Регуляция эмоций. Клинико-психологический аспект

Моим родителям —

Ионовым Валентине Степановне и Ивану Николаевичу – посвящается эта книга

Рецензенты:

А. И. Донцов, доктор психологических наук, профессор, действительный член РАО

А. И. Мартынов, доктор медицинских наук, профессор, действительный член РАН

Ф. С. Сафуанов, доктор психологических наук, профессор

© Е. И. Первичко, 2020

© Когито-Центр, 2020

Введение

Проблема эмоций и их регуляции относится к числу наиболее значимых на современном этапе развития научного знания, прежде всего, в связи с актуальными социальными вызовами. Динамично меняющийся мир и современное постиндустриальное общество предъявляют все новые требования к человеку, что не может не отражаться на качестве его жизни и состоянии здоровья. Высокая распространенность аддиктивного и антисоциального поведения, неуклонный рост аффективных, тревожных и психосоматических расстройств, при которых в 40–75 % случаев отмечаются нарушения регуляции эмоций (Gross, Jazaieri, 2014; Jazaieri, Urry, Gross, 2013; Kring, 2010; Werner, Gross, 2010), требуют расширения представлений о содержательных составляющих эмоциональности человека, в особенности о психологических детерминантах и механизмах, обеспечивающих возможность эффективной регуляции эмоций (РЭ).

Вопросы о том, как эмоциями можно управлять и как это может быть связано с состоянием здоровья человека, волновали философов Античности и Нового времени (Вилюнас, 1976; Gross, 2014; Schacter, Gilbert, Wegner, 2011). Однако только с конца XIX – начала ХХ века начинают разрабатываться теории эмоций, первыми из которых стали физиологические, эволюционные и бихевиористские модели (Хегенхан, Олсон, 2006; Madden, 2013; Schacter, Gilbert, Wegner, 2011).

Мощным стимулом к развитию тематики РЭ явилась разработка концепции механизмов психологической защиты в психоанализе. В психодинамическом подходе выделены и классифицированы защитные процессы различной степени сложности; разработаны подходы к диагностике механизмов психологической защиты (Кернберг, 2001; Мак-Вильямс, 1998; Соколова, 2007; Фрейд А., 1993; Cramer, 1991; Freud S., 1962; Sadock, Sadock, Ruiz, 2015; Schacter, Gilbert, Wegner, 2011; Vaillant, 1992); описаны «психологические ресурсы» личности, необходимые для эффективной РЭ (Боулби, 2003; Фрейд А., 1993; Gray, 2005; Hagekull, Bohlin, 2004; и др.). Однако, несмотря на описание целого ряда феноменов и психологических закономерностей, обеспечивающих развитие и функционирование процессов РЭ в норме и патологии, в рамках психоаналитического подхода не учитывается системный характер вклада осознанных и бессознательных аспектов психического в РЭ; игнорируется роль сознания и культуры в становлении и функционировании РЭ.

В настоящее время исследования в области РЭ представлены преимущественно когнитивно-психологическим направлением. Первые работы в этой области были проведены Р. Лазарусом в связи с проблемой стресса, когнитивной оценки угрозы и совладающего поведения, а также А. Беком и А. Эллисом, которые осуществляли исследование РЭ в рамках когнитивно-ориентированных моделей психотерапии. Именно эти авторы начали обозначать проблему РЭ как самостоятельное направление (Compas et al., 2014; Gross, 2014, 2015; Koole, 2009; и др.). Однако произошло это относительно недавно: термин «регуляция эмоций» в качестве самостоятельной научной категории утвердился в психологическом дискурсе только в 1980-е годы (Gross, 2015; Koole, 2009).

Исследователи отмечают многократное увеличение количества публикаций по проблеме РЭ в последние годы (Gross, 2014, 2015; Jazaieri, Urry, Gross, 2013; Lopes et al., 2005; и др.). К настоящему времени накоплен большой массив феноменологических данных в этой области: приводятся разнообразные перечни стратегий регуляции эмоций; получены сведения об их сравнительной эффективности с точки зрения решения адаптационных задач при переживании как негативных, так и позитивных эмоций (Garnefski, Kraaij, 2006; Gross, 1998, 2013, 2015; и др.); интенсивно ведется изучение психофизиологических механизмов, обеспечивающих эффективную регуляцию эмоций (Dan-Glauser, Gross, 2011; Gross, 2015; и др.). Однако эти работы практически не известны в России: нам не удалось найти ни одного более или менее полного обзора современных исследований, посвященных регуляции эмоций в норме и патологии. В данной монографии предпринята попытка восполнить существующий пробел.

Характеризуя палитру современных исследований РЭ, необходимо отметить, что большинство работ имеет преимущественно эмпирическую и феноменологическую направленность. В настоящее время в психологии фактически отсутствует концептуальная модель, в рамках которой системно описывались бы компоненты и психологические механизмы регуляции эмоций; модель, которая позволяла бы интегрировать и обобщать эмпирические данные, накопленные в различных исследовательских традициях. Данная задача приобретает особую актуальность на современном этапе развития научного знания с его постнеклассической научной картиной мира в связи с необходимостью подходить к изучению человека и его психики как к открытым саморазвивающимся системам (Зинченко, 2011; Стёпин, 2003).

Допустимо предположить, что возможности построения такой модели заложены в теоретико-методологических принципах культурно-деятельностной парадигмы, в том числе и в подходе к пониманию проблемы эмоций (Вилюнас, 1976, 1985, 2006; Выготский, 1983, 1984; Леонтьев, 1971, 1975; Рубинштейн, 1946; Тхостов, 1997, 2012).

Опыт применения обозначенных теоретических положений для изучения нарушений эмоциональной сферы (работы Б. В. Зейгарник, А. Ш. Тхостова, В. В. Лебединского, Е. Т. Соколовой; Ю. П. Зинченко, О. С. Никольской, А. Б. Холмогоровой, Н. Г. Гаранян и др.), исследования саморегуляции и произвольной регуляции психической деятельности (работы О. А. Конопкина, Б. В. Зейгарник, А. Ш. Тхостова, В. И. Моросановой, А. Б. Холмогоровой, В. К. Зарецкого и др.), развитие культурно-исторического подхода в психосоматике (работы А. Ш. Тхостова, В. В. Николаевой, Г. А. Ариной и др.) заложили соответствующий базис для разработки системной модели регуляции эмоций.

В представляемой монографии такая модель предложена, это определяет, в первую очередь, актуальность исследования.

В соответствии с методологическими принципами культурно-деятельностной парадигмы было выдвинуто предположение, что регуляция эмоций может быть представлена в качестве системы, включающей психологический и физиологический уровни. При этом в структуре психологического уровня могут быть выделены мотивационный и операциональный компоненты, слаженная работа которых обеспечивается такими психологическими механизмами, как рефлексия и знаково-символическое опосредствование. В отечественной психологической традиции представлены работы, в которых определяется вклад знаково-символического опосредствования эмоций в их регуляцию. Однако не представлено исследований, в которых демонстрировалась бы связанность рефлексии и знаково-символического опосредствования эмоций в их качественной специфике при выборе субъектом стратегий регуляции эмоций и обеспечении эффективной регуляции эмоций в зависимости от мотивации и актуального эмоционального состояния субъекта в норме и патологии.

В книге представлены новые данные о роли знаково-символического опосредствования эмоций и личностной рефлексии в регуляции эмоций в норме и у больных с такими формами сердечно-сосудистых заболеваний, как пролапс митрального клапана^[1] (ПМК) и эссенциальная артериальная гипертензия (ЭАГ); описаны межгрупповые и внутригрупповые различия в иерархической представленности компонентов системы регуляции эмоций у пациентов с ПМК и больных ЭАГ в сравнении со здоровыми лицами; доказано наличие связи между особенностями регуляции эмоций и клинической симптоматикой при ПМК и ЭАГ, что позволяет обсуждать возможный вклад расстройств регуляции эмоций в формирование клинической симптоматики при этих расстройствах.

Выбор в качестве эмпирической базы исследования пациентов заявленных групп не является случайным.

Больные ЭАГ традиционно рассматриваются в качестве одной из клинических моделей, релевантных для изучения эмоций и их регуляторных составляющих (Jonas, Frank, Ingram, 1997; Wise, 2014). Однако содержательная специфика регуляции эмоций этих больных изучена недостаточно. В монографии представлены результаты изучения двух групп пациентов с ЭАГ: помимо больных «классической» ЭАГ, в исследование были включены пациенты с так называемой «гипертонией на рабочем месте»^[2] (АГрм). В третью клиническую группу вошли пациенты с пролапсом митрального клапана (ПМК) – одной из недавно (в 1980-е годы) описанных форм патологии сердечно-сосудистой системы.

Пациенты с ПМК и больные с «гипертонией на рабочем месте» часто описываются клиницистами как «трудные», предъявляющие многочисленные жалобы психовегетативного содержания и жалобы на низкое «качество жизни», свидетельствующие об их эмоциональном и личностном неблагополучии в сочетании с объективно регистрируемыми изменениями в физиологических системах жизнедеятельности, проявляющимися в ситуациях эмоциональной нагрузки (Joiner, Cornman, 1986; Karasek, 1998; Molinari, Compare, Parati, 2006; Scordo, 2007). Следовательно, это те группы пациентов, в отношении которых задача изучения регуляции эмоций с выделением ее структурных составляющих и определением их функциональной нагруженности имеет высокую значимость.

В монографии последовательно обсуждаются общие вопросы психологии эмоций и их регуляции, анализируются классические и современные подходы к исследованиям тематики регуляции эмоций, презентируется и обосновывается авторская модель регуляции эмоций, построенная в рамках культурно-деятельностной парадигмы, выделяются ее уровни и механизмы, показано различие системы регуляции эмоций участников исследования с сердечно-сосудистыми заболеваниями и в норме; предлагается решение задачи выделения и классификации стратегий регуляции эмоций.

Далее излагаются результаты исследований, направленных на проверку гипотезы о влиянии состояния эмоциональной напряженности на эффективность регуляции эмоций в норме и при патологии и гипотезы о различиях в функционировании системы регуляции эмоций у пациентов с ПМК и больных ЭАГ с разной степенью выраженности клинической симптоматики. Изложение материалов эмпирических исследований предваряется теоретическим исследованием проблематики регуляции эмоций в объяснительных моделях психосоматического синдромогенеза.

* * *

Монография выполнена на кафедре нейро- и патопсихологии факультета психологии МГУ имени М. В. Ломоносова. Приведенные эмпирические данные получены в исследованиях автора, выполнявшихся в период с 1993 по 2016 год.

Автор выражает глубокую признательность всем сотрудникам факультета психологии, проявившим интерес к работе, за полезные замечания, советы и дружескую поддержку; а также врачам, совместно с которыми данное исследование выполнялось: академику РАН А. И. Мартынову, проф. О. Б. Степуре, проф. О. Д. Остроумовой, проф. Л. С. Пак, проф. Е. В. Акатовой, сотрудникам кафедры госпитальной терапии № 1 МГМСУ им. А. И. Евдокимова и кафедры факультетской терапии и профболезней МГМСУ им. А. И. Евдокимова.

Глава 1
Эмоции и их регуляция: теоретические модели и эмпирические исследования

Эмоции являются предметом изучения различных научных дисциплин: психологии, философии, медицины, физиологии, культурологии и др.

В психологических публикациях по проблеме эмоций, насчитывающих не один десяток лет и включающих большое количество исследований, подчеркивается особая роль эмоций в формировании опыта человека, оптимизации осуществления деятельности и коммуникации людей, и в каждой из этих сфер наиболее значимым аспектом оказывается способность человека к осуществлению эффективной регуляции эмоций (Александер, 2002; Бреслав, 2016; Вилюнас, 1976, 2006; Выготский, 1983в, 1984в; Гиппенрейтер, 1996; Кристал, Кристал, 2006; Леонтьев, 1971; Thompson, 1994, 2008, 2014; Werner, 2010; и др.).

Однако термин «регуляция эмоций» как самостоятельная научная категория в психологическом дискурсе утвердился относительно недавно (в 1980-е годы). Количество публикаций по проблеме РЭ в норме и патологии в психологической литературе ежегодно неуклонно возрастает (Gross, 2014).

Эмоции традиционно относят к категории наиболее сложных для понимания и изучения явлений психической жизни. Однако вопросы о том, как они могут быть связаны с состоянием здоровья человека, и о том, как ими можно управлять, волновали уже философов древности.

1.1. Зарождение представлений о регуляции эмоций в трудах философов Античности и Нового времени

Согласно мнению специалистов по истории философии, уже в Древней Греции эмоции входят в тематику философского дискурса. Так, в рамках эпикурейской школы (конец IV века до н. э. – начало VI века н. э.) чувства рассматривались как помеха внутреннему равновесию, как причина душевных тревог, но в то же время считалось, что именно чувства управляют поведением человека, что именно они побуждают его делать то, что приносит удовольствие, и избегать того, что приносит неудовольствие. Значение роли разума не отрицалось, но разум был призван дифференцировать и правильно выбирать чувства, которыми управляется поведение (Дынник, 1955; Лосев, 1989; Тит Лукреций Кар, 1983).

Стоики были первыми, кто объединил стремления и чувствования в понятие «аффект», считая аффекты чрезмерными, неразумными и противоестественными движениями души, связанными с неправильными представлениями о вещах. Они называли аффекты «болезнями души», от которых человеку необходимо освобождаться, чтобы жить в соответствии с разумом. Только разум, свободный от любых эмоциональных потрясений (как положительных, так и отрицательных), был способен правильно руководить поведением. Именно это, согласно их представлениям, позволяло человеку выполнять свое предназначение, свой долг и сохранять внутреннюю свободу (Ждан, 2004).

Аристотель (IV век до н. э.) рассматривал чувства в тесной связи с деятельностью: они сопровождают деятельность человека и могут рассматриваться в качестве ее стимула и источника. Без свойственных природе человека стремления к удовольствию и отвращения от страданий не может состояться никакая деятельность. Роль чувств в жизни человека оценивалась им чрезвычайно высоко: именно они, согласно его мнению, придают полноту жизни (Аристотель, 1937). Перу Аристотеля принадлежит подробный анализ аффектов, причем в смысле, близком современному пониманию: аффект рассматривался им как наиболее сильный и ярко выраженный тип эмоциональных явлений, который мало поддается рациональному осмыслению и может привести к спонтанному поведению или к изменению ранее планировавшегося действия, а в итоге – к разрушительным для человека последствиям. Тем не менее он не призывал подавлять аффекты, поскольку считал, что поступок всегда связан с аффектом, просто для каждой ситуации существует наиболее оптимальная аффективная реакция на нее. Наиболее оптимального аффективного реагирования можно добиться, приобретая и анализируя опыт путем изучения чувств и поведения других людей и самого себя. Управляя разумом и понимая собственные чувства, человек сам может себя воспитать и привить себе определенные правила поведения (Аристотель, 1937; Богомолов, 2006). Таким образом, можно заключить, что в трудах Аристотеля отчетливо обозначается проблема РЭ.

Наиболее близко к представлению о том, что недостаточная РЭ может негативно влиять на физическое состояние человека, подошел Гиппократ (V–IV века до н. э.) (Salovey, Rothman, 2000). Гиппократ полагал, что гуморальный дисбаланс приводит к возникновению хронических негативных эмоциональных состояний, а затем – к заболеванию. Таким образом, Гиппократ впервые предпринял попытку соединить эмоции и способность субъекта к их регуляции с возникновением болезней в причинно-следственную цепь. С современных позиций стала очевидна неточность положений Гиппократа относительно конкретных фактов и выводов, однако именно он «указал пророческий путь для исследования и установления возможных связей между эмоциями и физическим здоровьем» (Salovey, Rothman, 2000, p. 112).

Попытка каузально-дуалистически связать происхождение эмоций с физиологическим особенностям организма принадлежит перу Р. Декарта (1596–1650). Он говорит о «влиянии тела на душу» и порождении «страстей», которые проявляются в виде эмоций и чувственных восприятий. Душа обладает мышлением и волей и может воздействовать на тело, побуждая к каким-либо поступкам и изменяя поведение человека (Декарт, 1989а). Именно Декарт первым указал на то, что природа страстей всегда двойственна: она включает как «телесный компонент», так и мысли об объекте. Наличие «телесного компонента» обусловливает непроизвольность страстей, а связь с мыслью дает возможность управлять ими. Страсти могут служить для соединения души и тела, но также они могут и вводить в человека в заблуждение, поэтому человек не должен потворствовать своим страстям, он должен уметь усилием воли внимать доводам рассудка, противостоящим страстям. И единственный способ контроля над страстями – использование разума и силы воли для того, чтобы не идти у них на поводу (Декарт, 1989б).

Если отбросить некоторые весьма существенные недостатки данной теории, прежде всего ее очевидный дуализм как в рассмотрении проблемы эмоций, так и более широкой психофизической проблемы, можно говорить о том, что данная концепция ставит целый ряд важных вопросов в области психологии эмоций и их регуляции: о возникновении и протекании человеческих эмоций и, главное, о том, что сегодня мы могли бы назвать проблемой когнитивной регуляции эмоций.

Если у Декарта проблема страстей выступает прежде всего как проблема психофизическая и проблема «взаимодействия души и тела», то для Б. Спинозы (1632–1677) была важна проблема отношения мышления и аффекта. Одним из наиболее важных постулатов философии Б. Спинозы было представление о человеческой свободе как высшем благе. Однако свободным человек может быть только в том случае, если он способен действовать рационально, в соответствии с разумом. В противном случае он раб своих аффектов. Влияние аффектов неоднозначно: с одной стороны, они могут ввести человека в заблуждение, под их воздействием он может стать зависимым от чего-либо. В то же время, преодолев свои страсти, стремясь к высшей форме познания, человек может достичь аффекта высшего удовлетворения, которое ведет к более глубокому целостному познанию мира и себя. Разнообразие эмоций бесконечно велико. Наиболее явные – гнев, страх, любовь, ненависть, радость, печаль, стыд, гордость – тесно связаны с относительно сильным телесным возбуждением. Телесное возбуждение следует непосредственно за восприятием вызвавшего его объекта, осознание этого возбуждения и есть эмоция (Спиноза, 2001). По сути, именно Спиноза впервые поставил и решал проблему «аффективно-когнитивных взаимодействий». Именно продолжателем Спинозы в рассмотрении данного вопроса считал себя Л. С. Выготский (1984в).

* * *

Таким образом, первые теории эмоций, в которых обозначается проблема РЭ, представлены в трудах философов Античности и Нового времени. Данные теории содержали в себе следующие идеи, имеющие отношение к проблеме РЭ в ее современном понимании:

– эмоции понимаются как продукт воздействия на человека внешних факторов;

– они предоставляют информацию о внутреннем состоянии человека;

– на основе первичных эмоций, круг которых ограничен, может развиваться индивидуальное многообразие переживаний, именуемых чувствами;

– эмоции служат источником активности человека, могут стимулировать готовность человека к действию или же, наоборот, препятствовать его деятельности;

– эмоции не всегда осознаваемы, что создает основу для затруднений в их регуляции.

1.2. Классические теории эмоций. Представления о возможности регуляции эмоций в психологии У. Джемса и в бихевиоризме

Ограниченность доклассических теорий эмоций была подробно проанализирована У Джеймсом, который с целью ее преодоления сформулировал периферическую теорию эмоций – одну из первых классических теорий эмоций.

Классические системы психологии появились в конце XIX века и активно развивались до 1950—1960-х годов. В психологии классическая рациональность представлена достаточно большим разнообразием подходов и концепций, большинство из них имеет выраженную ориентацию на естествознание. Классическая наука, как известно, изучает объекты, организованные как простые системы. Классическая психология также предстает аналитической дисциплиной, которая сводит сложные явления к простым и «психическое» определяется «внешним». На момент своего признания психология была уникальной областью знания в том смысле, что ее институционализация предшествовала оформлению предметного содержания, а получение эмпирических данных с помощью заимствованных из других наук методов предшествовало формулированию собственно психологической проблематики (Психологическая наука…, 1997).

В методологических рамках классической психологии проблема эмоций и их регуляции изучалась (и продолжает до сих пор изучаться) в рамках следующих подходов.

– Физиологические и эволюционные теории эмоций (Дарвин, 2001;

Джемс, 1984; Ланге, 1896; Damasio, 1998, 2004, 2005; Damasio, Damasio, 1994; Cannon, 1915, 1932, 1969; Pauli, Rau Birbaumer, 1996).

– Теории лицевой обратной экспрессии и теории базовых эмоций (McDougall, 1928; Izard, 1977, 1990; Tourangeau, Ellsworth, 1979; Johnson-Laird, Oatley, 1989, 1992; Tomkins, 1963; Изард, 2008; Экман, 2010; и др.).

– Бихевиоризм и необихевиоризм (Хегенхан, Олсон, 2006; Bregman, 1934; Jones, 1924; Holland, 1977; Siegel, 1978; Watson, 1919, 1930; Watson, Rayner. 1920; и др.); в том числе исследования феномена выученной беспомощности (Зелигман, 1997; Хегенхан, Олсон, 2006; Seligman, 1971; и др.).

Рассмотрим выделенные подходы более подробно.

Периферическая теория эмоций У. Джемса в числе первых представила четкий образец соответствия идеалам классической рациональности и вместе с тем обсуждение проблемы РЭ.

Хорошо известно, что согласно положениям этой теории, не эмоциональное состояние вызывает телесные изменения (например, когда человеку грустно, он плачет), а наоборот. Телесное возбуждение следует за «восприятием вызвавшего его факта, и осознание нами этого возбуждения в то время, как оно совершается, и есть эмоция» (Джемс, 1984; James, 1884). В данном случае «человек плачет, поэтому ему грустно». Близкие взгляды на происхождение эмоций высказал К. Г. Ланге в своей «Сосудисто-двигательной теории эмоций». Согласно его представлениям, эмоции возникают вследствие осознания сосудисто-двигательных изменений в организме. К. Г. Ланге в своих теоретических построениях исходит из тех же посылок, что и У Джемс, но на более ограниченной физиологической основе. В определенной мере ее можно считать частным случаем теории У Джемса. Однако поскольку обе теории появились практически в одно время, обычно их объединяют и говорят о единой теории эмоций Джемса-Ланге.

Необходимо отметить, что в своем подходе к пониманию проблемы эмоций У. Джемс обсуждал проблему управления эмоциями. Постулировалось, что существует прямая связь между интенсивностью эмоционального переживания и интенсивностью всех составляющих его телесных процессов. Следовательно, каждой эмоции соответствует определенный и уникальный, соответствующий только ей набор экспрессивных проявлений. Периферическая теория эмоций со всей присущей ей категоричностью классических теорий дает четкий ответ на то, как человек может управлять своими эмоциями: необходимо просто подавить в себе внешнее проявление эмоции, и она исчезнет (James, 1884). Предполагается, что экспрессивный компонент эмоций может быть изменен легко и произвольно без изменения внутреннего качества переживания, в отличие от телесных проявлений. И внешнее выражение эмоции и/или ее ослабление служит усилению/ослаблению переживания, а в ряде случаев и его полному исчезновению (Джеймс, 1913; Джемс, 1984, 1991; James, 1884, 1894).

Положение о том, что изменение экспрессивного компонента эмоций способно приводить к прекращению переживания, является важным для этой теории и определяет ее практическую применимость. У. Джемс полагал, что управление эмоциями – их усиление или ослабление – возможно посредством сознательного, в частности волевого, изменения телесных проявлений эмоций. Он не ставил перед собой задачи эмпирической проверки этой теории. Однако попытки, предпринятые другими исследователями, привели, как известно, к опровержению ее основных постулатов.

Вместе с тем периферическая теория эмоций и предлагаемые У Джемсом приемы РЭ имеют вплоть до сегодняшнего дня применение. К. Изард, П. Паули, Дж. Гросс и ряд других авторитетных исследователей проблемы РЭ считают, что возможности управления эмоциями, определенные Джемсом, имеют не только исторический, но и конкретный прикладной смысл и могут использоваться в терапии эмоциональных расстройств. В современных исследованиях, выполненных в рамках общего класса теорий лицевой обратной связи и дифференциальных эмоций (Изард, 2008; Экман, 2010; Ekman, 1989, 1992, 1999, 2003; Ekman, Cordaro, 2011; Laird, 1974; Pauli, Rau, Birbaumer, 1996; Strack, Martin, Stepper, 1988; Tomkins, 1963; Tourangeau, Ellsworth, 1979) акцентируется положение, согласно которому специфическая экспрессия является обязательным компонентом эмоционального переживания и каждой эмоции соответствует свой особый паттерн экспрессивных реакций.

В рамках данного подхода получило экспериментальное подтверждение то, что изменение или, напротив, произвольное сдерживание экспрессивного компонента эмоции способно привести к изменению эмоции во всех ее аспектах, включая субъективное переживание. В исследованиях последних лет показано, что тренировка и усиление мимического выражения позитивных эмоций в ряде случаев приводит к уменьшению негативных переживаний и даже к ослаблению депрессивных состояний (Pauli, Rau, Birbaumer, 1996).

Резюмируя сказанное, следует отметить, что теория У. Джемса не получила широкого распространения и практического применения, а попытки использования предлагаемых им приемов РЭ в психотерапии хотя и существуют, но не имеют доказанной эффективности.

Другая большая группа теорий эмоций и подходов к пониманию возможности эмоциональной регуляции, представляющая классическую рациональность, – бихевиоризм и необихевиоризм.

В рамках этого направления, хотя и не столь однородного на современном этапе, но по-прежнему содержащего общую идею, что психические феномены – это, по сути, особые наборы реакций, частично врожденных, частично приобретенных и формирующихся по принципу условно-рефлекторной связи, в фокус внимания исследователей, по определению, попадают механизмы научения, то есть формирования определенных реакций в ответ на определенные стимулы.

Эти принципы были реализованы бихевиористами и при исследовании эмоций. Постановка вопроса о РЭ в рамках бихевиористского подхода осуществляется в специфическом ключе: речь идет о возможности научения. Причем позитивные и негативные связи можно формировать с одинаковой успешностью, поскольку возможность и скорость их формирования определяется не особенностями стимула, а физиологическими особенностями субъекта, задающими скорость формирования условно-рефлекторных связей (Jones, 1924; Watson, 1919, 1930; Watson, Rayner, 1920).

В классическом бихевиоризме Дж. Уотсона под эмоциями понимались врожденные паттерны реагирования, вызываемыми однозначно соотносимыми с ними стимулами окружающей среды (Толмен, 1980; Уотсон, 1980; Watson, 1919). Эмоции в отличие от инстинктов включают общее возбуждение организма, ориентировку и экспрессию. В сравнении с инстинктами они имеют меньшее приспособительное значение (Watson, 1919, 1930). Врожденными являются три эмоции: страх, гнев и любовь, на основе которых формируются все остальные эмоциональные реакции.

С целью проверки гипотезы о возможности формирования новых эмоций Дж. Уотсоном и его сотрудниками были предприняты попытки формирования и «угашения» реакции страха (случаи маленького Альберта и маленького Петера (Watson, Rayner, 1920; Jones, 1924). В этих исследованиях было показано, что и положительное подкрепление в виде сладостей (метод разобусловливания), и подражание конструктивным действиям других людей (метод подражания) при наличии позитивной эмоциональной поддержки выступили теми факторами, которые помогли Петеру справиться со страхом. Описывая функции эмоций, Дж. Уотсон отмечал, что современному человеку эмоции в известном смысле больше мешают, чем помогают, вмешиваясь в нормальное протекание других психических процессов. И все же они добавляют красок жизни, а переживание эмоциональных кризисов способствует тому, что человек начинает ставить перед собой новые цели, стремится к достижениям (Watson, 1919).

Известно, что в последующем ни в одном исследовании не удалось повторить этих экспериментов и подтвердить полученные в них результаты (Bregman, 1934; English, 1929; Valentine, 1956, 1991), что стало серьезным основанием для критики работ Дж. Уотсона и его последователей. Однако сторонники Дж. Уотсона отмечают, что ни в одном из последующих исследований не была точно воспроизведена процедура экспериментов с Альбертом и Петером (Delprato, 1980; Meyer, Chutzwohl, Reisenzein, 2001). Волна критики, как известно, была направлена также и на базовые положения классического бихевиоризма.

В более поздних исследованиях, выполняемых преимущественно в традициях так называемого методического бихевиоризма, естественно, были максимально учтены критические замечания, высказанные против классического бихевиоризма начала ХХ века.

Среди бихевиористских исследований проблемы эмоций и их регуляции, проведенных в последние 50 лет в контексте клинико-психологического дискурса, безусловно, заслуживают внимания работы Р. Ресколы и М. Селигмана по изучению выученной беспомощности и многолетнее исследование возникновения фобий, начало которому было положено также в работах М. Селигмана (Seligman, 1971).

В 1966 году Р. Рескола опубликовал результаты исследования, в котором показал, что в ситуации не прямого, а обратного обусловливания, в случае отсутствия связи между стимулом и сигналом формируется специфический феномен, связанный с негативным научением, характеризующийся также негативными эмоциональными последствиями – возникновением состояния беспомощности (Хегенхан, Олсон, 2006). В 1967 году М. Селигман и С. Майер опубликовали результаты эксперимента на животных, целью которого было проверить, можно ли сформировать опыт беспомощности экспериментально. Затем в многочисленных исследованиях было выявлено наличие и возможность экспериментального формирования этого феномена у людей (Hanusa, Shulz, 1977; Hiroto, Seligman, 1974; Maier, Seligman, 2016; Seligman, 1972, 1975, 2002; Seligman, Isaacowitz, 2000; и др.). В результате были получены данные, близкие данным первых экспериментов М. Селигмана (Hiroto, Seligman, 1974). Было показано, что выученная беспомощность возникает при переживании неподконтрольности человеку происходящего с ним и безрезультатности усилий, направленных на изменение этих событий (Maier, Seligman, 2016).