Сахар

– Ладно, чёрт с тобой, Рекрутов. Давай за то, чтобы этот вечер закончился, как можно быстрее, – с фирменной воздушной улыбкой произнесла моя собеседница, едва-едва соприкоснувшись её стеклом к моему.

Может быть, не такой уж здесь и дерьмовый сервис?

Чинь-чинь, лёгкий щелчок от соприкосновения стёкол, анисовое послевкусия лекарства от горла.

– Ах, гадость! – крикнул я. – Ненавижу анис!

– Рекрутов, ты что как маленький мальчик-то? В детстве лекарства от кашля перепил? Да у меня сын столько не ноет и не кривляется, сколько ты.

Что? Сын?

– Что? Сын? – сначала подумал, а затем уже спросил я.

– Сын. Тебя удивляет, что у людей могут быть дети?

– Просто…

– Ладно, – перебила меня она. – Не нравится анис? Да ну? Я вообще-то тоже не особый любитель, но… Но решила, что нужно начать с чего-то такого боевого и таранного. Чтобы хоть немного подготовиться к твоим нобелевским речам.

– Мудрое решение, – поддержал её я.

– Так, окей, Рекрутов. Лучше расскажи, почему ты всё так шарахаешься от меня в университете?

И я рассказал всё: от и до. Как есть и без единого изъяна. Наверное, ещё пожалею о своей прямоте. Я особо не шарахался так-то, но старался избегать.

– То есть хочешь сказать, что я тебе понравилась? Как думаешь, если бы каждый студентик, которому я нравлюсь так бегал от меня, хорошо бы было?

– Даже не знаю. Пятьдесят на пятьдесят. С одной стороны, уверен, ты любишь внимание и мужское вожделение тебе не может быть неприятно на природном уровне. С другой, тебе, наверное, жилось бы куда спокойнее без кучи различных мудаков.

– Надо же, Рекрутов. А Герман Петрович не врал, ты действительно умеешь мыслить, когда захочешь.

– Скорее, когда выпью хотя бы чего-нибудь, – и тут она даже немного хихикнула!

Ну, надо же. Лёд что ли тронулся?

– Да! Всё ровно так, как ты и сказал. На самом-то деле. Вот прям больше и добавить нечего, – немного виновато согласилась Ольга.

– А ты чего такой вредный-то? Откуда пьёшь столько?

– От безысходности, если честно.

– Не знаешь, чего хочешь от жизни? – тут я почувствовал себя весьма скованно, словно принимаю участие в допросе в качестве обвиняемого.

– Именно. От этого и злой такой.

– Ужас какой! Прям тьма. Знала я одного такого персонажа. Любил выпить, подебоширить слегка. Но к математике относился трепетно, очень хорошо знал тонкие нюансы и актуальные проблемы науки.

– И что с ним? Спился?

– Мало хорошего. Пытается под упрёком совести скрыться от жизни.

– Это ты мне будущее предсказываешь?

– Знаешь, Рекрутов? Он бы ответил идентично. Вот прям один-в-один. Филипп всегда любил остроумничать, но по-настоящему хорошо ему это делать получалось довольно редко.

– Кайховский?! – неистово сумел предположить я. – Как же он меня успел заколебать, если честно.

– Одинокая душа поэта. Вечно что-то писал, придумывал, разыгрывал. Беспощадный календарь…

– Так, ну хватит… – я немного завёлся и перебил Ольгу.

– Да ладно тебе. А вообще… Не знать, чем ты хочешь заниматься в восемнадцать лет – это нормально, некоторые находят своё призвание и в сорок, и пятьдесят…

– Вообще-то мне уже девятнадцать, но смысл я уловил.

Она кивнула головой и немного задумалась.

– Да и хрен с этим всем. Что было, то было. Но это было очень и очень. Нет, прям ОЧЕНЬ неприятно.

– Ты всё ещё про тот вечер? – на всякий случай уточнил я.

– Нет, Лазарь, я про всё твоё жалкое существование, – иронично, но немного даже обидно, – знаешь, в один момент я прямо подумала о том, чтобы уничтожить тебя, представляешь? Стереть в порошок. Сжечь до пепла. Или.

– Или? – подыграл я, ожидая коварную улыбку Заречной и потенциально интересного варианта развития событий.

Спасибо, алкоголь, что ты есть.

– Или согласиться пойти с тобой на свидание, заранее договориться с барменом и подмешать в твой напиток какой-либо ерунды, а спустя какое-то время… В общем, я немного прерву нить повествования… И продолжу от твоего лица, ты ведь не против?

%%%

А!? А?

Во рту расплескались волны горечи, которые спешно заставили мой язык онеметь.

Что!? Что? Неужели местный алкоголь такой коварный и ублюдочный? Надеюсь, я не сильно испортил ожидания Ольги Сергеевны? Надеюсь, она не сочтёт меня полным слабаком? Но я же… Воды хочу. Очень и очень.

В любом случае, всё можно повторить по новой. А затем ещё пару раз.

С колоссальным трудом и болью разлепив глаза, я сразу же почувствовал, как в нос сразу нокаутом ударил насыщенный и едкий запах дыма. Какой-то странный сон что ли? Но! Это же не какие-то там простые вещи…

Бескрайнее небо. Где-то вдалеке макушки ёлок (или сосен). И… И грёбанная куча всякого хлама, в центре которого дранный матрас, на котором грациозно располагаюсь я, со связанными руками и заклеенным ртом.

Синеватое пламя дружно соединяется в хоровод вокруг меня, провозглашая мою собственную тупость и доверие.

Откуда-то из-за спины появилась довольная Ольга Сергеевна, уже, к великому сожалению, одетая и воодушевлённая дальнейшим сценарием.

– Что? Понравилось свидание? Учитель года… – демонстративный плевок в мою сторону. Может, ты им и огонь потушишь, показушница?

Вообще-то я преподаватель. Вот же тварь. Красивая тварь.

– И запомни раз и на всю свою жалкую, обмазанную дерьмом жизнь, Лазарь: первое – мне абсолютно безразлично, как ты стал учи… преподавателем и все остальные подробности твоей жизни. И второе: если твоя тактика – огонь и наступление, то наша тактика – огонь и огонь. – Её голос был наполнен справедливостью, которая наконец-то воздерживала, и сладостью от мести, терзавшей её маленькое, но такое злое сердечко всё это время. – И, конечно же… Добро пожаловать домой, придурок!

%%%

– …как тебе такое? – закончила свой полёт фантазии Ольга.

– Бред полный. Я бы о таком даже писать не стал, но… Вообще… Да… Я словно на себе всё это прочувствовал. Как в 7-D кинотеатре! С фантазией у тебя полный порядок, поздравляю.

– А ты что, думал, один можешь сказочки сочинять? – с намёком на мои лекции с элементами художественной литературы задала риторический вопрос Заречная.

Я ненароком глянул на часы и осознал, что время в её компании не просто бежит, оно несётся, мчится вперёд.

– На самом деле, твоё коварство не знает границ, хах. Буду надеяться, что на первый раз меня простишь. И… Так. Если есть сын, то, наверняка, есть и отец. Кто твой муж? – немного странно сменил тему я.

– Муж? У меня нет мужа. Но, чтобы не заставлять тебя задавать ещё тысячу глупых вопросов скажу, как есть. Это ребёнок от Кайховского, но когда узнал, что у него будет сын, сбежал из города. Потом вернулся спустя три года, прощения просил, обещал возместить все материальные и физические потери в воспитании, но…

– Ты послала его к чёрту за трусость и полное отсутствие ответственности?

– Ну, видишь. Сам всё знаешь. Можешь, когда хочешь. Он проявил слабину в тот момент жизни, когда он был нужен мне больше всего в жизни, но его легкомыслие и трусость… Филипп всегда относился к жизни максимально просто, любил все возможности, которые позволяют ненадолго переключиться от бренности. Сейчас, может быть, и переосмыслил чего. Без понятия.

То есть… Кайховский просто беспечный болванчик? Хах! Что и стоило доказать! А я наконец-то смог насладиться полной версией этой лёгкой прекрасной улыбкой очаровательной англичанки.

– И как твои успехи в роли матери? – этот вопрос отчего-то показался мне удачным в продолжение диалога.

– Думаю, всё было бы намного проще, если бы у моего малого не было бы рака.

– Дерьмо полное, прости… – мне стало невыносимо неловко.

– За что? Я сама начала эту тему. Я веду к тому, что здесь в области один из ведущих онко-центров в стране, поэтому веду свою карьеру здесь. Ещё пару курсов химии, и всё должно быть в полном порядке. Моя кровь в парнишке. Ты лучше расскажи, как ты преподавателем стал, – неужели она меня что-то спросила!

Как легко и непринужденно у неё получилось рассказать о таком страшном недуге родного человека…

– Вообще-то, я – преподаватель. Учителя в школе, – я переключил рычажок в голове и незатейливо ответил. – Будто сама не знаешь…

– Да хватит тебе, Рекрутов! Я тут немножко угораю над тобой, – и она снова улыбнулась. – А ты уникален: максимально серьёзен, когда ситуация того не требует и располагает к юмору. Но… Когда нужно проявить хотя бы капельку серьёзности, то такого болтливого идиота встретить сложно!

– Что же… И на этом спасибо, – я широко улыбнулся, принимая это в качестве комплимента. – А если, по существу, то…

– Стой-стой. Ты серьёзно думаешь, что я стану слушать твои истории после одной рюмки? – в лоб задала щекотливый вопрос Ольга.

А мне нравится эта дамочка всё больше и больше.

В порывах смеха моя событульница иногда как-то непреднамеренно хватала меня за руку, и в эти редкие моменты я предательски понимал, что меня влечёт к ней.

– Так, Рекрутов, мне нужно ненадолго отлучиться, – она схватила зазвеневший телефон и встала из-за столика.

Ольги не было уже довольно продолжительный период времени, что ко мне даже соизволил подойти тот самый бармен.

– Как вечер, Лазарь Андреевич? – и он присел напротив меня.

– Я не приглашал тебя присесть, – буркнул я.

Он глубоко вздохнул и неохотно встал.

– Да брось уже, Лазарь. Ты ведь не такой мудак, каким норовишь казаться.

Эти слова прозвучали чётко и прямо, без лишнего пафоса и оскорбления.

– Возможно. Бывает, я загоняюсь, – можно сказать, что я таким образом почти что извинился.

– Всё нормально. Классно лекции читаешь, у тебя прям талант к этому, – приободрил меня Илья.

– Спасибо. Правда?

– Не сказать прям-таки, что я получаю сущее удовольствие, но… Я действительно стал что-то понимать. Иногда даже в работе пригождается, не поверишь.

– Рад слышать, Илья. Что-то Ольги Сергеевны долго уже нет, – не знаю зачем, произнёс я.

– Наверное, ушла на встречу с другим преподавателем. Но я всё равно всей душой за тебя.

– Очень смешно. Ладно, пойду-ка я домой… Что-то прям настроения нет разговаривать. Давай по безналичному расчёту расплачусь…

– За счёт заведения, Лазарь Андреевич.

– Спасибо.

Я с благодарностью положил зелёную купюру на стол в качестве чаевых и под тягостью майских морозов отправился в путь к своей одинокой каморке.

По пути домой, меня осенило. Невероятно… Если этот одноклеточный организм смог что-то понять и даже применить в реальной жизни, то, может быть, все мои старания не прошли даром?

По крайней мере, хочется в это верить.

Глава 8. Работа над ошибками

Июнь

Хрен его знает, как это работает, но организм решил дать сбой именно в начале июня. И как это только работает? Весь пронизанный насквозь морозами и влажностью февраль, март, апрель и даже дождливый май организм героически боролся с заразой. А тут уже практически наступило лето, температура воздуха поднялась почти на целую неделю до отметки в пятнадцать градусов Цельсия.

Но в последние пару дней погода немного успела испортиться, причём температура понизилась почти в два раза и тут тебе на… ОРВИ в её лучших проявлениях и начинаниях! Причём ударило с такой силой, что первые две ночи болезни меня крутило-перекручивало с такой силой, что я успел посчитать, что это конец.

Но я оказался сильным ублюдком и выкарабкался.

И по новой завелась шарманка. Раннее утро, еле тёплая вода из ржавой раковины, туго завязанная бандана, режущий лицо холод, аудитория двести двадцать три, по-прежнему бесперспективные лица и полтора часа новой информации о пределах, которые совсем скоро забудутся.

На моё удивление, на столь раннюю и не совсем запланированную лекцию пришло почти столько же ребятишек, сколько и вчера. Во время лекции я всё пытался найти в этой толпе Ингу, для которой словно и не существовали никакие там ранние утра: она всегда была естественно ухожена и приятна.

Ну, спасибо хоть, что снова стала приходить на мои лекции!

Сегодняшний наш диалог был предначертан самой судьбой! Как сказал один из величайших людей современности: «Попытка – не пытка».

Так как Кемерова сидела на последней парте, то и покидала лекцию одной из последних.

– Инга! Постой! Есть пара предложений насчёт учебного процесса.

Она нагло и показательно проигнорировала мои попытки привлечь её внимание, с каменным лицом пройдя мимо меня.

Я нагнал её в коридоре и повторил свои жалкие попытки.

– Хэй, Инга! – она остановилась и всё-таки обернулась, ну, хоть так. – Инга! Погоди! – спешно остановил я её.

– Чего вам, Лазарь Андреевич? – с издёвкой произнесла она, всем видом показывая своё презрение ко мне.

– Я ведь просто поговорить хочу… И в первую очередь, конечно же, извиниться.

– На маникюр записывайся, там и поговорим, – на этом высокой ноте наш диалог был закончен.

– Инга, чёрт тебя дери! Стой! Да дай мне этот грёбанный шанс!

– Да что ты такое говоришь! Извиняться он тут надумал. Шанс ему дать. Вы, вроде бы, преподаватель весь такой умный-разумный, а соображаете очень долго. За что только извиниться-то, интересно?

– Я вёл себя… В общем-то… Чуточку не очень… – выдавил из себя я единственное, что смог придумать.

– ОХ! Вот как! Ясно, до свидания, Леонид Аркадьевич, – видимо, мои извинения не затронули её чёрствую душу, и мне в лицо полетела тетрадка с кучей слов, цифр и символов, которые я с выражением и страстью рассказывал этой самой дамочке несколькими минутами ранее.

Женщина, у тебя есть душа? Мои прекрасные лекции-то тут причём?!

%%%

Что-то практически всё и сразу стало катиться в клоаку. Вот прям-таки совсем. Лучше бы нормально приехал, отвёл лекции, уехал с чистой совестью.

Но нет же, в моей жизни появились женщины. Прекрасные, умные и красивые. С другой стороны, было бы очень скучно и чересчур буднично без всего этого. Я не знаток, но, наверное, так всегда. Всё самое интересное и задорное в ваших жизнях всегда будет связано с женщинами. Вплоть с рождения.

Сие прекрасное умозаключение родилось у меня ближе к полночи, лениво лёжа в кровати.

И вот опять. Вторая женская лига Туниса. Как так можно играть в волейбол? В щепки уничтожить соперниц в первых двух сетах, а потом начать клоунаду и позволить сравнять счёт. В пятом сете пока что идут ровно, но я всё равно желаю победы дамочкам, которые героически вылезли с 0:2 и спасают игру всеми возможными силами. Хоть эти геройства и стоили мне приличной суммы денег.

Сейчас идут очко в очко, как бы это не звучало. 10:10.

Мою череду очередных мыслей о ленивом течении временной ленты прервал быстрый настырный стук в дверь. Я поднялся с кровати и отворил её, мысленно рисуя десятки образов незваных гостей.

И теперь я уже наверняка знал три вещи.

Первая. Передо мной стояла очаровательная Инга Кемерова с бутылкой вина в руках.

Вторая. Это точно был не сон.

– Инга!? Привет…

– Привет, Лазарь Андреевич. Привет, дорогой! Я тут сухого чилийского взяла… И «Цезарь» приготовила. Надеюсь, для автомата по вашему предмету этого будет достаточно, – усмехнулась она и протянула мне аккуратную пластиковую коробку с салатом. – Ну-с… Кажется, кто-то там хотел извиниться?..

Третья: вторая команда точно должна выиграть!

%%%

Первая команда всё-таки выиграла. А мы с Ингой, как ни в чём ни бывало, допивали уже вторую бутылку вина (я всегда закупал алкоголь наперёд) и доедали вкуснейший салат.

–…ха-ха, а я потом ей говорю: «Это платье с этими туфлями?» – хоть эта история Инги не смогла мне показаться достаточно смешной, но в состоянии алкогольного эффекта мы дружно снова захохотали.

И тут я снова осознал, что так круто, когда можешь общаться с кем-то на любые дурацкие темы, совмещая их с серьёзными вопросами жизни и смерти. Это было восхитительно. Мне стало от этого так легко и хорошо, словно этиловая пелена покрыла нежную простыню в моей голове и шептала: «Отдыхай, брат, всё в порядке».

И я отдыхал в компании очаровательной Инги, каждый раз, заново удивляясь, как я мог так грубо и бестактно обойтись с Кемеровой. Этот жизненный этап с самого его начала внёс в меня неописуемую лепту, которая словно взмахом волшебной палочки заставила меня думать дважды. И… Кажется, я стал меняться. Или взрослеть. Или умнеть. Или ещё хрен знает чего. Важен сам факт.

– Знаешь, Инга, я прокручивал этот эпизод в голове тысячи раз, и с каждым разом мне становится всё более неловко от того, как всё это получилось. И мне правда жаль, что ты не смогла поступить в Западный Федеральный Университет… Вот… Ещё раз! Правда-правда.

– Ох, ты всё ещё про тот роковой эпизод со скамейкой?

– Именно.

– Почему ты так легкомысленно относишься к профессии преподавателя? Они же просто делают свою работу… Как и все остальные… Они на протяжении веков несут свет знаний в массы, учат нас и воспитывают… У каждого свой подход и свои методы. Всё индивидуально, сам знаешь. И теперь ты сам один из них.

– Иногда мне стыдно за это, – признался я. – Сейчас всё по-другому. Просто мне в один момент стало невыносимо скучно, что в моей жизни больше нет никакого другого смысла. Эти вечные попытки найти себя, хождения взад-вперёд, размышления о своё призвании. Это, это…

– Да ладно тебе, не пытайся объяснить. Я тебя понимаю. Честно. Это отчасти сравнимо с пьесой Грибоедова. Я думаю, это твой случай.

– Не знаю, чёрт. Возможно. И ещё… Инга…

– Да?

– Ты это, чёрт…

– Я – чёрт!?

– Нет-нет, это речевой оборот. Конечно, ты не чёрт… Наверное, – и она нелепо хихикнула.

– Прости меня идиота, что я был таким дерьмом в момент нашего формального знакомства. Мне, правда, очень неловко, – как мог выдавил из себя я. – И… Прости, конечно же, что заврался с самого начала семестра. Начал какой-то глупый калейдоскоп. Прям глупейший.

Она неловко сжала губы и перевела свой выразительный взгляд прямо мне в глаза.

– Тебе повезло, что последняя книга, которую я прочитала, научила меня, что практически все люди заслуживают второго шанса, – снова улыбка, беспечная и прекрасная. – Молодец, что извинился. Наверняка, для тебя это было непросто.

– Да, типа того. Ты это, расскажешь что-нибудь ещё о своём детстве? Мне очень интересно. Правда, – улыбнулся я.

– Ох, как мы заговорили, Лазарь Андреевич. Алкоголь уже успел ударить тебе в голову?

– Не, алкоголь – мой друг, он меня не трогает. Это всё – сахар, – убедительно произнёс я. – Всё грёбанный сыпучий сахар.

– Сахар? – удивилась Кемерова.

– Да. Иногда в нём есть весь смысл. Желание получить доступное удовольствие взамен на мучительную болезнь в перспективе. Таких удовольствий сотни и каждый сам решает, что для него есть – объект желания и справедливая цена за него. Каждый наш выбор осознанный, каждый по-своему зависим.

– Нет-нет, я прекрасно помню наш диалог на балконе. Я помню.

– Правда?

– Конечно. И знаешь… В этом что-то есть. В твоём «сахаре».

– Правда, Инга. Я хочу узнать тебя получше.

– Ну, раз такое дело, то готовься слушать…

– На моей шеи, возможно, не хватает красного галстука, а так… Всегда готов.

Забренчала довольно приятная попсовая мелодия.

– Ну-ка, извини, тут срочный вызов, я отойду… – оправдалась Кемерова и вышла из комнаты, совсем случайно прислонившись своей пятой точкой ко мне.

И кто ж его знал, что это слегка интимное соприкосновение станет кульминацией вечера? Пять, десять, двадцать пять. Инга всё ещё не возвращалась. Кажется, мы с ней читаем одни и те же книжки.

Я решил поискать Кемерову в коридорах общежития, но мои попытки не увенчались успехом. Оставив дверь в мою комнату чуть приоткрытой, я залпом добил остатки вина и бессовестно вырубился.

Мои извинения были приняты – и это самое главное!

Глава 9. Необратимость

Июль

В ту ужасную ночь, когда я наконец-то смог принести чистосердечные извинения перед Ингой, как бы то ни было, печально, с нами не стало Германа Петровича. Болезнь всё-таки взяла своё, причём решительно и беспощадно.

Данная новость настолько сильно ударила по мне, что я от бессилия воли так и не смог дойти до дверей университета, начав новый порочный круг в своей жизнедеятельности.

В течение месяца я пытался пойти на контакт с Ингой, но все попытки оказались напрасными, никто не знал, куда она подевалась. Многое снова сумело потерять смысл.

Ольга Сергеевна была назначена временно исполняющей обязанности декана, с чем я даже имел честь её поздравить, но эта дамочка точно была не заинтересована в моих словах поддержки. По крайней мере, мне так показалось.

Моя миссия близилась к концу.

Я очень хотел встретиться с Ингой, чтобы хотя бы попытаться сказать ей что-то толковое в качестве слов соболезнования, но её телефон по-прежнему был недоступен, университет она не посещала, а в её квартире, судя по словам соседей, никто не появляется уже давно.

Было противно и тошно. Хотелось скорее уже уехать отсюда, чтобы снова стать рядовым студентом и не иметь никаких общих граней со сценами, произошедшими за этот долбанный семестр.

– Лазарь, сколько у тебя ещё лекций по расписанию? – поинтересовалась Ольга Сергеевна.

– Ещё пара лекций, затем экзамен в тестовой форме, – апатично ответил я.

– У тебя готовы все материалы? Тест составил? – она говорила строго и чисто по факту.

– Да, всё готово, – с тем же безразличием отвечал я. – Всё под контролем, Ольга Сергеевна.

– Чудно. Молодец, – ого, кажется, меня похвалили, – в начале августа можешь возвращаться к обучению в свой Западный Федеральный. Тебя там уже заждались.

– Правда? – удивился я.

И я действительно удивился, что всё может быть так просто.

– Не знаю, – пожала плечами она, – наверное, правда. А почему ты так удивлён?

– Просто, когда я уезжал оттуда мне ставили чуть ли не космические условия возвращения, словно отсылают меня в один конец… Кажется, меня там не особо любят….

– Наверное, нужно же было как-то мотивировать юного бездельника. И это сработало. Ты проделал хорошую работу. У тебя отличная база знаний, редко такое явление усваивать прочитанный материал встретишь в твоём возрасте.

И последние рабочие недели я отдавался своим занятиям ещё немного больше, чем обычно. Даже отвечал на какие-то глупенькие дополнительные вопросы. И оставался после лекций, чтобы лишний раз напомнить, в чём различия интеграла от производной.

И это принесло свои плоды.

По итогам теста у нас даже вышло даже несколько отличников, но больший процент составили ребята, набравшие минимальный порог до отметки «удовлетворительно», что уже можно было считать большим успехом.

– Ладно, ребятня. Вы все – почти молодцы. Спасибо, что учились или пытались делать вид. Спасибо…

Полная аудитория поднялась на ноги и зааплодировала. Это были аплодисменты… Мне…

– До свидания… Хороших каникул!

От Инги по-прежнему не было ни единой весточки.

Также не обошлось и от официально благодарности нового начальства.

– Спасибо тебе за твою работу, – Ольге Сергеевна всё-таки едва-едва улыбнулась мне и вручила красивое благодарственное письмо в деревянной рамке. – И, Лазарь…

– Я рад, что смог что-то объяснить и даже чему-то научить этих питекантропов, – ухмыльнулся я. – И, Ольга?

– Найди смысл. Возможно, в этом и есть весь смысл, – гениально умозаключила она.

– Сразу видно, что передо мной стоит декан. Тебе спасибо, – в этот раз она умело отвела улыбку в сторону. – Возможно, смысла нет. Я уже думал об этом.

– Для всех по-разному. Возможно, хватит уже «возможно»?

– Ты крутая, – не солгал я. – Береги себя. И сына тем более.

– И ты себя береги, Лазарь.

– Прощай, – по-своему тепло произнесла Заречная с таким же спокойным и немного грустным лицом.

Я подошёл к ней вплотную, вдохнул цитрусовый аромат и поцеловал её в щёку на прощание, а затем навсегда покинул стены местного университета, закурив по пути в общежитие.

Хотя, кто его знает? Жизнь непредсказуема.

Может быть, не стоит зарекаться? Хм.

%%%

Время и обстоятельства били меня под дых беспощадно.

В последние дни я окончательно сбил режим и каждую ночь душил себя одиночеством. Я сидел в своей комнате за стареньким дспшным столом, невольно наблюдая, как одиночные машины пробираются сквозь первые проблески рассвета и четырёх блеклых фонарей.

Часы на микроволновке бирюзовым светом показывали 4:11. В голове серия перекати-поле и очередные обещания изменить всё и сразу.

Я думал о том, кем бы я хотел быть, стать, воплотиться. В моей ещё совсем юной голове царствовал туман и хаос, в середине которых скиталось, казалось бы, инородное тело Лазарь Рекрутов.

Однозначно, это тело скучало по Инге, желая вновь лицезреть её недоумевающую физиономию над одной из моих очередных острот, но… Это казалось мне невозможным по бесконечному числу причин.

Жизнь снова давно перестала мне казаться чем-то цельным и определённым, напротив, я стал приходить к осознанию, что всё происходящее череда кусочно-непрерывных функций, стремящихся то к верху оси ординат, то наоборот.

Возможно, столь умные (или отнюдь) умозаключение были абстракцией и последствиями душевного диссонанса, но меня это мало волновало.

За окном защебетали первые птицы, предшествуя официальному началу нового дня. Самое сложное в этой ситуации было и является погоня от себя самого. Попытки нагнать вечно уходящий поезд всегда кончались крахом, ведь локомотив этого состава был не более чем собственным душевным призраком.

В такие моменты, когда сердце открыто настежь, кажется, что ты готов обнять весь мир, принести миллионы извинений перед всеми, кого кода-то чем-то обидел или задел. Хочется обнять родителей и слёзно вымолвить, что ваш сын был не прав, но и вы, дорогие, понятия не имеете, как тяжело бывает зацепиться за смысл своего жалкого существования.

В жизни всё бывает, и как сказал отец после того, как принял решение уйти из нашей семьи чуть больше года назад: «Это жизнь, в ней хватает всякого дерьма». Я, едва сдерживая слёзы, ответил: «Дерьмовые яблоки от дерьмовой яблони…».

Георгий горел страстью к совершенствованию мира, к изобретению чего-то нового, некой лепты в этом огромном мире. Он всегда хотел, чтобы его математические расчёты помогли в избавлении от всех видов болезней этого земного шара. Благородные намёки и его чёткая уверенность в том, что он знает свою конечную цель и стремится к ней, пусть и не семимильными шагами, а крохотными шажочками, иногда отдаваясь своей до боли человеческой сути, однозначно, заслуживало уважения.

Я прекрасно осознавал, что всё это математическое образование лишь сценарий, навязанный мне откуда-то свыше, причём за его непослушание следует смертная казнь в виде обычной рутинной жизни.

Да пошло оно, не буду я заниматься тем, к чему совсем не лежит моя душа, но соответствуют умственные способности. Или это всё отголоски лени и бездельничества? Как это определить? Как понять?

Синяки под глазами стали слегка опухшими. Давление в голове не давало без очередного скачка в голове, сжимая сердце в тиски, беспечно мыслить.

И это всё преподавание… Такое же навязанная ерунда, как и получение образование в этой же стезе. Я могу, но это не значит, что я должен и обязан. Я также могу послать это в задницу, но от этого ведь совсем и не легче?

Мне вспомнился Герман Петрович, и его железная тяга к желанию нести знания в массы, к товарищам. Его бешеное желание созидать в небольших и тесных рамках маленького городка, порой, возможно, ставя все свои принципы и желания в противовес благой миссии. Он сумел воспитать чудесную внучку и навести хоть какой-то порядок в местном университете, пригласив молодой преподавательский состав. Этот сильный человек практически всю жизнь боролся с тяжёлой болезнью, пережил колоссальную потерю любимой женщины, с которой прожил бок-о-бок почти сорок лет.

Также я не мог забыть Ольгу, потрясающую женщину с богатым воображением и железной силой воли. Уверен, её сын пройдёт все эти круги ужасной болезни и выкарабкается. Всё будет наилучшим образом.

Самая большая и сраная загадка была брошена мне также беспощадно, как и отозвана: в миг, в мгновенье. Тяжёлые мысли нашли дом в тяжёлой голове, набитой бестолковыми знаниями, применения которым не будет найдено никогда.

Необратимый процесс бестолкового существования был запущен уже давно.

И его уже не остановить.

Глава 10. Сахарный экспресс

Август

Воздух на улице был лёгким, но по-прежнему гадким, с примесью помойки. Я был уверен точно, что разило не от меня, но, может быть, именно с таким запахом разлагается чёрствая душа молодого чемпиона во всех возможных номинациях «недо».

Недопреподаватель, недостудент, недосын. Ваш недодруг, Лазарь Рекрутов.

Я так и не смог увидеться за это время с Ингой, так как чертовски боялся не найти нужных слов. Боялся настолько, что даже не смог найти саму Кемерову. Вряд ли, кто-либо смог это сделать.

И да… Конечно же, я всегда боюсь не найти нужных слов, налепить какой-либо ерунды и усугубить ситуацию ещё больше, как оно обычно бывает. Страх перед случаем, когда язык в любой непонятной ситуации подвешен молоть чушь мельницей, а когда необходимо – тупо молчать, задыхаясь изнутри.

Разумеется, я и всегда боюсь ещё и того факта, что хрен знает, захотела ли она бы меня вообще видеть после наших непростых отношений? Да, я извинился. Да, она была готова идти на контакт. Да, наверняка, захотела бы, но… Опять же.

Хрен его знает, наверное, поддержка необходима всем и всегда. Хрен – умный овощ, он должен знать всё в этом мире. А я так много знаю, но так мало делаю. Может быть, знания мои ненастоящие?

И ох уж это дурацкое, жгучее умение принимать чужих родных ближе своих. Оно также не давало покоя. Давно, надолго, всегда.

Оно заставляло меня кричать во снах, кричать громко и не быть услышанным и понятым. Научиться бы принимать и понимать самого себя для начала – это было бы хорошее начало.

Возможно, Герман Петрович не смог бы сказать мне ничего дельного и путного, но он всегда обладал той самой невидимой аурой, которая могла успокаивать и помогать в равновесии без нужных слов поддержки. Определённо, я скучал. Я ни один раз представлял, как он со своей широчайшей улыбкой будет желать мне успехов, твёрдо и размашисто жать мне руку, уговаривая остаться преподавать.

Тягучесть и однообразие стали главным девизом последних семи недель существования. Мелкий городок продолжал жить по своему типичному летнему сценарию, а одна беда сменила вторую, а она третью. Всё проходит, всё уходит или убегает, но не всё забывается. Не для всех и не для меня.

Отложив в сторону вопрос о простых вещах, понимаешь, что в девятнадцать лет ты такой же мешок дерьма, как и в остальные свои годы ранее. А что, если смысл в том, чтобы не оставаться таким мешком всю свою жизнь?

Бесконечная погоня за чем-то доступным, лёгким и таким привычным дарит мимолётный смысл, но не саму суть.

%%%

Всё закончилось также быстро, как и началось.

Я был озадачен смыслом всего происходящего ещё больше прежнего. Чувство вины не покидало меня ни на секунду. Чёрствое жжение изнутри. Одновременно хотелось столько изменить, столько ерунды в недавнем прошлом.