Шрифт:
-100%+
Портрет пастелью
Миопия всемогущая
Жизнь без очков пляшет в мире цветных инфузорий,
Как на пестрящих полотнах Альфреда Сислея,
Но человек близорукий, о том не жалея,
Меньше расходует нервов и килокалорий:
Не раздражает толпа акварельных прохожих,
Кляксы нахмуренных лиц не пугают оскалом,
Злобные всплески не жгут истеричным накалом
В обществе добрых теней, друг на друга похожих.
Нити дорог не смущают бензиновой грязью,
В бликах затейливей вид площадей запылённых,
Улиц уставших, щербатых домов прокажённых.
Соты безликих кварталов мерещатся вязью.
Смутные образы женщин весьма симпатичны,
Все незнакомки изящны, милы и приятны.
Тусклые абрисы сказочно невероятны,
В круге размытых границ они аутентичны.
Да, близорукие граждане чтут миопию,
Что с повседневностью грубой легко примиряет.
Мнится им – мир дружелюбно, призывно играет.
Слух потеряют частично – впадут в эйфорию!
Вторичность
Всю жизнь пишу вторичные стихи.
Досадная проблема объяснима —
Обсосаны все темы. Скачет мимо
Хромой Пегас – стол полон чепухи.
Придуманы давно таблицы мер:
Диктуют мне, что больше, легче, дальше.
Мир суррогатный полон разной фальши,
Вокруг изрядно копий и химер.
Похоже, я минорный кавалер —
Прелестницы разобраны другими.
Мои слова им кажутся пустыми,
Претит квартиры скромный интерьер.
Непревзойдённый для вторых ролей,
Я – потребитель секонд-хенда плоти,
Надёжный винтик в скользком обороте
Поддельных чувств пресыщенных людей.
В азарте
Я вдохновенно, изящно, смело
Под пресс отправлю смурные дни,
С тобою в небо взлечу умело,
Предупрежденья презрев родни,
Расстанусь резко с обрыдлой ношей,
Играя ритмом резных стихов,
Гордиться стану атласной кожей,
Не опасаясь ночных шагов.
Мечтать о счастье я буду просто,
Ажурно рифмы из слов плетя,
Пленяться буйным цветочным ростом,
Купаться в музыке струн дождя,
В разлуке фото ласкать в кармане,
Шепча, что скоро к тебе вернусь,
Теряясь в сладком, слепом обмане,
Пускать галопом греховный пульс.
В азарте шоры сорву, рискуя
Ослепнуть вмиг от любви огня.
Жизнь неземную для нас рисую.
Ты безгранично влечёшь меня.
Моя панацея
Бесполезны провизоры и фармацевты.
Не доверюсь очкастым седым докторам,
Я отставил давно пузырьки и рецепты.
Для меня моя муза – интимный бальзам.
Злые мысли преследуют тучей пчелиной?
Беспокойством терзает безлунная ночь?
Отправляюсь к красавице любвеобильной —
Той, что лаской снотворной готова помочь.
Если вдруг надломлюсь, цепенея от стресса,
Не смогу сочинять куртуазно стихи,
Подготовит компресс поцелуев принцесса.
Станут грубые рифмы точны и легки.
Кризис среднего возраста впредь не помеха —
От проблем ограждает альковный талант,
Обнажённая, в звоне игривого смеха,
Чаровница – отменный антидепрессант.
Не боюсь предстоящего климакса бредней,
Ясность мыслей пожалует, не аммиак, —
Поселилась с любовною связью последней
В сердце муза – сильнейший афродизиак!
Вендетта любви
Спрячься в сумерках в чреве комода,
Затаись и меня не зови.
К нам пришла заграничная мода —
Мы играем в акценты любви.
Взяв блестящего счастья бумаги,
На неделе не режь и не рви.
В выходные, набравшись отваги,
Сложим сто оригами любви.
Клей купюры на стены степенно,
Чтоб вокруг красовались рубли.
Тёплый вечер вдвоём вдохновенно
Проведём в изобилье любви.
Вылей краски эмоций умело,
Тело тюбиков-чувств раздави.
Мы напишем агонию смело,
Умирание гордой любви.
Мы давно окольцованы болью.
Души в каплях гранатной крови…
Посыпай раны рваные солью,
Объявляя вендетту любви!
Любовь экономистов
У него чувств весенних инфляция,
У неё – полового влечения кризис.
Забыт в чулане эротики катехизис,
Конфликтная царит ситуация.
Он грозит сексуальными стачками
И свободные выборы хочет в постели.
У неё на участке пестрят канители,
Чернозём для цветов возит тачками.
У него эмоций девальвация,
На десятки придётся делить их в итоге.
Она ведает всё о любовном подлоге —
Эйфории идёт профанация.
Она ждёт праздников допэмиссию,
Корит – домашних дел мизерны дивиденды.
Увеличивать бурной радости проценты —
Вот его непреложная миссия.
Страсти под гору катятся мячиком,
Падение сулит соблазнения график.
Он в сердцах, послав проблемы липкие на фиг,
Пиво пьёт в тапочках перед «ящиком».
Оптимисты не верят в стагнацию.
В отношеньях влечение не оскудело.
Проведут пару сделок интимных умело
И не примут тоски апелляцию.
Соломенный бунт
Любовь не втискивается в его график
Между встречами и совещаниями.
Он не балуется оправданиями.
Ей давно послать его хочется на фиг.
От звонков во рту металлический привкус.
Эсэмэски колют злобными иглами.
Она сыта заурядными играми.
Опротивел бездарный и глупый искус.
Мечты не вписываются в повороты,
Мимо на скорости он мчится бешеной.
На лобовом стекле змеятся трещиной
Невысказанных слов минорные ноты.
Она не будет больше тактичным воском,
В театре аффекта куклой заплаканной.
Надоело быть подружкой потасканной…
Ждёт его второй час в кафе на Кисловском.
Подруга
Жизнь подруги тосклива, серьёзна —
Ей достался никчёмный мужчина.
Постоянной печали причина
Обоснована и не курьёзна.
Взгляд её – словно мутные реки,
Что петляют и катятся мимо.
Предрешённость судьбы исправима —
Нужен тот, кто полюбит навеки.
Потеря
Кровотеченье. Возможна больница.
В буре сомнений держусь на плаву.
Надо немедленно определиться,
Но я решенье принять не могу.
Нет его рядом. Звонить бесполезно.
Мысли измяты тампонным комком…
В регистратуре встречают любезно.
Жгучие иглы терзаний. Облом.
О времени и о себе
Время-кучер орудует плёткой.
Я хриплю, раздуваю бока,
Проношусь быстроногой походкой
Молодого ещё рысака.
Время-пахарь, кнута не жалея,
Тупо гонит меня вдоль межи.
Трудовая обрыдла затея,
Стран заморских манят миражи.
Время-воин готовится к стычке,
Подбирает себе арсенал.
На переднем краю, по привычке,
Я смертельною пулею стал.
Время-лекарь врачует спокойно,
Притупляет душевную боль…
Я приму угасанье достойно,
Мне не нужен наркоз-алкоголь.
Седовласый ревнивец
Жизнь привычно текла деловая,
Но настиг предначертанный рок.
Длинноногая дева шальная —
Под ресницами блажь и порок,
Ненасытная и молодая —
Закружила игриво юлой,
Загорелая и озорная
Королева журнала «Плейбой».
Он растаял церковною свечкой,
Размягчился – живой пластилин,
В городской суматохе извечной
Самым радостным стал из мужчин.
Подозренья настигли нежданно —
Едкой ревности вздыбился шквал,
Мысли об адюльтере спонтанно
Возникали. Он молча страдал,
О пощаде молился упорно,
Повторял: «Отсуши меня, Бог!
В сети страсти попал я покорно,
Погибаю в капкане тревог.
Извожусь от сомнений в отлучках,
Порученьям рабочим не рад,
Размышления в острых колючках,
Отвечаю порой невпопад».
Седовласый ревнивец безвольный
Заблудился в амурном саду,
Инфантильный, любви недостойный,
От неё отказался, к стыду.
Навязчивая юность
Поговорим, мой друг, начистоту.
Вкус к жизни ускользает безвозвратно.
Мы мыслями уносимся обратно,
В года, когда решалось налету,
Туда, где щепетильности мешок
Обузой был, порой калеча душу,
Где я стремился, веря, что не струшу,
Наметив цель, спустить лихой курок.
Жаль расставаться с грузом прошлых лет,
Слова липучи – пластилин в варенье.
Явилось запоздалое прозренье:
Увы, нам не оставить броский след.
Мы будем плыть ладьями без руля,
Критиковать занудное теченье.
А впереди маячит отреченье
От золота и медного рубля.
Пунктирно всё, цинично и грешно,
Дробится, плесневеет год от года.
Давно претит и раздражает мода,
Черствеем мы с эпохой заодно.
Потолковать открыто по душам?
Пустые думы заполняют души —
Пойти в кино, съесть в ресторане суши.
Отказано возвышенным мечтам.
Проблемы обсудить начистоту —
Беседа протекала бы приятно.
Прожив в трудах приличный век, понятно,
Мы сдали откровений высоту.
Встречаемся всё реже, холодней,
Грустим, уставив взгляды молча в точку…
Приберегаю острую заточку
Для юности навязчивой моей.