000
ОтложитьЧитал
Экономя силы, ротмистр принялся выполнять поставленную перед собой задачу – один нападающий, один удар.
Высекая искры, весело зазвенел по холодному камню затоптанных полов и воткнулся в ножку стола стилет одного из нападавших. Сам хозяин безжизненным мешком свалился под ноги какой-то не успевшей покинуть поле брани мадам.
– Убивают! Полиция! – заверещала та и с удвоенной энергией бросилась проталкиваться к выходу.
К тому времени, когда третий из нападавших, выразившись нехорошими словами, прилёг отдохнуть рядом с подельниками, середина зала была свободна, и дела пошли веселее. А стало веселее потому, что вместо танцующих это пространство заполнил охочий до таких развлечений портовый люд. Сначала сердобольный русский человек устранял несправедливость «нельзя бить толпою одного», а затем просто получал удовольствие от того, что удавалось хоть кому-нибудь расквасить нос.
«Пора и честь знать, – решил Алексей, когда вбежавший в фойе дворник, засвистел в переливчатый полицейский свисток. – В такой неразберихе можно и нож в бок получить».
– Алексей Владимирович, – потащила его куда-то в темноту длинных переходов Эммануэль. – У вас платье никуда не годно и губа есть совсем в крови. Извольте следовать за мной! – прикрикнула она, когда он попытался заартачиться.
Ротмистр сдался.
«Я ведь главного так и не узнал, – оправдал он свою уступчивость. – Про Вишняка».
– Ещё совсем рядом, – тащила его за руку, словно ребёнка, красавица итальянка.
Наконец-то она, побренчав ключами, отперла замок, и они ввалились в её апартаменты.
– Вы есть настоящий рыцарь, – задыхаясь, шептала она, обвивая его шею руками.
– Синьора, синьора! – попытался призвать к благоразумию скорее себя, чем её, Алексей. – Я на службе.
Чем более неуклюже звучали доводы, тем настойчивей самостоятельные руки сжимали тонкую талию и всё сильнее и сильнее прижимали к себе податливое тело. Какая к чёрту служба! Разгорячённая битвой кровь варвара-победителя требовала немедленного обладания трофеем. Растревоженная поцелуями разбитая губа больно саднила, но боль была скорее приятной, чем досаждающей.
– К сатана такой служба! – только и смогла произнести девушка, когда он, подхватив её на руки, стремительно ворвался в спальню.
– До приезда сюда я совсем нехорошо думать, что русские, это неуклюжие сибирские медведи, – рассыпав по его груди пышные кучерявые волосы, с воркующим непередаваемым акцентом говорила женщина. – Но всё оказаться не обязательно так.
«Нельзя смешивать работу и дела сердечные», – недовольно выговаривал он себе, но губы совершенно непроизвольно растягивались в счастливой улыбке.
– Милый, милый Алексей Владимирович, – словно прочитав его мысли, рассмеялась Эммануэль. – Это приключение вас ни к чему не обязывать. Я сама желал этого очень давно. И не думаю, что моя страсть должна каким-то образом повлиять на наши деловые отношения.
– Да уж, – проворчал Алексей. – Шёл по грибы, а попал по ягоды.
– Но ведь согласитесь, что ягода не так уж и плоха? – промурлыкала кокетливо итальянка.
Но ротмистр так и не принял решения, как себя вести в подобных обстоятельствах, и поэтому счёл за лучшее промолчать.
– Мама мия, какой же вы ещё мальчик, – взъерошила она его волосы.
Накинув на плечи халат, Эммануэль встала с кровати и зажгла свечи.
– Желаете вина, господин офицер? – произнесла она ровным голосом.
– Желаю, – решился Алексей.
– Ну вот, – усмехнулась Эммануэль. – Совсем другое дело, а то я стала вас устрашаться.
– А ведь у меня к вам дело, – замахнув по-гусарски бокал вина, осмелел ротмистр.
– Я поняла это, едва вы пригласили меня к своему столу, – продолжала насмешничать женщина.
– Вы знаете коммерсанта Вишняка? – счёл возможным прекратить словесную дуэль Алексей.
– Лично не знакома, но моих девушек он несколько раз возлюбливал.
– Что можете о нём сказать?
– Скуп и прижимист, – пожала она плечами. – Подарками девочек не балует. Ходит в заведение не сильно часто, по всей вероятности, экономит.
– А можно каким-то образом выяснить, что подавали в ресторациях третьего дня на ужин?
– На ужин, третьего дня, – задумчиво протянула женщина. – Это как-то не совсем понятно.
– Вернее, где подавали блюда именно из таких продуктов, – ротмистр придвинул свечу, и расправил перед ней листок с выводами эксперта. – Смотрите.
– Вы оставьте мне бумажку, а я постараюсь узнать у нашего шеф-повара, ну и у кого смогу, – сделала она ручкой неопределённый жест.
– Сие очень важно, – придал своему голосу твёрдости ротмистр.
– Что сотворил торгаш Вишняк? – с женской непосредственностью поинтересовалась Эммануэль. – Не расплатиться за амор? Или это есть военная тайна?
– Это, не есть военная тайна, – усмехнулся Алексей. – И натворить он уже ничего не сможет, потому как отправился к Господу нашему на суд Божий.
– Он есть совсем убитый? – жалостливо покачала головой женщина.
– Вот именно что совсем, и мне следует знать, где и с кем он провёл свои последние часы. Набор продуктов, что я вам дал, это его предсмертный ужин. Продукты не домашнего приготовления, а из ресторации.
– Си, синьор офицер, я должна узнать, где изволил ужинать господин коммерсант третьего дня.
– Получается, что так.
– Хорошо, вы будете это знать, – твёрдо заверила она. – Надеюсь вам не надо на ночь глядя отлучиться по служебным делам?
– Я бы предпочёл, – начал ротмистр, но страстный поцелуй не дал ему закончить мысль.
– Мы не будем жить вечно, – выдохнула Эммануэль, оторвавшись от его губ. – Зачем столько времени потерять на бессмысленную болтовню?
«И действительно, – подумал Алексей расслабленно. – В этом забытом Богом краю так мало радостей. А может быть, это судьба?».
Думая о судьбе, он не кривил душой. Итальянка ему действительно безумно нравилась. Что у неё случилось в Италии и почему она оказалась на краю земли, его не очень-то интересовало, хотя запрос на неё он отправил в Россию ещё при вступлении в должность. Уж больно личность колоритная. Тогда он и думать не мог, как завернёт нежданная кривая жизненного пути. А сейчас он даже страшился предположить, как поступит, если ответ будет не в пользу итальянки.
Вслух же ротмистр произнёс:
– Пожалуй, сегодня я на службу не пойду.
На фоне бурно развивающегося романа подвижки в сыске убийц Вишняка выглядели не столь успешными, но дело на месте не стояло.
Эмма сдержала слово и выяснила, где провёл свой последний вечер господин купец. Это было питейное заведение в доходном доме недалеко от китайских кварталов.
– Я помню господина Вишняка, – слегка заикаясь, докладывал половой из заведения. Он изволил ужинать в обществе двух китайцев.
– Китайцев знаешь? – задал следующий вопрос Алексей.
– Никак нет, – совсем по-военному ответил тот.
– А узнаешь?
– Да нешто этих азиятов разберёшь? Мне они все на одну рожу!
– Жаль братец, – нахмурился ротмистр.
– За соседним столом сидел извозчик Прокоп, – пытаясь загладить свой ответ, зачастил половой. – Он мужик ушлый, и по-азиатски лопочет. Может, он чего слыхал?
– Как его разыскать?
– А чего его в розыски подавать, он каждый день у нас на обед столуется, – довольно ухмыльнулся половой.
– Покажешь, – коротко бросил Алексей и, щёлкнув крышкой брегета, взглянул на циферблат.
До обеда оставалось полчаса.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – словно бывалый вояка вытянулся халдей.
– Иди уже, – поморщился ротмистр.
Извозчик опаздывать к столу не любил. Кублинский подождал, пока тот закажет свои щи да кашу с капустой, и подсел к столу.
– Послушай-ко, братец, – обратился он к нему.
– О, – расплылся тот не отошедшей от морозного ветра физиономией. – Подвозил вас четвёртого дня, ваше высокоблагородие, до полицейского участка.
– Это здорово, – усмехнулся Алексей. – Вот ты мне по знакомству и поможешь.
– С превеликим нашим удовольствием!
– Примерно около недели назад в этом трактире за соседним с тобой столиком сидели два китайца и русский купец, – начал ротмистр. – Ты слышал их разговор?
– Что-то слышал, что-то не очень, – ответил тот не задумываясь, словно всю жизнь ждал этого вопроса.
– О как! – непроизвольно удивился Алексей.
– А как жа, – расплылся Прокоп. – Дело наше служилое, государственное.
«Какое счастье, что дворники, извозчики да половые состоят тайными агентами в полицейских участках, – подумал ротмистр. – Как бы мы без их помощи злодеев излавливали».
– Слыхал я, что ты и китайский разговор понимаешь? – произнёс он вслух.
– Есть маненько, – красная с мороза физиономия от самодовольства стала малиновой.
– О чём они говорили? – затаив дыхание спросил Алексей.
– Известно об чём, о барышах, – снисходительно усмехнулся извозчик. – Азиаты всё о картах лопотали. Мол, хорошую цену дадут. Знают, дескать, что они у него, и готовы на его условия.
– Они хотели купить у него карты? Игральные?
– А кто их разберёт? – пожал плечами мужик. – Карты и карты.
«Пустышка, – пронеслось в голове. – Игрок был господин Вишняк, и убили за карточные долги. А извозчик что-то недопонял».
Но в следующий момент ротмистр насторожился.
– Я опосля тех китайцев на Мильёнку свёз, – добавил Прокоп, аппетитно сёрбая щи. – Дак они всю дорогу так и продолжали по-своему клекотать. Думали, что я не понимаю.
– Ну, и… – не смея верить в такую удачу, подзадорил его Алексей.
– Про Аскольд болтали, ваше высокоблагородие, – хитро посмотрел в глаза ротмистру кучер. – Про остров, значит. Про то, что золото ещё там. Про манзовскую войну что-то плели. Но я шибко уже той брехни не слушал. Что-то про солдата китайского говорили, из кости вырезанного.
Кублинский слышал об острове и о байках, что слагались вокруг его золота. Но разговоры уже давно считались пустыми. Не было никаких сокровищ на Аскольде. Вот и кучер не воспринял разговоры китайцев всерьёз. А костяная фигурка китайского солдата, какую она может ценность представлять? Какая-то каша получается.
– Ты случаем не знаешь, что это за китайцы? – спросил он.
– Личности ихние мне не знакомые, но по именам они друг друга называли, – крякнул извозчик, намахнув третью стопку водки.
– Вспомнишь?
– Имена-то их мудрёные я давно отличать научился, должность как-никак требоват, – с достоинством провёл по окладистой бороде Прокоп.
– Давай уже, не тяни, – не выдержал Алексей.
– И того, и того звали Чжан, – выдал извозчик. – И сдаётся мне, что один из наших будет, из местных. А второй, стало быть, из пришлых. То ли погостевать приехал, то ли ещё как.
– Не понял, тёзки, что ли?
– У китайцев такое сплошь и рядом, – ухмыльнулся Прокоп. – Людишек много, имён, видно, не хватат.
– Почему решил, что один не из местных?
– Из разговору. Вроде как один всё разъяснял да показывал, а второй любопытствовал.
– А купили они то, что хотели? – задал последний вопрос ротмистр.
– А кто их разберёт. Я так и не понял.
– Ясно, – протянул Алексей, хотя ничего ясного не было.
– Дак я уже пойду? – спросил извозчик.
– Иди, братец, иди, – махнул рукой офицер. – Спасибо.
«Итак, что мы имеем, – Алексей попытался как-то собрать воедино полученные за последнее время сведения. – Если всерьёз отнестись к сокровищам острова Аскольд, то некие карты с указанием места клада каким-то образом попадают в руки еврея Вишняка. Два китайских Чжана, узнав об этом, пытаются их купить. Но Вишняк назначает баснословную сумму. И если следовать логике событий, не имея таких денег, Чжаны похищают бедолагу и выпытывают у него, где карты.
А если убиенный не успел сказать, где карты? Если сердце остановилось до того, как он заговорил, что тогда? А тогда китайцы проводят обыск на квартире бедолаги. Правда, остаётся неудобный вопрос, а что там делал злой человек грузинской национальности? Грузина пока придётся оставить под вопросом.
И опять же два варианта. Если они нашли документы, то ищи их уже свищи. А если нет, то они продолжат их поиск.
Надо бы поговорить с господином полицмейстером, как он относится к вопросу о сокровищах. Ведь не зря он поручил дело по этому убийству мне».
Ротмистр достал часы. Стрелки показывали без четверти двадцать.
Не успел он подумать, что пора домой, как зазвонил телефон.
– Алексей Владимирович, – ему показалась, что телефонная трубка дыхнула на него ароматом изысканных духов, что привозят из Москвы от дома «Ралле и Ко». – Вы совсем позабыть одинокую сеньориту, а я для вас кое-что узнала.
От звука её бархатистого голоса почему-то спёрло дыхание. И спёрло его не оттого, что информация может оказаться важной для расследования дела.
– Что вы, сеньорита, – пересилил он себя. – Моя душа рвётся к вам постоянно, но дела государственной важности не пускают её.
– Не корите себя мой рыцарь, – вновь царапнула по сердцу бархатистость её голоса. – Теперь вы можете смело объединить порывы своей души и дела государственной важности.
– Не изволит ли сударыня отужинать со мною сегодня вечером? – галантно осведомился он.
– Я могу подумать? – кокетливо поинтересовалась женщина.
– Можете, но не более двух минут, – куда-то подевалась вся стеснительность, а в голове стало ясно и весело.
– Тогда я весь с вами согласен, – проворковала Эммануэль. – И где то место, куда вы меня пригласить?
– Версаль, – произнёс Алексей название первого пришедшего на ум ресторана. – Я заеду за вами через…
– Час, – закончила за него итальянка. – Девушке необходимо привести себя в порядок. Версаль есть не то место, где можно щеголять плохой наряд.
– Как пожелаете, сударыня.
Через час с небольшим они входили в роскошный зал ресторации «Версаля».
– Надеюсь, что сегодня никаких приключений не будет, – полусерьёзно, полушутя произнесла Эммануэль.
– С такой дамой без приключений совершенно невозможно, – пошутил и ротмистр.
По просьбе Алексея посадили их в тёмном углу зала у окна.
– Вы есть вампир и не любите свет? – прошептала женщина.
– Я не люблю, когда за нами следят посторонние глаза. Я люблю наблюдать сам.
– О, это ваша служба, это она наложила свои печати, – покачала головой итальянка.
– Отпечатки, – машинально поправил ротмистр и продолжил. – Служба тут не причём. Я по сыску меньше года.
– Интересно, а где вы служили до этого времени?
– В кавалерии. Мой полк участвовал в кампании с японцами, – ответил он. – К моему стыду, войну мы проиграли.
– Не надо расстраиваться, мой милый Алексей Владимирович. Я уверена, что вашей вины в этом нет, – Эмма ласково погладила запястье его руки. – Зато в другой военный действий вам поражение не угрожать.
– Да уж, скажете, – сокрушённо махнул рукой Алексей. Но рука, так и не опустившись на стол, зависла в воздухе.
«Вот язычок у сеньориты, – дошло до него. – Постоянно как на минном поле».
– Чем изволите отужинать? – осмелился напомнить о своём присутствии стоявший по стойке смирно официант.
Ротмистр вопросительно взглянул на даму.
– И на десерт горячий шоколад, – закончила итальянка заказ через пять минут.
Алексей лишь дополнил его парой штрихов и заказал вино для дамы, а себе «Шустовской».
– Я весь внимание, – произнёс он, когда лакей умчался исполнять заказ.
– Вы весьма решительны, – усмехнулась Эммануэль.
– Боюсь, что нам опять что-нибудь помешает, – отшутился ротмистр.
– Не знаю, ведомо ли об этом полиции, но недавно на Миллионке была небольшая перестрелка, – начала женщина.
– Интересно! – не удержался Алексей. О перестрелке он знал, и уже как-то пытался примерить её к делу Вишняка.
– Значит, неизвестно, – констатировала итальянка. – Между собой столкнулись местная банда русских и китайская триада.
– И с чего бы это? И откуда у нас здесь триада? – Алексей был немного обескуражен и возмущён. – Так мелкие шайки хунхузов.
– Это уже вам решать, господин ротмистр. Знаю только, что из Маньчжурии прибыли один из генералов триады и генерал хунхузов, – поджала губки Эмма. – Но самое интересное, что всё это как-то связано с убийством Вишняка.
– А как звать генерала, не Чжан случаем? – спросил Алексей.
– Чего не ведаю, Алексей Владимирович, того не ведаю, – пожала плечами итальянка.
– А давайте-ка отужинаем местной кухни, очаровательная сеньорита, – Алексей вовремя погасил назревающее недовольство женщины за мало уделяемое внимание к её персоне.
– Наконец-то, – улыбнулась та. – Я уже совсем плутаю в сомнениях, удастся ли мне попробовать отбивную горячей.
– Удастся моя несравненная Эммануэль Милосская, – заверил он её. – И даже позволю себе заметить, что всё это вы запьёте прекрасным вином из крымских виноградников.
– Вы перестали быть букой, милый ротмистр, и стали настоящим кавалером, – заметила произошедшие в нём перемены итальянка. – Но, готова с вами поспорять, что вино из солнечной Италия гораздо лучше.
– Да нет же! Может быть, кто-то и заключил бы пари, а я не стану, – поднял вверх руки ротмистр. – Конечно же, в Италии солнце совершенно другое.
– Хитрец, – погрозила пальчиком Эммануэль. – Вы есть меня обманывать за многоличием русский язык. Больше всего меня умилять ваш извечный ответ – «да, нет». После него я вообще ничего не понимать.
Ответить на её высказывание ротмистр не успел.
Глава 5.
24 марта 1652 года. Ачанский городок
– К оружию, браты! – истошный крик полуодетого растрёпанного мужика поднял на ноги мирно посапывающих под овчинными тулупами и в спальных мешках людей.
Алёшка Иванов, сын есаула из служилых казаков Иванова Андрейки, выскочил в холод выстывающей от предрассветного мороза избы, и запрыгал на одной ноге. Ссохшийся за ночь у огня сапог не желал натягиваться на портянку.
– Не скачи кочетом, на босу ногу вдевай! – крикнул ему вислоусый казак Евсей. – Не вымёрзнешь поди! Щас все упаримси!
«А и правда, – мандражируя в горячечном угаре от предстоящей драки, подумал Алёшка. – Щас не замёрзнешь».
Схватив нагольный полушубок и саблю, он метнулся к двери.
– Пищалю возьми! – остановил его голос казака.
– Ватажников срубали нехристи! – услышал Алёшка чей-то голос, вывалившись за приступок.
Рой стрел из-за частокола заставил его нырнуть за угол избы, и вспомнить, что бронь осталась на полатях.
– К засадам, к засадам! – услышал он крик своего отца и кувырком перекинулся под забор.
– Батя твойный тревогу поднял, – задышал ему в ухо вездесущий Евсей. – Десятник Голощёп с Панасом Соколом за водой с утра сподобился. А тута богдойцы нагрянули. И Голощёпа, и Панаса срубали вчистую. Ни один до изгороди не добёг.
Алёшка осторожно выглянул в узкую бойницу и тут же выставил пищаль. Выстрелил не целясь. Целится-то было и незачем, пали, не промахнёшься. К изгороди подкатывала сплошная стена осаждающих. Сильная отдача в плечо привела разум к холодной оценки событий. Мандраж закончился.
– Пали, робяты! – раздался зычный голос Ерофея Павловича. – Не боись, сдюжим!
Но уже и без его команды, приникнув к бойницам, палил по нехристям ватажный люд. Много их пришло, слишком много. И пёрли они на пищали, словно бессмертные. А отступать ватажникам было некуда. Совсем одни на тысячи километров вокруг были казаки на берегу Амура-реки.
«Вот и жалкуй теперь, что не успели прошлой осенью толком крепостные стены обустроить. Поленились мужики, да и морозы ударили. Только-то сил и стало, что стены трёхметровые из лиственничных стволов вокруг изб ночлежных в землю вбить да скрепить их кое-как», – думал Хабаров, глядя на то, как под давлением толпы раскачивается изгородь.
И ещё думал: правильно, что походную часовню со струга «Спасского» перенесли в крепостицу. Ужо помолются казаки Спасу и Пречистой Владычице нашей Богородице и угоднику Христову Николе Чудотворцу, ибо живот свой сложить предстоит служивым людям и вольным казакам за веру крещёную.
Но нет, выдержали стены, не порушились на защитников, а со всех сторон послышались крики:
– Постоим, браты за дом Спаса и Пречистые и Николы Чудотворца!
– Порадеем, казаки, Государю нашему Алексею Михайловичу и живыми богдойским людям не дадимся!
И выстояли побратимы первый натиск богдойцев некрещёных с именем Господа на устах.
– От дальнего намёта рубят поганые загородь, Ярохфей! – доложился есаул Иванов.
– Бери своих казачков, и к порубу, – приказал Хабаров, но на мгновенье задумавшись, воскликнул. – Погодь!
Хабаров молчал, а Андрейка нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Нет, Андрейка, не треба твоих казаков, нехай рублют нехристи. А супротив поруба мы поставим большую пушку. Клич пушкарей! Раз пищали их не пужают, нехай пушчонку спробуют.
– Ото дело затеял Ярохвей Павлов, – разгадав задумку атамана, довольно ухмыльнулся есаул. – Зараз всех скопом туточки и похороним.
Со стороны Адзи-хурень (гора в районе Нижнетамбовское – Халбы) натянуло низкие облака. Выглянувшее было солнце, спряталось за их неприветливой хмуростью. Утро захмарилось пасмурной поволокой. Дополнили неприветливый пейзаж пороховые выхлопы из пищальных стволов. Дым стоял сплошной стеной вдоль всей загороди.
Глядя на тучи, Алёшка вспомнил сказку, которую ему рассказала Айсинь.
«Случилось такое в те времена, когда моя бабушка была маленькой девочкой, – говорила она. – Жил на Хульсане молодой охотник. Смелым и удачливым был. Никогда не было случая, чтобы он без добычи возвращался из тайги. Уважали охотника люди. Не раз в голодные годы спасал он их от смерти. Также жил в стойбище шаман. Старый был шаман жадный. За камлание забирал он большую часть добычи. Но всё равно несли ему охотники подарки, лишь бы добрыми были его духи. Лишь бы выгоняли на охотника зверя да заманивали в снасти рыбу.
Чаще всех бывал в жилище у шамана молодой охотник. Но не только потому, что был удачливее всех и приносил старику богатые дары. У шамана росла красавица дочь. И не жалко было охотнику дорогих подарков. Лишь бы ещё раз хоть краешком глаза увидеть красавицу Адзи. Так звали дочь шамана. Полюбилась она молодому охотнику. И девушка полюбила юношу. Всем сердцем полюбила. Но другие были планы у шамана. Он хотел продать её в жёны своему старому другу шаману в дальнее стойбище. Не захотели влюблённые подчиняться воле старика, и выкрал молодой охотник красавицу Адзи. Увёл он её далеко в горы. Построили они там жилище и стали жить в любви и согласии.
Но не находил себе места старый шаман. Никак не мог простить он вероломства собственной дочери и молодого охотника. Решил он найти и сжить со света своего обидчика. А этот шаман был чёрным шаманом и знался со злыми духами. Указали они путь к жилищу охотника. Пришёл шаман к жилищу молодой семьи. Злые духи помогли ему принять облик огромного бурого медведя.
Не испугался молодой охотник дикого зверя. Смело вышел он навстречу медведю, и натянул охотничий лук. Но узнала красавица Адзи по знакомой походке в диком звере своего отца. И взглядом отвела от него смертоносное жало стрелы. Набросился медведь на молодого охотника. Но не поддался страху охотник и вынул из-за пояса нож. Смело бросился он навстречу судьбе.
Не выдержало сердце бедной девушки. Поняла она, что стали непримиримыми врагами отец её и муж её. Из-за неё стали. Дочерью шамана была Адзи. Колдовать умела . Не могла она допустить смерти родных ей людей.
С помощью добрых духов, которые любили приветливую девушку, остановила она момент смертоубийства. Остановила время. И превратились все в скалы. И остались стоять в горах скала-медведь, скала-охотник, скала-Адзи. Никто не приходил больше в эти места. Ни зверь, ни охотник. Нехорошим стало это место. Только злые духи прилетали сюда вершить свои тёмные дела. Чёрными тучами закрывали они Адзи-хурень. А на землю мутным дождём падали горькие слёзы по судьбам загубленных ими людей. Все знают, если над горой тучи – жди беды!».
«Вот и накликали тучи беду, – суеверно перекрестился Алёшка. – Отобьёмся ли, увижу ли я Айсинь?».
Меж тем туземцы прорубили в заборе приличную брешь и сунулись внутрь. Оглушительно рявкнула большая пушка. Урон среди богдойцев оказался такой, что по спине юноши поползли мурашки. Орудие стреляло практически в упор. Там где мгновение назад наседала орущая толпа, под рассеивающимся дымом валялись кровавые ошмётки от некогда бывших людей.
Из-за загороди раздался вой ужаса. Враги оцепенели.
– Пушку к пролому! – заорал Хабаров. – Заряжай!
В упор били пушкари по богдойскому воинству. По приказу Ерофея Хабарова были открыты ворота, и на прямую наводку выкатили малые пушчонки. После третьего залпа воющая орда покатила к лесу.
– Бей! – взмахнул саблей атаман и устремился во след отступающим.
– Бей! – подхватили его клич ватажники.
– Бей! – кричал вместе со всеми Алёшка. Его ноги стали невесомыми, он вырвался вперёд. Взмахнув саблей, парень развалил на две половины чью-то улепётывающую спину. Нагнал следующую и отвёл руку для удара. Неожиданно убегавший остановился и повернулся к Алёшке. В молодом безбородом лице было столько ужаса, что юноша готов был остановить смертельный полёт своего клинка. Но рука, подчиняясь инстинктам многолетней выучки, всё доделала сама.
Только после этого Алёшка остановился.
«Что это я? – отдыхиваясь после стремительного бега, подумал он, глядя на разваленную грудь молодого богдойца. – Зачем я их, они ведь бегут?
Мимо него проносились озверевшие ватажники, а он продолжал стоять под свинцовыми тучами, наползающими с Адзи-хурень. Быть беде, говорили они. Юноша развернулся и пошёл назад. Тупой толчок в плечо опрокинул его на спину.
«Пищаль? По мне? Почему?» – Роем пронеслись в голове мысли.
И уже теряя сознание, в паре десятков сажен от себя он увидел злобный прищур глаз убийцы.
«Епишка! Вот стервота! – узнал парень ватажника.
Осенний день близился к полудню. Внимательно вглядываясь в путанные заячьи следы, Алёшка держал стрелу на тетиве ачанского охотничьего лука. Он верно выбрал точку, куда должен был выскочить перехитривший сам себя косой, и ждал его появления.
Неожиданно, посторонние звуки отвлекли его внимание от тропы, и парень повернул голову на шум. И, как всегда бывает в таких случаях, именно в этот момент на него выскочил заяц. Резко остановившись, косой гигантским скоком ушёл в сторону и бросился наутёк. Алёшка не стал изводить понапрасну стрелу, а лишь досадливо сплюнул и толкнулся лыжами в сторону непонятных хрипов.
Едва он обогнул толстую ёлку, как увидел нехорошую картину. В искрящемся непорочной белизной снегу барахтались два тела.
Совсем молоденькая девчонка, выпучив испуганные глаза, пыталась отбиться от бородатого дядьки. Ей было очень страшно, но она не могла даже кричать – рот её крепко зажимала грязная ладонь – и билась отчаянно и безуспешно, словно попавшая в силки птица.
И такая непросветная жалость резанула Алёшку по сердцу, когда на нём остановился её дикий взгляд, что он яростно заскрипел зубами.
– Отпусти, гад! – неожиданно легко оторвал он от страдалицы сухопарое тело ватажника и отбросил в сторону.
– Ты это чего, малой? – недоумению Епишки-ватажника не было предела. – Енто ты из-за дикой девки на меня ссоры напущаешь?
– Не трогал бы ты девки, – угрюмо произнёс Алёшка, непроизвольно стиснув рукоять сабли. – Молода больно.
– И нехай, што молода? – начинал свирепеть ватажник. – Так скуснее будет. Никак ты брат иённый, али жаних? Инородку чумазую пожалел, а подельщика своённого готов сабелькой посчикотать?
В глубине души Алёшка понимал, что Епишка прав некой стадной правдой. Закон гласит примерно так: «Что бы ни сделал твой товарищ, он всегда прав, потому, что вы в одной лодке. И в прямом и переносном смысле. И держаться вам следует вместе. Неизвестно, что жизнь преподнесёт за следующим изгибом реки».
Недаром атаман карал самые малейшие проявления недружелюбия среди своих. Да и столько уже было пущено кровушки по берегам Омура-реки, что жизнь этой канарейки ничего не решала.
Но в его молодой голове формировалась некая своя, отличная от общепринятых канонов ватаги правда, и за эту правду он был готов сражаться. Выросший и возмужавший подле отца, Алёшка не знал материнской ласки. Рано ушла из жизни Олёна. Сожрала её в одночасье хворь простудная. И жалел он женскую породу, скучая по мамкиным тёплым рукам и ласковому голосу. Долго терпел он, глядя, что творят его сотоварищи в даурских, дюренских, а теперь уже и в ачанских городках. А ноне, видать, нарыв этот лопнул.
– Нет, Ляксей, не прав ты, – потянул Епишка из-за голенища швырковый нож. – Не можно так с товарищем своим обходиться.
– Не балуй, – отрезая все пути к прежней жизни, выдавил Алёшка. – Чуешь ведь что не совладать тебе со мной. Не охота мне из-за тебя грех на душу брать.
Знал ватажник, что прав юнец. Хоть и молод он был годами, да не раз являл удаль свою в кровавых сечах. Ни в чём не уступал старым казакам. Не зря Алёшка с детства перенимал всё отцовское умение в воинских забавах. Знатным был есаул казаком, было чему у него учиться.
– Научил волчонка Андрейка, – ярясь в тщетной злобе, прошипел Епишка. – Бойся меня, Ляксей, не прощаю я обидов.
– Иди, иди, – махнул рукой парень. – Бог подаст.
Проводив взглядом скукожившуюся спину, Алёшка взглянул на девчонку.
– Вставай, – протянул он ей руку.
Девчонка испуганно смотрела на парня. Во взгляде металось недоверие и надежда. Затем она решительно встала и признательно посмотрела на спасителя. Непозволительно длинные ресницы благодарно моргнули и взметнулись под самые брови.
«Красивая, – отметил про себя Алёшка. – Не зря Епишка за нож хватался».
А девчонка и впрямь была хороша. И красота эта была необычная, не местная. Что-то непростое проглядывалось в её осанке и гордом взгляде.
– Ишь ты какая! – невольно протянул Алёшка и неожиданно засмущался, и покраснел. И куда подевалась давешная смелость? Он торопливо отвёл глаза в сторону. И зачем-то выдернул из ножен саблю, а затем одним движением кинул её обратно.
Тихий смех заставил его посмотреть девушке в глаза.
«Вот егоза, уже не боится», – возмутился он слишком ласково. А по груди растеклось что-то горячее. Лицо обдало жаром, а сердце заколотилось совершенно незнакомыми толчками. Даже во время горячих стычек с недругами не заходилось оно в таком отчаянном беге.
А девчонка уже поняла извечным женским своим чутьём, что спёкся парень. Что готов он верёвками свитыми её руками падать к ногам обутым в расписные унты.
– Хороший лоча, – ткнула она беличьей рукавичкой в его сторону, и, повернувшись вслед ушедшему, недовольно махнула рукой. – Плохой лоча!
– Алёшка я, – неожиданно осмелел молодой казак, и вопросительно взглянул на девушку.
– Олёшая? – смешно свела брови девчонка.
– Алёшка! – ткнул себя кулаком в грудь парень. – А тебя? – Перешёл он на крик, словно разговаривал с глухой.
– Зачем кричишь? Айсинь меня звать. – Забавно всплеснула руками девушка и прижала их к груди.
– Айсинь, – Алёшка попробовал на вкус мягкое, словно лён, и безбрежное, как небесная синь, слово.
Где-то он его уже слышал. Ну как же, дауры называли этим словом «золото». И казак испытывающее взглянул в глаза девушки, опять смеётся?