«До конца света остаётся семь минут»
Рэй Бредбери
«Пять балов по шкале Захарова-Рихтера», 1996 г.
Посвящаю
Е.В., покончившему с собой в возрасте 21 года
и Г.В., зарезанному шпаной в возрасте 25 лет,
любимым детям любимых друзей
и мн. мн. мн. др.
Убедительная просьба к моим детям и внукам:
Не убивайте себя, пожалуйста,
жизнь короткая, сама пройдёт, как простуда.
И не заметите как.
Я вас очень-очень люблю.
Предупреждение
«Не случается смерть – удивительный трип.
Эхо ярким пятном растеклось на груди…»[1]
24:42
Уважаемый Читатель, прежде чем Вы приступите к чтению данного романа, я обязана предупредить Вас, что это не художественная литература, не вымысел писателя, не мои интеллектуальные изыски, извращённые фантазии, в том числе оттого, что считаю художку в основном празднословием. По роду своей деятельности главврача областной психиатрической клиники, за тридцать пять лет практики на посту здравоохранения психического благополучия граждан, мне пришлось столкнуться со многими необъяснимыми официальной наукой фактами состояний пациентов.
Никогда бы не вынесла на всеобщее обозрение истории болезней. Кому неизвестно, что врачебную тайну, подобную священнической тайне исповеди, нарушать неприемлемо, преступно и морально-нравственно не поощряемо, в некоторых случаях наказуемо? Этически это не допустимо, даже в случае прямой или косвенной угрозы жизни и здоровью членам социума. Но допустимо, если не используются идентификационные данные больного, по которым возможно его опознать. Моих персонажей Вы вряд ли узнаете среди своих знакомых, разве что в самих себе. Все совпадения случайны, хотя и закономерны, благодаря единой для всех человеческих особей сущностной природе психофизических и умозрительных свойств материи и сознания. Колокол плачет по самому себе. Так и Вы поплачьте о себе, как и я плакала, когда узнавала себя. Но и посмейтесь, как смеялась и я над собой.
Однако, назвать больными тех, чьи истории вы прочтёте в романе, я бы не взялась. Кроме данных историй во всём остальном они ни в чём более не выказали никаких симптомов неадекватности в восприятии условно принятой действительности и оставались достаточно последовательны и логичны в рамках негласной договорённости о нормальности между людьми. Притом оставаясь упорными в своём видении мира до конца, то есть до смерти.
Здесь представлены рассказы, собранные мной за последние пятнадцать лет работы с разными людьми, которые попали в стационар после неудачных попыток суицида. Никто из них между собой не был сознательно и близко знаком, в многомиллионных областях это как правило, но истории их были весьма похожими, поэтому и вызвали мой профессиональный интерес более обычного.
Повествования я записывала на диктофон и после расшифровывала для книги, которая так же стала основой моей диссертации представленной на обсуждение и изучение во Всемирную Организацию Здравоохранения и пятый норвежский Нобелевский комитет по физиологии и медицине в Каролинский институт (Швеция). Несмотря на то, что диссертация рассматривает аномалии работы мозга и его глубинное изучение, прежде всего после остановки сердца, некоторыми моими коллегами высказывается предположение и совет, что данная работа заслуживает премии по литературе, в разделе «Научная фантастика», а не по физиологии и медицине. Не буду возражать, если работу оценят в обеих номинациях.
Так же должна предупредить, что:
1) Выражения, употребляемые персонажами, представлены в первоначальном виде, нецензурном. Самой слух режет, но из песни даже матное слово не выкинешь, если это автору не угодно. Иначе это будет другая песня.
2) Если Вы очень ранимы и ваши мировоззренческие чувства могут быть чем-либо оскорблены – матерною бранью, кощунством, откровенными сексуальными сценами, насилием над животными и людьми, половыми извращениями, альтернативным мировоззрением и пр., то данный литературно-научный труд не рекомендуется к Вашему прочтению. Если Вы всё же, несмотря на предупреждение, решили прочесть книгу, то к автору не может быть никаких претензий в случае оскорблённых чувств и непредвиденных неврозов.
3) В книге очень часто и в радужных тонах говорится о самоубийстве, однако, это нельзя расценивать как пропаганду суицида. Здесь всего лишь стенограмма бреда и фантазий, находящихся на лечении в психиатрической больнице, поэтому прошу относиться к этому сугубо как к учебно-профилированному материалу.
За 15 лет по представленной теме у меня прошло 52 человека, почти по числу глав. Некоторые главы представляют рассказы одного человека в разные периоды его нахождения в стационаре. У каждого своя история, но не покидает ощущение, что разные люди говорят от одного лица, из этого я прихожу к выводу, что через них говорит кто-то другой. Очень похоже на фильм «Собачья жизнь»[2], только здесь реинкарнирует на самом деле Некий Один во всех прочих и ищет Сам Себя, и это не фантастика, а реальность. Поэтому сначала прочтите от корки до корки и только потом делайте выводы и то, навряд ли выводы будут цельными.
То, что мы имеем, как одну целостную главу, написано не сразу, но на протяжении всего времени пребывания в клинике. Некоторые после выписки возвращались, имея рецидив, и тогда его глава дополнялась новыми сведениями, удлинялась, либо, как уже сказано, писалась альтернативная, дополнительная глава.
В итоге я пришла к мнению, что все истории действительно субъективные модальности (модусы, майя) одной истории двух персонажей, которые по сути один. Одно целое. Поэтому все они представляют один единый объективный диктум какой-то одной Сущности, которая и говорила со мной через моих пациентов. Если бы я была религиозной, не говорю верующей, потому что веруют все во что-нибудь и как-нибудь, то подумала бы, что эта Сущность бог или дьявол, но я не такая. Я знаю, или верю, что после смерти, остановки сердца и гипоксии мозга никакого существования личности нет. Никакой квантовой физикой не вернуть ни одного сознания, души, ни одного человека или зверя. Исчезаем навсегда, безвозвратно и никакого смысла жизни нет, кроме самой жизни здесь и сейчас. Лучшее, что с нами может произойти и произойдёт – смерть, безо всякой перспективы возвращения. Мои пациенты, однако, об этом тоже говорят, называя это лучшее – Шаббат[3] или, что тоже, Ниббана[4] и Танатос[5].
Как объяснить случившийся феномен пока не знаю. Но работаю над решением. Скорее всего, здесь либо редчайший случай чистого частого совпадения по теории больших чисел, либо моё субъективное восприятие, иллюзорная интерпретация, майя. Не более.
В аудиозаписях присутствует мой голос, но в расшифровке я оставила только речь рассказчика. В имеющихся диалогах рассказчик говорит сам с собой, не с кем-либо ещё. Постаралась не просто минимизировать, а вовсе удалить своё присутствие из повествования, появляясь, разве что, в предисловии, комментариях, послесловии и очень редко в разговорах. Например, в главе «Желание умереть» и ряда других почти сохранены исходники для разнообразия.
Эпиграфы глав, как и цитаты тех или иных произведений взяты из речей моих собеседников. Некоторые из них, если не все, предвосхищали их появление в природе, взяты ими из будущего. Тех или иных артистов и произведений искусства ещё нет, но цитаты из них пациенты уже знают. Диагноз или феномен пророка. Поэтому есть видимость не соответствия эпохе. Я только распределила что куда, иногда меняла абзацы местами, чтобы сохранялась привычная логика и синтаксис. Удалось не очень, но я не литератор, чтобы претендовать на литературные премии, хотя Нобелевскую по Психиатрии получить надеяться можно.
Моя работа не равноценна трудам Юлиуса Вагнер-Яурегга, Арвида Карлссона, Пола Грингарда и Эрика Кандела[6], ибо пока не выдвигаю перепроверяемых и доказуемых методов по регулированию нейронов, зато обнаружила, пока необъяснимую форму группового психического расстройства, не поддающуюся корректировке никакими препаратами, предложенными вышеперечисленными нобелиатами. Обнаружение тупиковой области в медицине так же заслуживает внимания и поощрения, так как открывает перспективу для экспериментальной науки.
Все рассказчики, как бы то ни было удивительным, дополняют друг друга в течение 15 лет наблюдений. Может иногда показаться, что это один и тот же человек говорит, например, глава «Трансёрфер» и глава «Иуда Секарий» рассказана разными людьми и между ними и их реанимациями разница почти в 14 лет. Здесь мной рассматриваются только пациенты, поступившие с диагнозом шизофрения, суицидальные наклонности, относимых мной к выделенной мной категории «Семиминуток». Поэтому мной подана заявка в ВОЗ на введение данной категории в классификацию неизлечимых пока ментальных повреждений.
Данная категория больных выделена мной в подвид из «ищущих смысл жизни», которых Виктор Франкл, оппонент, как Фрейда так и Адлера, предлагал лечить словом, т. е. смыслом – логотерапия. Здесь не лишним будет напомнить статистику, приведённую Франклом: «Из статистики известно, что среди причин смертности у американских студентов второе место по частоте после дорожно-транспортных происшествий занимают самоубийства. При этом число попыток самоубийства (не закончившихся смертельным исходом) в 15 раз больше.
Мне сообщили интересные статистические данные, полученные при опросе 60 студентов Университета штата Айдахо после подобных попыток самоубийства. В них подробнейшим образом выяснялось всё, что связано с мотивом этого поступка, и вот что было обнаружено: 85 процентов из них не видели больше в своей жизни никакого смысла; при этом 93 процента из них были физически и психически здоровы, жили в хороших материальных условиях и в полном согласии со своей семьей; они активно участвовали в общественной жизни и имели все основания быть довольными своими академическими успехами.
Во всяком случае, о неудовлетворенных потребностях не могло быть и речи. Это тем более заставляет нас задать себе вопрос, каковы условия, делающие возможной попытку самоубийства, что должно быть встроено в "condition humaine", чтобы когда-нибудь привести человека к такому поступку, как попытка самоубийства, несмотря на удовлетворение повседневных потребностей. Представить себе это можно лишь в том случае, если человек как таковой – или если он им уже перестал быть, это, по крайней мере, было изначально – добивается того, чтобы найти в своей жизни смысл и осуществить его. Это и есть то, что в логотерапевтической теории мотивации мы описываем понятием "стремление к смыслу". Как известно, существует так называемая – сама себя так называющая – "глубинная психология". Где же, однако, "вершинная психология"? Оказалось, что концепция "стремления к смыслу" может быть верифицирована и чисто эмпирическими методами… Кто ещё станет сомневаться в существовании стремления к смыслу (подчеркнём: не больше и не меньше, чем специфической для человека мотивации), взяв в руки доклад американского Совета по вопросам образования, в котором приведены данные опроса 189733 студентов в 360 университетах. Главный интерес у 73,7 процента опрошенных выражается в цели "прийти к мировоззрению, которое сделало бы жизнь осмысленной". Или возьмём доклад Национального института психического здоровья: из 7948 студентов в 48 вузах наибольшее число (78 процентов) выразили желание "найти в своей жизни смысл"»[7].
Только дело в том, что именно в суициде они и видят смысл жизни и считают его истинным, героическим и благородным. Только этот смысл, с их точки зрения, осоляет всю прочую экзистенцию и делает её осмысленно. Точнее даже не сам суицид, но то, что может быть после него – созданиеиных миров и путешествие по ним, в том числе абсолютный Покой.
Мои пациенты нашли этот смысл только в регулярном самоубийстве и посмертных приключениях либо в абсолютном освобождении от Бытия. Все прочие смыслы, предлагаемые социумом под соусом религий, политик, наук, искусств, ими отвергнуты как иллюзорные, мелочные, суетные, обесцененные. Каждый сам придаёт ценность чему-либо в меру воспитания, образования, невежества и/или симпатий.
Можно было бы определить их как массовый психоз, если бы хоть где-то в обществе, в сетях или организациях было что-то подобное. Но никаких упоминаний о подобном учении нигде мной не идентифицировано.
Скорей всего, именно так начинались все религиозные движения. Идеи «витают в воздухе» доступностью всяческой информации, научного, околонаучного, псевдонаучного и/или мистико-метафизического характеров. Наиболее чувствительные к ним и проявляющие активный интерес личности, аккумулируют сведения на сознательном или бессознательном уровне и выдают на-гора. Для них это откровение, а по факту – интерпретативный бред при параноидной шизофрении. Разве не все религиозные «откровения» такого же порядка?
Мне бы не хотелось, чтобы в нашем социуме появилось подобное учение, организованное в секту или легальную религиозную организацию, многие элементы которого я нахожу в так называемых традиционных религиях. Тем более не жажду, чтобы мои дети приняли это учение и покончили с собой в поисках лучшего мира, смысла или чего бы то ни было. Нет уж, увольте меня с должности главврача или отправьте на пенсию, что и так скоро произойдёт естественным порядком, если пенсионный возраст снова не увеличится, но пусть мои дети смирятся с бессмысленностью бытия, проживут в печалях и радостях до глубокой старости, и умрут безо всяких фантазий о воскресении из мёртвых, как бы то ни было.
Лично для меня весьма и весьма увлекательно – наблюдать работу мозга в трактовках проживаемой индивидом жизни и, когда и/или если это возможно, помогать ему прийти к утешительному и безопасному выводу при вспоможении имеющейся в наличие терапии – медикаментозной, физиологической, электрической, музыкальной, вербальной, трудовой, шоковой и пр. В противном случае я бы не стала врачевателем. Книга рассчитана на интересующихся как автор проблемами и решениями современной психосоматики и религиозными аномалиями подвижек мысли.
В целом я убеждена, что любое произведение искусства и книга в первую очередь, кроме развлечения во упокоение от трудов праведных, должно быть всегда, в некоторой степени, энциклопедией, лайфхаком – передавать мудрость веков и, если достаточно ума у автора, производить какие-либо новейшие научные открытия, не найденные предыдущими и не проверенные поколениями, быть экспериментом, гипотезой. Что я и делаю данным трудом. Насколько же моя сия энциклика научна и насколько художественна, пусть решает каждый читатель для себя сам.
Прочие мои комментарии читайте в примечаниях и послесловии после систематического прочтения от корки до корки сего манускрипта. Если Вы готовы к чтению этих странных, страшных, трагических, смешных, пошлых, элитарных, научных, религиозных, романтических, возвышенных и низменных повествований, то в путь, удачи. Всё в ваших руках и в руках Вашего психиатра с психологическим пинцетом и скальпелем в руках.
Предсмертная записка создателя этого мира
«Ты на пути в Чикаго, я на Пути в Небытье»[8]
00:00
Зачем пишу всё это, ведь существую только я, если это можно назвать существованием и мной? Может просто, потому что не писать не могу, как графоман, так же не могу и не творить этот мир. Или пишу для того, чтобы самому разобраться в механизме того, что происходит, как я создаю мир, в котором ничего не могу изменить, а только проживать всё, что случается. Не могу из жирафа сделать бегемота, если он уже жираф. Не могу из арбуза сделать дыню. Не всемогущий я, зачем только выдумал себе такой титул.
Создавать мир это как готовить еду: не голоден, готовить не хочется, но заходишь на кухню, смотришь в холодильник и начинаешь вынимать продукты. Капусты вилок, картофелин пяток, морковка, свекла, луковица, чеснок. Помыл, порезал, побросал в кастрюлю, посолил, поперчил, приправ насыпал всяких, затопил печку, поставил на огонь. Само сготовится. Будем есть. На автомате всё. Толкни и покатится.
Так же и на огород выходишь – не знаешь, с чего начать и надо ли. Ткнёшь вилами в землю, начинаешь копать, стряхивать землю с корней и травы. Всю сорную траву в силос. Землю ровняешь. Смотришь, а смородину окопал, расчистил малину, камнями обложил клумбы, рассаду высадил в грядки. Красота. А не собирался ведь ничего делать, задолбало, зарекался никогда больше не копать. Не сдюжил бездельничать долго.
Боязнь белого листа – не знаешь, с чего начать и во что это выльется. Первое слово. Какое? Любое, потом можно заменить даже на противоположное. И вот, когда начинаешь постепенно, приходит азарт. Как аппетит во время еды или во время готовки. Ненадолго. Потом поел и забыл. Сходил высрал и тоже забыл. В общем можно было и не творить. Поэтому часто беру паузы и справляю Шаббат, Бездельничаю, Несуществую[9].
Как по мне так это какая-то индивидуальная симуляции жизни и мира: понимаю, что всё понарошку, но переживаю всё как-будто всерьёз, словно по-настоящему.
Что я помню, с чего типа всё началось? Вместо «В начале сотворил Бог небо и землю»[10] или вместо «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог»[11], что в действительности, без дым-туманов, могу сказать о Начале? Самое первое, что помнится, это начало или придуманное мною для себя точка отсчёта, чтобы хоть от какой-то печки плясать?
Есть воспоминания со слов матери: отец не хотел, чтобы она рожала, но прервала беременность. Мать отказалась, ибо один раз убила уже, девочку, с другим, самым первым мужем. А может, не отказалась, может и этого убила и отсюда возник мой мир? Или я её первый ребёнок, которого она убила? Далее меня много раз убивали и сам я себя много раз убивал и каждый раз мир продолжал возникать с понтом того, что меня всё-таки не убили; беременность не прервали; или откачали и попытка суицида не удалась, верёвка оборвалась; и я не замёрз в сугробе пьяным, но дошёл до дома и там уже проблевался и уснул в блевотине[12].
Несколько раз просыпался не там, где заснул, и никто меня не переносил. Это ли не повод не сомневаться, что реальности никакой нет? Посему никакого суицида в принципе нет, есть только попытки самоубийства. Камни, например, тоже пытаются умереть – срываются с вершины горы и разбиваются на мелкие кусочки. Каждый кусочек – новая вселенная, новая личность. Далее осколок растёт, вырастает в гору и следующий из камней срывается вниз, умирает. Меня прежнего не остаётся, но возникает множество автономных меня со своими историями болезней.
Сам я помню только, как меня встречали в детсаде с печальными лицами, ибо голова моя распухла оттого, что отец, взял меня за ноги и с размаху влупил в стену головой. В стене осталась вмятина, голова набухла, а я ещё долго нервно моргал. Это я тоже помню. Отец по-пьяне, с дуру, избивал мать, а я заступился, кричал: «папа не бей маму!», вот и поплатился, попался под руку.
Каковы были причины этих домашних баталий? Измены? Ревность? Он выкидывал её иконы из форточки, ходил кругами вокруг неё, когда она стояла на коленях и читала «Живый в помощи Вышняго в крове Бога небеснаго водворится»[13] и не мог до неё дотронуться, только матерился.
Помню, как мать меня качала на коленях на кухне у соседки, рядом где-то ёлка, а я быстро-быстро моргаю. Долго моргал. Может год. Или месяц. В детстве всё долго. Потом как-то само прошло, видимо, успокоился. Или какой-нибудь невролог таблетками накачал и успокоил? Насмерть?
Так начался мой мир? В начале было избиение младенца в любом случае, если брать во внимание детские воспоминания. Или он начался в какие-то другие случаи смерти? Или смерти это тоже иллюзии воображения?
Этот случай, начало, или другие смертельные моменты порождали мой мир со всеми предыдущими нюансами? Или я просто Сознание, которое мыслит этот мир и мыслит Себя таким в нём, каков Аз Есмь на сегодня, ущербным, уязвимым, беспомощным, мало чего могущим и умеющим? Зрак раба приимшим?[14] Или я таков по-сути, а не по-видимости – беззащитен, а не всемогущ?
С первого дня школы стычки с одноклассниками, а точнее с группкой татар-одноклассников, стали нормой. Меня били, я отбивался, вплоть до того, что приносил в портфеле две полуторокилограммовые гантели и бил нападающих этим жёлтым саквояжем. Было и партой швырнул. За это они меня прозвали «психом». Дрались до крови.
Как-то раз Женька, Лёня и Лёха, одни из обидчиков, позвали на кладбище по грибы. Хотелось же мне примирения. Пошёл. Набрали по мешочку зеленушек. Так они отняли мой мешок, а меня утопили на кладбищенском кладбище. Только я об этом долго не знал, помнил только, что заплаканный вышел на трассу, застопил попутку, объяснил водителю и пассажирке, что меня избили друзья и отняли грибы.
Через несколько лет, при поступлении в СИЗО (следственный изолтяро), т. е. тюрьму, в свои 16 лет, пока сидели в боксиках и перекликались, в одном из боксиков был Лёха. Мы узнали друг друга по разговорам, к тому времени мы уже давно жили в разных районах города и учились в разных школах, затем в ПТУ, он в интернате. Лёха попал сюда за то, что утопил какого-то лоха в болоте. Позднее я понял, что это был я. А Лёне, чуть позже того случае на кладбище оторвало ногу и несколько пальцев на руке – попал не велосипеде под поезд, хотел проскочить перед ним, не успел, так и жил потом одноногим, бросив школу. От матери научился шить, тем и зарабатывал, кроме того, что вошёл в группировку, когда пришло их время и приторговывал наркотой. Так и ездил сперва на велосипеде, а затем на мопеде одноногим, сделав стремя на педале под оставшуюся ногу. Даже после его инвалидности дружили какое-то время, пока отец не получил новую квартиру в другом районе. А Женьку убила мать, придушила на кухне. Так моё сознание придумало мне одну из смертей и расплату обидчикам, моим убийцам. Как всё сошлось, как дивно всё сошлось.
Так или иначе, мир, жизнь, бытие всего лишь привидение, глюк, сон. Только первый случай создания мира, избиениями, всё же – как порождение ещё более раннего мира, я умер, и всё затем приснилось; второй, если Аз есмь Сознание бестелесное – изначален, первичен и единственен, меня и не было в принципе, как и мира, который мне мерещится.
У более раннего мира, породившего меня, в первом случае, наверное, тоже есть свой, первичный создатель, но он меня не интересует, т. к. он в моём мире не участвует, если я его породил. Или участвует? Кому в моём мире молятся все те, кого я придумал? Мне? Или создателю предыдущего мира? Сам я настолько абстрагировался от самого себя, что и не разобрать, что подо мною подразумевается. Кому молюсь я сам?
Есть ли смысл молиться самому себе? Разумеется, есть. Например, я вчерашний не так силён и умел, как завтрашний. Но у завтрашнего есть одно преимущество – машина времени и он может прилететь оттуда и мне вчерашнему или сегодняшнему помочь, если я его позову, т. е. буду ему молиться, призывать, благодарить или восторгаться им.
Весь мой удачный суицид, особенно алкогольные запои, это попытки проснуться, выйти из зоны комфортабельных, фешенебельных апартаментов дрёмы в реальность. Потому что моё сознание отказывается признавать имеющуюся реальность, сон, за таковую. Если же она всё же единственная реальность, то мне она такая не нужна. Реальность, где все те, кого я люблю, дети, родители, друзья, хомячки, череда жён и любовниц, мужей и любовников, аквариумные рыбки, любимые котики и пёсики проживут ужасную страшную жизнь, полную разной фигни, страданий, ЖКХ, ЖКТ, труда и болезни, кем бы они ни были, мясоедами, веганами или бреторианцами, и умрут навсегда, такая реальность мне не нужна. В любом случае суицид неизбежен. Потому что не интересно. Если смерть, стирание, есть, то ничего и никого в перспективе, а значит и по факту, нет. Если кто не вечен, того и нет вовсе:
«Чему вовсе не быть, так того не сгубить,
а чего не сгубить, тому нету конца на Земле»[15].
Отчего-то я сам для себя придумал такую догму и никак не могу от неё избавиться как от наваждения.
И не понимаю, кто я в данный момент времени, мужчина или женщина, так как это акциденции, случайности, присущие времени, ничего общего не имеющие с константой, постоянством, вечностью.
Более всего я склонен считать, что мой мир живёт, цветёт и пахнет, пока угасает активность моего мозга после какого-то одного смертельного эксцесса. Внутри активности так же происходят эксцессы, особенно суицидального характера, если перво-коренной, изначальный эксцесс был суицидальным или насильственным. Когда же мозг прекратит активность, то и мой мир погаснет, канет в небытие, абсолютную нирвану. Не абсолютная ниббана это когда у вас пропадает интерес к чему или кому-либо, стремление к познанию, изучению, то есть снижение интеллекта. Когда же интересов нет совсем, то это уже не пониженный интеллект, но абсолютная нирвана, нулевое айкью.
Эхехех, значит, этот мир всего лишь хаотично-структурированная фантазия угасающей активности моего умирающего мозга после очередной гибели: и монитор, и клавиши, и семья, и работа, и все и вся… Так я верю, знаю, ощущаю, мыслю и с этим ничего не поделать – когда мозг угаснет, тогда вся эта забавная канитель-сансара и закончится.
Любое знание основано на вере кому-либо или чему-либо. Поэтому вопрос: «вы верующий?» – не корректен. Верующие все, если всё же эти все существуют, а не снятся мне. Впрочем, даже если снятся. Более корректней спрашивать: «во что/кого/чему/кому вы верите и блюдёте деятельную верность?». Типа, Бог один, а вот каков Он, все представляют по-разному. Для таких случаев и существует Символ Веры, Жизненное Кредо, Принципы, основная линия партии, самого себя, которой каждый неуклонно верен. Такое Кредо есть у всех, только не все его сформулировали не только для остальных, но часто и для себя. Но, даже не имея таковой формулы, они верующие и верные, внутри каждого имеется стержень, кредо, даже если его нет, это и есть его стержень. Верит ли кто в плоскую или сферическую Землю, Творца или случайную эволюцию – за всем стоит бездоказательная парадигма веры, убеждения, и верности этим убеждениям. Так и моё знание, убеждение, что мир сей это порождение моего мозга, иллюзия, основаны на вере-убеждении, что я уже умер или даже вообще не жил, если Аз Есмь Дух, Сознание. Верующий в меня, в моё Кредо, кредитор, доверяющий и тем со-верный мне, спасён будет – станет трансерфером посмертия. Если наши Кредо совпадают, то мы доверяем друг другу, даём кредиты друг другу, авансируем.
Так и возникло в моём мире учение о том, что Брама спит и видит наше бытие во сне и поэтому Он создатель этого мира. В осознанном (активном) или бессознательном (пассивном) сне пребывает Брама, зависит от того, кто, какое моё «Я», аватар, исповедует данную концепцию. Так или иначе, в любой конфессии[16] другая конфессия[17] легко находит ереси, не согласующиеся с их миропониманием. Такое вот расщепление моего сознания происходит за эти семь минут, пока мой мозг умирает. О, как долго тянутся эти семь минут, если я всё же умер, а не просто изначально мёртв и вечно сплю.
Вечный Сон не существующего существа, ибо если я проснусь, то ни меня, ни мира не станет. Хотя меня и нет, если я всё же вижу вечный сон, не имеющий ни начала, ни конца. Ни альфы, ни омеги. В таком случае, вообще ни о каком «в начале» и разговору нет. Как и «в конце». В начале было, в конце будет – здесь не катит. Здесь вечное есть и вечное несть[18]. И никуда от него не сбежать. Даже если уснуть во сне, и в том сне тоже уснуть и всё глубже засыпать, как отражение зеркала в зеркале бесконечно засыпать, всё глубже и глубже. Так и забыл я себя, расщепившись на миллиарды миллиардов, неисчислимое множество мелких и не узнающих себя осколков, привидевшихся существ и веществ.
Все эти писатели, учителя, бандиты, гении, тупицы, камни, блохи, деревья, галактики – моё хаотично-структурированное порождение фантазии. Как же я болен! Как мне собраться в одно? И как мне это одно стереть?
Как же выпилиться, вычеркнуться из этого мне видящегося мира, из самого себя? Все мои удачные попытки суицида снова возвращают меня в бытие. Или в то, что я воспринимаю как бытие и именую таковым. Может всё-таки мне нужно дожить до того, когда всё само закончится, активность мозга через семь минут угаснет и всё, это кино закончится, сон прекратится, хотя я и не проснусь. Никогда уже не проснусь. Но и сны больше не будут сниться. Утешительно страшно.
В своём умирании, угасании я придумал, что жизнь это игра и надо играть, веселиться, забавляться, шустрить, юлить и выкручиваться. Чтобы хоть как-то оправдать и осмыслить, т. е. наполнить смыслом, своё сновидение. И я играю, точней играл. Или всё же играю, даже когда уклоняюсь ото всего, убегаю в затвор, в одиночество, за тонированные стёкла, в раковину, под медицинскую маску, скрижали Заветов. И всех прячу под эту маску, чтобы и их не видеть и не обонять. Для этого придумал ковид-19, изоляцию, карантин, чтобы спрятаться наподольше от призраков. Только суетные люди любят выходить из комнаты. Нормальные же, то есть Божьи люди, любят сидеть дома безвылазно, поститься и молиться. Всё, что снаружи, одна суета и грязь, даже так называемые добрые дела, потому что все они замешаны на обжорстве и празднословии.
Я постоянно придумываю что-то такое, какие-нибудь эпидемии, пандемии, войны, катастрофы, чтобы сократить численность глюков, именуемых людьми, населением. Мне они чужды, потому что они это я в каких-то иных аспектах, они это последствие расщепления моего сознания и каждая щепоть настолько далека от других щепотей, что мы часто не понимаем даже языка друг друга. Друзья, блин!
Сократить численность моих клонов, копий, которые совсем не похожи на оригинал. Да и от оригинала остался ломоть, крошка, соринка. Копии копий без оригинала. Соединиться в одно не получилось, не придумалось как-то. Вот и сокращаю. Должен остаться только один я. И тогда я всё вспомню и проснусь, исчезну.
Так зачем я пишу эту очередную предсмертную записку, если мир исчезнет вместе с моим исчезновением? Ну, так сомнения в вере никто не отменял, если есть эти кто. А вдруг мир это не мой глюк? Вдруг, если у меня получиться умереть и сгинуть, мир не сгинет? Вдруг, дети мои не сгинут до поры до времени, а то и вовсе? То пусть знают, что я убил себя не потому, что их не любил, но потому, что не верил в своё бытие и в их реальность. А любить-то любил и переживал за них, за то, как им жить, как на жизнь зарабатывать, как пару им себе найти, как поститься и питаться только полезной пищей, чтобы не болеть, не сгинуть и быть вечно.