Тень

– Вы передумали? – прошептала она в абсолютном смятении.

– Ни в коем случае, – тихо ответил тот. Взял с письменного стола хрустальный бокал, налил в него воды и подставил так, чтобы стебель цветка вошел в него, словно в вазу. – Только так… Не иначе…

Под грохот сердца Уна отпустила розу, позволяя ей остаться в стакане. А потом, задыхаясь от вихря чувств, шагнула вперед и прильнула губами к губам Карлая. Мгновение его замешательства чуть не уронило небо ей на голову. А потом девушка услышала стук второпях поставленного на стол стакана – и сильные руки обняли ее. Прижали жадно и жарко. И вряд ли могло быть что-то слаще и волнительнее этого поцелуя. На короткие мгновения прошлое и будущее словно отломились и рассыпались, оставляя лишь крошечный кусочек тверди настоящего под ногами. Настоящего, в котором все показалось легким и правильным. Но стоило Уне отстраниться, как волшебство растаяло – и тяжелая реальность снова отравила все необходимостью что-то объяснять.

– Уна, – он впервые назвал ее просто по имени, и она словно бы заново услышала его; как-то особенно нежно и мелодично оно прозвучало. – Я обещаю, что не передумаю, что бы ты ни рассказала. Но мне не хотелось бы, чтобы наш союз начинался с тайн. Я чувствую горечь в твоем взгляде. Ты пришла в страхе и сомнениях. Что терзает тебя?

– Моего отца забирают на войну. На линию нападений, – она говорила, глядя в пол, и голос ее предательски срывался. – У меня всего несколько дней. Я хотела попросить вас… тебя… Чтобы церемония произошла так скоро, как это возможно. Завтра… Я хотела бы, чтобы он был рядом в этот день… Понимаешь… те…

Девушка умолкла. А потом почувствовала, как его пальцы ложатся ей на подбородок и поднимают так, чтобы их глаза снова встретились.

– Хоть сегодня. И я рад, что смогу лично дать обещание господину Ригану, что позабочусь о вас с Моррисом.

Без сомнения, он все понял. Понял и отреагировал с такой деликатностью и достоинством, каких Уна не смела ожидать. И она с восхищением и благодарностью почувствовала, как соскальзывают с ее сердца несколько тяжелых камней, оставляя больше места чувствам.

Город был расписан каналами, словно старческая ладонь – линиями. Два из них образовывали недалеко от дома Онри небольшой треугольник с зеленым сквером, в центре которого стоял храм. Тесный и столь древний, что богатое убранство в нем заменяла история столетий, застывших в грубо обработанном камне. Здесь всегда было пусто, тихо и промозгло. Пахло дешевыми благовониями, свечами и живущими под потолком птицами. Уна выбрала это место не случайно. Ее мать, когда еще была жива, любила ходить в эту церковь. Но не на служения. Словно с добрым другом, она делилась с молчаливыми сводами своими трудностями и радостями. И сегодня девушке казалось, что стоит обернуться – и она увидит, как мама сидит рядом с отцом и Моррисом на скрипучей лавке.

Слова клятв были простыми и мудрыми. Уну часто удивляла эта парадоксальная особенность поистине глубоких вещей лежать на поверхности. Сочетающиеся браком обещали слышать, а не слушать друг друга, беречь, а не баловать, подставлять плечо, а не тянуть, а еще – короновать друг друга по очереди, чтобы каждый в нужный час был господином, а в нужный – слугой. Слова были красивы, но, не достигнув сердца, они словно застревали, оставаясь на какой-то призрачной мембране. Ей казалось, что она всех обманывает. Даже себя. Без сомнений, она любила каждого в этом зале, и все происходящее было в первую очередь продиктовано именно любовью. Тогда почему ей так стыдно смотреть в эти ласковые рубиновые огоньки глаз Карлая?!

Когда пожилой церковный старейшина вложил ледяную ладонь Уны в горячую руку ее избранника, девушка опустила глаза и невольно вздрогнула. Носки туфель были испачканы темно-багровыми брызгами, будто запекшейся кровью. Это произошло по дороге в храм. Согласно традиции невесту сопровождает подруга, Уна же предпочла опираться на локоть Руми. И почему-то в этот день хотелось быть максимально незаметной. Прозрачной. Оттого платье ее было простым, почти повседневным. А элегантную диадему из белых цветов и жемчуга, на которой настоял отец, она вставила в волосы, уже подходя к церкви. И чуть не споткнулась, вдруг встретившись глазами с Лесэном. Он стоял у мощеной тропинки, ведущей к высоким деревянным дверям храма. Пожалуй, впервые она видела рису более-менее одетым. На нем было что-то вроде плотного черного халата с широким алым атласным поясом и такими же яркими отворотами и манжетами. В его руках в плетеном блюде полыхали того же цвета ягоды. На фоне небесной серости и старого камня он казался неуместной кляксой.

Девушка сбавила шаг, заметив, что риса двинулся ей навстречу. Остановившись в метре, он поклонился. Темно-сиреневые пальцы с золотыми когтями сомкнулись, зачерпывая целую горсть ягод, и бросили на камень дорожки у ног Уны. Красные бусины запрыгали, будто разбегаясь от нее в страхе, пытаясь спрятаться в невысокой траве. Девушку передернуло, ибо этот символический ритуал в грубой своей интерпретации подразумевал капли крови мужа. Ступая по ним, невеста как бы входила в род своего избранника. И если не сам муж бросал их, то самые близкие его родственники. И конечно, Уна никак не ожидала увидеть в этой роли Лесэна. И все же, взяв себя в руки, она учтиво поклонилась и сделала шаг по алым горошинам. Сочные ягоды лопались под ногами, оставляя до тошноты правдоподобный след.

Так они дошли до дверей, но дальше риса не пошел.

– Традиции вашей церкви разрешают переступать этот порог зверью и птицам, но не холоднокровным, – развел руками Лесэн и слегка усмехнулся. – Поэтому я вынужден ждать вас здесь.

Уне почему-то стало неудобно, будто это она выставила его за дверь. Щеки запылали. Девушка хотела что-то сказать, но юноша остановил ее небрежным жестом.

– Это всего лишь ритуал. Главное, что я буду рядом тогда, когда это действительно нужно…

Мурашки побежали по ее телу. С одной стороны, ее брала оторопь от того, что риса говорил так, будто он станет ей мужем, а не Карлай. С другой стороны, в его словах читалось нечто такое, что западает в любое живое сердце. Обещание опоры и защиты в трудную минуту, готовность быть рядом во что бы то ни стало. Не этого ли она хотела более всего, стоя на пороге будущего, в котором ее семья разлетается на осколки? Пожалуй, впервые в ее голове мелькнула мысль, что имеющий тень никогда не будет одинок. Кротко улыбнувшись Лесэну, она толкнула тяжелые створки – и сразу утонула в багряных огнях глаз своего избранника.

Деликатность Карлая и тот уровень понимания, с которым он отнесся к ситуации, превосходили все ожидания. После церемонии вместо того, чтобы забрать с собой отныне принадлежавшую ему женщину, он сердечно извинился за то, что не успел достойным образом подготовить дом. Так Уна получила время побыть с семьей до самого отъезда отца и хотя бы как-то примириться с новой жизнью, которая вот-вот перешагнет из неизбежного будущего в настоящее.

Экипаж с ее вещами, гремя колесами о мокрую брусчатку, слился вдали с силуэтами зданий. Девушка же, скрываясь под широким зонтом с кружевной кромкой, не спеша направилась к ближайшей городской пристани. Часы на церкви хрипло пробили восемь. Уна опаздывала, но ускорять шаг не хотела. Пусть холодный ветер кусался, забираясь в рукава и под воротник, но ей были дороги эти последние минуты свободы. Еще не требовалось играть по чужим правилам, подстраиваясь под чуждый и слишком быстро обрушившийся на нее «взрослый» мир. Десятки раз она пыталась представить, что чувствовала бы, не будь у ее избранника тени или хотя бы отмерь ей судьба больше времени. Летела бы она сейчас к нему на встречу легкой бабочкой, почти не касаясь мостовой?

Частные лодки в Цидад-де-Рома были обычным делом. Поскольку жители проводили на них довольно много времени, некоторые корабли походили скорее на дома. И остроносая «Легато», трущаяся белоснежным боком о маленькую, заросшую плющом пристань, как раз была одной из таких лодок. Она казалась неуместно большой и яркой, будто вырезанной из какого-то помпезного полотна и вклеенной в эту мрачную городскую картину.

На палубе суетилось несколько помощников. Карлай сошел на пристань встречать свою избранницу. Крупные капли сыпались с краев зонта, словно тахис стоял в столбе света. Порхнув сквозь эту водяную вуаль, девушка оказалась к супругу так близко, что от волнения задержала дыхание. И следующий полноценный вдох смогла сделать, лишь когда спутник, поцеловав ее руку, бережно подтолкнул Уну к трапу.

Они спустились вниз, в довольно просторный зал с плюшевыми диванами и как бы коренастым столом, льнущим деревянным брюхом к полу. Початая бутылка вина в хороводе щедрых закусок поджидала пришедших.

Лодка вздрогнула и приятно заурчала мотором. Девушка робко присела на край дивана, совершенно не зная, как вести себя.

– Смелее! – усмехнулся Карлай, наливая ей вина. – Теперь это вторая твоя гостиная. Я довольно много времени провожу здесь, а стало быть, это продолжение твоего нового дома.

За спиной раздался резкий звук, и Уна подпрыгнула на месте. В каюту ворвались ворчание мотора, плеск воды и грохот дождя о дерево палубы. Через широкое раздвижное окно в каюту забрался Лесэн. Вновь почти обнаженный. И абсолютно мокрый. Оставляя темные следы на обивке мебели и мягком ковре, он подошел ближе и поклонился. Черные мокрые пряди почти закрыли лицо, спрятав от Уны его выражение. Но почему-то девушке казалось, что ничего хорошего на нем она все равно бы не увидела.

– Не любите зонты? – поинтересовалась Уна, принимая бокал из рук своего новоиспеченного супруга.

– А вы даже купаетесь под зонтом? – усмехнулся юноша, открыл деревянную панель в стене и извлек оттуда пышное полотенце. Вытирался он с задором и удовольствием домашнего пса, которого наконец-то выпустили поваляться на зеленой лужайке.

– Вы купались?! – не веря своим ушам, переспросила девушка.

– В ближайших районах нет производств. Эти каналы самые чистые в городе… – Лесэн вытирал лицо и волосы, отчего его голос сквозь полотенце звучал глухо, но девушка готова была поспорить: ее собеседник улыбался. – Сейчас пора цветения белого вьюна. Может быть, вы не обращали внимания, но на пару метров от воды здесь все заросло им. Невзрачные звездочки цветков не больше горошины, но их аромат прекраснее любых благородных цветов.

Он небрежно бросил полотенце на диван и выглянул во все еще открытое окно. Пошарил за краем – и повернулся к собеседнице с крошечным букетиком в пальцах. Действительно, удивительный сладковато-терпкий аромат улавливался на расстоянии. С хлопком задвинув раму, риса подошел к Уне и вручил ей мокрый шарик соцветий. Девушка залилась краской.

Они немного посидели за столом, закусывая легким ужином повисшую неловкость.

– Нет смысла делать вид, что у нас праздник, – наконец со вздохом произнес Карлай. Игла боли и стыда мгновенно прошила сердце Уны. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, рассыпаться в извинениях, но теплая рука тахиса накрыла ее вмиг похолодевшие пальцы, останавливая. – Семья – это о другом… – серьезно сказал он. – Это о реальной жизни, о помощи и поддержке, о том, чтобы разделить между собой все таким, какое оно есть. Что бы ни происходило: сладкое и горькое, доброе и злое. Оставаясь с семьей, каждый должен чувствовать себя так, словно остался сам с собой.

– Конечно! – выдохнула девушка, сжимая его сильную руку в ответ. – Я согласна с каждым словом и благодарна всем сердцем, что не нужно натягивать маску…

– Вот и замечательно! – прервал ее супруг. Тепло улыбнулся и освободил руку. – Этот вечер требует от меня закончить еще пару дел, а вам с Лесэном как раз не помешает узнать друг друга получше.

Сквозь неустанно сбегающие по стеклу гибкие струи можно было различить причал старого городского госпиталя. Мужчина с фонарем, закутанный в плащ так, что был виден только его подбородок, снова и снова показывал на боковой док, остальные были заняты. С легкой и быстрой патрульной лодки, подпрыгнувшей на пригнанной «Легато» волне, сняли кого-то на носилках, но даже не внесли внутрь здания. Некто в белом склонился над своим пациентом, не обращая внимания на сильнейший дождь.

– Это совсем короткая встреча. Я скоро буду, – пообещал Карлай и, на ходу накидывая пиджак, исчез за дверью.

Скоро в окне его темный силуэт скользнул по скрипучему помосту, задержался на секунду, будто оценивая, не нужна ли помощь, но кто-то подхватил его под локоть и потянул в госпиталь.

Формы и цвета разбивались и преломлялись вьющимися по стеклу тропинками воды, делая суету по другую его сторону как будто немного ненастоящей.

– Не хочешь носить масок – так снимай! – раздался колючий голос за спиной.

Девушка резко обернулась. Риса полулежал на диване, одной рукой подпирая голову, а другой вращая в пальцах хрупкую ножку винного бокала. Желтые глаза смотрели так, будто заметили грязное пятно на безукоризненно белой стене.

– Что вы имеете в виду?! – выдавила Уна-Жанел, стараясь заставить голос звучать как можно спокойнее.

– Для вас это неприятно, потому что ненормально…

– Что? – на этот раз искренне хлопнула ресницами девушка.

– Я. Но вы силитесь делать вежливый вид, будто ждете, когда неприятный гость выйдет из комнаты и можно будет наконец расслабиться. Но он не выйдет.

Девушка шумно выдохнула, глядя на носки своих сапожек, и решительно начала вскрывать карты:

– Да, мне действительно многое кажется странным. Например, купание в городских каналах, когда в вашем доме наверняка даже не одна ванна. Или эта постоянная нагота…

– И почему вам кажется это странным? – Лесэн чуть наклонил голову набок.

– Ну… Холодно, негигиенично и… Вокруг вас воспитанные люди, в конце концов!

Юноша неспешно поднес бокал к лицу и посмотрел на собеседницу сквозь покачивающийся рубиновый напиток.

– Воспитание – это точка отсчета. И точки эти могут быть очень разными. Как и понятие нормы. – Он сделал большой глоток и поставил бокал на стол. – Конечно, проще всего брать за норму себя самого. С этим субъектом мы хорошо знакомы, он вызывает у нас доверие. – Звериные желтые глаза ухмылялись. – Однако если попробовать встать на место другого, окажется, что ваши удобные сапожки ему не впору.

– Позвольте, личное здесь ни при чем, существует некий общий порядок! – поджала губки собеседница.

Какое-то время Лесэн бродил взглядом по затихшей каюте, будто искал в ее полумраке нужные слова, а потом спросил:

– Уна, а вам никогда не приходило в голову, что вы здесь гость, а не я?! – Девушка даже открыла рот от такого заявления, но риса невозмутимо продолжил: – Я не имею в виду эту лодку и маленькую компанию, что на ней собралась. Смотрите шире. Гораздо шире! Мне не холодно, поэтому мне не нужна одежда. Мне не мешает дождь. Вы вынуждены прятаться от него, мне же его прикосновения приятны. Вам нужны теплые ванны, мне же кажется странным вариться в лоханке, словно птичья тушка в супе. Тереть себя собственной грязью. Не гигиеничнее ли позволить живой проточной воде омыть мое тело? Вы эгоистичны, потому что привыкли быть хозяйкой. Я – нет, потому что привык быть слугой. Мое дело – угадывать желания хозяина. Мне привычно смотреть на вещи чужими глазами.

Уна прикусила губу. Гнев разбирал ее, но семя правды в словах оппонента было! Надеясь остудить свой пыл, девушка встала и подошла к окну. Карлай только появился из дверей и уже сделал кому-то на «Легато» знак отплывать. Запрыгнув на ходу, он скоро вошел в каюту, усмешкой оценив – и разрядив – напряженную тишину. Растрепал руками волосы, сел на край стола и начал раскуривать трубку.

Мимо проплывало ощетинившееся башенками здание городского совета. Почти все окна были погашены, и массивный силуэт его напоминал уснувшего зверя, за спиной которого мигал огнями Гранатовый город. Сотни светящихся зернышек, инкрустированных в темные оправы домов. Один из них скоро станет ее новым приютом. Холодным или теплым – она не знала, но уже считывала узор этого квартала. Еще пара поворотов – и корабль нырнет под мост, а там уткнется в узкий причал резиденции Вакхари.

– Дождь шел здесь всегда, милейшая, – вдруг совершенно иначе, чем раньше, произнес Лесэн. Его слова, теплые и мягкие, как клубы дыма от трубки Карлая, доплывали из темноты комнаты к ней, к разукрашенному каплями окну. – Чистейшие ледяные реки были насильно одеты в эти каналы теми, кто пришел сюда. Пришел со своим взглядом на то, какая роль отведена воде. И вода сопротивлялась, отстаивая свои границы. Но проиграла. Теперь некогда свободная стихия омывает задницы жителей города.

– Полагаю, ей и раньше приходилось, – парировала девушка. – И вы наверняка не отстегиваете свою, когда купаетесь в каналах!

Веселый смех мужчин прогнал прочь тяжесть состоявшегося разговора. А мгновение спустя к ним присоединилась и Уна.

Однако, поднимаясь по лестнице к парадному входу поместья, юноша негромко, но внятно бросил через плечо:

– Не возьму никак в толк, что именно вам не нравится: то, что у Карлая есть тень, или я лично.

Пока новоиспеченная хозяйка хлопала глазами, силясь придумать, что можно на это ответить, риса, картинно махнув хвостом, скрылся за высокой деревянной дверью. Сам же Карлай, ведущий в этот момент молодую супругу под локоть, остался невозмутимым. Лишь самые уголки его губ были игриво вздернуты вверх, выдавая, что происходящее его скорее забавляет. Оставшись наконец с ним вдвоем в полумраке передней, Уне-Жанел до смерти захотелось сцеловать эту ухмылку. Словно бы читая мысли, Карлай сильнее сжал ее пальцы и плотнее привлек к себе. А потом ударил плечом в ближайшую дверь.

То был второй выход из кабинета, и они буквально провалились в его тишину. Девушка только и успела выхватить взглядом освещенный квадратик на поверхности стола. Будто луна-плутовка специально раздвинула шторы из облаков, чтобы подсветить толстый хрустальный стакан с ее хрупкой розой, по-прежнему стоявший здесь.

…А дальше луна, роза, все ее страхи и тот дурацкий разговор – все утонуло в прикосновениях тахиса.

Впервые Уна почувствовала, как много на них одежды. Какой глупой и ненужной может она казаться. Как смешны эти спрятанные от всех кружева. Кричащие о своей красоте, когда в реальности от них хочется избавиться поскорее. И вот, когда между ее гладкой кожей и необычно горячим, словно от лихорадки, телом Карлая оставалась лишь тонкая вуаль шелка, девушка заметила слегка светящийся розовым браслет на запястье мужчины. Это не было украшением. Просто шрамы и складки на коже собирались в узор, обхватывающий руку. И каждая деталь этого узора источала еле уловимое сияние.

Будто отвлекая на себя внимание, вторая рука скользнула по тонкой талии девушки и прижала ее крепче. Уна охотно прильнула к широкой груди. Но стоило ее ладоням лечь тахису на спину, как девушка невольно вздрогнула. Кожа его была сплошь испещрена жесткими буграми и впадинами, будто жуткое растение запустило под нее свои корни.

Пожалуй, впервые Уна заметила смущение на лице Карлая. Ощутила, как дернулись и скруглились его плечи, словно пряча от нее только что распахнутое настежь сердце. Только сейчас девушка поняла, что это тоже шрамы. Давно зажившие, но, должно быть, эти рваные раны были невозможно глубоки. «О небо, кто или что могло оставить их!» – метнулось у нее в голове, но Уна только крепче прижалась к своему избраннику. Целуя его так жарко, как только способна женщина, впервые горящая пламенем страсти, она шептала, как тот прекрасен, как нужен ей, в каком блаженстве он вы́купал ее, и все же… Неустанно скользящие по его телу, ее пальцы то и дело натыкались на жесткие веревочки шрамов. На руках, на бедрах и животе. Ее сознание еле уловимо подпрыгивало на них, как экипаж на неровностях дороги. И на долю мгновения в жаркий любовный танец падала ледяная капля не то страха, не то боли, не то стыда. А затем огонь желания съедал ее, сжигал без остатка. Пока ощущения не стали столь интенсивными, что в них исчезло все: все города, реки и безмолвная земля под ними, небесные светила и правила, по которым те двигались…

А потом накрывшая Уну волна отступила, возвращая реальность, но словно бы уже другую. По-своему пустую и чистую, лишенную мыслей, ожиданий и опасений, будто их выпололи хорошенько, а новые еще не успели вырасти. Хотя и переполненную по-своему: тело всеми органами чувств как никогда интенсивно и объемно улавливало симфонию текущей вокруг жизни, ее тысячеликое многоголосие. По-иному пах воздух и обвивала обнаженное тело ночная прохлада. Молча слушая эту музыку, ритм которой, как казалось, задавало теплое дыхание тахиса, девушка провалилась в уютную темноту…

…а оттуда в следующий день.

Когда Уна проснулась, то даже не сразу поняла, что за волшебство разбудило ее. И только открыв глаза и ослепнув от летящих к ней из окна лучей, поняла: солнце! Такое редкое здесь солнце тянуло к ней свои теплые руки. А потом среди отливающих радугой золотых струй проступил и силуэт Карлая. Он стоял у окна и придерживал плотную штору так, чтобы лучи падали точно на лицо жены.

– Дарю! – раздался его голос, в интонациях которого явно звучала улыбка.

– Самый лучший из возможных подарков… – промурлыкала Уна, потягиваясь и упиваясь тем, как солнце гладит ее лицо, обнаженную грудь и плечи.

– Тебе не кажется, что Лесэн поддерживает сторону противника? – спросила девушка, когда они спустились в столовую и приступили к завтраку.

– Бред, – усмехнулся Карлай, отправляя в рот горсть маринованных орехов.