000
ОтложитьЧитал
А во-вторых, планировал упомянуть об улике, находящейся рядом с покойником.
Убийца должен был обеспокоиться и попытаться улику найти и спрятать или уничтожить. При этом, конечно, снять с трупа покрывало и начать обыскивать – что и предполагалось для его изобличения. Ведь где именно находится тело, я сообщать не планировал. Таким образом, сам факт того, что убийца знает это, должен был всё прояснить
Собственно, подозреваемыми были только прямые наследники – сын Василий Александрович и вдова Маргарита Николаевна. Остальным убивать незачем.
Сыну я сообщил про найденные часы. Но он только подошёл к Кузьме – поскольку уже знал от меня, что тот поставлен неподалёку от трупа – спросил – где лежит отец и попросил показать тело. Покрывало с покойника снимал Кузьма, а а сам Василий Александрович даже ни к чему там не прикоснулся. Постоял, помолчал, перекрестился – и пошёл на службу. Непохоже на убийцу.
С вами, Маргарита Николаевна, было посложнее. Вы ничего у трупа не оставили, поэтому пришлось пойти на хитрость. Я попросил Тимошу незаметно украсть какую-нибудь небольшую безделушку из принадлежащих хозяйке. Из всех нас у Тимофея самые ловкие руки.
Тимоша польщённо улыбнулся.
– Причём безделушку лучше всего было взять из сумочки. Именно сумочку вы, Маргарита Николаевна, наверняка берёте с собой, выходя из дома. И скорее всего браунинг храните там же. Впрочем, насчёт браунинга Тимоша тоже должен был проверить. А брать надо было что-нибудь из того, что вы, скорее всего, со вчерашнего дня не видели. Сложная задача, но выхода не было. Получится – хорошо, а нет … ну, будем искать другие доказательства.
Я думал, что придётся заходить к вам в спальню. Даже попросил Николая помочь Тимоше – как-нибудь заслонить сумочку, когда он будет изымать безделушку. Слава Богу, вы сами облегчили нам задачу. Когда вернулись вчера из ресторана, бросили сумочку на комод и утром, когда мы пришли, она находилась там же. Тимоша мог брать любую безделушку – вы не заглядывали в сумочку со вчерашнего дня. Честно говоря, в таких условия ловкость рук даже не требовалась. Такую задачу мог выполнить и Николай, например.
– Нет … в любом деле … специалист лучше … неспециалиста.
– Согласен. Итак, Тимоша проверил наличие браунинга и умыкнул зеркальце. Потом вошёл в кухню, где я в это время задавал официальные вопросы Глафире – и сообщил всё мне на ухо. Теперь оставалось только провести беседу с вами, Маргарита Николаевна, заставив поверить, что у нас в руках доказательства, могущие привести к вам.
– И вам это удалось. Я, как последняя идиотка, со всех ног кинулась в расставленную ловушку. Вы, Пётр Петрович, не только Шерлок Холмс. Вы ещё и актёр, и психолог, каких поискать! Боже, как я была слепа. Перебирала мужчин, желала найти настоящего, а у нас такие, оказывается, солдатами служат. Вы просто гений!
Трудно поверить, но казалось, что Маргарита Николаевна была искренна. Дыхание её участилось, она смотрела на Петра маслеными глазами. Тот только смущённо кашлянул и поднялся.
– Да будет вам. Я ведь только сейчас сообразил, что вы сами дали мне ещё одну важнейшую улику прямо во время нашего разговора в гостиной. Помните, когда я вас спросил про серебряные часы, вы ответили, что те, похоже, принадлежат Василию Александровичу и тут же сыграли – мол, нет, не может быть, не мог Вася подкараулить в арке отца и хладнокровно убить.
А ведь я не говорил вам, что тело вашего мужа нашли в арке. Об этом кроме нас знали только Кузьма … и убийца. В общем, сообрази я сразу – и весь этот спектакль бы не понадобился. А вы говорите – гений.
Ну ладно, нам пора, братцы. Вон, кажется, уже из Совета прибыли.
Матросы тоже поднялись и двинулись к арке, ведя за собой арестованную. Но та вдруг остановилась, обернулась к Петру и произнесла:
– Пётр Петрович, я надеюсь, что мы ещё встретимся, и вы измените своё мнение обо мне. Я ведь не хладнокровная убийца. Просто очень люблю сильных мужчин и зверею, когда мне мешают. Я ещё вам это докажу!
Пётр посмотрел на неё, вздохнул и побрёл вслед к экипажу.
12 июля 1917 года.
Члены большевистской фракции в Совете зачастую чувствовали себя неуютно. Нужно было много самообладания, чтобы проходить по коридорам и залам Таврического дворца, не согнувшись и не опустив головы, сквозь строй неприязненных взглядов, злобного шёпота и демонстративного подталкивания друг друга локтем мол, смотри, смотри.
В эти дни никто больше Троцкого не демонстрировал столь открыто свою солидарность с большевиками. Его официальное вступление в партию было отложено до приближающегося Шестого Съезда, который должен был состояться в конце месяца. Но он уже вёл себя как один из большевиков. Ещё в своём Открытом Письме Временному Правительству, опубликованном шестого июля, Лев Давидович, отвечая на обвинения в адрес большевиков в шпионаже в пользу Германии, написал – "Если Ленин – немецкий шпион, то и я – немецкий шпион".
Троцкий доброжелательно здоровался с членами большевистской фракции, тут же демонстративно начиная обсуждать с ними какие-то вопросы, зачастую малозначительные. В своих выступлениях в Совете он стал добровольным адвокатом Ленина, раз за разом отстаивая его невиновность.
Впрочем, Лев Давидович просто не мог поступить иначе. Главным критерием для него было самоуважение, а ведя себя иначе, он бы его потерял.
Общественное мнение, на которое оказывалось давление проправительственными кругами и многочисленными антиленинскими статьями в газетах, становилось по отношению к большевикам всё негативнее. Несмотря на то, что официально партия не была запрещена, а был издан только приказ об аресте Ленина и других видных большевиков, в Петроградском Совете члены фракции зачастую чувствовали себя париями.
А Троцкому дразнить гусей, казалось, даже доставляло удовольствие.
Впрочем, не все в Таврическом Дворце думали одинаково.
Итак, большевистская фракция Петроградского Совета продолжала существовать и функционировать легально. Правда, её лидер Каменев был арестован, Сталин показывался редко, но большевистские лидеры Рыков, Рязанов, Ногин и другие резко критиковали на заседании Советов политику как Временного Правительства, так и лидеров Совета.
И вернувшийся в Россию к этому времени бывший лидер меньшевиков Юлий Мартов, остававшийся сейчас главой только крыла интернационалистов своей партии, говорил с трибуны Совета в том же духе. Начиная с раскола на большевиков и меньшевиков четырнадцать лет назад Мартов был одним из самых яростных оппонентов Владимира Ильича – а сейчас горячо отстаивал с трибуны его невиновность.
Но не только Троцкий с Мартовым были на стороне большевиков.
Как мы помним, Лев Давидович фактически с момента приезда являлся членом Исполкома Петроградского Совета. Ему был положен паёк в буфете. Во время завтраков и обедов он заметил интересную особенность.
В буфете раздавали чай и черные бутерброды с сыром или красной зернистой икрой. В обед давали щи и кусок мяса. Буфетчиком Исполнительного Комитета был солдат Графов. В самый разгар травли против большевиков, когда Ленин, объявленный немецким шпионом, уже скрывался, Троцкий заметил, что Графов подсовывал ему стакан чаю погорячее и бутерброд получше, глядя при этом мимо.
Графов сочувствовал большевикам и скрывал это от начальства. Лев Давидович стал присматриваться. Графов был не одинок. Весь низший персонал Смольного – сторожа, курьеры, караульные, похоже, тяготел к большевикам. Троцкий сказал себе, что дело уже наполовину выиграно. Но пока только наполовину.
Временное Правительство на самом деле добилось меньшего, чем казалось. Партия большевиков не была запрещена, и, как следствие, её органы продолжали функционировать
ЦК большевиков, большевистские фракции в Советах, партийные комитеты Петрограда, Москвы, провинций, большевистские фабрично-заводские комитеты, наконец, Военная организация ЦК партии ("военка") остались политически и организационно боеспособными.
Ленин отсутствовал только физически, но своими записками и письмами через постоянного связного, он как бы всё равно бывал на заседаниях ЦК.
Собственно, его даже уже не искало правительство, может быть, довольное тем, что он сам исчез с легальной арены.
