Литература и театр в Англии до Шекспира

Возрождение классической литературы в Италии в XV веке, вкус к которой быстро распространился в Англии и охватил её высшие сословия, повело, с одной стороны, к уничтожению менестрелей, а с другой – к упадку народной поэзии и отделению её от литературы собственно. Уже в начале царствования королевы Елизаветы парламентский акт поставил менестрелей на ряду с нищими и бродягами. Образованные сословия, пораженные удивлением к древнему миру, с презрением смотрели на менестрелей, и, увлеченные стройной красотой его произведений, с жаром бросились изучать их, и думали только о подражании своим классическим образцам. Естественно, что следствием всего этого было решительное пренебрежение национальным элементом, так что, можно сказать, до самого конца XVI века, когда появились уже произведения Шекспира, в Англии не было собственно национальной литературы. Конечно, были английские поэты, но не было английской национальной поэзии, потому что поэты эти были бо́льшею частью только ученые, изучившие латинское и итальянское стихотворство и старавшиеся подражать своим латинским и итальянским образцам. Их сонеты, аллегории и рассказы естественно не могли иметь в себе много национального. Шекспир первоначально своими повествовательными стихотворениями и сонетами вступил тоже в ряды этих поэтов. Итак, почти до половины царствования королевы Елизаветы английская литература состояла из подражания иностранным образцам – французским и испанским рыцарским романам, итальянской поэзии и новеллистике. Но на сцене английской стал впервые проступать народный саксонский характер, и возникавший театр сделался очень скоро почти исключительною национальною собственностью. Любовь к театру быстро охватила двор, дворянство и народ, и в течение каких-нибудь двадцати пяти лет театр совершенно вышел из своего до тех пор весьма низкого положения. До Генриха VIII английские театральные пьесы были слабыми или грубыми драматическими попытками, а уже дворы Елизаветы и Иакова особенно любили шекспировские пьесы и, народ преимущественно посещал представления его труппы. Может быть, современники Шекспира и не вполне понимали достоинства его произведений, но все-таки, кажется предчувствовали их. Бэн-Джонсон, например, в стихотворении своем на смерть Шекспира, напечатанном в 1623 году, высоко ставил его над всеми английскими драматургами:

«Торжествуй, моя Англия!» говорит он: «ты можешь указать у себя на такого поэта, перед которым должны преклониться все театры Европы. Он принадлежит не одному нашему веку, а всем временам».

Эти слова показывают, как высоко уже ставили Шекспира его современники, а еще Бэн-Джонсон считался завистником и соперником Шекспира. Но, однакоже, тем не менее Шекспир, которого достоинства понимали знатоки и чувствовали его современники, при жизни своей далеко не пользовался обширною славой. Через несколько десятков лет по смерти своей он был почти совсем забыт, и потом более века оставался в совершенной неизвестности. Постараемся вкратце изложить причины такого странного забвения.

Любовь, которую оказывали к произведениям Шекспира при жизни его, никаким образом не могла быть всеобщею уже потому, что театральное искусство было в то время ремеслом, на которое, вообще, смотрели очень дурно. Духовенство, сословие судейское, среднее сословие, лондонский лорд-мэр и городской совет постоянно были против театров и актеров. Набожность и строгие нравы сильно восставали против чувственного, светского искусства; даже писатели нападали на театр, как на общественную порчу. Сами драматические авторы, как, например, Грин и Госсон, раскаявались в старости, как делывали это рыцарские эпические поэты в XIV веке, в своей прежней греховной деятельности, заклиная своих друзей бросить грешное искусство и, для искупления своих грехов, писали набожные сочинения. Самые горячие защитники театра соглашались, что это такое дело, которое не может существовать без подпоры и покровительства. В узаконениях того времени актеров постоянно ставили на ряду с фокусниками, фиглярами, бродягами и разносчиками всякой дряни. Таким образом, во время своего самого цветущего положения драматическое искусство в Англии должно было постоянно защищаться от угроз и преследований яростных и сильных врагов. Правда, что положение актера было тогда очень выгодно, но на нем лежало нравственное пятно: актер был богат, но отделен от общества, а театральный писатель, находясь в совершенной зависимости от актера и не разделяя его денежных выгод, был точно так же, как и тот, отвергаем обществом.

Вообще, положение драматического писателя было в то время в Англии весьма незавидным. С ними было не то, что́ с французскими и немецкими поэтами прошлого века, когда ничто другое не развлекало внимания публики и когда литературное движение одно наполняло собою всю жизнь общества и господствовало над всеми другими интересами. История Англии, до утверждения в ней протестантизма Елизаветою, была самою тревожною и воинственною. Более века – с 1339 до 1453 года – продолжавшаяся война с Францией выказала в великолепном блеске мужество английского рыцарства и воинственные таланты его предводителей: – Черного принца и короля Генриха V. Тотчас за тем возгорелась кровопролитная междоусобная война домов Ланкастерского и Иоркского, известная под названием войны Алой и Белой Розы. В этой войне, продолжавшейся тридцать лет, с 1453 до 1485 года, погибла почти вся английская аристократия баронов и более миллиона народа, так что при Генрихе VII оставалось в верхней палате только двадцать семь лордов. После тяжелых и тревожных царствований своенравного Генриха VIII и католической Марии Тюдор, восшествие на престол Елизаветы было истинным благодеянием для Англии: с этого времени начались и благоденствие, и величие её. Религиозная самостоятельность нации, искусства и науки, свойственные духу английского народа, будущая морская сила и политическое значение государства – все это впервые стало обнаруживаться в царствование Елизаветы. Необыкновенно быстро начал тогда развиваться в Англии дух предприимчивости, торговли, промышленности; вместе с тем во внешних сношениях своих и именно в протестантской борьбе своей с католической Испанией и папой, английская политика приняла чисто-национальный характер. Гибель «непобедимого испанского флота» (1588), посланного для завоевания Англии, отважные морские экспедиции, образовавшие в то время целый ряд героических моряков – все эти события вместе утвердили политическое превосходство маленькой Англии над тогдашнею почти всемирною монархиею Испанскою и положили основание её будущему морскому величию. После присоединения к ней Шотландии, последовавшего по кончине Елизаветы, начались счастливые колониальные предприятия. Способствуя развитию торговли и промышленности, начинали они быстро распространять внешнее влияние государства. Естественно, что при этой юной политической деятельности, при этом только-что обнаружившемся национальном чувстве, среди таких важных практических и государственных интересов, литература – и в особенности театральная литература – могла занимать очень незаметное место. Отсюда легко понять, почему среди столь важных государственных событий такой философ, как Бэкон, и такой поэт, как Шекспир, хотя и были замечены знатоками, но далеко не имели всеобщей известности. Слава Ариоста и Тасса и впоследствии Расина быстро пронеслась по всему европейскому свету, а о Шекспире в XVII веке никто не слыхал вне Англии, и даже свидетельства об его прежней славе в отечестве надобно было впоследствии отыскивать с большим трудом. Таким образом, даже одна известность Шекспира должна была с самого начала бороться с враждебными обстоятельствами, тем менее могло быть речи о понимании его произведений. При жизни его на пьесы его только смотрели, и они написаны были единственно для представления; кто их не видал – совсем не знал их. С драматическим искусством поэта было почти то же, что́ с искусством актера, которое имеет ту бедственную участь, что его невозможно ни оковать, ни уловить, и исчезает оно в тоже самое мгновение, в которое чарует собою зрителей. Важные и серьезные люди того времени с состраданием посмеивались над легкомысленным занятием ожидавших себе бессмертия от своих театральных стишков. Из шекспировских пьес при жизни его напечатаны были очень немногие; сочинения его явились, уже семь лет спустя после его смерти, в 1623 году, собранные его товарищами. В то время произведения его были еще в некоторой чести, хотя нашлись уже порицатели и гонители их; затем в скором времени о них совершенно забыли.

С 1642 года начались в Англии религиозные междоусобные войны, и в тот же год закрыты были все театры в Англии: строгий пуританизм не мог терпеть таких греховных заведений. Двадцатилетнее кровопролитие и совершенное преобразование общественной и частной жизни в Англии уничтожили самое воспоминание о театре и литературе, современных Шекспиру: междоусобные войны так потрясли нацию и её образованность, что она сделалась ко всему равнодушна. После водворения спокойствия, при Карле II и Иакове II, вместе с придворными увеселениями воротился, правда, и театр, но уже в публике не было к нему такого участия, как во время Шекспира, да и кроме того, театр этот сформировался по вкусу тогдашнего двора, легкому и поверхностному, для которого вовсе не шли глубокомысленные произведения Шекспира. Вскоре затем началось господство французской литературы, изысканный и вылощенный вкус которой был в решительной противоположности с национальным характером шекспировских пьес. Впрочем, начало этого направления показывалось еще при жизни Шекспира: живший в то время критик Томас Реймер писал, что у обезьяны больше вкуса и природы, чем у Шекспира. Сочинения Аддисона и Попа составляли тоже совершеннейшую противуположность с произведениями Шекспира. Господствующий вкус был до такой степени против него, что когда, в 1709 году, Николай Pay (Row) предпринял издание его сочинений и попробовал составить, по преданиям его биографию, то оказалось, что об этом великом поэте ничего не было известно; едва можно было собрать оригиналы его сочинений, а из всей жизни его сохранились только два-три пустые анекдота, отброшенные впоследствии критикой. До сих пор самые тщательные изыскания едва могли открыть кой-какие скудные известия о жизни Шекспира. От Реставрации до Гаррика, в первой половине XVIII века, весьма немногие из пьес его были играны и то бо́льшею частью в самом искаженном виде. Мильтон, величайший поэт Англии после Шекспира, однакож знал и читал его: он находил, что Шекспир своими произведениями оставил по себе такой памятник, которому нет подобного в мире.

В XVIII веке, когда по всей Европе литературная жизнь заслонила собою жизнь политическую и религиозную, начали и в Англии отыскивать старую литературу и, вместе с тем, Шекспира. Начиная от Pay и Попа (1700–1723) и до нашего времени печаталось почти каждые десять лет издание его произведений, с пояснениями и комментариями. Таковы издания Теобальда, Ганмера, Уарбортона, Джонсона, Стивенса, Мэлона, Рида и других. Относительно обсуждения и оценки поэта, как эти издания, так и следовавшие за ними представляют очень мало дельного: все они сделаны были под господствовавшим тогда влиянием французского вкуса. Оракулом этого вкуса был Вольтер. К трагедии своей «Семирамида» приложил он рассуждение о трагедии, в котором, между прочим, говорит, что в Шекспире самое высокое перемешано с самым пошлым; «Гамлета» называет плодом воображения пьяного дикаря, грубою варварскою пьесою, которую не могла бы вынести самая низкая чернь во Франции и Италии. Так судил Вольтер; каковы же могли быть другие судьи, которые в поэзии смыслили еще меньше его? Уарбортон, например, писал, что он подобных писак, как Шекспир, перелистовал только в своей молодости, для отдыха от серьезных занятий. Как смешно теперь читать педантическое резонерство всех этих критиков и пояснителей Шекспира! В Германии Тик и Шлегель достаточно осмеяли их. Но труды старых издателей Шекспира имели однакоже и свою почтенную и дельную сторону: до них дошли произведения поэта, почти уже чуждые им по языку своему, по нравам и отношениям, в них представляемым: позднейшие из этих издателей и между ними особенно Джонсон, посредством самых усиленных изысканий, впервые сделали поэта доступным для массы читателей; множество до того времени непонятных мест в его пьесах обратили они, восстановлением текста и своими объяснениями, в первоклассные красоты, и, вместе с тем, многое испорченное в языке переписчиками, посредством остроумных предположений, преобразилось в высокую поэзию. Эти кропотливые труженики впервые открыли нации скрытые её сокровища – и с тех пор начались и беспрестанно продолжаются новые издания сочинений Шекспира. Без этих тружеников Европа, вероятно, ничего не знала бы о нем.