000
ОтложитьЧитал
Глава 5
Конец пятидесятых.
Как обычно, Нюся встала рано утром и занялась домашним хозяйством: покормила поросят и выпустила их погулять, налила воды курам, насыпала в кормушку корм.
– Сёдня отец подменяет пастуха, – Мария подоила корову и вышла из сарая, неся ведро с молоком. – Пойдёшь с им?
– Пойду, – с радостью в голосе ответила девочка и вприпрыжку побежала в хату.
– А я? – заворчал Володя, услышав разговор между сестрой и матерью. – Мне тоже хотца…
– Нет, ты никуды не пойдёшь, – строго посмотрела на сына Маша. – Ищи его опосля. Забыл, как в прошлом го́де тебя папка обыскалси? А ты шо сделал?
– В посадки убёг, – насупился мальчонка и посмотрел исподлобья на мать. – Я хотел проверить, если кто в мурашнике…
– Ну шо, проверил?
Володька кивнул головой в знак согласия.
– Вот и сиди теперича в хате! – Мария взяла банку, чтобы процедить молоко.
– Вечно эта Нюська всюду поспеваить, – сорвал длинную травинку и начал завязывать её в узелки. – Вот вырасту и буду самый первый, лучше вас всех.
– Остаёсси за старшо́го, – давала наказ Маня, собираясь на работу. – И не вздумай начудить чаво! Быстро образумлю…
– Ла-адно, – протянул Вовка.
Нюся бегала по хате, собираясь в поле: искала длинную рубашонку, чтобы не покусали слепни.
– Бери прут и гони Бурёнку, отец ужо собираить стадо.
Девочка переоделась, вышла во двор и пошла к сараю. Погладила корову между рог, сняла верёвку с её шеи.
– А ну, пшла, пшла на поле, – приказала Нюся, показывая рукой в сторону двери. Бурёнка послушно вышла на улицу и зашагала на дорогу, отмахиваясь хвостом от надоедливых мух.
Нюся гордо шла позади любимицы и держала прут перед собой. Она чувствовала огромную ответственность. А как же иначе? Отец ведь берёт её напарником на взрослую работу. Все дети хвастались друг перед другом, когда возвращались с пастбищ и полей. То ли дело полоть грядки – это ерунда. А управлять огромным стадом, как взрослый человек, – вот, где престиж.
– О, здоров, – произнёс Сашка, выгоняя свою корову на дорогу. – Ты тоже на поле?
– Тоже? – удивилась Нюся.
– Дык и я иду с вами, – улыбнулся мальчик.
– Вот исчо! – подгоняла девочка Бурёнку, стараясь обогнать соседскую корову и её погонщика. – Делать тебе тама неча! Воротайся домой, я доведу вашу До́чу.
– Не-е, нельзя, мне мать наказала, шо б я шёл с вами, – упирался Саша. – Наша Дочка быкастая, того и гляди – пырнёт кого…
– Как хошь, – Нюся подняла свой курносый носик к небу и зашагала, как бравый солдат.
Собрав всех коров в назначенном месте, Иван сел на коня и скомандовал:
– А ну, пошли! – щёлкнул кнутом в воздухе.
Стадо медленно потянулось к полю.
– Вчерась мамка с батькой поругалась, – вдруг заговорил Саша. – Ну и крикливая же моя маманька…
– Мне-то какое дело? – перебила Нюся. – Твоя мамка шибко сплетничает, усе об ентом знають!
– Ну и шо? – нахмурился Сашка, стараясь не отставать от соседки. – Да ну тебя, не хочу рассказывать…
– И не надо! – махнула прутом и побежала к отцу.
***
В поле коровы немного попаслись и прилегли на траву. Солнце поднялось высоко. Жара. Только и слышно, как коровушки жуют «жвачку» и шлёпают хвостом по своему телу, дабы избавиться от кусачих насекомых.
Иван с детьми расположился поодаль от отдыхающего стада. Нюся постелила платок, на котором Ванька разложил харчи: варёные яйца, хлеб, молоко. Пастухи присели на траву.
– Пообедаем и дальше пойдем, – сказал отец Нюси и огляделся.
Вдали он заприметил прогуливающуюся беглянку, которая, по рассказам пастуха, частенько отбивалась от всеобщего коровьего коллектива.
– Едрит твою налево! – ругнулся Грищенко. – Шоб тебе пусто было, вша прыгучая!
Нюся подняла голову.
– А можно я? – вдруг вскочила на ноги девочка. – Пап, я пригоню!
– Беги, – спокойно ответил отец.
Нюська бросила надменный взгляд на Сашку и гордо зашагала к пятнистой корове.
– Пусть завидует, – шептала себе под нос, помахивая прутом.
Подойдя ближе, девчушка обратила внимание, как рогатая подняла голову и уставилась на неё. Стало не по себе.
– А ну, воротайся! – крикнула Нюська и махнула прутом так, что он издал свист.
Корова не сдвинулась с места.
– Чаво глядишь? В стадо! Кому говорю?
Беглянка сделала пару шагов навстречу и снова встала как вкопанная. Между рогатой и маленькой пастушкой оставалось метров десять.
– Ну, я тебе щас… – только собралась бежать к непослушной скотине, как тут же корова рванула вперёд, направив рога.
– Нюська, беги! – запрыгнул на коня Иван. – Беги ко мне!
Что есть мо́чи девочка ринулась к отцу.
Она спотыкалась, но всё же добежала до отца быстро. Пытаясь отдышаться, обернулась.
– Стоять! Шельма… – крикнул Иван на корову и щёлкнул кнутом.
Рогатая остановилась и взбрыкнула. Правым копытом два раза ударила по земле и всё-таки присоединилась к стаду.
– Вот ведь падла! – психанул мужчина, слез с коня и предупредил дочь. – Не отходи далече от меня.
Насколько же сильно он испугался за Нюську – словами не передать. Вспоминая отдельный случай в хуторе, Ваня дёрнул плечом.
– Чья эта бестия? – поинтересовался мужчина у детей.
– Наша, – Саша опустил голову. – Она никого не трогает, только пужает.
– Ага, пужаеть, – нервничал Грищенко, сворачивая длинный кнут на руке. – Такие на рога посодють и прокатють, будь здоров…
Нюся сидела на траве и держалась за горло, будто её кто-то душит.
– Тебе плохо? – Сашка присел рядом.
– Исчо чаво… – отвернулась девчушка, скрывая слёзы. – Запы́халась…
Александр чувствовал себя виноватым перед соседкой. Всё-таки нужно было ему самому завернуть корову в стадо, зная, что их Дочка норовистая и характерная.
– Был один случа́й, – начал свой рассказ Грищенко, запивая волнение молоком. – Посадила одна такая пацанёнка на ро́ги… Я в то время исчо под стол ходил… На моих глазах усё случилося…
Дети молча смотрели на Ивана. Саша крутил мысль в голове: «Слава Богу, шо усё обошлося… Нюська – другая… особенная…»
***
Ковыряясь в свекле, Мария почувствовала пристальные взгляды на себе. Выпрямилась и посмотрела по сторонам. Слева, недалеко от неё, стояли две женщины и оживлённо переговаривались, посматривая на жену Грищенко. Одну из работниц она узнала – Лидия Иванова.
– Ну, чё ты уставилася? – прошептала Маша, потирая спину. – Сплетни собираешь, не иначе…
– Машка! – одна из женщин крикнула, решившись подойти к Мане. – А ты у нас терпя́щая, як божья матерь, как я погляжу…
– Шо? – не поняла Мария, продолжая продёргивать свекольные отростки.
– Я об чём гутарю… – женщина подошла поближе и задала вопрос. – Ты слепая, шо ли? Не видишь, шо в округе происхо́дить? Вот я слухаю-слухаю и не вразумею, тебе так нравится жить меж двух огней?
– Шо? – Маша встала во весь рост и посмотрела в глаза женщине. Это была Галина Рябченко.
– Хватить вопросами ки́даться, – Галя встала перед Машей. – Не шокай!
Галька никогда не была замужем, только до войны она имела единственную первую любовь в виде несовершеннолетнего парня, который был моложе на десять лет. До сих пор живёт в полном одиночестве. Бездетная.
– Тебя якыя крыса укусила? – взъерепенилась Мария. – От меня чаво надобно? Мы ж даже не соседки, чаво прискакала? И родственным от нас не па́хнить…
– Меня интерес за стока лет берёть – кто ты такая? – засмеялась Галина. – Психованная аль больная?
Галка намекала на тот случай, когда Мария застала Ивана за любовными утехами.
***
Поздно вечером пастухи вернулись домой. Уставшая Нюся валилась с ног.
– Только матери об ентом случа́е – молчок, – предупредил отец, загоняя Бурёнку в хлев.
– Ладно, – зевала девочка, стараясь не уснуть на ходу.
Поужинав и помывшись в корыте, Нюся легла спать.
Всю ночь ей снилось поле, устланное красивыми цветами: васильки, ромашки, колокольчики. А также мухи, слепни и корова, которая бежит за ней. Девочка бежала с поля к хутору. Добежала до реки и плюхнулась в неё. Переплыв на другой берег, обернулась. Пятнистая преследовательница осталась ждать на том берегу. Нюся вылезла из воды и побрела к родной хате.
Холодно, мокрая одежда прилипала к телу. Вдруг за спиной она услышала мычание. Остановилась. Услышав топот копыт по земле, присела на корточки, закрыла голову руками и закричала.
– Ты чаво? – вдруг послышался голос матери. – Шо с тобой?
Нюся открыла глаза, на кровати сидела мама и гладила её по голове.
– Приснилось шо? – заволновалась Мария.
– Корова… – протёрла глаза Нюся и шмыгнула носом. – Бежала за мной…
– Енто к добру, – прошептала Маша и поцеловала дочь. – Значить, усё у тебя будет хорошо в жизни… Спи.
Маня подоткнула одеяло, ещё раз поцеловала девочку и ушла спать.
– Ага, к добру, – прошептала Нюся, заворачиваясь в одеяло. – Вона, ро́ги у неё, як вилы кривые…
Утро началось, как обычно, с хозяйства. Нюся волокла тяжеленное ведро с водой, чтобы напоить поросят.
– Чу, чу, говорю, куды пятаки свои суёте? – ругалась девчушка на нетерпеливых хрюшек.
– Нюська! – во двор семьи Грищенко забежал Саша. – Где ты?
– Шо тебе? – девочка была не рада гостю. – Чаво припёрся?
– Слыхал разговор моей мамки с…
– Опять? Не хочу слухать ваших сплетен!
– Не, тут другое, – запыхался мальчик. – Коров забирають в колхоз!
– Шо? Придумал же…
– Правду говорю, – опустил голову Сашка. – Как теперича без них?
– Не верю, – Нюся поставила ведро на землю. – Как же надоели вы со своей мамашей… Иди отсель!
Вечер.
Первой с работы вернулась Мария. Хлопнув входной дверью, вошла в хату, села на табурет и облокотилась рукой о стол. Немного помолчав, приложила ладонь ко лбу и заскулила, как маленький щенок.
– Мам, шо ты? Шо с тобой? – из комнаты выбежала дочь. – Заболела?
– Хуже́й, – всхлипнула женщина и посмотрела на Нюсю. – Забирають нашу кормилицу…
– Шо? Как енто? – удивилась Нюська, заметив слёзы на глазах мамы. – Куды?
– У колхоз… приказанье получил весь хутор… Ой, божечки… – положив руки на стол, Маня упёрлась в них лицом и заревела.
Девочка обняла мать, поцеловала в затылок и выбежала на улицу. Постояв немного у сарая, вошла внутрь. Бурёнка будто бы поняла, в чём дело, – встала на ноги и замычала. От этого Нюське стало ещё тоскливее. Она обняла корову за шею и заплакала. Бурёнка молча жевала «жвачку».
На следующий день отец повёл кормилицу на ферму. Нюся выбежала провожать. Ноги тряслись от волнения и обиды.
– Так нечестно, – рассуждала девочка. – Так нельзя…
– Не нам решать, – ответил Иван, скрывая горе на лице. – Надо, так надо…
На дорогу потихоньку выходили соседи, каждый вёл на верёвке самого дорогого члена семьи. Мужики кричали на жён, которые не хотели отпускать кормилицу, а кто-то из женщин шёл позади и громко рыдал.
– Шо теперича будеть? – причитали женщины. – Как жить-то? Шо ж енто делается?
Первую неделю Нюся не могла привыкнуть к тому, что Бурёнки нет в сарае. Проснувшись утром, девочка первым делом бежала в хлев, чтобы накормить любимицу и погладить её мокрый и холодный нос. Остановившись у сарая, девчушка тут же вспоминала – коровы нет в стойле. Опустив голову, шла кормить поросят и кур.
– Нечестно, – всхлипывала Нюся, волоча ведро с водой. – Так нечестно…
Ближе к обеду в гости заглянул Саша.
– Нюсь, айда на речку раков ловить!
– Не хочу, – с грустью ответила девочка, сидя на завалинке.
– Ты чаво? – не понял Сашка и присел рядом. – Пошли, говорю, там все наши собираются…
Нюся подняла голову, её глаза были полны слёз.
– Ты из-за Бурёнки, шо ли? – спросил мальчишка. – Понятно… моя маманька тоже до сих пор ревёт…
– Разве так можно? Отбирать… – слёзы потекли по щекам. – Чужое…
– Как говорить моя мамка – «Мы люди маленькие, шо нам скажуть, то и делаем».
– Ненавижу усё енто…
– Нюся, – Сашка взял соседку за руку, – Всем щас тяжко, не только тебе… Пойдём на речку…
Нюся улыбнулась, вытерла лицо, позвала брата, и ребятня двинулась к реке.
– Здоро́ва! – на берегу детей встретили друзья.
– Много наловили? – поинтересовался Саша.
– Не, чичас не время, – Витька стоял по колено в воде и всматривался в воду. – Надо вечерком приходить. Сами выползуть.
– А мой папка вчерась ведро притащил, днём, – Глашка сидела на берегу, поджав ноги. – Цельное ведро!
– Угу, – ухмыльнулся Витя, закатывая штанины повыше. – Охотно верю…
Ребята рассмеялись.
– Чаво ржёте? Кобылы! – психанула Глаша. – Я правду говорю!
– Конечно, правду, – продолжил Витька, заходя подальше в воду. – Дядька Порфирий у нас на все руки мастер!
– Заборы чинить, – кто-то из мальчишек не удержался. – Тёткам местным!
Компания раздалась громким смехом.
– Шо? – Глаша встала на ноги. – Каким ещё тёткам, шо ты городишь?
– Будет вам! – разозлился Сашка. – Нашли, об чём трепаться!
Нюся посмотрела на Сашу удивлёнными глазами. Ей было невдомёк, что ребятишки имели в виду.
Детский смех перебил Володя.
– А тётя Тамара любит моего папку.
Услышав такую новость, дети обернулись и посмотрели на Вовку, сощурившись.
– Ты шо несёшь, придурь? – прошептала Нюся. – Замолчь…
– А я знаю! – радостным голосом выкрикнула Глашка, широко улыбнувшись, оголяя дёсны.
– Ты-то куды? – Саша подошёл к Трофимовой вплотную. – Откуда тебе знать? Мала исчо!
– Знаю-знаю, я усё знаю! – запрыгала на месте Глаша. – Моя мамка с папкой об ентом говорили, а я услыхала! А исчо мамка говорила, шо у Нюськи брат растёть!
– А ну! – Сашка замахнулся, сжав кулак. – Замолчь, я сказал!
Нюся смотрела на ребят, округлив глаза. Она не смогла проронить ни слова.
– Знамо дело, – подхватил Витька. – Все об ентом знають…
– Неправда, – голос Нюси охрип от волнения. – Брехня усё енто!
– Я сама видала, – Глашку так и распирало. – Енто было исчо весной. Мамка моя пошла к воспиталке ругаться с её бабкой, а я за на ней увязалася… Мамка орёть, а мальчонка на улице спал… Чернявенький такой…
Глаша закрыла глаза от умиления, вспоминая маленького ребёнка.
– Вот бы мне братика, а то одной скучно… – Трофимова опустила голову. – Везёт же некоторым.
– Брешешь! – закричала Нюся. – Брешешь! Папка мой хороший!
– Спроси, у кого хошь! – Глашка поставила руки на бока и выставила одну ногу вперёд, повторяя все привычки за матерью. – Моя мамка усё обо всех знаеть!
– Ах ты, дура! – неожиданно Нюся ударила девочку по лицу. – Дура ты! Дура паршивая!
Несколько раз ударив по лицу соседкую дочь, Нюся разревелась.
От боли и обиды заплакала и Глашка. Она потёрла разгоревшиеся щёки и побежала домой. Мальчишки молча смотрели на ревущую Нюську и убегающую Глашу.
– Во дела, – негромко произнёс Витька и вышел на берег. – Держись, Нюська, шкандалю теперича не оберёсся.
Немного помолчав, ребятишки пошли в воду искать раков. До самого вечера дети пробыли на реке. Раков всё-таки удалось наловить. Сашка поделился с Нюсей, положив в ведро несколько штук.
Возвращаясь домой, Саша нарвал цветов для Нюси.
– Воло́шка, – девочка приняла букет с синими цветочками от соседа.
– Василёк, – гордо произнёс Сашка.
– Не, колокольчики, – рассмеялась Нюся.
– Как хошь, – Александр не настаивал.
Подходя к мазанке Грищенко, дети услышали крики.
– Глашкина мамка… – шепнул Саша.
У Нюси по спине пробежала мелкая дрожь.
– Ой, шо щас буде-еть… – маленький Володька обрадовался.
Возле Нюськиной хаты стояла Степанида и во всё горло кричала на Марию.
– Жульё, – кричала соседка на всю улицу, стоя у забора. – Шоб вам усем пусто було!
– Иди, куды шла, – отвечала громко Маша, развешивая бельё на верёвку. – Ты шо, рядом стояла?
– Усю поло́ву повытаскали! Соседи называется! Шоб вас усех пересадили, Шоб у вас зенки полопалиси! Шоб вы усе по миру пошли, як мыши полявые!
– Замолкни, ду́рная! Не гневи Бога, а то я… – Маня с кривой улыбкой подошла поближе. – Лучше бы тебе помолчать! А то ведь я то ж свой язык развяжу!
– Тю, напужала, коза безрогая! – выпятив живот вперёд, Стешка сплюнула. – Тьфу, я усё доложу председателю. Вы меня исчо попомните!
– Агась, иди-иди…
Через несколько дней Ивана отстранили от работы в конюшне.
– Приплыли, – сидя за столом горевал Ваня. – Какая же собака так постаралася?
– Известно какая, – Мария вытирала стол. – Соседка грозилась…
– Стешка? – насупился Иван.
– А кто ж…
– Ну, погоди, стерва, – пробурчал Грищенко и двинулся к выходу.
– Куды? – Мария опешила.
В доме Трофимовых входная дверь заходила ходуном. Иван стучал кулаком со всей силы и что-то бормотал.
– Кто енто? – вышел Порфирий на улицу. – Кто мою хату разносить?
Перед хозяином дома стоял раскрасневшийся от злобы бывший конюх Иван.
– Ты чаво балуешь? – голос Порфирия прозвучал на несколько тонов ниже.
– Зови её! – крикнул Ванька, высматривая жену Трофимова. – Зови её сюды, шельму!
– Э-э, погодь-погодь, соседушка, ты чаво буянишь? Чаво случилося? Ежели бабы чё и не поделили, то нам с тобою в энтой своре делать неча…
– Твоя баба везде свой длинный нос суёть! Хочу ей объяснить, шо клеве́тничать на соседа – енто последнее дело!
– Енто когда ж моя жёнка клеветой кидаласи? – Порфирий состроил удивлённое лицо, но от страха попятился назад.
– Ты, сучье вымя, с конюшни поло́ву и зерно прикарманиваешь, а виноватый я?
– Чу, енто када я таким гнусным делом занималси?
– В прошлом го́де… Запамятовал? Я же тебя прикрывал… – Ваня ударил кулаком в открытую дверь.
– Ну, будя, будя… А шо Стеша тебя закладывала – ентого не могёть быть.
– Она! Больше некому! – Ванька не унимался. – Зови!
– И шо енто мы туточки раскричалися? – Степанида с важным видом вышла на улицу. – И пошто, дорогой соседушка, в столь поздний час ты лишаешь нас спокойствия? Али жёнки дома нетути? Али прильнуть не к кому? Скучашь поди…
– Ты мне тута воду не мути! – Иван закурил папироску и уставился на хозяйку дома. – Не живётся тебе, как я погляжу… Не живётся в спокойствии…
– Дык как жить, коли ты криком кричишь и дверь выламываешь?
– Признавайси, ты донесла на меня клевету?
– Ну, если и я, дальше чё? – Стеша встала в привычную ей позу, уперев руки в боки. – Грозить припёрси, не иначе… А будешь угрозами кидаться, я и до самой власти дойду! Найдуть на тебя управу!
– До какой власти, дура? – Ваня бросил бычок на землю. – Думай, шо ты брешешь на добрых людей! Сами-то давненько честными стали?
Порфирий вышел вперёд, загородив собой жену.
– Ничо́го не знаем, мы люди честные, – зная, что Стешка заступится, Порфирий повысил голос и не заметил, как ляпнул лишнего. – Иди отсель подобру-поздорову… А то беды не оберёсси! То дети у них родются от полюбовниц, то водовка пропадаить…
– Агась, – рассмеялся Грищенко, поняв, что сосед проболтался. – Мало тебя Петровна по хребту охаживала!
– Какая водовка? – удивилась Степанида. – Где?
Глупой жене и невдомёк было, что её муж промышляет по чужим погребам, а потом ночами распивает горькую с посторонними.
– Порфирий, я шо-то не вразумею, – обернулась к мужу женщина. – Обоснуй…
– Стешенька, глупость усё енто, ты не слухай его. Ванька туточки тебе всякого нагово́рит, шоб с толку сбить, – замялся Трофимов.
– Так и думала, – повернулась Стешка к Ивану. – Брешете на моего мужика, шо ты, шо Манька!
– Степанида! Окромя тебя, никто такими делами не занимаетси! Заканчивай перекладывать с больной головы на здоровую!
– А то шо? Спалишь нас, как Мельников?
– Шо? – у Ивана вытянулось лицо, рот приоткрылся от удивления. – Каких Мельников?
– Слыхали, знаем… – ехидно улыбнулась Степанида. – Папироску им подкинул, а сам с евоной женой на сеновал!
– Ты шо трепишь, паскудина? – глаза Грищенко раскраснелись от напряжения. – Ты шо метёшь, помело дворово́е?
Иван медленным шагом подошёл к Стешке вплотную. Одной рукой, не помня себя, схватил женщину за плечо и сжал с усилием.
– Откудова ты берёшь такие вести? – Иван перевёл взгляд на Трофимова. – Ты, что ли, брехнёй маесси?
У Порфирия затряслись ноги, от испуга он громко сглотнул слюну, но не смог сказать ни слова в ответ. Стешка молча смотрела на соседа, привстав на мысочки.
– Сучьи потроха! Я вам устрою Кузькину мать! Я вас всех…
– Карау-ул! – закричала Степанида, но вырваться даже не пыталась.
На крики соседки прибежала Мария.
– Иван! – испугалась Грищенко за последствия. – Пущай живуть! Не лезь!
– Не лезь? – Ванька повернул голову и сжал челюсти. – Не лезь? Эти выродки житья не дають, а я не лезь? Дык кто тута у нас с женой Мельника по сеновалам?
Участники скандала молчали, Степанида смотрела на Марию и ждала, что соседка заступится, всё-таки разъярённый мужик – это страх Божий.
– С какой женой? – Маша посмотрела на мужа испуганно.
– С Мельниковой! – грубым голосом повторил Ваня.
– А енто тута причём? – Манька не понимала, что происходит, муж ведь пошёл к соседям совсем по другому вопросу.
– Брехню на меня кидають, шо я… – не успел Иван договорить, как Мария его перебила.
– Ах, вона шо… – тут уже Мария решила – хватит терпеть и молчать, пора говорить правду. – И сюды моего муженька приписала…
Стешка так же стояла на цыпочках и смотрела на семью Грищенко выпученными глазами.
– Ах, ты ж тарань сушёная! – Маша одёрнула руку мужа, и тот отпустил соседку. – Ах, ты ж выдра потрошёная! Я же гутарила – за своим сляди! А теперича расскажи-ка, Порфирьюшка, чей же платочек беленький жёнка твоя прикарманила?
Порфирию захотелось провалиться сквозь землю. Что же теперь делать? Как выкручиваться? Степанида, если узнает правду, быстро от него избавится, свернув шею. Такую женщину обманывать нельзя, да и куда он теперь без неё – привык к своей родной Стешеньке, да и дочка подрастает.
– Какой-такой платочек? – оживился Трофимов, пытаясь скрыться в хате. – Ничо́го я не знаю, об чём ты мене тута гутаришь…
– С красными цветочками… – добавила низким голосом Мария, взглянув на Стешку. – Тот, шо на сеновале ты нашла…
Ох, не хотелось Степаниде вспоминать про находку – присвоила она себе «подарочек» с превеликим удовольствием.
– Не помню, – вдруг выпалила хозяйка дома.
– Запамятовала? Дык я напомню, – стыдно Маньке было признаваться, как, почти год назад, приходила на конюшню проверять мужа, но соседей необходимо поставить на место, чтобы больше неповадно было лезть в чужую семью. – Када Порфирия мы поймали с женщиной на се́нце… А? Вспомнила?
– Енто когда ж? – Иван посмотрел на жену. – Ты не сказывала…
– Вот теперича рассказываю. В ту ночь ты пришел домой обожжённый… И подумал, шо кудый-то я собралася, а я домой ужо вернулася…
– Так ты шо? На конюшне была?
– Была, Ванюш… – Маша опустила глаза. – И усё из-за ентой злыдни! Сбила меня с толку. Иди, говорит, проверяй – мужик твой с Томкой!
– Ах, вона шо… – ещё сильнее разозлился Иван. – Меня, значится, проверять… Хорошо ж ты устроилси, Порфирий… Рыло своё мохнатое под тюфяк, а меня по хребту? Давно ль Рябой заборы перестал чинить да огород перекапывать?
Все разом взглянули на Трофимова.
– А шо я? Шо? – Порфирий хотел было уйти внутрь, попятившись назад, но жена его остановила.
– А ну! Стоять! – у Степаниды прорезался голос. – Огород? Рябой? Енто ты вот так подсоблять Ваньке на конюшню бегал ночами?
– Стешенька, золотце моё…
– К Гальке Рябой? Она ж известная на хуторе… – Трофимова втянула голову и подняла плечи, будто готовилась к прыжку. – Енто ейный платок, шо ли, я на стогу нашла?
– Не её, Стешка, – Мария смотрела на семейную пару с презрением. – Лидки Ивановой.
– Шо? Как енто? Как Лидки? – Стеша начала заикаться.
– А вот так. Ентот платок подарила ей её подружанька, Томка! Мне Лидка сама сказывала и хвалилась исчо, показывая, какой же дорогой подарочек ей преподнесла подруженька ко дню рожденью…
– Ах, ты ж гадына! – Степанида схватила мужа за последние волосёнки и нагнула его голову вниз. – Ах, ты ж кобелина треклятая! С Лидкой? Да исчо и к Рябой бегаешь?
Степанида завалила мужа на пол, схватила метлу и стала лупить вдоль спины. Порфирий кричал от боли и уворачивался. Просил прощения, но жена его не слышала.
Ваня и Маша не стали боле злорадствовать, ушли домой.
Стешка же, отлупив мужа как следует, рванула в дом Ивановых.
– Добрейшего вечерочка! – открыла дверь и с яростным взглядом поздоровалась с хозяевами дома.
– И тебе не хворать, – надменно ответила Лида, доедая варёное яйцо. – Стукать не научили? Влетела, як ураганище в чужую хату. Чаво тебе в такой поздний час от нас понадобилося?
Степанида слегка растерялась. Она совсем забыла, что Лидия Иванова не из пугливых, любит рассказывать чужие тайны посторонним людям, но без вранья. Если кто и пытался с ней спорить, то Лидка могла и врезать как следует. А Стешка драк боится. Даже когда Машка её за волосы таскала, Степанида не смогла вырваться.
– Я… – Стешка стояла у порога и пыталась на ходу придумать, зачем пришла. – Я…
– Шо ты? – Лида встала с табуретки. – Купить чаво хошь? Али новость принесла?
– Выйди ко мне, погутарить надобно… – Степанида выскочила на улицу.
Лидия вытерла рот рукой и пошла следом.
– Я туточки прознала… – глаза Стешки забегали. – Правда, шо ты с моим Порфирием…
– Ну, правда, и дальше шо?
Стешка никак не ожидала, что Иванова сразу признается в своих грехах.
– А ежели слух пустишь, я усем расскажу, как он воруеть… – грубым голосом продолжила Лидка. – При мне было, сама вида́ла. А исчо про хату Мельника я разузнала. Порфирий с пьяну мне усё доложил. А Мельника ты знаешь, он так просто не оставить енто. Посо́дють твоего ненаглядного на всю жизню.
Стешка и ахнула. Ну всё против неё. Несколько свидетелей докажут, как Порфирий воровал казённое зерно, поло́ву, всякие инструменты… Так тут ещё и по дворам чужим лазить повадился, о чём она сама не знала.
Делать нечего, она молча кивнула головой и побрела до хаты.
Всю дорогу её мучили мысли о том, как она опростоволосилась, не замечая подлости от собственного мужа. Всегда Степанида Марии завидовала, какой у неё мужик хороший, работящий и красивый, поэтому и хотела развести семью Грищенко по разным сторонам, не задумываясь, что у них деток двое. Пока шла до дома, представила, а если вот так какая-нибудь из баб привадит её Порфирия, что тогда? Как жить вдвоём с ребёнком без мужской поддержки? И дочь будет горевать, что родной папка бросил их.
Дойдя до мазанки, Степанида села на завалинку и заплакала.
– Стешенька… – на полусогнутых ногах тихонечко приковылял Порфирий. – Золотце моё… Прости ты меня, Христа ради…
Стешка не обращала внимания на раскаяния мужа. Она сидела, закрыв лицо руками, и захлёбывалась от слёз.
– Бабонька моя… ну… – Порфирий не знал, как успокоить жену. Он чувствовал огромную вину перед нею. – Прости, прости… Бес попутал… Я сам не знаю, як усё енто приключилося… Ну, Стешенька… Ну, хошь, я на колени встану… Прости ты меня, окаянного…
Трофимов неожиданно заплакал.
– Енто ведь я тебе усё енто… Я виновный… Я… – уткнулся в плечо своей жены. – Наплёл с три короба, а ты… А ты поверила… Не думал я, шо ты полезешь к Маньке с ентим…
– Было у них шо, аль не? – Степанида резко перестала плакать, всхлипнула, вытерла нос краешком платка и с прищуром посмотрела на Порфирия.
– А? – Трофимов поднял голову от неожиданного вопроса. – Шо?
– Оглох? – Стешка совсем успокоилась и ждала ответа с нетерпением. – Было у него с Томкой аль не?
– Дык какая теперича разница? – удивился мужчина, растопырив свои маленькие глазёнки.
– Один другому дразнится, – кривлялась Стешка, сказав фразу противным голоском.
– Стеш, я думал… – Порфирий привстал. – Думал, мир у нас…
– Чем ты думал? Нечем ужо тебе думать? Усё пропито, до ячменного зёрнышка усохлось! – Степанида встала, поправила платок. – Было?
– Да не ведаю я… Откуда мене знать…
– Э-э, – щёлкнула мужа по затылку. – Я зачем тебя к нему приставила? Зачем председателю в ножки кланялася? Обрубок ты и есть… Сама усё разузнаю…
Плюнула в мужа и вошла в хату.
Эх, Стеша, Стеша, верно говорят: «Горбатого только лопата исправит».
Две недели соседи не разговаривали, обходили друг друга стороной. За это время Степанида заставила мужа договориться с председателем, чтобы Ивана взяли на работу, якобы Ванька прирождённый конюх, да и Порфирию одному тяжело. А то, что председателю пришла анонимка – это кто-то наклеветал на честного человека почём зря. Порфирий даже свидетелей в пользу Грищенко привёл, дабы доказать невиновность Ваньки.
– Кажись, Стешка похлопотала, – довольный Иван вернулся с работы домой. – А Порфирий-то так и скачеть на задних лапках…
– Бог с ними, не об чем тута гутарить… – Мария накрывала стол к ужину. – Не хочу даже видеть енту семейку, подлые…
– Шо есть, то есть, – улыбнулся Ваня.