулемётный и артиллерийский огонь накрыл вторую линию японских окопов с засевшей там русской пехотой. Напрасно пытались однополчане вызволить своих из окружения. Японские пулемёты напрочь выкашивали встававшие в атаку цепи.
И в тот момент, когда солдаты прощались с жизнью, откуда ни возьмись, лихой кавалерийской атакой с фланга были атакованы пулемёты противника. В мгновение ока пулемётные расчёты были вырублены шашками кавалеристов, и перед ротмистром Ледингом довольно улыбался бравый поручик.
– Выручил брат! – прижал к груди спасителя Генрих Иванович. – Кто таков?
– Поручик Кублинский!
– Век не забуду!
– Надо бы отходить, господин ротмистр, пока самураи не очухались, – посоветовал Алексей.
– Не очухаются, поручик. Теперь-то мы с твоей и Божьей помощью не оплошаем.
Такое не забывается. Это по его рекомендации после выхода в отставку Кублинский оказался во Владивостоке в своём нынешнем положении.
– Господин ротмистр, – отвлёк его от воспоминаний голос адъютанта. – Господин подполковник желает вас видеть.
Алексей бодро поднялся на ноги, и шагнул к дверям.
– Рад, что живой! – приобнял его без всяких субординаций за плечи полицмейстер. – Наслышан о твоих похождениях. Как же ты так умудрился, Алексей Владимирович?
– Верите, нет господин подполковник, сам не ожидал.
– Узнаю, узнаю лихого драгуна, – рассмеялся Генрих Иванович. – Рассказывай.
– Работаю по вашему заданию, есть кое-что полезное, – коротко доложил ротмистр. – Хотелось бы с вами поговорить по китайской линии. Такой агентуры среди китайцев, как у вас, нет ни у одного полицейского чина, включая чинов жандармерии.
– Ну что вы, – усмехнулся подполковник, прекрасно понимая, что молодой офицер прав. Свою агентуру он начал нарабатывать ещё с Порт-Артура.
– Как вы относитесь к истории с золотом Аскольда? – спросил его в лоб Алексей.
– Это вы к чему? – не понял его Генрих Иванович.
– Если скептически, то я думаю, что эту версию не стоит озвучивать, – свёл брови ротмистр.
– Нет уж, дорогой Алексей Владимирович, озвучивать следует все версии, даже самые невероятные. Извольте начать.
– Первоначально я установил личность, – начал Кублинский. – Убиенным оказался коммерсант и ростовщик Вишняк.
– Фамилия вроде бы русская, а должность как-то не соответствует, – заметил Лединг.
– Совершенно верно, господин подполковник, – улыбнулся Алексей. – Этот господин по национальности еврей.
– Вот всё и встало на свои места, – удовлетворённо пристукнул ладонью по столешнице полицмейстер. – А то я, видите ли, изволю чувствовать себя совершенно неуютно, когда выпирает явный непорядок.
– С помощью прозектора медицинского госпиталя мне удалось выйти на трактир, где последний раз ужинал покойный. В трактире он находился в обществе двух китайцев, и обсуждали они странные вещи.
– Какие же?
– Вишняк продавал, а китайцы покупали некие карты, связанные с островом Аскольд. Причём, возможно, эти китайцы имеют отношение к хунхузам и триаде. Их обоих звали Чжанами.
– Неужели! – оживился подполковник.
– Вы слышали о них? – замер от предчувствия удачи Алексей.
– Возможно, – произнёс Генрих Иванович. – Я-то, милостивый государь, с самого декабря сижу как на иголках. Донесли мне сведущие люди, что прибыли во Владивосток два подпольных генерала хунхузов. Один из них Чжан Цзолинь, второй Чжан Цзунчан. А вот зачем они прибыли, сие оставалось тайной. А вы приходите и спокойно говорите: карты, мол, приехали покупать господа хунхузы. Не дают негодяям покоя золотые россыпи Аскольда.
– Так всё-таки золото было? – спросил ротмистр.
– И золото было, и карта была, – задумчиво протянул полицмейстер и резко встрепенулся. – Так вы полагаете, что это они бедного еврея?
– А вот тут начинаются странности, – пожал плечами Алексей. – Прачка, что обстирывает квартирантов, показала, что в день убийства и шум был, и ругань, а вот китайцев не было.
– Это интересно, – вымолвил Лединг.
– Был злой кавказец со шрамом на лице, – торжествующе закончил Кублинский.
– Ничего удивительного, кавказцу и положено быть злым, – усмехнулся подполковник. – Ещё Михаил Юрьевич об этом писал. А Лермонтов врать не станет, он это на своей шкуре испытал.
– Вы шутите! – чуть не обиделся молодой офицер.
– Нисколечко, дорогой Алексей Владимирович, – наконец-то что-то сложив в голове, просиял Генрих Иванович. – А ведь скорее всего в дело вмешалась третья сила. Каким образом это произошло, пока сказать не могу. Но с большой долей вероятности так оно и есть. И эти странные перестрелки, и повышенная возбудимость на Миллионке. Кстати! Вы ведь прямо оттуда, так сказать, прямо с пылу с жару.
– То-то и оно, господин подполковник, – оживился ротмистр. – Перестрелка случилась между китайской и русской бандами. Много убитых, в том числе имеется и кавказец, правда, без шрама.
– А вы как изволили там оказаться, неужели сумели так плотно подойти? – спросил Лединг.
– Совершенно случайно, Генрих Иванович, – смутился Алексей. – Встречался с агентом.
– В нашем деле случайностей не бывает, – усмехнулся подполковник. – Только планируемые закономерности. Извольте это усвоить, господин ротмистр.
– Так точно!
– Отставить! – построжел Лединг, и совсем другим тоном добавил. – Агент-то хоть стоящий, обществу не стыдно показать?
– Так точно, то есть никак нет, – стушевался Алексей.
Не рассказывать же подполковнику, что встреча действительно была с агентом, которого не стыдно показать в обществе.
– Я полагаю, что кто-то из местных узнаёт о предстоящей сделке, – начал развивать версию подполковник. – После того как китайцы и Вишняк сходятся в цене, но окончательный расчёт откладывают из-за нехватки финансов, конкуренты начинают действовать.
– Они проникают в квартиру ростовщика и пытают его на предмет местонахождения карт либо денег, за них вырученных, – подхватил Лединга ротмистр. – Но Вишняка подводит здоровье, сердце не выдерживает пыток.
– Они обыскивают квартиру, но интересующих их вещей не находят. Что делать? И тогда они приходят к выводу, что карта уже у хунхузов, – продолжил Алексей. – Начинается игра в догонялки. Сначала одна перестрелка, затем вторая.
– И каковым же будет следующий ход? – задал риторический вопрос подполковник.
– Я бы на месте китайцев убыл восвояси, – пожал плечами ротмистр.
– Это если бы карта действительно была у них, – усмехнулся Генрих Иванович. – А они наверняка полагают, что карта у их противников. Эти господа игроки азартные и в середине игры карт сбрасывать не станут. – Невольно скаламбурил Лединг.
– Значит, мы станем свидетелями бандитских разборок, – подытожил факты Алексей.
– Если будем сидеть и ждать, – не согласился подполковник. – Я думаю, что нам следует вплотную заняться местной бандой. Кто такие? Почему кавказцы? Откуда получили информацию? В общем всё что можно. А лучше всего взять негодяев в кандалы.
Наступила пауза. Каждый думал о своём, но мысли крутились в одном направлении. Ротмистр машинально отщёлкнул брегет и присвистнул. Стрелки показывали четверть третьего.
– Что, ротмистр, опоздал? – посочувствовал Лединг.
– Никак нет, Генрих Иванович, ещё высплюсь.
– Ну, ну, – кхекнул тот многозначительно и приказал: – Свободен!
Алексей открыл двери номера своим ключом и осторожно на цыпочках прошёл к гардеробу.
– Ты есть настоящий разбойник, а я бдительный караул, – встретили его возникшие из-под тепла одеяла руки. – Я всё слышать и ждаль. – Жаркий шёпот у остывшего на морозе лица не дал его уставшему телу расслабиться и уснуть.
«На пенсионе отоспимся», – мелькнула утешительная, но справедливая мысль.
– Вы решал важный государственный дела? – промурлыкала, устроившись на его плече, девушка. – Как поживать Генрих Иванович?
– Хорошо поживать, – ответил благодушно Алексей. – Мы с ним отработали основную версию.
– Дразниться бедную нерусскую сеньориту не есть хорошо, – капризно надула губки Эммануэль. – Не хотеть вашу версию!
– Ну прости, прости, – прикоснулся он губами к её виску. – Я больше не буду.
– Ты прощённый, – не стала вредничать бедная иностранка и подставила для поцелуя губы. – Говори своя версия.
– Мне кавказец этот покоя не даёт, – с досадой закончил он.
– Я давно желал поделиться, – виновато произнесла Эммануэль. – Я знать этого человека.
– Как! – только и смог вымолвить молодой человек. – Ты знать этого человека? Фу ты чёрт! Ты его знала?
– Ты опять дразниться, – с грустью произнесла итальянка.
– Да не дразниться я, я просто удивлён! – вновь оговорился ротмистр. – Да говори уже не томи!
– Госпожа! – послышался стук в двери. – Там охрана не может справиться с подгулявшими офицерами.
– Пусть вызывает полицию! – яростно просипел Алексей.
Эммануэль встала и накинула на плечи халат.
– Я так и сделаю, моно синьоро, – произнесла она гордо. – И что вы такие за русские люди, на пули бросаются смело, а загулявших вояков усмирить сильно страшно.
– Вот именно, – проворчал ротмистр, – порой под пули идти не так страшно, как усмирить пьяного русского офицера. Во хмелю он буен и непредсказуем.
Глава 7.
Апрель 1868 года
– Русские считают себя хозяевами Маньчжурии, но мы должны показать им, что это не так, – лениво потягивая трубку, цедил сквозь зубы лежащий у костра китаец. – Подняты на ноги, и участвуют в восстании те, кто никогда не брался за оружие – манзы (рабочий китайский люд). Наши краснобородые (хунхузы) братья умело встали во главе восстания.
– Что с золотом острова Лефу?(Добычливый)(Аскольд), – спросил его более пожилой и, видимо, старший по должности.
– Я думаю, что под шумок мы вывезем все запасы, господин Ляо.
– А если нет? Если русские возьму ситуацию под контроль?
– Вряд ли. Хотя мы и это предусмотрели. Золото не хранится на складах. Оно укрыто в шурфах-тайниках.
– Я надеюсь, ты понимаешь, что ответишь головой, если что-то пойдёт не так.
– Да, господин. Но я всё-таки уверен в том, что русские слабый противник и мы прогоним их отсюда взашей.
– А тот молодой офицер, капитан с «Алеута», с него ведь всё началось? Он очень дерзкий и действует умело, – покачал головой пожилой. – Такие не отступают.
– Да, господин Ляо, он сейчас командует обороной крепости. Но он смертен, как и все мы, – ухмыльнулся собеседник. – Кто не отступает, того уничтожают.
– Карта на закладки золота составлена?– спросил Ляо.
– Составлена.
– Она при тебе?
– Да, господин.
– Передай её мне, Цзы, – протянул руку Ляо. – Ты остаёшься руководить восстанием. При мне она будет в большей безопасности.
– Но я не успел снять копию, – слегка растерянно ответил Цзы.
Было видно, что просьба старшего его не очень обрадовала.
– Копия не нужна, – усмехнулся Ляо. – На клады следует составлять карту в единственном экземпляре.
– Понимаю, – произнёс Цзы и нерешительно полез за пазуху.
Прищурив глаза, Ляо беспристрастно наблюдал за неуверенными движениями хунхуза.
– Вот, – наконец-то узелок с картой показался наружу.
– Да не переживай ты так, – благодушно улыбнулся Ляо. – Я выполняю поручение братьев, а ты так волнуешься, словно это золото твоё.
– Что вы, господин! – наконец-то Цзы выпустил карту из руки.
– Вот и ладно, – добродушно усмехнулся собеседник, а в узком прищуре глаз блеснул нехороший огонёк.
Было видно, что он принял решение, и явно не в пользу собеседника.
В глазах Цзы проскользнула запоздалая тревога. Но она действительно была запоздалой. Неуловимый блеск стали и презрительный взгляд Ляо, это то, что стало его последним ярким впечатлением от жизни. Затем острая боль в сердце, и вечный мрак.
– Был ты жадным псом, жадным псом и сдох, – сплюнул убийца. – А вот сейчас карта действительно в одном экземпляре и в надёжном месте.
Он повелительно махнул рукой, и рядом возникли две бессловесные тени.
– Приберите, – щёлкнул пальцами Ляо. – Наш брат покинул этот мир.
Обсуждать приказы командиров в среде хунхузского сообщества было не принято. И через несколько минут ничто не напоминало о том, что эту грешную землю не так давно осчастливил своим присутствием бандит, насильник и убийца по имени Цзы.
Остров Лефу, как называли его китайцы, или Аскольд, названный так новыми русскими хозяевами в честь винтового фрегата «Аскольд». Фрегата с нелёгкой и трагичной судьбой, но это история совсем иная.
За полтора года до этих событий, в тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году китайские охотники за морской капустой и трепангом нашли на острове золото. Хунхузы взяли золотой промысел под своё крыло. Целый год российская администрация не знала о том, что манзы браконьерским способом моют золото. Но наступил сентябрь.
В сентябре в Приморье наступает золотая пора. Тёплое море ласково баюкает пригревшуюся на волнах шхуну. Чайки кружат вокруг приспущенных парусов, ожидая, когда судовой кок выплеснет за борт всяких вкусностей. Когда в яростной перепалке можно будет отбить у товарок жирный кусок.
Это паровая шхуна «Алеут» возвращалась во Владивосток из дальнего похода. Командир «Алеута» лейтенант Этолин находился на командном мостике. За спиной у шхуны поход в Николаевский пост. Находящийся на борту гидрограф лейтенант Старицкий определил множество астрономических и хронометрических связей между бухтами и портами от Николаевска до Владивостока.
На посту в бухте Ольги капитану сообщили, что на острове Аскольд происходит что-то непонятное.
– Остров числится как необитаемый, однако там творится нездоровое движение, – сообщил ему начальник поста. – Вы уж постарайтесь, Александр Адольфович, проверьте, что же там происходит.
Но не об этом сейчас думал молодой капитан. Время от времени перед глазами возникал невесомый силуэт девушки. Девушки, которую он имел неосторожность полюбить всей своею пылкой увлекающейся натурой.
Четыре года назад он в составе эскадры контр-адмирала Попова побывал в Северо-Американских Соединённых Штатах. Корвет «Богатырь», на котором проходил службу Александр, бросил якорь в порту Сан-Франциско. И на балу у командира военно-морской базы он по уши влюбился в его дочь Кэйт.
– Русские моряки весьма галантные джентльмены, – понимая, что нравится, дразнила его соблазнительной улыбкой прелестница. – Почему вы так немногословны? У вас плохой английский?
– Да, – едва вымолвил Александр. – Мой английский.
– О, я берусь это поправить, – ещё обольстительней улыбнулась она. – Поклянитесь мне, что будете каждый день являться ко мне на занятия!
– Клянусь!
– Что так кисло? – сморщила носик Кэйт. – Вот как надо. Клянусь всеми святыми и гробом Господним, что обязуюсь не пропускать уроков английского языка у моей наставницы Кэйт Сэфридж!
Какие это были замечательные дни, а затем и ночи! При одном воспоминании немели губы, и сладкая истома разливалась по телу. Лейтенант сделал ей предложение, и она ответила согласием. Как он был тогда счастлив! Но служба отечеству в диком краю не позволила ему губить жизнь любимой. И вот уже четыре года он отправлял письма со всеми идущими мимо Штатов судами.