1
*Внимание! Все персонажи и события вымышлены. Любые совпадения являются случайными.
Ночью ему приснилась Туу-тикки (*персонаж из серии книг о Муми-троллях финской писательницы Туве Янссон). Настоящая Туу-тикки, из далекого детства, а не та наркоманка, которую он видел вчера во дворе загородной виллы его матери. Дура лохматая! Тупая малолетка! Идиотка обдолбанная-передолбанная!
Проснувшись в непривычной мягкой постели, пропахшей сыростью и затхлым кондиционером для белья, он почувствовал себя еще более разбитым и совершенно несчастным. Случайно всплывший смутный образ чертовой Туу-тикки в разноцветной шапке (уже и не вспомнить, каких именно цветов она была!) и полосатом свитере навевал тоску о безвозвратно ушедшем: о теплых вечерах в огромной светлой квартире в самом центре Хельсинки; о горячем сладком какао; о строгой маме, тогда еще молодой и энергичной; о скучных гаммах, которые он часами должен был играть на старинном семейном пианино, что стояло в просторной гостиной; о новеньких красочных книжках с крупными буквами и хрустящими страничками: «Волшебная зима», «Пеппи Длинныйчулок», «Малыш и Карлсон, который живет на крыше»… В детстве он обожал читать, а строгая мама обожала покупать ему книжки.
Теперь же жизнь 47-летнего гитариста финской глэм-рок-банды «Да какие-то уроды» Кая Хямяляйнена представляла собой прямо противоположное и, согласно его нынешнему душевному состоянию, довольно-таки удручающее зрелище: бездушная пластиковая студия, которую купила мать вместе со своей загородной виллой на деньги, вырученные от продажи той огромной уютной квартиры в центре Хельсинки; пиво, коньяк, черная водка; струны электрогитары, легкие и податливые, словно подвыпившая пышногрудая фанатка; дешевые статейки в глянцевых журналах для подростков, скандальные кадры на первых страницах желтой прессы; дряхлая мамаша, почти выжившая из ума, но все еще строгая и являющаяся с увесистым кожаным ремнем в пьяных кошмарах своего единственного сыночка, обрюзгшей и потяжелевшей стареющей рок-звезды всея Финляндии, чтоб его. Мать уже, кстати, выползла из постели и пыталась наколдовать в своей захламленной грязной кухне кофе и коричные плюшки, – от запаха гари Кай, собственно, и проснулся, чувствуя себя последним куском дерьма, безжалостно похоронившим бедную Туу-тикки много-много лет назад.
Распластавшись в мягкой кровати волосатым пивным пузом кверху и бесцельно глядя в потолок, он уже было подумал, что и вчерашняя Туу-тикки, туповатая и тощая, как вылезший из пещеры оголодавший тролль, тоже ему приснилась, но в комнату с шорохом вошла попыхивающая сигаретой мать с дымящейся кофейной чашкой в руках и прохрипела надтреснутым старческим голосом:
– А, проснулся. Вставай, старик, я сварила кофе. Обойдешься без ликера. Видимо, твоя шалава все вчера вылакала, когда я уснула перед телевизором. С тебя новая бутылка, ибо я не собираюсь потчевать твоих шлюх своими запасами.
– Ты сама все вылакала, она даже в дом не заходила, и нет у меня никаких шлюх, – отозвался Кай раздражено и недовольно.
– Да неужели? Неужто ваши рейтинги упали настолько, что уже ни одна шалашовка не хочет раздвинуть перед тобой ноги?
– Мам, хватит!
Она лишь издевательски оскалила свою вставную челюсть.
– Ты вытащишь свою разжиревшую задницу из кровати или нет? Старая кляча все утро готовила для тебя коричные плюшки, прояви хоть немного уважения!
– Терпеть не могу, когда ты называешь себя старой.
– Заткнись и вылезай из кровати, говна мешок!
Кай рванул из лысеющей головы спутанные русые кудри и неслышно сматерился.
– Не ори на мать! – гавкнула мама уже где-то в гостиной.
Он невольно улыбнулся. В прошлом его мама была известнейшим в финском кинематографе режиссером, поэтому на всю жизнь обзавелась полезной привычкой носить всех подряд на пинках и отборных ругательствах, словно капризных кинозвезд, и это очень сильно помогало ей в повседневной жизни – по-другому современный человек просто не понимает, а горячо любимый избалованный сынок тем более.
2
– Кай, детка, я пьяна или какая-то паскуда тусуется у меня во дворе? – вдруг сказала она вчера, проглотив очередную стопку водки, которой теперь тыкала в темное окно, выходящее на задний двор.
– По-моему, тебе уже хватит, – ответил Кай, но в темноту окна все-таки всмотрелся, как будто надеялся вновь увидеть силуэт крутобедрой фанатки в коротенькой кожаной юбочке, едва прикрывающей трусы и целлюлит на заднице. – И правда, там кто-то есть, – заинтригованно констатировал он, разглядев-таки на фоне электрического зарева Хельсинки какую-то кривую сутулую тень.
– Я звоню в полицию! – отрезала мать пьяно и решительно.
– Не надо. Наверняка это фанатка или папарацци из третьесортной газетенки. И как им только удается везде все пронюхать?
– Тем более я звоню в полицию! Это вторжение в частную собственность! В конце концов, имеешь ты право на личную жизнь или нет, черт возьми?
– Не надо, будет только хуже. Уже завтра все молодежные журнальчики будут пестрить заголовками «Гитарист богом забытой рок-группы натравил полицию на свою последнюю фанатку, пробравшуюся во двор загородной виллы его спятившей матушки, у которой он заедал подгоревшими коричными плюшками разрыв со своей невестой. Желающих узнать адрес виллы просим прислать смс-сообщение на номер редакции, цена одного смс 100 евро».
Мать, в момент покрывшись сердитыми красными пятнами, саданула по столу с невообразимой для рядовой старухи силой.
– Прекрати распускать нюни и разберись с этим, или я шандарахну по этой твари из своей двустволки!
Кай надел свою обычную невзрачную куртку, которую носил в свободное от концертов и визжащих фанаток время (а если точнее, каждый божий день в течение последних трех лет) и вышел на задний двор, откуда простиралась унылая панорама зимнего Хельсинки, лениво и вальяжно раскинувшегося внизу под холмом. Кто-то стоял на краю и напряженно смотрел на готовящийся ко сну город. Кто-то отчаянно тонкий и зловеще сутулый, с длинными светлыми волосами, в шапке и мешковатой куртке с меховым воротником. Кто-то, очень мало похожий на крутобедрую фанатку в коротенькой кожаной юбочке.
– Привет! – крикнул Кай, озадаченно почесав трехдневную щетину на одрябшем подбородке.
Этот кто-то вздрогнул, обернулся, хорошенько пригляделся, а потом ответил несмелым женским голосом, неласковым и малость прокуренным:
– Привет!
«Все-таки фанатка», – усмехнулся про себя Кай, иначе кому еще взбредет в голову припереться в такую глушь на ночь глядя? Затем он крикнул ей развязно, как тогда, в былые времена дикой популярности «Да каких-то уродов»:
– Ты кто, блин?
– Туу-тикки, блин, – отозвалась фанатка по-прежнему неласково.
– Это частная собственность, малышка, посторонним здесь находиться нельзя. Если ты не уйдешь, мне придется вызвать полицию.
Фанатка молча уставилась на него, словно ничего не понимая.
– Простите, я не говорю по-фински, – сказала она вдруг по-английски.
Кай удивленно присвистнул и живо повторил свои слова на этом же языке, который знал в совершенстве вместе с родным и шведским.
Разобравшись, наконец, что к чему, фанатка не на шутку переполошилась:
– Ой, простите, я не знала! – затараторила она на английском, подернутом заметным акцентом. – Мне очень жаль, я сейчас уйду, извините!
Кай, не ожидавший такой внезапной покорности и обескураживающего отступления, которые так несвойственны фанаткам, попытался ее остановить вместо того, чтобы выпроводить, как намеревался с самого начала:
– Подожди, я вызову тебе такси!
– Нет, спасибо!
– Страшно, когда девушка гуляет одна так поздно! Зайди хоть в дом, погрейся!
Но она уже с молниеносной скоростью понеслась вниз по холму по направлению к проселочной дороге. Оказывается, просто туристка. Вполне возможно, что заблудилась, гуляя по окрестностям, и, действительно, забрела в их двор по ошибке, ведь он ничем не был огорожен. Ее тоненький силуэт скрылся из виду практически сразу, а Кай все стоял, вглядываясь в темноту и мысленно посылая ей вслед финский трехэтажный. Он, конечно, догадывался, что уже не так молод и горяч, как раньше, да и мир шоу-бизнеса вот-вот грозится распрощаться с его рок-группой с концами, – остарели, мол, ребята, харизму растеряли, старшеклассниц больше не возбуждают. Но зачем лишний раз его в этом убеждать? Неужели современная молодежь уже слыхом не слыхивала о «Да каких-то уродах» и больше не узнает в лицо бесстыжего гитариста Кая, сурового басюка Айвена и бешеного ударника Эмиля?..
3
Еще и Эмиль, старый мудак, вконец испоганил ему настроение, позвонив где-то ближе к обеду и торжественно объявив, что Мария выходит замуж за 35-летнюю звезду модельного бизнеса, до недавнего времени сверкавшего тугими крошечными плавками на обложках женских порно-журналов, а теперь вовсю толкающего в «Магазине на диване» дорогущие пилюли для железного стояка.
– Брателло, я тебе говорил, что она – продажная шлюха, которую интересуют только деньги и большие члены! – орал Эмиль в трубку своим хриплым надорванным голосом. – А ты мне что ответил? «Нет, брателло, это настоящая любовь!» О какой любви ты, черт возьми, говорил? Ты ее старше на 20 лет! У тебя член меньше, чем количество наших контрактов, подписанных за последние три года…
– Заткнись! Заткнись! Заткнись! – завопил Кай истошно, как когда-то в микрофон перед толпой писающихся кипятком фанаток.
– Цитирую, брателло: «Йоханесс – мужчина моей мечты, которого я ждала всю свою жизнь». О! Тут даже про тебя есть! «Мария, как Вы прокомментируете ваш недавний разрыв с рок-музыкантом Каем Хямяляйненом? – О, Кай – потрясающий человек, добрый и заботливый. Он был мне, как второй папа, и я благодарна ему за то, что он отнесся к моему выбору с пониманием…»
Запыхавшийся от возбуждения Эмиль не успел дочитать. Кай бросил трубку.
– Как папа, значит!.. – прошипел он, задыхаясь от обиды. – Добрый и заботливый!..
Разумеется, а чем еще, кроме отцовской доброты и заботы, объяснить обручальное кольцо с бриллиантом, красную Феррари, каникулы в Нью-Йорке и, самое главное, дорогостоящий лечебный курс, направленный на повышение потенции, в израильской клинике?
– Что тебе сказал этот мерзкий мальчишка? – хмыкнула мать, скорбно выплыв из-за дверного косяка. Чувствовать, что сыну больно, она умела ничуть не хуже, чем держать его в ежовых рукавицах.
– Мария выходит замуж… – вздохнул Кай, не поднимая глаз и все еще сжимая трубку телефона в дрожащей руке.
– Чтобы больше я об этой проститутке не слышала! – гаркнула мать. – Вытри сопли и пойди купи нам ликеру, будь мужиком!
Кай кое-как собрался и вызвал такси. «Твое время вышло, старик, – подумал он, глядя на свое унылое отражение в зеркале заднего вида. Водила даже не вякнул: «Ты же гитарист из “Да каких-то уродов”!» А ведь всего каких-то пять лет назад даже в такси проехаться было невозможно, все его узнавали. – Ты взял от жизни все, что мог. Уймись уже и попивай кофеек с ликером вместе с мамой».
Поскольку таскаться среди кричащих столичных витрин и натыкаться на неприятные новости о скорой свадьбе его бывшей возлюбленной в его планы не входило, Кай высадился на окраине Хельсинки и направился в произвольном направлении в поисках ближайшего супермаркета. В этой части города он когда-то бывал, потому что очертания домов и расположение вывесок показались ему знакомыми. Тамошнюю кофейню он точно узнал. Если не изменяет память, однажды он с мужиками завалился туда под утро после гулянки в честь громкого концерта. Там был очень хороший кофе и вкуснейшая выпечка. Разомлев от сладких воспоминаний и даже немного приободрившись, Кай начал разглядывать узоры на витрине кофейни, которые были в точности такими, как пять или шесть лет назад, и вдруг увидел среди них еще что-то нечто до боли знакомое: вчерашний силуэт, тонкий и сутулый, длинные светлые волосы (да еще и грязные, к тому же), шапку и мешковатую куртку с меховым воротником. Туристка, которая забрела к ним вчера во двор, сидела к нему спиной, изучала карту и пила кофе из большого бумажного стакана. Если бы клятые воспоминания об уютной кофейне, приютившей их после яростной попойки, не подняли ему настроение, Кай бы махнул на эту девицу рукой и прошел мимо. Однако теперь в нем взыграла былая самоуверенность и фальшивая харизма рок-звезды, и он самонадеянно завернул на огонек.
Он рассчитывал, что она посмотрит на него, едва он ступит на порог почти что пустующей кофейни, и он игриво подмигнет ей, а она призывно улыбнется, как всякая современная молодая девка. Однако звонко звякнул колокольчик, а она даже не подняла головы, полностью углубившись в карту. Кай недовольно нахмурился и решил идти на таран.
– Ну, здравствуй, Туу-тикки, – сказал он, развязно присев на соседний табурет.
Нет, он не думал с ней флиртовать, она была слишком молода. Просто поздороваться, узнать, как она добралась до города по темноте, посмеяться над вчерашним недоразумением. А когда она подняла лицо, ему еще и захотелось извиниться перед ней. За то, что напугал.
Ее возраст было трудно определить, однако ему она показалась ребенком. Очень худым и нездоровым, с бледным осунувшимся лицом, выбеленными перекисью бровями, облезшими до крови губами и темными кругами под огромными серыми глазами.
– Здравствуйте, – ответила она, дико уставившись на него.
Кай подумал, что она просто не узнала вчерашнюю рок-звезду, во двор которой случайно забрела, и осторожно напомнил ей:
– Мы виделись вчера за городом, ты была у нас во дворе.
Она поджала губы и кивнула. Тощая рука нервно стиснула бумажный стаканчик с остывшим кофе. Кай невольно обратил внимание на эту руку. Она была какой-то высохшей, с вздувшимися венами, почти как у его матери. Худые пальцы с костистыми фалангами непрерывно дрожали, на коротко стриженых неровных ногтях с кутикулой и кровавыми заусеницами красовались ошметки облезшего черного лака. В этой руке было нечто жалкое и до слез трогательное.
– Извините, я не знала, что это частная собственность, – сказала она с непроходящим испугом в голосе и каким-то нарастающим ужасом в глазах.
– Нестрашно, – отмахнулся Кай дружелюбно, за улыбкой скрывая внезапно возникшее волнение по поводу того, что она его боится. Мало того, что не узнала великого рок-музыканта, так еще и принимает его за старого небритого негодяя, возжелавшего юного мясца! – Так значит, ты из Литвы? – быстро нашелся он, заметив под ее локтем литовско-финский разговорник, и перевел тему в более непринужденное русло.
Она чуть было не испугалась еще сильнее, затем проследила за его взглядом, сообразила, что дело в разговорнике, а не в том, что этот страшный небритый мужик экстрасенс или маньяк, который за ней следит, и немного расслабилась.
– Да, – ответила она коротко.
– Давно в Финляндии?
– Второй день.
– О! И как тебе Финляндия?
– Здесь мило.
– В Литве тоже мило.
«Ну же!» – подумал Кай. Сейчас она спросит: «Вы были в Литве?» А он ответит: «Да, у нас был концерт в Каунасе». А она: «Какой концерт?» А он: «Обалденный рок-концерт легендарных “Да каких-то уродов!” Слышала о таких?» А вдруг она скажет «нет»?
Однако случилось гораздо хуже! Она вообще не спросила, был ли он в Литве. Как будто он был ей совсем неинтересен и она не желала с ним разговаривать.
– И долго ты будешь в Финляндии? – из приличия продолжил нескладывающийся разговор разбитый в пух и прах Кай.
– Не знаю, – ответила она, слегка нахмурив обесцвеченные брови. Наверное, именно из-за того, что они были обесцвечены и их не было видно на ее бледном лице, Кай не сообразил, что задает ненужные вопросы и тем самым раздражает ее еще сильнее.
– В Хельсинки будешь или еще куда-то поедешь?
– В Ивало (*город на севере Финляндии).
– Что, прости?
– Я поеду в Ивало.
– Ох, славный городок! У нас там был концерт… – предпринял Кай жалкую попытку похвастаться.
«Ну же, спроси, что за концерт!» – умолял он мысленно, но она молчала.
– Но это так далеко, и там так холодно… – вздохнул он, признавая свое полное поражение. – Зачем тебе в Ивало, если не секрет?
– Во славу Сатане, конечно же! – рыкнула она, уже не скрывая раздражения, серые глаза злобно прищурились.
– Понял, понял, не буду больше приставать, – выдавил из себя обреченную улыбку Кай. – Что же, рад был поболтать с Туу-тикки. Желаю тебе приятного путешествия. Надеюсь, Финляндия тебе понравится.
– И Вам дальнейших творческих успехов…
Она сказала это так тихо и невнятно, что Каю показалось, что он попросту выдал желаемое за действительное.
– Что, прости?..
Но она резко отвернулась и нервозно припала губами к бумажному стаканчику. Он подумал, что будет лучше и правильнее оставить ее в покое и уйти. Удаляясь прочь от кофейни, он не раз оборачивался, чтобы убедиться, что тонкий сутулый силуэт, длинные светлые волосы, шапка и мешковатая куртка с меховым воротником были настоящими, а не призрачными, не выдуманными его воспаленным сознанием. И каждый раз длинная худенькая фигура этой странной туристки, назвавшей себя Туу-тикки, была на том же месте, только теперь лицом к витрине, и пристально смотрела ему вслед.
4
Остаток дня Кай провел, выслушивая кряхтенье матери, тщетно пытавшейся его подбодрить, и бессовестно жалел себя. Несколько лет назад у него было все, а теперь он стар, безобразен, непопулярен и отвергнут. Он давненько уже начал замечать, что молоденькие девицы перестали смотреть на него с вожделением, и единственными, кто норовил состроить ему глазки, стали располневшие одинокие мамашки и неопрятные мясомолочные официантки из ночных забегаловок. «Да какие-то уроды» больше не бабахают громкими концертами, а все чаще выступают на разогревах, а то и в конце выступления молодых и стройных женоподобных педерастов в обтягивающих брючках и бюстгальтерах под миниатюрными маечками в сеточку. Выпуск их нового альбома затянулся на неопределенный срок: Айвен вдарился в здоровый образ жизни и всякие велотуры по Европе, Кай решил жениться, один только Эмиль возмущался по поводу всего этого и продолжал неистово лупасить по своим тарелкам, требуя резни, разрухи и толпы беснующихся фанатов, как в старые добрые времена.
Вдобавок ко всему внезапно раздавшийся телефонный звонок вспугнул нарисовавшийся было новый сингл в ультрамодном стиле я-так-несчастен-все-сволочи-грусть-тоска-печаль.
– Добрый вечер, хэрра (*финское обращение к мужчине, мистер) Хямяляйнен, тебя (*в Финляндии развивается тенденция обращаться к людям на «ты» вне зависимости от их возраста и статуса) беспокоит корреспондент молодежного журнала «Мне, мать его, 18», – вежливо представилась гнусавая бабенка с того конца провода. – Нам бы хотелось провести с тобой интервью, ты не возражаешь?
«Наверняка что-то из разряда: «Как ты перенес разрыв с бывшей невестой и как ты относишься к ее новому роману?» – подумал Кай и категорично отрезал:
– Возражаю.
Не в его интересах, конечно, портить отношение с журналистами, ведь хоть какая-то статейка о его рок-группе, даже самая паршивая, уже дает огромный шанс на то, что «Да какие-то уроды» продержатся на плаву еще немного. Однако, видимо, он действительно постарел, потому что сейчас ему, как никогда, казалось, что все на свете имеет свой предел. Публичное обсуждение его личной жизни и чувств – не исключение. Он не обязан со скрежетом извилин вспоминать шаблонные фразочки типа: «Мария была замечательной девушкой, доброй и заботливой, она была мне, как дочка, пусть она будет счастлива со своей спидозной порно-звездой». Он не обязан лишний раз терпеть унижение по поводу того, что женщина, которую он любил и на которой собирался жениться, бросила его ради какого-то более молодого, красивого, успешного и сексапильного жеребца.
– Ответь хотя бы на один вопрос! – взмолилась неожиданно запаниковавшая журналистка.
«Неужто всем так интересно, что я чувствую по поводу перепихона этой рыжей шалавы с ее стриптизером? Или писать уже катастрофически не о чем? Эта стерва, ей-богу, сейчас расплачется!»
– Нет! – ответил Кай жестоко и, чтобы сделать наглой журналюге еще больнее, с издевкой добавил: – Задай этот вопрос непосредственно моей бывшей невесте. Я уверен, она знает, что на него ответить.
– А какая связь между этой девушкой и твоей бывшей невестой? – последовал еще более неожиданный вопрос. – Они родственницы?
– Не понял…
– Сегодня днем тебя видели в кофейне с молодой девушкой. Кем она тебе приходится?
Кай собственной слюной подавился. «Кто? Каким образом? Когда успели? Мы же от силы минут пять всего поболтали!»
– Хэрра Хямяляйнен, у тебя новый роман? – не сдавалась журналистка, учуяв, что сумела-таки достучаться до бывшей рок-звезды. – Ты нашел новую любовь? Или это временный способ, так сказать, подлечить твое разбитое сердце? Насколько нам известно, ты очень болезненно перенес разрыв с Марией…
– Вы там все рехнулись?! – перебил Кай. – Она же совсем юная! – вскричал он отчаянно. Та худенькая Туу-тикки с обесцвеченными бровями и облезшим лаком на ногтях… Новый роман! Способ подлечить разбитое сердце, так сказать! Да как у этих борзописцев мозги не отсохли до такого додуматься?!
– Так ты сказал, что она родственница твоей бывшей пассии?.. – все допытывалась настойчивая журналистка.
– Еще чего! Она моя дочь, ясно?! – закричал Кай в трубку.
– У тебя есть дочь?!
– Да, есть! Попрошу меня больше не беспокоить и не распускать слухи о том, что из-за этой потаскухи Марии я стал педофилом!
Лишь бросив трубку, он допер, какую глупость сморозил. Почему дочь? Ведь он вполне мог позволить себе ответить честно: «Никто». Видимо, обидное заявление его бывшей протеже о том, что он был ей едва ли не вторым папочкой, слишком крепко засело под коркой его сознания и вырвалось в виде несусветной глупости при первом же удобном случае. Так или иначе, Кай ощутил запоздалые угрызения совести. Не стоило ему выходить из себя и терять над собой контроль перед корреспондентом третьесортного молодежного журнала. Плакала теперь паршивая статейка, способная продлить хоть мизерную, но все же популярность его рок-группы еще на недельку-другую.
– Забей, – злорадно усмехнулась мать, от души затягиваясь сигаретой. – Не церемонься с журналистами, с них никогда не убудет.
И она, как всегда, оказалась чертовски права! С самого утра их начали донимать звонки от неизвестных лиц, представившихся корреспондентами каких-то непонятных журналов. Даже телефоны пришлось отключить. Уснув было опять, Кай был нагло разбужен охапкой свежих газет и журналов, втюхнутых в его сонную морду взбешенным Эмилем, озадаченным Айвеном и воодушевленной толстухой Микки, их старого продюсера, уже успевшей втихаря приостановить контракт с «Да какими-то уродами» и взяться за раскрутку сладеньких старшеклассников, едва разучивших базовые аккорды на электрогитаре.
– Это что за твою мать, Хямяляйнен?! – орали все трое наперебой, хлестая его одутловатую морду газетами и журналами. – Объясни нам, что происходит, чувак!
Продрав глаза, Кай с болью и усилием всмотрелся в заголовки титульных страниц и с ужасом распознал на них размытое фото себя и тощей Туу-тикки, украшенное кричащими заголовками: «Сенсация! У гитариста легенды глэм-рока «Да каких-то уродов» есть дочь!», «Звездная эволюция. Из рок-звезды в примерного отца», «Рок-звезда проводит время с дочерью в свободное от гастролей время», «Легендарная рок-звезда Бесстыжий Кай назвал свою бывшую невесту потаскухой!»
– Это что за твою мать?! – завопил он, близоруко всматриваясь в каждую букву заголовка и надеясь, что это просто безумный сон, привидевшийся с бодуна и бурной ночи с тремя обкуренными девицами.
– С каких это пор у тебя появилась дочь?! – со злостью содрал с него одеяло Эмиль.
– Ни с каких! – заорал Кай, стыдливо натягивая одеяло обратно на свои мощные ноги и волосатый живот, почти полностью расплывшийся по выпирающему из тугих трусов хозяйству. – Вчера позвонила какая-то журналюга и взбесила меня, вот я и выдал первое, что пришло в голову.
– Но кто эта девчонка? Ты опять кого-то подцепил, старина? – спросил Айвен, самый спокойный и адекватный из их дикого трио.
– Пускаешься во все тяжкие из-за этой потаскухи? На маленьких девочек потянуло? Ты в своем уме? – прилетела оплеуха от Эмиля.
– Ни на кого меня не потянуло, хватит! – рявкнул Кай и сердитым жестом приказал всем отойти от его кровати и прекратить стягивать с его потерявших форму телес одеяло. – Мы с ней даже незнакомы, понятно? Это обыкновенная туристка, позавчера она случайно забрела к нам во двор и сразу же ушла, а вчера я так же случайно увидел ее в кофейне, когда поехал в город за бухлом. Решил перетереться фразочкой-другой и все. А эта сука из журнала начала плести всякий бред про новый роман, типа я хочу найти замену Марии и все такое.
– Как бы там ни было, – с энтузиазмом тряхнула жирами божественная Микки, – новость о том, что ты у нас примерный папаша, взорвала всю рок-тусовку! Твоя Мария уже дала штук с десяток интервью, в которых по непонятным в кавычках причинам перестала называть тебя добрым и заботливым дядечкой, бывшей ей едва ли не отцом, и со слезами гнева заявила, что ты – подлый и грязный обманщик, у которого, оказывается, есть дочь! Это ваш шанс, мужики! У Бесстыжего Кая, который сверкал на сцене голыми яйцами и трахал фанаток, не спрашивая их имени, есть дочь, которую он бережно прятал от настырных папарацци, дабы не портить ребенку психику! И вот, в один прекрасный день он потерял бдительность, и занавес страшной тайны приоткрылся! Кстати, что ты будешь отвечать, когда журналюги начнут интересоваться, кто ее мать?
– Не знаю! – отмахнулся Кай раздраженно, окончательно осознав, какую кашу заварил своей неосторожной вспышкой гнева. – Скорее всего, что мать была какой-то там фанаткой, откинувшей копыта от передоза и оставившей на моей совести малютку дочь.
– Замечательно! Великолепно! Высший класс! – заверещала Микки, восторженно хлопая пухлыми ладошками. – Народ любит всякие красивые и трогательные истории! Что еще тебе известно об этой девчонке?
– Что она из Литвы, путешествует по Финляндии, не говорит по-фински и, кажется, любит творчество той бабы, которая написала Муми-тролля.
– Прекрасно! Чудесно! Чем меньше она будет говорить по-фински, тем лучше! Когда ты с ней в следующий раз встречаешься?
– Что?
– Когда ты с ней встречаешься?
– Никогда. Говорю же, это было совершенно случайное и ни к чему не обязывающее поверхностное знакомство! Я не знаю ни ее имени, ни где она остановилась, ни где ее можно встретить.
Микки резко успокоилась, серьезно прищурила глаза и в решительности двинула на Кая свои необъятные телеса. Подобная перемена настроения могла означать только одно: «Да какие-то уроды» снова в седле и сделают все, что прикажет их увесистый в прямом и переносном смысле этого слова продюсер.
– Кай, чувачелло, ты же понимаешь, что нам нужна эта девчонка, – отрезала Микки тоном, не терпящим возражений. – Парочка семейных фоточек, душераздирающая история о тяготах жизни отца-одиночки, ее обещание держать язык за зубами – и вы можете в срочном порядке заканчивать свой альбом, потому что завтра все звукозаписывающие студии выстроятся в очередь, чтобы записать на диск ваши бездарные песенки и сорвать большой куш!
– Так их, мать его! – в предвкушении вскричал обрадованный Эмиль и с размаху завалился на кровать Кая, отчего та издала жалобный предсмертный скрип.
– Пошел вон, слоняра! – спихнул его Кай и заискивающе заскулил в сторону Микки. – Это нереально. И вообще не факт, что она все еще в Хельсинки. Если мне не изменяет память, она собиралась в Ивало.
– Хоть в Ивало, хоть в космос, ты достанешь ее из-под земли! – Микки была неумолима. – Нам не удастся состряпать годной бурды для фанатов с одной-единственной фотографией!
– И то размытой… Можно легко найти подмену или порыться в наших старых фотографиях… – осторожно предложил Айвен. – У меня, кажется, где-то завалялась фотка с маленькой племянницей…
– Прибережем твои идеи на случай, если этот старый кабан не поднимет свой жирный зад и сейчас же не отправится разыскивать свою единственную дочь!
– Вставай, идиота кусок! – всеми руками поддержал идею Микки Эмиль и принялся вытягивать Кая за ноги. – Мне надоело растрачивать свою молодость на твой кретинизм!
И уже через полчаса Опель Айвена несся вниз по проселочной дороге, неся в Хельсинки облака загородной пыли. Они получили задание разыскать злосчастную туристку и сделать с ней парочку как можно более приличных фотографий в стиле «любящий папа выгуливает дочку», пока Микки сочиняет самую суперскую и безбашенную историю отцовства гитариста незаслуженно позабытой рок-банды «Да какие-то уроды».
Начать поиски было логичнее всего с той самой кофейни.
– Затем можно обшарить близлежащие отели и хостелы, – излагал свой план Айвен. – Наверняка она остановилась на ночевку где-то неподалеку, раз тусовалась в этой кофейне.
– Не факт, – возразил Кай. – Может, путешествует автостопом и вообще не останавливается на ночевки. Больно уж у нее вид был бомжовский…
– Значит, глянем на вокзалах и в аэропорту, – вставил свое веское слово Эмиль.
Кай и Айвен горячо одобрили его замечание.
Эх, мужики! Сколько лет прошло, сколько зим, а они по-прежнему друзья не разлей вода! Спелись они еще в младшей школе. Вполне приличные и хорошие мальчики, отличники и юные музыкальные дарования, избалованные сукины дети из обеспеченных и интеллигентных семей по отдельности, вместе они превращались в настоящих бандитов, терроризировавших окружающих вплоть до окончания средних классов. В старшей школе, попав под несокрушимый гипноз отвязного гаражного рока, они смеха ради раскошелили родителей на запись их первого альбома, в состав которого входили такие непристойные стишки, что явно чувствовалась рука озабоченного старшеклассника, не успевающего подготовиться к экзаменам. Сначала они только пели о сексе, беспробудных пьянках и наркотиках, а в студенчестве уверенно подсели на то, о чем пели. Ближе к окончанию университета ими заинтересовалась Микки, тогда еще пышная и сексапильная, а не толстая и пошлая, как сейчас, и с тех самых пор начался их стремительный взлет. Были падения, были достойные соперники, были головокружительные романы, были яростные дележки гонорара, были бессонные недели, убитые на срочное доведение до ума очередных бестолковых песенок для нового альбома, были гастроли по всему миру в режиме нон-стоп, все было. А они по сей день остались старыми добрыми «Да какими-то уродами»: Бесстыжим Каем, Суровым Айвеном и Бешеным Эмилем.
– Мне как раз на ум пришла небольшая аранжировка… – заливался Эмиль, ритмично барабаня по подголовникам передних сидений, которые занимали Айвен и Кай. В отличие от них, таких серьезных и загруженных, он успел не только мысленно подержать в руках их новый альбом, но и выступить с оглушительным перфоменсом в Хельсинки, а заодно собрать чемоданы на гастроли по Северной Америке. Выстучав ритм, он пихнул под голову Кая. – Как раз в тон твоей последней сопливой нетленочки, скажи же? Как она там называлась? «Без тебя моя жизнь не жизнь…»