Невероятное. История преступления, в которое никто не поверил

4
Алхимия страха

10 августа 2010 года

Уэстминстер, штат Колорадо

Августовским утром в палате 24 экстренного отделения больницы Сент-Энтони Норт в пригороде Денвера на кровати сидела женщина в возрасте. Она ела йогурт, запивая его водой из прозрачной пластиковой бутылки. Краска на ее рыжеватых волосах потускнела. Одета она была в толстовку с длинными рукавами, на груди красовался радужный всплеск. Тонкие ноги торчали из голубых шорт.

В 8:04 раздался стук, в палату вошла еще одна женщина – с длинными светлыми волосами и голубыми глазами. На ней была голубая рубашка-поло и брюки цвета хаки с полицейским значком на бедре. При взгляде на пациентку, с красными глазами и разводами на щеках, она подумала, что та похожа на потерявшегося ребенка. Присев на колени, женщина представилась. Это была детектив Эдна Хендершот.

– Я знаю, что с вами произошло нечто ужасное. И я пришла, чтобы выяснить, что именно.

Ранним утром Сара уже поведала свою историю соседям, стоя на прохладном ветерке у дверей своей квартиры. После пересказала молодому полицейскому, отвозившему ее в больницу на патрульной машине. А потом, сидя в палате, рассказала женщине, которую полиция назначила ей для поддержки.

Она собралась с духом и приготовилась рассказать свою историю еще раз.

В начале месяца Сара переехала в новую квартиру. После нескольких дней беспрерывного разбора вещей и размышлений о том, куда поставить диван и как украсить спальню, распаковки коробок с одеждой, обувью и посудой она решила отдохнуть. Утро понедельника она провела у бассейна. Погуляла по дорожке, ведущей вокруг жилых зданий. Вечером почитала Библию у себя дома. Примерно в полночь переоделась в ночную сорочку и заснула под гудящий звук вентилятора.

Примерно в три тридцать она проснулась. Что-то тяжелое упиралось ей в спину и прижимало к кровати. Это оказался мужчина, севший на нее верхом. Он отвел ее руки в стороны. Она закричала, но крик, казалось, замер у нее в горле.

– Просто молчи, – сказал мужчина. – Я не причиню тебе вреда, если будешь делать все, что я скажу. У меня есть пистолет, и я воспользуюсь им, если придется.

Сара сказала Хендершот, что мужчина был одет в белую футболку и тренировочные штаны. Лицо его закрывала черная маска. Завязав ей руки за спиной, он снял с нее нижнее белье. Приказал перевернуться и принять определенную позу. Сделал фотографии на фотоаппарат. Если она двигалась не так, как было нужно ему, он ее поправлял.

– Если не будешь слушаться, эти фотографии разойдутся по всему Интернету. Все их увидят, – пригрозил он.

Он отдавал приказания Саре на протяжении трех часов. Насиловал ее, а потом отдыхал. Снимал и снова отдыхал. Сара называла эти периоды «сессиями». Насколько она помнила, всего было девять таких сессий. Иногда она жаловалась, что ей больно.

– Просто расслабься, – говорил он. Один раз, как сказала Сара следователю, она умоляла насильника остановиться.

– Я не плохой человек, – сказала она ему.

– Да, ты не плохой человек, – ответил он. – Но ты оставила открытым окно.

Когда он закончил свои дела, за окном уже светало. Он принялся уничтожать улики. Протер тело Сары влажными салфетками. Приказал ей почистить зубы и язык. Забрал часть постельного белья.

– Я не оставляю улики полиции, поэтому это придется унести, – сказал он.

Потом он приказал Саре зайти в душ и мыться двадцать минут. Сара спросила, как она узнает, когда закончилось время. Она попросила дать ей таймер.

– Где он? – спросил мужчина.

– Там, на кухонном столе, – ответила она.

Это был белый «Санбим».

Он установил таймер на двадцать минут и поставил на тумбочку у раковины. Затем закрыл дверь и ушел.

Сара стояла под душем, ощущая стекавшие по ней струи воды и прислушиваясь к тиканью. Через 1200 секунд раздался треск, похожий на летнее пение цикад. Сара вышла из душа и вытерлась. И стала оценивать беспорядок.

Насильник похитил с кровати зеленую атласную наволочку – ту, что подарила ей мать.

Взял 200 долларов из сейфа под кроватью.

Украл фотоаппарат.

Изменил навсегда ее жизнь.

Рассказывать такое нелегко. На протяжении всего рассказа Сара всхлипывала. Хендершот успокаивала ее. Через полчаса детектив решила, что с Сары достаточно. Встав, она сказала, что сейчас Сару осмотрят. Возможно, насильник избавился не от всех улик. Возможно, внутри нее есть следы его ДНК.

– Остается только надеяться, – сказала Сара.

По дороге к жилому комплексу Сары Хендершот мысленно составляла список задач. После шестнадцати лет службы в полиции это делалось автоматически. Нужно сказать полицейским, чтобы они опросили соседей и проверили мусорный бак. Криминалисты должны обыскать квартиру и местность вокруг. Кто-то должен записать сведения обо всех, имевших доступ к квартире Сары.

«Свистать всех наверх!» – промелькнуло у нее в мыслях.

Хендершот выросла в пригороде к западу от Денвера, населенном преимущественно представителями среднего класса. Детство она провела в Арваде, ближнем пригороде с населением в сотню тысяч человек. Ее мать преподавала музыку в местной начальной школе и играла на фортепьяно и органе в пресвитерианской церкви. Отец был членом общественного собрания штата Колорадо и принимал участие в местной политике. У нее были старший и младший братья.

Родители старались вырастить дочь настоящей леди. Мать записала ее на балет и пыталась обучать игре на фортепьяно. Родители регулярно посещали центр искусств, расположенный в нескольких кварталах от дома. Но ничего из этого не находило отклик в душе девочки.

– Я заходила в гостиную, где стояло фортепьяно, а там уже находилась моя очаровательная мамаша, ожидавшая, когда же я сяду и стану играть. Наверное, от меня она тоже приходила в ужас. Да, я понимаю, что так говорить нехорошо, но я ненавидела такие моменты. Мне хотелось играть на улице, бегать и развлекаться с друзьями. Мне не хотелось играть на этом дурацком фортепьяно.

Хендершот была классической девчонкой-сорванцом. Она любила спорт. Занималась плаванием. Хорошо играла в футбол. Когда мода на женскую гимнастику еще только-только зарождалась, она уже выступала на соревнованиях по всему Колорадо. В старшей школе она была вратарем команды «Арвада-Хай».

Хендершот не смогла бы точно сказать, что привлекало ее в работе полицейских. Среди родственников у нее не было ни детективов, ни преступников – что в других случаях служит частым мотивом.

– У меня нет готового ответа, – говорила она. – Я просто знала, что буду заниматься как раз этим.

Карьерный путь ее не был прямым. Окончив старшую школу в 1988 году, она изучала уголовное дело в двух колледжах. Но денег не хватало, поэтому она начала работать. Стояла у кассы в Wendy’s. Полировала столы и подрабатывала официанткой за 2,5 доллара в час плюс чаевые в местном мексиканском ресторане.

Но она твердо решила стать полицейским. В 1990 году Хендершот устроилась работать секретарем в офисе шерифа округа Адамс, где вела записи по заключенным местной тюрьмы. Год спустя оставила эту работу и перешла в службу спасения, став диспетчером на телефонной линии 911 полицейского департамента Арвады. Ночью дежурила, а днем посещала платные занятия в полицейской академии. После получения диплома ей не пришлось уезжать далеко от дома. Ее нанял патрульным Уэстминстер – город в Колорадо по соседству с Арвадой. 19 сентября 1994 года она приняла присягу.

Уэстминстер часто называют спальным пригородом Денвера. В каком-то смысле так и есть. Это город с населением в сотню тысяч человек, в основном белых и представителей среднего класса. По выходным трибуны местных стадионов заполняют родители, наблюдающие за играющими в футбол детьми. На перекрестках теснятся гипермаркеты. Вдоль шоссе Денвер – Боулдер, своеобразного хребта города, выстроились дома в стиле ранчо и жилые комплексы. Но как и во многих других «внутренних» пригородах, обстановка здесь далека от идеальной. В соседних районах орудуют банды и процветает торговля наркотиками. Здесь случается достаточно преступлений, чтобы начинающий полицейский имел возможность зарекомендовать себя.

После пяти лет патрульной службы на улицах Хендершот обогнала конкурентов и устроилась в оперативное подразделение Вест-Метро по борьбе с наркотиками. В эту элитную группу включали отличившихся полицейских со всего региона. Эдна Хендершот была в ней единственной женщиной. Сослуживцы стали называть ее «Эд».

Хендершот быстро поняла преимущества своего пола. Как коллеги, так и преступники находили ее внешность потрясающей. Когда начальство решило разобраться с одним наркодилером, она вызвалась добровольцем. «Наверное, звучит немного высокомерно, но когда они сказали: “Кто готов прижать этого гада?”, я ответила: “Ну, наверное, я”. Просто мерзко думать о том, чего можно добиться одним взмахом волос и хихиканьем».

Хендершот работала под прикрытием. Это удавалось ей как нельзя лучше. Она умела превращаться в глупую блондинку. Или в крутую байкершу. Или во взволнованную мамашу посреди спора об опекунстве. Когда подозреваемые предлагали ей «отведать чего покрепче» или раздеться, у нее всегда находились извинения.

– Поеду домой и там уж оторвусь, – говорила она. Или: – У меня завтра встреча с социальными работниками, надо подготовиться. Однажды она работала над делом, в котором был замешан заместитель начальника полиции, доставлявший наркотики и оружие бандитам в тюрьму. Хендершот завоевала доверие подозреваемого, познакомившись с членом банды, который и представил ее. После ареста продажного полицейского Хендершот предстала перед ним в своем обычном виде. Там был и член банды в наручниках. Он отказывался поверить в то, что Хендершот на самом деле служит в полиции.

– Я этим очень гордилась, – говорит она. – Была настолько убедительной, что он купился.

Но похвала не удовлетворяла Хендершот. Ее назначили полевым инструктором, игравшим роль наставника для молодых полицейских. На протяжении двенадцати лет, оценивая показатели Хендершот, начальники неизменно ставили ей самую высокую оценку для командной работы: «исключительно».

К 2007 году в личной жизни Хендершот произошли перемены. Она вышла замуж во второй раз – первый брак закончился разводом за несколько лет до того. Ее новый муж, Майк Хендершот, ранее служил сержантом полиции в Голдене, а позже стал начальником оперативной группы в пригороде Денвера. Он предложил ей руку и сердце под Эйфелевой башней. Они нашли дом, достаточно большой для себя, собаки и двух кошек, и переехали в него.

Хендершот решила оставить работу под прикрытием – она занималась ею слишком долго, и ее внешность могла быть известна преступникам. Но она волновалась по поводу нового назначения. Добьется ли таких же успехов, как на прежнем месте? «Я достигла определенных высот еще до сорока лет. А теперь что?»

Новым местом работы стал отдел преступлений против личности. Хендершот неожиданно оказалась в новом для себя мире. Жертвами здесь были люди, которых ранили, насиловали или убивали. Раньше, заполняя бумаги о продажном полицейском, она в графе «пострадавший» писала «штат Колорадо» или «Соединенные Штаты Америки». Теперь же приходилось вписывать чье-то имя. Имя того, с кем она сидела и разговаривала, того, чьи страдания наблюдала непосредственно, или того, чья смерть погрузила в траур всю семью.

Это немного обескураживало.

«Я буквально ощущала физическое напряжение. Черт! Непростое дело. Они же на сто процентов зависят от меня. Теперь я тут решаю».

Закончив опрос в больнице, Хендершот поехала в квартиру Сары на востоке города. В десять часов утра уже стояла жара. Здания в комплексе были трехэтажными, с оранжевыми панелями и кирпичными фасадами. У них был общий бассейн, клуб и дорожка для прогулок. Жили здесь синие воротнички: санитары, монтажники кабельного телевидения, работники фастфуда.

У квартиры Хендершот встретила полицейского Криса Пайлера, занимавшегося поиском свидетелей. Он поговорил с соседями, вызвавшими полицию после того, как к ним в дверь постучала Сара и попросила о помощи. Пара тоже недавно переехала в этот комплекс. Они выслушали от Сары подробный рассказ об изнасиловании. Женщине эти подробности не показались слишком уж убедительными.

Например, Сара утверждала, что насильник заставил ее вымыть волосы. Но волосы Сары были сухими. Также, на взгляд женщины, Сара отпускала странные замечания. Она сказала:

– О, вы тоже только что переехали. Только этого вам не хватало.

Женщина не утверждала, что Сара лжет. Просто она вела себя странно.

– Я бы так не вела себя на ее месте, – сказала она Пайлеру.

Скептицизм женщины не удивлял. Когда дело касалось изнасилования, к словам и поступкам жертвы часто относились с сомнением – и не только полицейские, но и родные, и знакомые. Как в полиции, так и среди широкой публики распространено мнение, что не все сообщения об изнасиловании правдивы. Проблема в том, что никто не знает, сколько именно случается ложных сообщений. Криминалисты на протяжении нескольких десятилетий пытались установить, сколько именно женщин лгут, сообщая о том, что их изнасиловали. И все приходили к одному выводу: таких очень много. В 2006 году сержант английской полиции представил доклад о том, что лживы около 90 процентов сообщений об изнасиловании. Его отчет подвергли жесткой критике из-за слишком малой выборки – всего восемнадцать случаев. Феминистка Сьюзан Браунмиллер, чья книга «Против нашей воли: мужчины, женщины и изнасилование» повлияла на целое поколение активистов, называла цифру в два процента – хотя и по поводу этого показателя высказывались серьезные сомнения.

Исследователи-специалисты по сексуальному насилию установили диапазон для ложных сообщений от двух до восьми процентов. Но в него входили только те случаи, когда полиция подтверждала, что женщины сознательно лгали. В действительности такое бывало нечасто. Полицейские просто отказывались вести дело, когда у них возникали сомнения, и не проводили никаких дополнительных расследований. Истинный процент ложных сообщений ускользал от оценки, в том числе и из-за вмешательства активистов, разных определений сексуального насилия и из-за практической невозможности получить точные данные о преступлениях, окутанных атмосферой стыда и таинственности.

Что касается Хендершот, то в своей работе она предпочитала получить «определенные» улики, прежде чем объявлять сообщение об изнасиловании ложным. Например, однажды в скорую помощь обратился мужчина с травмой яичка. С таким глубоким порезом, что врачам пришлось удалить его. Мужчина сообщил врачам, что на него напали с ножом и изнасиловали. Хендершот несколько недель вела расследование по предоставленным мужчиной наводкам и даже ездила в Вайоминг в поисках улик. Но потом обнаружила, что мужчина состоял в онлайн-группе любителей порнографии, где обсуждали увечья половых органов. Хендершот обвинила его в подаче ложного заявления в полицию, но только после того как просмотрела видеозапись, на которой мужчина калечил себя с помощью бритвы и эластичной ленты, которой обычно кастрируют быков. Другими словами, она установила для себя высокую планку.

Поговорив с Пайлером, Хендершот прошла в квартиру, чтобы осмотреть место преступления. Там она встретила свою старую подругу Кэтрин Эллис, одну из старших экспертов-криминалистов полицейского департамента Уэстминстера. Эллис находилась на месте преступления с 7:38, услышав о преступлении по установленному в криминалистической лаборатории полицейскому радио.

Исследователи-специалисты по сексуальному насилию установили диапазон для ложных сообщений от двух до восьми процентов.

Обе женщины часто пересекались по работе, еще когда служили диспетчерами в соседнем отделении полиции. Они вместе поднимались по карьерной лестнице. Путь Эллис привел ее в криминалистическую лабораторию задолго до того, как эта тема стала популярной на телевидении.

– Я была CSI до того, как появилось CSI, – шутила она. С годами Эллис завоевала репутацию весьма аккуратного работника. Она прошла курсы подготовки в элитной академии ФБР в Куантико, штат Вирджиния. У нее была эйдетическая^[1] память. Через несколько лет она могла вспомнить номер доклада о преступлении. Свою работу Эллис оценивала реалистично:

– Никакая она не гламурная. Это сплошные мусорные баки, расчлененные дети и подсобки с подвалами.

К тому времени, когда прибыла Хендершот, Эллис уже прошлась по всем комнатам квартиры. Заметки свидетельствовали об ее одержимости тщательным документированием всего, что касалось места преступления:

В квартире две спальни и две ванные комнаты с кухней, столовой и гостиной… Коридор выходит в гостиную. Гостиная расположена на южной стороне квартиры. У ее восточной стены стоит фортепьяно, вдоль южной стены – кожаный диван, перед ним круглый кофейный столик и кресло-качалка. С западной стороны на подушке дивана лежит стопка газет и папка для купонов ресторанов и продуктовых магазинов. На подушке в центре имеется вмятина, которая может быть следом от обуви. На подушке с восточной стороны лежит Библия и открытый молитвенник.

За пять часов, проведенных в квартире, Эллис сняла отпечатки пальцев на подоконниках, дверях и столах. Ватными палочками взяла пробу с поверхностей по всему дому: с окна в гостиной, наматрасника, раковины в ванной и унитаза. Сделала сотни фотографий беспорядка в хозяйской спальне, гостиной, на заднем крыльце. Проверила две входные двери и окна на признаки взлома. Упаковала вещественные доказательства – оставленные насильником светло-зеленые простыни, лиловые кухонные перчатки у раковины, красно-оранжево-белое одеяло. С помощью особой лампы проверила наматрасник на предмет генетического материала.

Хендершот сообщила Эллис, что насильник брал белый таймер «Санбим» с кухни. Эллис нашла его в ванной, на краю туалетного столика. Одна из вещей, о которых наверняка известно, что насильник их трогал. Она забрала его для анализа ДНК.

Эллис предположила, что преступление действительно происходило так, как его запомнила жертва. Но она старалась сосредоточиться на уликах, подтверждали они рассказ или нет. Ее работа, как она ее воспринимала, заключалась в том, чтобы раскрыть истину, какой бы она ни была. «Мы докладываем о том, что поведали улики. А не о том, что рассказываете вы. Мы хотим, чтобы улики кричали: “Неправда, неправда!”, а не вы».

Пока что в квартире Сары Эллис нашла не так уж много свидетельств. Она заметила, что у задней двери на землю упала защитная сетка, но это могло произойти в любое время. На диване под окном имелось углубление – будто кто-то наступил на подушку. Но следов насильственного проникновения обнаружено не было. Никаких повреждений на дверных коробках. Никаких разбитых оконных стекол. Никаких отпечатков пальцев на подоконниках, на диване и в спальне. Специальная лампа позволила обнаружить лишь небольшое количество биологической жидкости, исключительно на кровати.

Но кое-что выделялось. На перилах заднего крыльца Эллис заметила странные отпечатки – ряд небольших шестиугольных отметин. Похожих на соты. Она сфотографировала их для последующего изучения.

Но было непонятно, что оставило такие отпечатки. Может, специальное покрывало для переезда, в которое упаковывают мебель и другие вещи?

«Какой странный узор», – подумала Эллис.

Спустя два дня Хендершот встретилась с Сарой в полицейском участке Уэстминстера. Они сели друг напротив друга в комнате для допроса, по разные стороны стола. Хендершот включила диктофон. Она надеялась, что прошло достаточно времени, чтобы Сара вспомнила еще какие-нибудь подробности. Начала она издалека: что Сара может рассказать о своей жизни на протяжении нескольких дней и месяцев до изнасилования?

Сара поведала свою историю. Она развелась после нескольких десятилетий брака, в котором не было любви.

– Просто поняла, что не могу так дальше жить, – сказала она. – Познакомилась с мужчиной на двадцать лет младше. У него была большая семья. У нее же детей не было. Они вместе ходили в церковь. Она пела в хоре. Они проводили вечера в Denny’s. В октябре 2009 года поженились и переехали в квартиру, достаточно просторную для двоих. После этого у него диагностировали рак. Через восемь недель после свадьбы Сара похоронила мужа. Решение о переезде в квартиру поменьше стало первым шагом к признанию того, что теперь она вдова. Договор об аренде Сара подписала 28 июля 2010 года. Через тринадцать дней в ее квартиру вломился насильник.

– А что вы можете рассказать об изнасиловании? – спросила Хендершот. – Мы говорили о том, что вы подготовились ко сну и легли в кровать примерно в полночь. А что было после этого? Что вы помните?

– Ну, следующее, что я помню, как кто-то сидит верхом на мне. Я лежала на спине. То есть на животе. Да, я лежала на животе, – сказала Сара и помедлила. – А мы точно должны проходить через все это еще раз?

Хендершот понимала женщину. Ей довелось расследовать более сотни случаев изнасилования. Она знала, как трудно бывает говорить об этом – настолько, что многие женщины предпочитают вовсе не сообщать об изнасиловании. Одна из главных причин – страх, что им не поверят. Молодые полицейские часто удивляются этому. Хотите, чтобы мы поймали этого негодяя? Так почему бы не рассказать все в подробностях?

У Хендершот был стандартный ответ:

– Расскажите о том, как вы в последний раз занимались сексом с женой. Прямо сейчас.

Кто-то издавал смущенный смешок, кто-то потрясенно молчал. Приходило понимание, в чем тут дело.

В комнате для допросов Сара повторила ключевые моменты. Но добавила и новые подробности. Например, вспомнила, что насильник натянул ей на ноги высокие чулки. Но не могла вспомнить их цвет или откуда они взялись.

– Как они на вас сидели? – спросила Хендершот.

Сара не могла описать.

– А почему вы их не видели? – спросила Хендершот.

– По-моему, я лежала на животе.

Сара также вспомнила, что насильник спросил, где у нее обувь на высоких каблуках. Когда она сказала, что такой у нее нет, он пошел к кладовке и вернулся с парой ее туфель.

– Мне кажется, я знаю, что это были за туфли, но не уверена, – сказала она.

Она не помнила, забрал ли он их с собой, когда уходил.

Хендершот это не смутило. Она продолжала задавать наводящие вопросы. Попыталась выяснить какие-нибудь подробности о самом насильнике.

– А что насчет его глаз? Вы можете что-нибудь сказать о его глазах?

– Я ничего точно не могу сказать о нем. И уж точно не о лице.

– Хорошо. Значит, цвет глаз вы не помните.

– Э-мм, не могу сказать.

– Растительность на лице?

Сара отрицательно покачала головой:

– Не могу сказать, не знаю.

Если визуальные воспоминания Сары были расплывчатыми, то звуковые более четкими. Она помнила, что у насильника была спортивная сумка, потому что слышала, как он расстегивал на ней молнию. Она помнила, что он отходил в ванную, потому что слышала, как он мочился. Она не могла описать его фотоаппарат, даже несмотря на то, что он направлял его прямо на нее. Все, что она помнила – это звуки. «Щелк. Щелк. Щелк».

Чаще всего в ее памяти всплывали отрывочные воспоминания, мешанина отдельных фрагментов, неупорядоченных по времени. Она с трудом пыталась сложить все вместе. Сара сказала, что знает время, когда насильник ушел, потому что снаружи квартиры играли какие-то девочки. Задумавшись, она сказала, что позвонила в полицию в 7:00. Откуда в такой ранний час появились играющие дети? «Нет, это не имеет смысла», – пробормотала она почти себе самой.

Пробелы в воспоминаниях расстраивали Сару.

– Знаете, по большей части глаза у меня были закрыты, – сказала она Хендершот. – Иногда, потому что он заставлял меня их закрыть. Иногда, потому что мне просто не хотелось смотреть.

– Если не помните, ничего страшного, – старалась приободрить ее Хендершот.

Отрывочность воспоминаний не смущала Хендершот. Она знала, что воспоминания людей, переживших травматические события, часто бывают отрывочными. Многие не могли вспомнить произошедшее в хронологическом порядке. Травма влияет на мозг. Автомобильная авария. Падающее поблизости дерево. Попавшая в тело пуля во время боя. В такие пугающие мгновения прилив адреналина и кортизола создает особый химический коктейль ужаса. Мозг становится недостоверным свидетелем своих собственных переживаний. События отвязываются от времени, в которое они происходили. Воспоминания затуманиваются. Образы могут всплывать спустя несколько дней, месяцев и даже лет, непроизвольно, без спроса, неожиданно четкие, словно пейзаж, освещенный молнией.

Многие женщины предпочитают вовсе не сообщать об изнасиловании. Одна из главных причин – страх, что им не поверят.

Изнасилование – это особый случай. Переживания, ощущение беспомощности, отрывочные воспоминания, словно специально сбивающие с толку следователей. Чтобы вынести невероятное напряжение во время изнасилования, многие женщины отворачиваются и не смотрят на нападающего. Они сосредоточивают внимание на абажуре или картине на стене. Или закрывают глаза. Поэтому часто не могут описать насильника, или во что он был одет, или помещение, время, окружение.

Психологи пишут о том, что на формирование воспоминаний влияет какая-нибудь яркая деталь. В момент кризиса жертва отчаянно цепляется за нечто, что поможет ей выжить. В некоторых случаях это бывает именно то, что угрожает жизни – например, полицейские в мельчайших подробностях описывают направленный на них пистолет, но с трудом вспоминают одежду подозреваемого. В других же случаях яркая деталь необязательно угрожает жизни. Это может быть даже нечто, совсем не имеющее отношения к изнасилованию, – допустим, лампа на ночном столике или фонарь вдалеке. Сосредоточиваясь на такой детали, мозг отвлекается от непосредственного ужаса, и она становится символом более безопасного места.

Ребекка Кэмпбелл, ведущий исследователь и специалист по сексуальному насилию в Университете штата Мичиган, утверждает, что жертвы часто описывают свои переживания при изнасиловании в образе головоломки, состоящей из множества кусочков. Решая головоломку, большинство людей первым делом переворачивают все кусочки картинкой вверх. Затем сортируют их на угловые, боковые и центральные. Потом пытаются понять, как сложить их вместе, глядя на изображение на коробке.

Но у жертв изнасилования нет готового решения головоломки. У них даже нет всех кусочков. Они не могут рассортировать их каким бы то ни было способом. И кому захочется смотреть на такое ужасное изображение, даже если бы они смогли его составить?

– Подобные воспоминания не бывают четкими и упорядоченными, – говорит Кэмпбелл, изучающая влияние травматических переживаний на мозг. – Они разбросаны по всему мозгу. Буквально.

Хендершот старалась помочь Саре составить вместе кусочки головоломки. Но под конец беседы ей так и не удалось связать воспоминания с образом подозреваемого. Насильник был умен. Он старательно избавился от немногих улик, которые могли бы пролить свет на его личность.

Во время беседы Хендершот решила сообщить Саре хорошие новости. Двести долларов пропали, но в квартире полицейские нашли фотоаппарат, который, по мнению Сары, был украден. Возможно, она не заметила его, когда проверяла вещи после изнасилования.

– Но фотоаппаратов было два, – сказала Сара.

– Что значит два? – спросила Хендершот, которой до сих пор было известно только об одном.

– Ну, был розовый Sony и еще один побольше, серебристый.

Полицейские нашли «серебристый» фотоаппарат. Куда же подевался розовый Sony? Хендершот поручила полицейским проверить ломбарды в Уэстминстере, не приносил ли в них кто-то розовый фотоаппарат. Таких не оказалось.

Хендершот договаривалась о беседе с монтажником кабельного оборудования Comcast, обслуживающим жилой комплекс Сары, когда зазвонил телефон. Это был сержант полиции из Ороры, богатого пригорода километрах в пятидесяти к юго-востоку от Уэстминстера.

Из разговоров полицейских сержант узнал подробности изнасилования в Уэстминстере. Один из их детективов занимался похожим случаем. Пожалуй, стоило бы сравнить записи.

Хендершот показалось, что у нее появилась первая зацепка.

Через две недели после изнасилования Сары Хендершот сидела в небольшом конференц-зале полицейского департамента Уэстминстера. Напротив нее сидел Скотт Берджесс, детектив из Ороры. Это был мужчина с проседью в волосах, в рубашке с длинными рукавами, в глаженых широких брюках и с деловым галстуком, производящий впечатление пунктуального и аккуратного. Иногда он дважды, трижды или четырежды в день перевязывал галстук узлом Элдриджа, самым сложным из всех узлов. На сайте ties.com его оценивают в пять очков из пяти по трудности.

За год до этого полицейский департамент Ороры создал особый отдел, специализирующийся на сексуальных преступлениях. Берджесс был одним из первых в его составе.

– Мне повезло получить такой шанс, – говорит он. Как и Хендершот, ему нравилась идея помогать людям. И Берджесс понимал жертв. – Здесь я, кроме всего прочего, научился тому, что не бывает правильной реакции на такие преступления. Я видел жертв, которые при беседе рыдали, а потом оказывалось, что это было ложное заявление. Также бывали жертвы, о которых я думал: «Да этого не может быть. Так не ведут себя после чего-то настолько ужасного и мерзкого». Но я понял, что не бывает правильной реакции.

Этот урок ему пригодился при расследовании изнасилования в Ороре в октябре 2009 года. Жертвой была Дорис – разведенная пожилая женщина шестидесяти пяти лет, управляющая кампусом местного студенческого братства. Когда на следующий день Берджесс опрашивал ее, она, по его выражению, казалась «сдержанной». Она вела себя так, как если бы произошло что-то само собой разумеющееся, не проявляла чувств, сказал он Хендершот.

– Не помню, чтобы она сорвалась, зарыдала или прослезилась. Просто вела себя так, как будто «что случилось, то и случилось. А теперь посмотрим, что можно сделать».

Берджесс изложил Хендершот основные пункты своего доклада:

• В воскресенье ночью, примерно в 2:30, жертва спала у себя дома.

• Подозреваемый открыл дверь, схватил ее и направил в лицо фонарик.

• Подозреваемый приказал ей перекатиться на спину. Она видела, что его лицо покрывает маска или ткань с прорезями для глаз.

• Подозреваемый был белым мужчиной, примерно двадцати лет, высотой метр восемьдесят два, «с широкой костью» и сильный, хотя и без выдающихся мышц. Волосы у него на теле были светлые, или их не было вовсе, и он говорил тихо и спокойно.

• Подозреваемый сказал жертве: «Я не хочу делать тебе больно, но собираюсь изнасиловать».

• Подозреваемый связал ей руки спереди. Он воспользовался лентой и затягивал ее несильно.

• У подозреваемого был большой черный рюкзак.

• Подозреваемый изнасиловал ее несколько раз. Он фотографировал ее и угрожал разместить фотографии в Интернете, если она вызовет полицию.

• После подозреваемый оделся и сказал, что забирает простыни.

• Под конец он заставил ее вымыться в душе, а сам стоял в ванной и говорил, как мыться. Он велел ей подождать двадцать минут, прежде чем выходить.

Дорис описывала насильника как «приятного» и «вежливого». Женщина сказала ему, что ей шестьдесят пять лет и она слишком старая для изнасилования.