000
ОтложитьЧитал
А он, как будто уловив мои думы о боге и смерти, говорит, закатив глаза, бредовым голосом:
– Чудес – нет… Сказки – по эту сторону. По ту – ничего нет… очевидно. Я ожидал чего-то. Я спрашивал сам себя… До рождения – не было и по смерти – нет. Я – жалею?
И, задыхаясь, он отвечает:
– Жалеть можно только то, что было. Н-не нужно выдумывать лишнего. Нет… Я не виню себя… но – ох, поднимите меня повыше… задыхаюсь!
Обняв иссохшее, лёгкое тело, я поднимаю его, а старик шепчет:
– Мне хочется что-то сказать вам… но я теряю память. Досадно!
А мне снова хочется ругать гадость нищеты. И хочется о многом спросить отходящего с земли, но я не умею или не решаюсь построить ни одного вопроса. В груди и голове у меня горит, я точно печь, полная раскалёнными углями мыслей; быстро прогорая, они обращаются в холодный пепел невыносимой тоски.
– Окончательно, – слышу я всхрапывающий голос, – задыхаюсь…
Сидя на койке, я держу в своих руках его маленькую руку; он только вчера аккуратно обрезал ногти, я помню, как тщательно он делал это, слушая чтение книги Карлейля «Sartor Resartus».
– Превосходный ум, – говорил он, полируя ногти косточкой. – Англичанин – это, прежде всего, умный человек. И вследствие этого он то, что называется – джентльмен. Быть джентльменом – это равносильно понятию быть разумным человеком.