© Сергей Жоголь, 2020
ISBN 978-5-4493-3046-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
– Мы что же, полезем в эту глушь? – Харб вытер ладонью пересохшие губы. – У Эгара зудит? Да-да, зудит… между копчиком и седлом. Сопливый недоумок! Молокосос! О чём он только думает? В такие дебри нельзя соваться, не выслав головной дозор! Нас мало, слишком мало… О-о-о!.. проклятый туман… – старый ланге́р поёжился. – Это всё равно, что слепого кутёнка бросить в логово волков… р-р-раз, и косточки захрустели. А Редрик… он-то куда смотрит? Если у него на плечах не выеденная мышами тыква, то этот хлыщ обязан… просто обязан, убедить разряженного дуралея дождаться подкрепления.
С холмов спускалось густое марево, застилало глаза, дышать становилось все труднее и труднее.
Команда «стой» прозвучала вдали, пронеслась над строем. Хабр тут же умолк, принюхался и вытянул шею как собака взявшая след. Колонна остановилась.
Ройс словно очнулся ото сна. Он запнулся и едва не налетел на шагавшего впереди лангера. Тот выругался, оглянулся, но, увидав хищную улыбку Хабра, лишь сухо проскрежетал зубами. Потом глупо улыбнулся, достал флягу и, сделав несколько больших глотков, протянул её старому солдату. Харб отмахнулся и снова принялся бурчать про труднопроходимый лес.
Остальные тихо перешёптывались.
Непрерывное ворчание Хабра всем уже надоело, на него косились. Многие, слушая бормотание старика, посмеивались, но были и такие, кто злобно хмурился. Не просто хмурился, поглаживал ладошкой рукоять меча. «Старый брюзга накличет на нас беду» – шептали недовольные. Новичков в строю было немало. Старые лангеры себе такого бы не позволили. Ройс злился.
За своего друга он перережет глотку любому, но не сейчас.
Сейчас не время одёргивать слабаков – долгий переход утомил даже самых стойких. Харб не унимался, то и дело втягивал воздух ноздрями точно охотничий пёс, учуявший хищного зверя.
Ройс расправил спину, выдохнул; хотелось пить, рана на руке чесалась; он сорвал повязку. Запёкшаяся темная корка треснула, из-под неё сочилась кровь. Молодой лангер слизнул алую каплю, погонял слюну языком, сплюнул – сладкая. Апасхи мажут свои стрелы ядом, но эта к счастью была обычной.
Последняя стычка была короткой, но они потеряли пятерых. Трое из тех, кто был ранен, сейчас ехали в повозках, тряслись позади с основной колонной. Ройсу повезло, его рана оказалась простой царапиной, а вот порванный ремень доставлял гораздо больше проблем. В том бою он лопнул от удара секирой, поэтому сейчас, неся щит за спиной, молодой лангер подвязывал его обычной верёвкой. Та постоянно соскакивала с кожаного наплечника, сильно натирала шею. Лишь только колонна остановилась, Ройс скинул щит, вслед за ним на землю упала и походная сумка.
– Не стоит так поступать, – скривил лицо Харб и снова вытер сухие губы. – Мы здесь как на ладони, до лесочка полсотни шагов, а апасхи отличные стрелки. Пискнуть не успеешь, как тебя утыкают стрелами.
– После той трёпки, которую мы задали им вчера? – возмутился Ройс, но щит с земли поднял, с мнением Харба считались и более опытные вояки.
Хабра знали все. Этот матёрый ветеран носил синий плащ лангера с первых дней основания регулярного войска. Сотни походов, десятки битв.
Перебитый нос, узкое морщинистое лицо, глубокий шрам от виска до переносицы опускал левую бровь старого солдата так, что казалось, будто он постоянно щурится. Поговаривали, что когда-то Хабр пользовался успехом у женщин, но сейчас, глядя на его изувеченное лицо, осунувшееся и потрескавшееся словно стоптанный башмак, поверить в это было довольно сложно.
– Будь тут всё войско Эгара, может и не решились бы, но нас здесь мало, а значит лучше дождаться остальных, – процедил старый вояка. – Редрик просто обязан убедить короля не соваться в этот проклятый лес.
– Думаешь, Светловолосый способен кого-то послушать? – Ройс перевёл взгляд на всадника, который гарцевал на белом в яблоках жеребце шагах в двадцати. – Посмотри на него, разве он нуждается в советчиках?
Эгар Колендейл, юноша семнадцати лет в лессвирском доспехе и алом бархатном плаще с золочёной массивной пряжкой на левом плече, больше походил на мальчишку переростка: в меру полноватое лицо с румянцем на щеках, чуть вздёрнутый нос, искрящиеся глаза, обрамлённые пышными ресницами. Свой проклёпанный позолоченными клёпками шлем с узким забралом, молодой король небрежно держал в руке. Белые кудри Эгара, за которые он и получил своё прозвище, трепетали, словно пшеничные колосья на ветру. Он то и дело поднимался в стременах, вертел головой, точно куда-то спешил. На фоне двух великанов-телохранителей, сопровождавших Светловолосого повсюду, он казался едва ли не подростком, хотя росту в молодом короле было никак не меньше шести футов. «Секира и Тюльпан» – герб дома Колендейлов, были изображены на притороченном к седлу щите; рукоять меча, висевшего на боку, украшал крупный рубин.
В отличии от своего отца Карела Седьмого, не желавшего лично участвовать в военных походах и отправлявшего на войну свои войска под руководством назначенных им лордов и прозванного за это Домоседом, молодой Эгар сам ринулся в гущу битв, едва лишь апасхи, узнав о смерти Домоседа и возложении короны на голову его сына, перешли северные рубежи королевства.
– Разряженный молокосос, – Харб сплюнул. – Хорошо хоть доспех не снял. Хватило ума. Ишь, как красуется, одержал пару побед и возомнил себя великим. Мальчишка – он мальчишка и есть.
– Ну и что, что мальчишка, зато отваги ему не занимать, – сказал Ройс.
– У вас, у молодых, совсем нет мозгов, – Харб не унимался. – И наш король не исключение. Думает что всех победил, ну уж нет – это только начало. Апасхи, в отличие от нас, знают этот край как собственную ладошку; и они не из тех, кто, получив по хребту раз-другой, переворачивается на спину, машет лапками и скулит. Эти ублюдки, хуже волков. На днях мы подрезали им хвосты, но поверь моему слову, не вырвали зубов. Уверен, что они уже зализали раны и ждут… ждут своего часа. Неужели мы всё-таки сунемся в этот туман? Видишь, воро́н?
Ройс поднял голову. Тёмные точки усыпали небо над посадками. Ройс отвернулся, присел на колено, достал из сумки флягу и протянул Харбу.
– Думаешь апасхи спугнули птиц?
– Может они, а может, и нет, – пожилой воин сделал пару глотков. – Не напивайся. Если придётся драться, то лучше это делать с пустым брюхом. Представь, вокруг свистят стрелы, звенят мечи, а ты думаешь лишь о том, чтобы помочиться. И куда мы так бежим? Зачем?.. зачем…
Ройс глотнул воды, омыл лицо и утёрся рукавом.
– Король спешит в столицу. Он хочет лично сообщить Луизе о победе над дикарями. Что в этом такого?
– Сообщить о победе, – передразнил Харб, – жене. Если бы он думал о нас, а не о бабах. Ты думаешь, королеве есть дело до наших побед? Я слышал, она всё ещё льёт слёзы по усопшему младенцу.
В этот момент прозвучала команда «вперёд».
– Ну вот! Что я говорил – мальчишка, – Харб сплюнул и, закинув копьё на плечо, нехотя двинулся вперёд. – Не мог дождаться лорда Джея. Ох, чует моё нутро… – Колонна тронулась. Проходя мимо двух застывших в сёдлах всадников, Харб смерил обоих недобрым взглядом. – Ну ладно, король, а этот-то куда смотрит?
Ройс искоса глянул на лорда Редрика.
Младший брат Карела Домоседа, покойного отца Эгара, являлся полной противоположностью своему венценосному племяннику. Эти двое как будто воплощали собой родовой герб их славного дома: и если молодой Эгар был лёгок и свеж, как тюльпан, то лорд Редрик больше походил на тяжёлую, загрубевшую от сотен боёв, остро отточенную секиру. Доспех, в который был облачён лорд Редрик, казался лёгким и непрочным, и лишь немногие знали, что на его изготовление пошла особая сталь, которая, несмотря на свою видимую тонкость, была способна выдержать не только попадание стрелы, но и удар боевого молота. Меч, щит и округлый шлем с рифлёным наносьем и верхушкой, не закрывающими обзора, не отличались изысканностью, но по качеству своему не уступали доспеху. Редрик перестал участвовать в турнирах, как только ему исполнилось семнадцать, но его умению владеть мечом и копьём завидовали самые отчаянные рубаки королевства. В отличие от своего старшего брата, который терпеть не мог турниров и битв и вообще не любил кровопролития, лорд Редрик по праву считался не только одним из лучших рыцарей королевства, но и носил славу одного из самых непобедимых полководцев Домоседа. Лорд Редрик принял участие в таком количестве сражений и одержал столько побед, что славу его мог, наверное, затмить лишь его отец и тёзка старшего брата, тоже Карел по прозвищу Завоеватель, в войске которого Редрик и открыл счёт своим военным успехам. Редрика считали одним из отцов-основателей ланги, регулярного войска которым почти на протяжении всего времени его существования командовал сподвижник и друг лорда Редрика Джей Фармен – лангат короны.
Глядя на дядю короля, Ройс засомневался: пожалуй, Хабр прав, неужели, такой как он, не смог уговорить мальчишку не лезть на рожон и входить в лес? Весь облик лорда Редрика говорил о том, что он не из тех, кто способен терпеть неповиновение.
Чуть меньше сорока, волосы длинные с проседью, скуластое лицо, аккуратно постриженная борода. Острый как меч взгляд длинноволосого лорда заставлял каждого из проходивших мимо лангеров расправлять плечи и выпячивать грудь. Встретившись взглядом с Редриком, Ройс тоже вытянулся, но почти тут же отвёл глаза.
Первые ряды колонны уже спустились в низину и скрылись в тумане. Ройс перехватил древко копья, поправил сползающий щит.
Из леса тянуло холодом и пахло сырью.
Злобная мошкара тут же облепила лицо и шею, тонкие ветки цеплялись за одежду и доспех. Колонна, по три лангера вряд, двигалась по узкой тропке, особенно тяжело приходилось тем, кто шагал впереди. Ройсу и Харбу повезло, они шли в самом хвосте строя. Харб, по-прежнему, что-то бубнил, Ройс то и дело поправлял щит. От кислого пота слезились глаза, Ройс на мгновение зажмурился и почувствовал, что что-то изменилось. Он и сам не понял, что произошло, но это что-то заставило мышцы напрячься. Ройс открыл глаза. Лишь глянув на шагавшего справа Харба юноша сразу всё понял. Понял, что изменилось. Харб больше не ворчал. Озирался по сторонам, вертел головой.
– Ты слышишь? – прошипел старый воин сквозь зубы.
– Что? То, что ты перестал бубнить?
– Птиц, дурень. Ты слышишь птиц?
– Ты снова о воронах?
– Причём тут вороны? Я говорю, про лесных птиц.
Ройс в очередной раз напряг слух. Птиц не было слышно.
– Хочешь сказать, что их спугнули апасхи?
– Теперь я в этом почти уверен, – Харб перевёл щит из-за спины и прикрылся им. Несколько лангеров, услышавших его слова, сделали тоже. – В лесу определённо кто-то есть, приготовьтесь, сопляки, показать ваши острые зубы, если они, конечно, ещё не стёрлись.
Ройс тоже поспешил перехватить щит, впереди раздались крики. По цепочке прозвучали команды: «Стой! Перестроиться! Сомкнуть щиты!».
Выполнить команду успели не все. Глухой и мерзкий, словно змеиное шипенье, свист нарушил тишину. Те стрелы, которые ударялись о щиты, издавали лязг, но этот лязг чередовался с более страшными глухими шлепками. Эти звуки сопровождались криками боли. Ройс ощутил, что щит в его руке резко потяжелел. Пять, а может быть и шесть, стрел уже торчали в нём словно иголки в подушечке швеи. Королевские лангеры падали, как скошенные колосья. Корчась в грязи, кто-то просил о помощи, кто-то просто орал, были и такие, которые ревели как дети.
Нечеловеческий вой сотен глоток резанул слух, словно клинок из лучшей лессвирской стали, заставил до боли стиснуть зубы. Несмотря на молодость Ройс уже не раз слышал боевой клич апасхов. Сотни размалёванных обезображенных яростью лиц, лишь отдалённо напоминавших человеческие, появились среди листвы.
С полдюжины товарищей Ройса уже корчились в грязи. В рядах королевских лангеров образовались бреши. Апасхи бросились в атаку, размахивая топорами и копьями. Когда толпа нападавших врезалась в поредевший строй, он тут же распался. Приказы командиров заглушили новые вопли, пронзительные и протяжные.
Ройс выставил вперёд остриё копья, отступил чуть назад, приподнял щит и ударил снизу без замаха. Этому приёму его научил Харб. Ройс долго оттачивал эту технику, и как оказалось не зря. Первый противник дёрнулся, выронил топор и ухватился за древко копья, которое пронзило его насквозь. Ройс сшибся с поверженным врагом и оттолкнул его щитом. Апасх отлетел, но копья не выпустил, потянув юношу за собой. Ройс замешкался, и это чуть не стоило ему жизни. Другой нападавший огромной секирой едва не снёс Ройсу пол головы. Лишь в последнее мгновение молодой лангер успел уклониться и отскочить. Это движение стоило ему копья. Сталь лишь коснулась волос. Выхватить меч Ройс не успел, в руках остался только щит. Сразу двое разрисованных апасхов принялись тыкать лангера длинными копьями. Эта парочка знала своё дело. Когда один бил в голову или в грудь, второй колол в пах и в ноги. «Ещё немного и мне конец, – рассуждал юноша, уклоняясь от очередного выпада, – если не удастся выхватить меч, они проткнут меня, словно свинью».
Когда один из нападавших рухнул к его ногам, Ройс выкрикнул что-то нечленораздельное. Неподалёку он увидел Харба, с его меча стекала кровь. Старый солдат прищурил глаза и схватился с очередным противником. «Странный он, – подумал Ройс. – Улыбается только в бою».
Ройс и сам уже не понял, как выхватил меч, как бросился вслед за Харбом. Он бил, толкал щитом, колол и рубил. Потом снова бил. Мысли улетучились, страх отступил, осталась только битва.
Ройс лишь на мгновение замешкался, когда увидел смерть Харба. На мгновение, не больше. Ни грусти, не обиды, ни злости в то мгновение он не испытал. Ройс продолжал сражаться, одержимый боевым безумием, но тут же пришёл в себя, когда снова увидел знакомое лицо. Как-то получилось, что лорд Редрик оказался рядом. Дядя короля бился неподалёку. Четверо телохранителей лорда, прикрывая своего господина, взяли его в кольцо. Когда один из них упал, Ройс сразу же занял освободившееся место. Потом упал второй, рухнул третий. Когда Ройс и лорд Редрик остались вдвоём в окружении дюжины апасхов, Ройс не чувствовал себя героем. Он не пытался спасти лорда. Просто понимал, что рядом с ним будет проще выжить.
Когда огромный бородатый апасх сбил Ройса с ног. Занёс над его головой огромный боевой молот, Ройс не закрыл глаз. Поэтому он увидел, как лорд Редрик проткнул здоровяка точно бурдюк с вином, а потом одним ударом снёс ему голову своим быстрым как молния клинком.
Звуки труб наводнили лес пронзительным гулом. Сквозь этот шум прозвучало знакомое до боли: «Секира и тюльпан! За короля!» К горлу подкатил ком, слезы едва ли не выступили из глаз. Ройс приподнялся на локтях и, откинув со лба слипшиеся перепачканные грязью волосы, разглядел ровные шеренги щитов.
Лангеры! Пеший строй! Джей Фармен подоспел вовремя.
После подхода основных сил битва в лесу закончилась почти сразу. Апасхи, те из них кто выжил, исчезли в листве. Густой туман рассеялся, солнце озарило лес, тот сразу наводнился птичьими трелями и шуршаньем листвы.
Ройс не сразу отыскал тело Хабра. Пожилой воин лежал заваленный трупами с рассечённой головой. «Больше не станет бранить меня, поучать и называть глупцом и мальчишкой, – Ройс глупо улыбнулся. – А ведь он был единственным, кто был мне дорог». Только сейчас юноша по-настоящему ощутил потерю. Отец и братья, которых он не видел уже лет пять, даже не вспоминал о них, они стали чужими, а Харб… Молодой лангер почувствовал, что кто-то сверлит его взглядом. Ройс обернулся. За спиной стоял лорд Редрик.
– Ты храбро дрался, лангер, – лорд посмотрел на неподвижное тело Харба. – Твой друг?
Редрик утратил свой прежний лоск, но не утратил величия. Он напоминал израненного медведя, только что разогнавшего собачью свору. Волосы, спадавшие на лоб, слиплись, закрыв один глаз, зато второй, по-прежнему, глядел холодно и пронзительно. Доспех Редрика был настолько помят, что напоминал выжатую после стирки рубаху, в двух местах зияли огромные дыры, одежда пропиталась кровью.
Ройс с трудом сдерживал дрожь:
– Его звали Харб. Он подобрал меня ещё мальчишкой и обучил всему: научил держать строй, биться в шеренге и на мечах. Хотя… если честно, он был ужасным занудой, – Ройс шмыгнул носом и, выдавив улыбку, закусил губу.
Лорд Редрик кивнул.
– Твоё умение сражаться – это умение солдата, хорошего солдата, но всё же… просто солдата. Я мог бы научить тебя большему. Например, ты неправильно отражаешь боковой удар, а ещё у тебя проблемы в защите. Особенно против длинного копья, – Редрик расставил ноги, повернулся вполоборота, – Если встаёшь в эту позицию…
– В основном мня учили биться в строю, используя щит и копьё.
Лицо Редрика натянулось, рот скривился.
– Никогда не перебивай меня на полуслове, лангер!
Краска залила лицо, Ройс опустил голову.
– Прошу прощения, милорд. Я совсем забыл про манеры.
– Манеры? Ты обучен манерам?
– В лангеры идут не только крестьяне. Я младший сын рыцаря Эдварда Дагги, он погиб, служа вашему отцу.
– Из семьи рыцаря? Если так… Хочешь служить мне?
Лёгкий холодок пробежал по спине, Ройс посмотрел по сторонам.
– Для меня было честью сражаться рядом с вами…
– Что? Тебя что-то смущает?
– Я лангер и давал клятву. Если лорд Джей не станет возражать.
– От таких предложений не отказываются, – строго произнёс Редрик. – Лорд Джей не станет тебя удерживать, поверь мне.
– Если так, то я готов служить вам, милорд, только…
– Если откажешься – это будет уже вторая твоя ошибка, солдат. – Ройс обернулся, перед ним вырос безбородый великан с плоским усталым лицом и кустистыми бровями.
Джей Фармен – лангат короны, как и остальные лангеры, носил синий плащ; его пластинчатый доспех, состоящий из бронзовых блях, – каждая из которых была величиной с подкову – издавал при каждом движении шкрябающий звук.
– Что вы хотите этим сказать, лорд Джей? – забеспокоился Ройс. – Ошибку?.. Я допустил какую-то ошибку? Не понимаю.
– Посмотри туда, – лангат смотрел на нескольких воинов, которые грузили на носилки безжизненное тело.
Вне всякого сомнения это было тело Эгара Светловолосого. Пышные локоны молодого короля слиплись в бесформенную массу, а юное лицо покрылось кровавой коркой. Золочёный доспех, изготовленный лучшими мастерами Лессвира не спас молодого Колендейла, в панцире на самой груди зияла огромная прореха от удара топором. Джей Фармен продолжал:
– Отказавшись от такого предложения, ты допустишь вторую ошибку, а первая твоя ошибка в том, что ты продолжаешь называть стоящего перед тобой человека милордом, – лорд Джей перевёл взгляд на Редрика. – Светловолосый не имел, ни братьев, ни сестёр и не оставил нам наследника. Этому мальчику повезло, ваше величество; будем считать, что он первый присягнул вам. Позвольте же мне стать вторым? Король умер! Да здравствует король!
Лорд Джей припал на колено и склонил голову.
– Да здравствует король! – повторили десятки голосов, сотрясая сталью.
Часть первая
Мальчишка из заведения под названием «Мятный кабан»
Глава первая, в которой мы поведаем о некоторых особенностях мест общественного размещения и проживания, а также о взаимоотношениях их обитателей
– Подойди, мой мальчик. Не бойся.
Пит обернулся, Ульри стоял в дверях, держа руки за спиной. На покрытом трёхдневной щетиной лице владельца «Мятного кабана» красовалась сальная улыбка.
– Да, хозяин? – Пит вытер руки о штаны и сделал пару шагов.
Мальчик? Что это значит? Ублюдок, маленькая дрянь, шлюхино отродье – обычно его называли именно так, а тут…
– Чего застыл? Иди же сюда, – Ульри поманил пальцем и протянул свёрток с какими-то тряпками. – Вот возьми, переоденься. Только сначала хорошенько вымойся и причешись. Хотя нет! Сходи сначала к Джулии, пусть она подровняет твои лохмы, а то ты похож на эту… ну, как её, как же зовут эту мохнатую образину?
– Кого, хозяин?
Пит с интересом рассматривал поношенные, но довольно сносные, а главное чистые вещи – рубаху и штаны.
– Эту, как её?.. собаку Эльзы.
– Нолли, – подсказал Пит.
– Нолли!!! Точно! Ты похож на Нолли, да и воняет от тебя не лучше, – Ульри поморщился, – псиной воняет.
Пит отступил, вскинул руку, понюхал засаленный рукав. Ничем таким от него не воняло. Пит повёл пятернёй по волосам, а с ними-то, что не так?
– Кстати, ты знаешь, что эта зверюга снова забралась к нам в чулан? Всё там перевернула! Разбила кувшин, просыпала муку, целый мешок, и спёрла здоровенный шмат буженины. Тварь! Когда найду её, отхожу палкой. Или нет. Я отрежу уши, – Ульри осклабился. – И Эльзе припомню. Всё припомню, – Ульри сжал кулаки – и эту её проклятую тварь…
– Нолли, – снова подсказал Пит.
– …да, да, Нолли, и безмозглую каргу Берму. Оставила в чулане две корзины с бельём и забыла про него. Совсем без памяти старуха. А бельё-то сырое! Ты только подумай, эти тряпки пролежали там две недели. Две недели! В сыром чулане! Наволочки, простыни, пара одеял – всё позеленело, покрылось пятнами, будто в эти тряпки заворачивали коровье дерьмо. И чем мне теперь заправлять койки для новых постояльцев?..
Ульри продолжал ещё что-то говорить, но Пит его уже не слышал. Он знал, что Ульри терпеть не может Берму, помощницу прачки Эльзы, но сейчас он не хотел думать о том, что станет с Бермой, Эльзой и даже этой лохматой псиной – Нолли, которая была в общем-то весьма неплохой собаченцией – огромной и очень ласковой, хотя и слюнявой. В голову Пита тут же закралось страшное подозрение: «Хозяин хочет, чтобы я снова прислуживал мэтру Шлохо, а то с чего это он такой добрый, принёс чистую рубаху – сам?»
«Мятный кабан» являлся двухэтажным строением, под которым располагались винный подвал и собственная пивоварня. На первом этаже имелись две кладовые, питейный зал и кухня, на втором помимо комнаты хозяина было пять гостевых, в которых можно было разместить до двух десятков постояльцев, и это не считая закутка, где ютились Джулия и толстуха Ханна со своими маленькими оборванцами, мальчиками трёх и пяти лет – такими же толстыми и краснолицыми, как и их мамаша. Дом и конюшню с хлевом для скота окружал высокий забор с резными воротами, во дворе имелся колодец с питьевой водой. Пит всегда трудился на конюшне и в свинарнике. Постояльцев же – таких как толстяк Шлохо, – обычно обслуживала племянница Ульри Красотка Джулия, крупная губастая девица с раскосыми зелёными глазами. Приятная глазу особа и мягкая на ощупь, так о ней говорили завсегдатаи из Щучьего Зуба, местные пьянчуги, которые любили приходить в заведение, отведать здешней еды, попить пива и просто потрепать языком.
Мэтр Шлохо – деревенский бакалейщик, плешивый толстяк с волосатыми руками и висящим животом, огромным как у толстухи Ханны, был как раз из таких. Его дом и лавка располагались на окраине Щучьего Зуба, так что в комнате он не нуждался. Мистер Шлохо просто любил приходить в «Мятного кабана», полакомиться бараньими потрохами с гречневой кашей, и не забывал каждый раз запивать их изрядным количеством тёмного пива. Шлохо, как и большинство здешних выпивох, был неравнодушен к прелестям Красотки Джулии. Любил, подпив, усадить девицу на колени, помять её пышную грудь или просто хлопнуть по заду. Джулия при этом визжала, кричала и замахивалась то подносом, то тряпкой, но никогда не приводила в исполнение своих угроз. И вот однажды, когда Джулия была занята на кухне, Ульри возложил заботу о госте на Пита. Этот день мальчик вспоминал с содроганием.
Когда Пит приблизился к столику, толстяк-бакалейщик тут же оживился и принялся постукивать по себя по ляжкам своими похожими на телячьи сардельки пальчиками. Перед Шлохо на столе, уже стояли четыре опустошённых кружки, тарелка с мясным рагу тоже оказалась пустой. Пит принялся собирать пустую посуду и, вдруг, почувствовал потную и влажную руку на собственной спине. Пит отпрянул. Бакалейщик вытер ладошкой вспотевший лоб, причмокнул покрытыми тонким слоем бараньего жира губами, весь зашевелился, заёрзал. Казалось, что только второй подбородок толстяка продолжал спокойно лежать на выпяченной груди, всё остальное его тело двигалось и трепетало.
– Желаете ещё пива, мэтр? Может ещё рагу? Есть паштет из зайчатины… – Пит не успел закончить фразу, потому что толстяк ухватил его за руку, повыше локтя, и притянул к себе.
– Не знал, что у Ульри работают такие миленькие мальчики. Ваша Джулия лапочка, но по сравнению с тобой, мой маленький красавец, – она сущее ничтожество. Напрасно твой хозяин так долго прятал тебя на конюшне?
Пит задрожал, почувствовал холод внизу живота и едва не обмочился.
– Простите, мэтр. Если вы не желаете зайчатины, могу предложить пирог с капустой и мочёные яблоки…
Пит снова не договорил. Толстяк ущипнул его за бок, прижал к себе, пухлая ладошка стала медленно опускаться вниз, коснулась бедра. Пит дёрнулся, ухватился за край стола, но бакалейщик держал крепко. Тогда Пит рванулся, что было сил, и опрокинул всё, что находилось на столе. Бакалейщик втянул голову в плечи и воровато огляделся. Однако поняв, что никто ничего не заметил, он разразился отборной бранью:
– Маленький гадёныш! Что это такое? Ты испортил мою куртку! А штаны… – бакалейщик оттолкнул Пита, тот отлетел как мячик, упал, ударившись о соседний стол. Шлохо сморщил лицо, и оно приобрело вид раздавленного помидора. Ульри появился будто бы ниоткуда.
– Что такое? Мальчишка вам нагрубил?
– Этот сопляк испортил мою одежду! – взвизгнул бакалейщик и добавил уже шёпотом: – Раз он так бережёт свой зад, сделай так, чтобы на нём не осталось живого места. Всыпь этому выродку как следует, не то ноги моей больше не будет в твоём проссаном гадюшнике.
В тот день мэтр Ульри не просто надавал Питу затрещин, как это бывало обычно – почти каждый день. Хозяин высек мальчика, за сараем, прямо напротив конюшни. Красотка Джулия, Ханна и несколько посетителей наблюдали эту сцену. Пит сгорал от стыда, понимая, что все они смеются и смотрят на его обнажённый зад. В тот день Пит поклялся, что отомстит им всем. По крайней мере, мэтру Ульри и Джулии – именно она хохотала и подшучивала над мальчиком громче всех. Лишь Ханна не смеялась, а когда Пит после порки спрятался в сарае, толстуха на цыпочках пробралась к нему и сунула в руку плачущего мальчика большое сочное яблоко.
Это случилось две недели назад; синяки на спине Пита ещё не успели зажить. Если этот толстяк Шлохо опять явится в пивную и снова захочет прикоснуться к нему. Мальчик сжал кулаки.
Увесистый шлепок вывел Пита из оцепенения.
– Негодник! Я для кого это всё говорю? Ты почему меня не слушаешь?
– Простите, мэтр. Вам показалось.
– Показалось? О чём я только что говорил?
Голова Пита вжалась в плечи.
– Вы говорили… говорили про бельё и про постояльцев.
Ульри почесал заросший подбородок, но тут же выдавил улыбку. Обычно выгнутые дугами брови приняли совсем необычную форму, рот вытянулся в тонкую гаденькую полоску.
– Ладно, врунишка, если ты всё понял, иди. Приведи себя в порядок и будь готов встречать гостей. Можешь даже поспать. Господа приедут только к вечеру, а может и завтра, поутру.
Поспать? Это днём-то? Что же с ним такое? Пит искоса посмотрел на хозяина и заметил, что руки хозяина подрагивают. Волнуется. Он сказал, господа? Значит, сегодня Питу предстоит обслуживать не Шлохо, а знатных персон?
Пит вытянул губы и со свистом выпустил воздух.
В «Мятном кабане» в последнее время останавливались лишь небогатые путешественники: мелкие торговцы, ремесленники и крестьяне. Бывали и обычные бродяги: бездомные и побирушки, стремящиеся поживиться за чужой счёт. Самыми важными, и в тоже время опасными, считались наёмники и контрабандисты. Эти, подпив, часто вели себя как заправские лорды: сорили деньгами и требовали дорогих кушаний и вин. Хотя порой именно они вели себя хуже обычных разбойников. Не раз такая клиентура оставляла Ульри без оплаты, а то и устраивала в «Мятном кабане» обычный погром.
Пит закусил губу. Кого же мы ждём? А-а-а… плевать, главное, что ему не придётся снова терпеть обхаживания мистера Шлохо. Пит подхватил свёрток, прошмыгнул под самым локтем Ульри и выбежал во двор.
Ложиться спать днём Пит, естественно, не собирался. Как бы он не уставал, как бы ни работал по ночам, всё это не заставило бы его уснуть среди бела дня. Поэтому мальчик сразу же побежал на кухню. Он приоткрыл дверь и увидел в щель Красотку Джулию.
На женщине было синее платье в рубчик, белый, относительно чистый, передник; волосы Джулии на затылке стягивала широкая жёлтая лента – чистая, хотя и немного затёртая. Красотка Джулия что-то варила, это что-то пахло бараньим салом, чесноком и рубленым укропом. Правда, все эти ароматы перебивал рыбный запах.
Ханна, круглая как шар, сидела на лавке неподалёку от Джулии и, широко расставив ноги, ржавым ножом потрошила озёрного леща. В своей серой мохнатой безрукавке, обнажавшей пухлые руки, в мятой бесформенной юбке из козьей шерсти, Ханна напоминала Питу доброго балаганного медведя. Того, что привели однажды на постоялый двор заезжие скоморохи-лицедеи. Женщина часто надувала губы, трясла головой и всё время что-то бормотала под нос. Чешую и кишки Ханна бросала в грязную глиняную миску, при этом косилась на сидевшую в сторонке тощую чёрную кошку. Ты часто облизывалась, шевелила усами, но подойти не решалась. Рядом с Толстухой, прямо на полу, расположились два косматых карапуза.
Пит принюхался, закрыл глаза и, некоторое время, наслаждался ароматами кухни. Джулия ловко орудовала половником, который придерживала двумя пальцами, время от времени, втягивала внутрь свои пухлые губы, и вытирала вспотевший лоб краешком передника.
– Говорю же тебе, – надменно вещала Джулия, – прежде чем прыгать в койку к очередному наёмнику или торговцу, включай свои куриные мозги. Зачем тебе такая орава карапузов?
– Почему сразу орава? По-моему, иметь парочку детишек должна любая женщина.
– Ещё чего? Мне вот и одного не надо. Заботься о нём, корми, – Джулия сложила руки на груди и устремила взор к потолку. – Женщина должна думать в первую очередь о себе. Через три года мне стукнет сорок. Раз уж я не удосужилась к этому времени выйти замуж, то теперь скорее всего и не выйду. То есть – останусь одна.
– А как же Ульри?
– А-а-а… – Джулия махнула рукой. – Это не в счёт. Лезет ко мне, когда зачешется, а так… При любом удобном случае он всегда подкладывает меня под богатенького гостя. Правда потом устраивает сцены ревности, особенно когда напьётся. Ты же знаешь. К тому же мы ведь с ним родственники. Вот если бы мне в своё время достался какой-нибудь богатей, тогда бы я, глядишь, и подумала о ребёнке, а раз уж нет… Но у меня хватило ума не забрюхатеть в молодости, и я этим горжусь. Не то, что ты, нарожала чумазых выродков – теперь мучайся.