Машина различий

Если «Машина различий» – это манифест стимпанка, то я понимаю, почему основатели жанра назвали его викторианским киберпанком. Это стало настоящим сюрпризом, ведь в сегодняшнем представлении эти жанры не просто далеко разошлись, но и воспринимаются даже в чем-то противоположными. Что самое интересное, титульные их произведения, то есть и «Машину», и «Нейроманта» написал один человек – Уильям Гибсон, и казалось бы: ничего себе, такие разные вещи, вот это широта мышления. Однако первое впечатление может обмануть, Гибсон не планировал создавать новый жанр, для него всё это было своеобразной литературной игрой. Присмотритесь, и вы увидите, что при всей внешней похожести атрибутов внутренне книги абсолютно идентичны. Гибсон в свое время отреагировал весьма категорично на причисление его к накануне заявленному Джетером новому жанру: «Что еще за стимпанк? Глупость какая. Да не будет ничего такого».Сейчас это удивляет, с одной стороны, действительно, в том виде, в котором стимпанк представлен в «Машине различий», он бы далеко не уехал, а с другой, понимаешь, насколько жанр развился и отдалился от изначальной планки. И редкий случай – это пошло ему на пользу. Обычно всё бывает наоборот, и вы не хуже меня это знаете.Итак, что собой представляло то, что сейчас можно назвать каноном альтернативно-исторического стимпанка? Серьезно, всё то же самое, что и в классическом киберпанке, только декорации винтажные. Мрачность, безысходность замкнутой системы, где каждый человек – лишь винтик. Вместо железных перенаселенных городов, опутанных проводами – лондонские трущобы, такие же нищие, только развлечений и наркотиков поменьше. Вместо мировых корпораций в небоскребах – зазнавшаяся аристократия в богатых особняках. Та же самая антиутопия, только основанная на реальных событиях, Гибсону со Стерлингом даже выдумывать особенно ничего не пришлось, всё это уже описывалось в английской классике, разве что мэтры в те времена не опускались до детального описания работы лондонских шлюх, ну да сейчас таким никого не удивишь. Поехали дальше. В любой антиутопии должны быть революционеры, противостоящие режиму, и в стимпанке ими оказались хорошо всем знакомые по урокам истории луддиты, в принципе, логично, ведь против самой аристократии тогда вряд ли бы кто пошел.Но как же так, спросите вы, ведь в стимпанке самое главное – это паровые двигатели, а в киберпанке – компьютеры, вирусы и всё такое. Неужели в техническом плане они тождественны? Нет, конечно, нет – это слишком далеко одно от другого. Если вы любите стимпанк, но «Машину различий» не читали, то вас этот момент тоже может немного удивить. Паровые технологии (а также частично часовые) – это эквивалент электронике. Мы пока не о компах, а о банальном окружении человека и жизненных удобствах. Всё, на что способно электричество, заменено на паровые аналоги и шестеренки, и оно работает ничуть не хуже, ибо – криптоисторическое допущение. А компьютеры? А они тоже были. Вот она, главная фишка и одновременно же точка бифуркации – невооруженным глазом видно, что Гибсон действительно хотел написать уже разработанный им киберпанк в других декорациях. Там были компьютеры, причем, настоящие – те самые разностные машины Бэббиджа, чья разработка прекратилась из-за недостатка финансирования, но здесь она велась до победного и теперь в викторианском Лондоне есть свой этернет. Пневмотрубки, лампочки, рычаги, цепи, шестеренки, перфокарты, клакеры-хакеры и даже вирусы. Вирусы на перфокартах. И люди, способные без устройств читать перфокарты, как тот чел в «Матрице» читал зеленые иероглифы. Вместо чипирования всем присваивался код, по запросу расшифровывавшийся в портрет и личные данные. Это реально практически киберпанк, и всему этому уделено намного больше внимания и описаний, чем пару.Однако именно в этом всё дело. Концепция машин на перфокартах ограничена в своей функциональности, на ней не родишь много сюжетов, и не каждый автор владеет базой знаний для того, чтобы такое прописать. Поэтому такое чистое проявление и осталось стоять особняком, а жанр стал развиваться преимущественно на механике и паровых котлах. С ними попроще, зато красота изображаемого мира ничуть не страдает, а сюжетов даже больше.Однако, именно то, что должно было стать главной заслугой авторов «Машины различий», в конечном счете книгу погубило. Они очень точны с историей и очень тонко с ней играют. Ох, я даже не знаю, как это объяснить. Все действующие лица, все события, все появляющиеся в тексте детали – реальны, но кое-где изменены, существенно или же точечно. Перед нами та же самая история, пошедшая немного иначе: немножко другие Бэббидж, Байрон, немножко другие Техас и американская гражданская война, немножко другие луддиты и ученые, Маркс и Энгельс – и это рассыпано везде. Стараясь максимально усложнить игру, придать книге историчности и достоверности, авторы превращают ее в потенциальный взрыв мозга, насыщают именами, названиями и деталями под завязку. Не думаю, что даже американский или английский читатель с таким справится, что уж говорить о нас, хорошо, что переводчики написали примечаний на десятки листов, иначе сложно было бы понять, кто эти люди, но самое обидное было бы вообще не понять, что эти люди реальны, а не выдуманы, не понять даже, что это всё аллюзии.Также в силу высокой детализации, авторам пришлось хорошенько изучить не только курс истории, но и технологии того времени. Гибсон признавался, что совершенно не разбирается в компах и «Нейроманта» писал за счет фантазии. А вот для «Машины» ему, вероятно, пришлось хорошенько так зарыться в матчасть. Ну и получилось в сумме очень сложно. Головоломка. Отличная игра и совершенно нечитабельная книга.Дело еще усложняет сам сюжет. Он вроде как авантюрный, криминальный, детективный, а вроде как и… его нет. Чуток про одного персонажа, потом он пропадает куда-то, потом про другого, и он тоже пропадает, сменяясь третьим. По сути история ни одного из героев не закончена. Сами события, несмотря на весьма опасные повороты, какие-то аморфные, персонажи ходят, бегают, подчас бестолково, их мысли и поступки хаотичны и не всегда осмысленны. Попытки документализировать повествование лишь еще сильнее запутывают всё.Перевод странный. Он очень странный, очень необычный и нифига не обезличенный, как следует быть приличному переводу. Пусть качественный, пусть интересный, но, блин… Оттягивает на себя всё внимание.В общем, разочарование какое-то. Скучно, затянуто, детализировано до ужаса, слишком мудрено, герои ведут себя, как идиоты, сюжетные линии провисают. А эпилог… Святые шестеренки, я ничего не понял. Спасибо судьбе, что фантик оказался намного функциональнее самой конфетки.

Мне сложно оценить эту книгу в силу отсутствия должного интереса к данному жанру, отсюда и нейтральная оценка. И хотя некоторые вещи из этой категории порой захватывают, но тут не сложилось. При этом некоторые моменты, особенно начало истории, когда на арене появляются двое из тройки основных героев, показались очень заманчивыми.Альтернативная история развития Викторианской Англии в эпоху индустрии пара, создание Чарльзом Бэббиджем разностной машины (прообраз современного компьютера), сулящей большие выгоды и перемены, существование наряду с вымышленными героями реально существовавших (например, Ада Лавлейс, урожденная Байрон), постоянная смена локаций и декораций, включение социальных и политических вопросов и проблем в ткань повествования – все то, что движет сюжет и не должно давать заскучать читателю.При этом роман до краев наполнен различными энциклопедическими сносками, отсылками к известным вещам, что делает его полезным и заставляет читателя стремиться подняться до его уровня и пополнить свой багаж знаний.Но для меня лично всего оказалось слишком много: событий, фактов, при этом герои с их личностной историей постепенно теряются в массе происходящего, что для кого-то может быть как плюсом, так и минусом. Для меня стало вторым вариантом, увы…

Восхитительный, великолепный роман (1990) Уильяма Гибсона и Брюса Стерлинга. Сложный и ажурный, как викторианская чугунная решетка, насыщенный и плотный, полный аллюзий и прямых ссылок.Меня который уже раз поражает эрудиция Уильяма Гибсона (если честно, роль Брюса Стерлинга в этом романе мне не очень ясна, а по всем формальным признакам «Машина различий» очень напоминает остальные романы Гибсона, написанные без соавтора). Чувствуется, что он подходит к написанию книг с удивительным тщанием, прорабатывая детали так, чтобы сделать описываемый мир ощутимым. Часто эта ткань мироздания, сплетенная Гибсоном, перевешивает в значении сюжет, отодвигая события и происшествия на второй план. И это никоим образом не вредит общему впечатлению от книги.После прорывных романов о киберпространстве Гибсону захотелось переключиться, сменить фон. И мастер сделал свое дело – «Машина различий» удалась. Лондон середины XIX века, где история чуть отклонилась от той, что реализовалась в нашем континууме. В Великобритании не просто произошла Промышленная революция, но и политическая система претерпела существенные изменения. Во главе страны радикальные технократы, которые массово внедряют изобретения в жизнь общества. А первую скрипку играют механические счетные устройства, с успехом заменяющие ЭВМ (собственно, разностные машины Бэббиджа).Отклонение от нашей истории не так уж и велико. Большая часть известных персонажей совпадает, разве что конкретные события несколько другие (или слегка смещены). Байрон, Шелли, Китс – все здесь. И Дизраэли. Признаюсь, когда я читал эту книгу в первый раз, в 2013, многие события казались мне выдумкой автора, а теперь я знаю, что он всего лишь по-другому их представил. Например, битвы с мексиканцами в Техасе, о которых на кинотропической лекции повествует президент-изгнанник Хьюстон, происходили и в нашей Вселенной. Также как и французская оккупация Мексики, как восстание сипаев и прочие фоновые события.Есть в книге и Россия, тоже в качестве фона. Николай I, Крымская война, сожжённая союзниками Одесса. В этой реальности превосходство союзников над царской армией было не в винтовках, а в дальнобойной артиллерии, но Крымскую войну мы все равно проиграли. Любопытно, что у русских, как обычно у Гибсона, есть своя, удивительная, ни на что не похожая техника, в этот раз это страшное ручное оружие.А еще меня в этот раз удивило подчеркнутое, хоть и несколько отстраненное внимание к международному коммунистическому движению. Вдумчивый исследователь всегда нравится больше, чем пропагандист (как в одну, так и в другую сторону). Вот и Гибсон со Стерлингом в своем мире середины XIX века не побоялись ярких красок для чартистов, для боевых профсоюзов и, собственно, Маркса и Ко. Вместо Парижской коммуны есть Нью-Йоркская, которая сумела устоять и закрепиться. А если делать далеко идущие выводы из калейдоскопа псевдодокументальных приложений в конце книги, то Коммуна смогла распространить свою власть на всю территорию США (вернее того, что осталось от них после неудачной Гражданской войны с Югом). Но самая большая прелесть для меня была все же в атмосфере. Авторы смогли уловить то странной сочетание великой веры в науку, гигантское значение, которое придавалось ископаемым, теории эволюции и научным принципам в деле переустройства общества. Век порыва и прорыва, больших мечтаний и самоуверенности. Расовых и половых предрассудков, викторианских джентльменов в поисках бронтозавров, евгеники и универсальных принципов. Так что Мэллори меня впечатлил. И галлюцигении, и почти-догадка о стратиграфии. Интересно, может ли у такой книги быть продолжение? Гибсон всегда пишет трилогии, жаль, что в этом случае он себе изменил.