000
ОтложитьЧитал
11 июля 1917 года.
Они заметили его почти случайно.
Пётр Мартынов с матросами Николая Маркина занимались очередным патрулированием. Они шли по улице, оглядывая окрестности и беседуя о нынешней ситуации. О травле большевиков, об уходе Ленина на нелегальное положение, о бесстрашной активности Троцкого и гадали – что впереди.
Несмотря на травлю верхушки партии большевиков во главе с Лениным, сама партия оставалась на легальном положении, и Мартынов с матросами продолжали патрулирования так же, как и до этого.
Более того, они даже не почувствовали какой-либо перемены в отношении к себе. В революционных массах большевики, похоже, стали даже более популярными, а с депутатами, скажем, Петроградского Совета ни Пётр, ни, тем более Маркин фактически не общались.
Сегодняшнее патрулирование было утренним, но город уже проснулся
Разговор поддерживали в основном матросы. Пётр отвечал односложно, думая о своём. Отношения с Таней оказалась делом непростым.
Нет, Таня была по-прежнему мила, весела и ласкова. Но давили проблемы житейские. Им даже жить вместе было негде. Таня, конечно, переехать в казарму не могла – не место там для нормальной девушки. А ему переехать к ней … та снимала комнату пополам с подругой по фабрике. Снять жильё – на какие доходы? Дознаватель – конечно, почётно. Но не денежно. Паёк – и все дела.
В общем, хоть бери Таню с собой и возвращайся на родной хутор. Чего Петру делать совершенно не хотелось. Он понимал, что такому, каким он стал, делать там нечего. Со скуки сдохнешь. Ладно, вот дайте победить буржуев – и всё наладится.
Увлёкшись кто разговорами, а кто – тяжёлыми размышлениями, они едва не прозевали лежавшее на земле в очередной арке по пути тело, над которым как раз склонился какой-то типчик неприметной наружности в гражданской одежде.
Тело и типчика заметил Егор. Кстати, наверное, давно пора представить состав летучего матросского отряда Николая Маркина.
Всего их шестеро, включая самого Николая. Самые молодые – Митрофан и Павел. Каждому по девятнадцать, причём Митрофану девятнадцать исполнилось уже после Февральской революции. На флот соответственно оба попали сравнительно недавно, вскоре после этого угодив в эпицентр стремительно развивавшихся революционных событий.
Без раздумий шли за Николаем, доверяя ему во всём. Может быть, дело в том, что обоих Маркин взял под опеку сразу по появлению тех в экипаже. Пребывание в отряде и работа по поддержанию порядка обоим нравилась, а перед аналитическими талантами Петра они преклонялись. Юношеские восторженность и романтизм. Легконогие, самые быстрые в отряде.
Солнечный веснушчатый Тимоша. На год старше Митрофана с Павлом. Любимец отряда. Всегда улыбающийся, оживлённый. Кстати, неплохо умел развлекать товарищей – и не только прибаутками. Оказывается, в детстве познакомился с фокусником из бродячего цирка, и тот, оценив способности восторженного рыжего пацана, задаром обучил того парочке нехитрых приёмов. И показал несколько не менее простеньких фокусов, которые способный парнишка в дальнейшем освоил уже самостоятельно, после того, как нечаянный наставник укатил со своим цирком далее. Внимателен и глазаст. Любил читать, особенного о борцах за свободу прошлого. Охотно пересказывал прочитанное. Это от него Пётр услышал о геройском Петре Петровиче Шмидте.
Сергей был годом старше Тимоши, Двадцать один год. Спокоен, рассудителен, мог дать неплохой совет. Но лишний раз не высовывался – высказывал своё мнение только если спрашивали. Не любил быть заметным, предпочитал смотреть, слушать и запоминать.
Егор. По старшинству и по возрасту второй в отряде. Двадцать три года. Старше был только Николай. На год. Молчалив, кажется, больше, чем Маркин. Надёжен, если что-то поручить – умрёт, но исполнит в точности. Про таких говорят – "вечно второй". Эти люди не любят сами командовать, но за всё, что им прикажут, беспокоиться уже не приходится. Самый здоровенный в отряде, хотя регулярно теперь патрулировавший с ними Пётр, разумеется, был побольше.
Все они безоговорочно ещё с учебного минного отряда, где служили с Николаем, признавали его старшинство.
Итак, они уже почти миновали арку в стандартный питерский дворик, увлечённые обсуждением, как вдруг Егор, не забывший бросить взгляд в арку, крикнул "Стоять" и кинулся в неё, стаскивая с плеча винтовку.
Типчик, склонившийся в середине прохода над неподвижным телом, поднял голову, мигом оценил ситуацию и задал было стрекача. Митроха и Павел опередили остальных, мгновенно кинувшись вслед, но догнать не успели. Грохнул выстрел Егора, человек немедленно затормозил, вскинул руки вверх и заголосил.
– Не убивайте, братцы. Неповинен!, – рисковать жизнью он был не готов.
– Увидим, – подошедший Николай был, как всегда, немногословен, – Обыщите его.
Досмотр особых результатов не дал. Дешёвый кошелёк с парой сотенных бумажек, какая-то мелочь в кармане, недорогая расчёска, перочинный нож … неисправный.
Пётр приступил к ставшей уже обычной для него процедуре расследования. Он подошёл к неподвижному телу и осмотрел.
Весьма недёшево одетый пожилой мужчина лежал на спине. Причина смерти казалась очевидной. Верхняя часть лба по центру разворочена. Верхний край раны даже охватил переднюю часть редких волосёнок. Покойник был, похоже, не беден. Дорогой костюм-тройка, рубашка тоже не из дешёвых. Галстук-бабочка. Ну и штиблеты подстать всему ансамблю.
Во внутреннем кармане пиджака обнаружился шикарный бумажник почти с пятью тысячами рублей и набором красивых визитных карточек с надписью, исполненной красивой золотистой вязью.
"Доронин Александр Васильевич. Кредитное товарищество "Селенга". Директор."
Кроме этого на визитке было два номера телефонов и два адреса. Один, похоже, располагался где-то рядом. Во всяком случае, улица была та самая, по которой они только что шли.
Пётр выпрямился и огляделся вокруг. Во дворе старательно шаркал метлой бородатый дворник.
– Митроха, покличь-ка вон его сюда. Да, ребятки, а задержанного подведите ко мне. Кто таков, чего у трупа делал?
– Митюха я … Дмитрий Селиванов. Живу тут неподалёку. Мимо шёл, смотрю – лежит. Ну я подошёл посмотреть – может, плохо человеку. А тут сразу вы.
– Точно, – встрял Тимоша, – я эту фигуру давно срисовал. Он впереди нас шёл, шагах в пятидесяти. Шёл-шёл, а потом вдруг глянул налево – и шасть в арку. Я ещё подумал – надо глянуть, что там этот клошар нашёл, да увлёкся, забыл. Спасибо, Егор не прозевал.
Тимоша любил вставлять в свои реплики вычитанные слова. Поэтому они уже знали значение термина "клошар". Из бедных, одним словом.
– Ладно, – Пётр взглянул на Селиванова, – Видел что, может?
– Да что видел, – Дмитрий был несколько озадачен вопросом, – Вижу, лежит. Подошёл, наклонился. Тут вы.
– Я говорю, может, рядом кого заметил.
– Не, не было никого. Вон, дворника видел во дворе – и всё.
– Ладно. Братва, верните ему что у него нашли – и пусть идёт себе. Не верю я, конечно, что просто помочь человеку хотел, ошмонал бы за милую душу. Но не успел. Не пойман – не вор.
– Вы-то больно честные, – обиделся тот, – сами, небось, и ошмонаете теперь. Карась-то жирный, глянь, бумажник из крокодиловой кожи. И внутри есть что-то, к бабке не ходи.
– Не карась, а господин директор, – раздался голос подошедшего дворника, – Александр Васильевич Доронин. Из господ, но к нашему брату вежливый. Завсегда остановится, расспросит, иногда и на чай получишь. Тут вопче вежливая публика проживает, в нашем дворике. Окромя парочки мамзелей. Те стервозные. Вот, новая супружница Александр Васильича как раз из таких. Нос дерёт, а у самой – ни кожи, ни рожи.
– Так-так, – заинтересовался Пётр, – значит, Александр Васильевич тут проживал? И женился недавно?
– Ну дык я ж говорю. Вон в том подъезде, Квартира справа, во втором этаже. Справная квартира, мне даже там бывать доводилось. Замок у шкафа заело – меня и позвали, – начал было словоохотливый мастер чистоты, но Пётр тут же его перебил.
– Спасибо, товарищ, но об этом потом. Сейчас. Дмитрия Селиванова отпускаем … просим прощения за беспокойство.
Митюха обалдело взглянул на него, видимо не привыкнув к такому обращению. Но смысл понял, буркнул "прощеньица просим" – и торопливо направился к выходу из арки. Разжиться с трупа сегодня не вышло.
– Товарищ дворник, – продолжал Пётр, – во-первых, скажите, как вас называть?
– Да чё там называть, – засмущался тот, – Кузьмой все зовут, и вы зовите. А сами-то откуда будете? Красные банты я вижу, но не сочтите за неуважение, их нынче любой нацепить может. Бумага-то есть у вас какая?
– А как же, товарищ Кузьма. Я – Пётр Петрович Мартынов, дознаватель при Петроградском Совете. Вот мой мандат, смотрите. А это – летучий отряд революционных матросов. Тоже при Петроградском Совете. Командир – Маркин Николай Григорьевич. Николай, покажи свой мандат.
Маркин полез в карман бушлата, но дворник замахал руками.
– Да не надо, хватит. Я ведь, признаюсь, неграмотный. Ваш мандат, вижу, по всей форме, с печатью. Всё, я понял. Чем могу служить?
– Да пока ничем, Кузьма. Постой, мы осмотр трупа закончим – и в квартиру к нему пойдём. А ты тело покараулишь. Хорошо, товарищ?
– Слушаюсь!, – тот выпрямился, как по команде, – Разрешите, Ваше благородие, я пока двор домету … немного осталось.
– Ну конечно. И не зови ты меня благородием, Кузьма. Нету нынче благородий. А я – просто Пётр или Пётр Петрович. Ладно?
– Так точно, ва … Пётр Петрович. Разрешите выполнять? Я здесь, во дворе. Как надо будет покараулить – кликните.
Кузьма удалился, и Пётр вернулся к осмотру.
Сначала продолжение такового не добавило ничего особенно нового. Единственное – стало окончательно ясно, что причина смерти потерпевшего – не банальное ограбление. В жилетном кармане нашлись роскошные золотые часы на цепочке. Пётр внутренне порадовался.
Он вначале подозревал, что это продолжают убийства и грабежи участники, с позволения сказать, "мирной демонстрации" четвёртого июля. Да уж, сколько людей было тогда ограблено, а многие – и убиты. И сплошь небедно одетые. Им с Маркиным даже запретили в тот день патрулировать, опасаясь лишних эксцессов.
Но лихие демонстранты – солдаты анархистского пулемётного полка или кронштадтские матросы, видимо, вернулись по казармам и флотским экипажам. Уж бумажник-то с часами они бы точно не оставили.
Сделав такие выводы, Пётр подозвал Николая.
– Слушай, давай его перевернём аккуратненько. Я пока не пойму, отчего он погиб. Если от удара – били кастетом или обухом каким, причём сверху вниз. Но тогда странно – на пиджаке должны остаться брызги крови, а я их не вижу. Погиб он больше нескольких часов назад – уже остыл. То есть убили ночью либо вчера вечером – днём бы нашли уже. Давай, Николай, переворачиваем осторожненько.