000
ОтложитьЧитал
Глава 2. Город
– Где я нахожусь?
– Рязанское великое княжество.
У Оли задрожал голос:
– Год сейчас какой?
– 1530й.
И тут Оля захохотала в голос, держась за живот. Утирая слезы, она кое как заставила себя успокоиться, пару раз вздохнула, а потом сказала:
– Уважаемая баба Груня! Демонстрация гипноза была эффектной, не спорю. И говорящая птица тоже впечатлила. Я раньше только про говорящих воронов слышала, а вот про сорок – нет. И я даже допускаю, что нелёгкая меня могла унести из Сибири аж до Рязани. Но 1530 год?! Хватит мне мозг выносить своими дурацкими шутками! Я уже сутки, как дома отсутствую и на связь не выхожу! История вся эта с русалками занимательная, конечно, но это у вас тут реконструкция с элементами фэнтези, а у меня машина в угоне, мама с папой на нервах, подруга одна разгребает огромный заказ! Так что если напутствий больше не будет, вынуждена откланяться!
– Держать силой не стану, и добавить мне нечего. Про год ты сама спросила. Значит, есть сомнения. Дорогу я тебе указала уже. Ступай восвояси!
Старуха сделала пасс рукой, и дверь со скрипом сама отворилась. Глаза бабки сверкали от негодования.
"Да и хрен с тобой, карга невнятная. Русалки у неё с сорокой общаются…" – подумала Оля, фыркнула, и выскочила из избушки в ночь.
Телефон, издав последний писк, отключился.
***
Дорога была наезженная, ночь пока ещё светлая, и Оля, просидевшая весь день в бабкиной избе, бодро шагала, давая размяться застоявшимся молодым косточкам. Дверь избушки впереди больше не маячила, что добавляло уверенности и воодушевления.
Раз минут в 10 она снова возвращалась мыслями к Саше. Сложно было перестать вести внутренние диалоги с ним. Она привыкла почти всё ему рассказывать, обсуждать события прошедшего дня.
"Вот бы он посмеялся, наверное, с этой истории про старуху с сорокой. И надо мной, как я в трех соснах заблудиться умудрилась, да ещё так качественно…" – смахнув слезу, Оля попыталась улыбнуться. Не выходило. Наверное, ещё не скоро получится улыбаться, думая о нём.
Он один мог посмеяться вместе с ней над ней так, чтобы не было обидно.
Оле вдруг вспомнилось, как они познакомились…
***
Геленджик, июль, 2018г.
Подволакивая от усталости ноги, Оля с Элькой доползли до шезлонгов и рухнули на них. Плавание в море было совсем не простым делом, но до чего же приятным! Волны, галька под ногами, тёплая бирюзовая водичка – что может быть прекраснее отпуска на море!
– Если начну на солнце шкворчать – переверни, – выдохнула Элька, укладываясь на живот и намереваясь немного вздремнуть.
Обычное дело – прийти на пляж к 8 утра, чтобы забронировать место на шезлонге. Подумаешь, что ещё прохладно: у них в Сибири так было почти все лето. А здесь – только до 10 утра, а потом… Зной, теплынь и микроволновочка.
– Договорились, – усмехнулась Оля и устремила взгляд на спокойное море. Лёгкий прибой накатывал волнами на бережок, вода шуршала по камушкам и утекала обратно в море, давая возможность звонко плеснуть уже следующей своей стеклянной подруге.
Спустя ещё пару заходов в море и несколько переворотов со спины на живот для ровного загара, подружки отправились в кафе, расположенное в зоне отдыха. Лениво размешивая шоколадную крошку в креманке с мороженым, Оля внезапно краем уха успела ухватить часть разговора, доносившегося от одного из соседних столиков:
–… Площадка классная. У нас в парке и сетка потрепанная уже, и песок не чистят. Детвора уже накидала туда мусора…
– Да, я бы тоже сыграл, но там пара на пару. У нас человека не хватает.
Не успела Оля признаться в подслушивании, как уже получила предложение, от которого было невозможно отказаться.
– Девушки, а не хотите ли составить нам компанию на партии в пляжный волейбол?
Оля и Эля переглянулись. Из-за соседнего столика на них смотрели трое парней. В принципе даже симпатичных.
Парень тем временем продолжил:
– Сегодня площадка будет свободна в 16 часов. Можно записаться. Сыграем 3 на 2.
Элька замотала головой, протестуя.
– Я точно пас. Свой маникюр я люблю однозначно больше, чем волейбол.
– А я хочу! – у Оли загорелись глаза, – а ты болельщицей будешь.
Эля закатила глаза: "ну естественно, там, где кипиш, там и Оля" – и просто последовала за подругой за соседний столик. Не оставлять же эту деятельную особу без присмотра.
Ребята оказались лёгкими в общении и весёлыми. Почти все. Как выяснилось, дружили парни еще со школы, жили в соседних дворах, и много событий в жизни прожили вместе. Всем троим было по 28 лет. Тот, который их пригласил, Вадик, был душой этого мужского коллектива. Высокий, широкоплечий, подтянутый и загорелый. Серо-зелёные глаза, интеллигентное умное лицо и модная стрижка с зачесом набок. Первое впечатление, однако, оказалось обманчивым: совсем не заносчивый и не самовлюбленный, несмотря на внешность манекенщика. А по профессии – программист.
Второй – Саша, невысокий розовощекий пухляш с добрыми глазами и появляющейся лысинкой. Неотразимый любитель покушать, неспешный, вдумчивый и смешливый. По профессии, как ни странно, дальнобойщик.
Третий – тоже Саша. Ростом где-то посередине между холеным Вадиком и колобкообразным тёзкой. Характер нордический. Он не был букой, но улыбался мало и сдержанно, эмоций каких-либо не демонстрировал. Просто внимательно присутствовал. По профессии – проектировщик электроподстанций. Темноволосый и голубоглазый, с кожаным браслетом на руке.
Даже не верилось сначала, что такие разные парни – и внешне, и по области интересов – могли вырасти вместе и пронести эту дружбу сквозь года.
Вадик шутил, что столь многого в жизни добился только благодаря друзьям – вставал между ними и желание загадывал, а уж оно непременно сбывалось. Саша-Пухляша (как прозвала его про себя Оля) согласно кивал и сообщал, что уж в школе-то ему помогала не магия Сашек, а домашки Саши Калинина, которые тот всегда давал списывать. Калинин же просто пожимал плечами, мол ну да, было дело, списывал. А теперь вон какой вырос, сам кому хочешь списать даст.
Познакомившись поближе и весело поболтав, компании разошлись по отелям, договорившись встретиться в 15:45 на волейбольной площадке.
Оказавшись в номере, Эля с придыханием сообщила:
– Скажи же Вадик лапочка!
И Оля вынуждена была констатировать ранение подруги в голову, причём навылет. Дыра во лбу зияла пустотой, в которой прыгали розовые блестящие сердечки.
– Согласна, харизматичный парень.
– И все?
– Ну а что ты от меня ещё хочешь услышать? Симпатичный, приятный в общении, и я вижу, что тебе он понравился.
– А тебе? – осторожно спросила Эля, теребя прядку платиново-блондинистых волос.
– А я иду в мячик поиграть, а не мальчишкам глазки строить! – Оля задорно показала подруге язык и полезла в шкаф за шортами.
– Вот люблю я тебя, Олька, классная ты у меня! – Эля обняла подругу со спины до хруста рёбер.
– Ещё поди и победы мне желаешь? – сдавленно просипела Оля.
Эля отпустила подругу и обе захихикали.
– Конечно, я желаю тебе победы!
– И я желаю тебе победы! – подмигнула Оля подруге и отправилась в душ, смыть с себя морскую воду и песок.
В 15:45, как и было уговорено, компании встретились возле волейбольной площадки, заполнили все бумаги, и, покончив с формальностями, заскочили босиком в песок.
– Предлагаю разделиться на команды… – начал было Вадик, но Саша-Пухляша его перебил.
– Я с тобой буду. Ты высокий. С ними у меня без шансов. Ну и к тому же мы уже давно знакомы… – Пухляша поиграл бровками и подошёл к другу
– Тогда мы с тобой? – Оля вопросительно посмотрела на доставшегося ей Сашу.
– Хорошо, – ответил он.
И команды заняли свои места с двух сторон от сетки.
Саша-Пухляша, несмотря на рост и комплекцию, играл, как лев. Если он стоял под сеткой, то можно было смело уходить с площадки: их тандем с Вадиком было не победить. Вадик давал мощные подачи и так же мощно пробивал в прыжке через сетку. Конечно, они менялись, но с учётом мячей, отправленных Олиной подачей в сетку, менялись они довольно часто. Саша на подачах тоже не лажал, а потому первый раунд они с Вадимом выиграли почти всухую: 15:3.
От такой расстановки сил Оля приуныла. «Больше просилась, а сама косячишь», – думала она, отходя с мячом за линию на подачу. Чтобы удар был мощнее, Оля решила взять небольшой разгон в 2-3 шага. Разбег, прыжок и – удар. Мяч перелетает через сетку. Вадим просто ловит его, бросает на землю и бежит к Оле. Все обернулись, Саша Калинин успел первый.
Оля сидела на песке с окровавленной ногой. Из большого пальца торчал глубоко воткнувшийся кусок мидии.
Саша проворно подскочил, приподнял ногу Оли вверх и положил себе на колени.
– Надо поднять повыше, чтобы кровь не так сильно шла, – прокомментировал он, – Вадян, сгоняй в администрацию за аптечкой.
Вадик кивнул, и побежал в сторону домика администрации.
– Эль, есть чистая вода?
– Да, сейчас, – Эля отошла к столику с зонтиком, где вся компания оставила свои вещи.
Двое Сашей обступили Олю с двух сторон.
– Сильно больно? – сочувственно спросил Калинин.
– В обморок не грохнусь. Больно, конечно, но терпимо.
– Сейчас удалим эту штуку, промоем рану, перевяжем и поедем в больницу, – Саша взволнованно посмотрел Оле в глаза.
– Думаешь, стоит? Это просто порез.
– Это глубокий и широкий порез, причём на таком месте, которое постоянно задеваешь. Ты сейчас у моря, высокая влажность. Открытая рана может загноиться, и лечить потом будешь долго. У меня батя в морфлоте служил. Пока ты рядом с морем, раны очень плохо заживают, уж поверь. Лучше заштопать.
– А сам ты откуда?
– Новосибирцы мы, Ольчик, – Саша-Пухляша доброжелательно хлопнул её по плечу, – а вы с подружкой откуда?
– Вы не поверите… Мы тоже.
– Оооо, землячки, значит!
– Да уж, стоило приехать в Геленджик, чтобы здесь познакомиться, – Саша Калинин усмехнулся, – о, а вот и Вадик бежит. С тазиком…?
Без тени одышки Вадик подбежал и протянул Саше аптечку:
– Сажай на стул, над тазиком промоем рану от песка, чтобы не свинячить тут.
Не успела Оля возразить, что доскачет до стула сама, как Саша подхватил её на руки и перенёс к столику. Посадил её на стул, второй подставил ей под раненую ногу.
– Готова?
Оля кивнула и отвернулась.
Саша надел перчатки, обмыл ногу от песка. Вынул осколок моллюска. Из раны хлынула кровь. Саша залил рану хлоргексидином, обложил бинтами вокруг пальца.
– Оль, на пять минут надо прилечь, чтобы поднять ногу повыше. Не видно, остался там песок или нет, и я уже вычищать не полезу.
Эля села рядом:
– Давай голову ко мне на колени.
– Сань, ногу ей помоги подержать. Щас начнёт в себя приходить, адреналин схлынет, слабость начнётся, не удержит ногу. Я пока пойду машину подгоню, если нашу из каршеринга ещё не забрали. Ну или новую найду. На крайний случай неотложку вызовем.
– Хорошо. Я пока приберу тут все. И администрации впесочу за отсутствие медика на месте и за такие подставы в песке! – сжал кулаки Вадик.
– Да пожалуйста, – отстранённо ответил Калинин, – только бинт один оставь, понадобится ещё.
Негодующий Вадик выложил из аптечки бинт, потом схватил чемоданчик и таз с кровавой водичкой и осколком моллюска и ушёл требовать справедливости, а Саша убежал на парковку.
Вернулся он быстро:
– Машина на месте, поехали, – Саша вновь подхватил Олю на руки, будто она ничего не весила, – Сань, возьми ключи, дверь откроешь. Эль, документы у вас с собой?
– Да, здесь, в сумке.
– С нами поедешь или Саше отдашь?
Эля замялась. Отпускать Олю одну с двумя малознакомыми парнями казалось не очень хорошей идеей. Оля сама развеяла её сомнения:
– Давай мне мою сумку, там и телефон, и документы. Будем на связи. Жди в гостинице. Ребята надёжные, не бросят в беде, – Оля ободряюще улыбнулась растерянной подруге.
– Ты уверена? Я бы поехала.
Оля обозначила недобрый прищур, после чего Эля отступила.
– Ладно, я поняла, звони если что.
Весь "Александрийский собор" и Оля отправились к выходу с пляжа.
Саша открыл дверь и помог загрузить Олю в неудобной позе в машину. Второй Саша быстренько убрал пропитавшиеся бинты, замотал ей палец, чтобы не испачкать салон, помог удобно уложить ногу и захлопнул дверь. Ребята перекинулись парой фраз за закрытой дверью, Оля уже не расслышала, после чего Калинин сел за руль, и они помчали по навигатору в ближайший травмпункт.
– А почему Саша не поехал? – поинтересовалась Оля.
– Решил поехать в гостиницу.
– Я думала, они ещё с Вадиком и Элей погуляют.
Саша, обычно безэмоциональный, засмеялся и потёр затылок рукой.
– Да тут понимаешь, какое дело… Вадику Эля понравилась. Мы сами удивились, что он вас позвал играть. Он вот так никогда с девчонками не знакомился. Ну а потом в гостинице сказал, что все, пропал, прекрасная блондинка с серыми глазами покорила его сердце, и ему жизненно необходима поддержка друзей.
– Так значит, разбор на команды тоже был не случайный? Чтоб попонтоваться перед Элей? – улыбка Оли уже была шире лица.
– Верно мыслишь, – Саша тоже улыбался, – Вадик с Саней со школы в волейбольный команде вместе играли. Санёк тогда ещё тощий был до болезни. Так что они команда сыгранная. Они сразу и договорились, что в одной команде будут. Чтобы Вадик выигрышно смотрелся.
– Ну вы и аферисты! – восхищённо выдохнула Оля, – И поэтому, получается, Саша не пошёл к ним, а поехал в гостиницу, – продолжала она свои умозаключения.
Саша кивнул.
– А с нами-то почему не поехал?
Тут Оля вспомнила короткий разговор, который она не расслышала. Осознание очевидности ответа нежно бухнуло по голове и оставило приятное тепло разливаться в груди.
Калинин улыбнулся и подмигнул в зеркало заднего вида.
– Потому что я ему сказал, что дальше справлюсь сам…
***
Тёплые воспоминания об их знакомстве и прекрасном отпуске согревали душу и занимали мысли. Непривычно было не забивать фон музыкой. Странно было не залипать в ленте новостей. У мозга была то ли ломка, то ли перестройка, и он лихорадочно думал, и думал, и думал, правда не что-то конкретное, а всякое-разное. Воспоминания лезли в голову одно за другим. Это даже немного развлекало.
Дорога до города заняла чуть больше полутора часов безудержных воспоминаний. Тропа привела как раз к городским воротам, которые были уже закрыты.
"В 21 веке никто не закрывает городские ворота на ночь! И ворот никаких нет, максимум – КП ГАИ на въезде. Города не спят! Видимо, по наводке бабки пришла как раз туда, где все остальные реконструкторы обосновались. Ну что ж, надеюсь что у них хотя бы power–bank найдётся. И что-нибудь выпить, желательно покрепче".
Оля постучала. В двери открылось маленькое окошечко. Мужчина в шлеме сурово спросил: "Кто такая?"
– Здравствуйте! Откройте, пожалуйста! Я в лесу заблудилась, телефон разрядился. Мне бы зарядить и позвонить. Сутки уже плутаю!
Дверь залязгала засовами и отворилась. Стражник впустил её, а затем сразу же заломил руки за спину и проводил в каморку. В каморке спал второй стражник из караула.
– Погляди, Аким, кто у нас тут!
Стражник разлепил глаза и огладил широкой ладонью окладистую бороду.
– Ммм?
– Девка в ворота постучалась. Околесицу несёт, будто дурная, а одета не то как разбойница, не то как солдатка.
– Какая ж она солдатка, ты, Всеслав, погляди получше: роба-то тонюсенькая, в бою запутается в этом тряпье. Ручки холеные. Нееет, эти ручки оружия не держали и трудом не занимались.
Аким поднялся со своего места, обошёл Олю кругом, рассмотрел пристально ещё раз.
– А когти-то, как у ведьмы, длинные, да цветные какие-то… Звать-то тебя как?
– Ольгой меня звать. А вы Аким?
Стражник кивнул.
– Аким, ну пожалуйста, хоть вы выйдите из образа ненадолго. Я к вашей реконструкции отношения не имею. Заблудилась я, позвонить мне надо, телефон в отключке. Нужна зарядка. Ну пожалуйста!
Стражники будто слушали её, да не слышали.
– Ужо я тебе говорил – околесицу несёт девка. Не по-нашему бает.
– Документ какой есть у тебя, голубушка? – участливо спросил Аким.
– Нету ничего, в машине паспорт оставила. Где машина – не знаю. Ольга Полякова я. Так что, позвонить у вас можно?
– Отчего ж нельзя? Утром в церкву пойдёшь – проси попа, на колокольню пустит, позвонишь.
И оба стражника расхохотались, довольные своей шуткой.
– Дебилы, блядь! – Оля развернулась и выскочила из каморки, хлопнула дверью и быстрым шагом направилась вглубь города, – задолбали, нахрен! Почему никто не может серьёзно к этому отнестись? На всю голову больные своей реконструкцией!
– Далеко ли направилась, голубушка? – двое стражников моментально нагнали её, скрутили руки за спиной и заставили наклониться вперёд.
– Вы совсем охренели что ли?! – заверещала Оля, пытаясь вырваться, – я на вас заявление напишу! В полицию, в прокуратуру – везде, куда руки достанут. В тюрьму сядете!
– Ишь, бойкая какая, в полицию она напишет, да прокурору… Посиди-ка вот до утра в клетке да подумай, как старших да служивых уважать. А мы с прокурором да с начальником полиции с утреца выпьем чаю вприкуску, да и решим, что делать с тобою, шельмой.
Девушку грубо втолкнули в клетку и захлопнули дверь.
– Выпустите меня, идиоты! Я не из вашей постановки, я не актриса! Блядь, да какое у вас стоп-слово, чтобы остановиться, а?!! – кричала им вслед Оля, срывая до хрипа голос. Впустую, стражники даже не оглянулись.
Оля принялась трясти прутья решётки и дверь. Клетка была крепкая, железная, кованая: слишком добротно сделана для бутафорской. Клетка была на 3 отсека. Оля не сразу заметила, что она была не одна, в соседних отсеках тоже были люди. В камере справа слышались стоны. Оля пригляделась, а потом стыдливо отвела взгляд:
– Охренеть. Прямо тут, на полу клетки, вокруг люди, а они…, – Оля села и закрыла голову руками, – кринж какой-то…
– А чего ты, красавица, робеешь? Смотри, это бесплатно, – постанывая на каждом выдохе сообщила стоящая на червереньках женщина, – а за ночь он мне вперёд оплатил, так что работаю. Если хочешь, и тебя научу, – и потрепанная проститутка продолжила старательно и театрально отрабатывать свой нелёгкий хлеб.
Оля отодвинулась от них и отвернулась к другой стене, стараясь не слушать происходящего за спиной. Из темноты второго отсека к ней на свет уличного факела из тени вышел оборванец. Драная и грязная рубаха до колен, штаны отсутствовали. Лицо было молодым, без морщин, но когда он заговорил…
– Не хочешь с ними – поди ко мне, уж я тебя приласкаю, – осклабился оборванец гнилыми зубами. Изо рта его тошнотворно запахло, а руки потянулись через решётку и ловко ухватили Олю за лодыжку, – тебе будет хорошо, уж я обещаю.
Оля попыталась вскочить, но упала навзничь, и больно ударилась головой об пол. Пролетая вниз, она заметила, как паренёк второй рукой ублажал себя, снимая нетерпение, задрав рубаху. Видимо, вдохновился соседями. От этого зрелища Олю чуть не вырвало.
Выдернув ногу, она уползла в центр клетки, где её никто не достанет, подобрала волосы под одежду и свернулась калачиком прямо на полу. Оля лежала и тихонько скулила, как побитая собака. Отрицать очевидное дальше не было смысла.
"Не может быть столько идиотов и извращенцев разом. Не станут люди ради отыгрыша уродовать себе зубы и публично трахаться в тюрьме. Правду, выходит, мне сказала бабка. Ох и влипла же я, мамочки мои… Что ж делать-то теперь…"
Глава 3. Освобождение
К утру соседи Ольги по камере наконец успокоились и даже задремали. Сама же она спать не могла.
Светало. Часы бесстрастно показывали неправдоподобные 10 часов утра. Вперив остекленевший взгляд в пол клетки, Оля тихонечко пела, лёжа на боку, игнорируя стекающие по носу слезы:
За новое утро на счастье осколки И я попрошу, чтобы день был недолгим, Да просто на память кому-то и снова Полжизни моей за доброе слово. В городе утро, порывистый ветер, Я попрошу – и день будет светел. Зачем города как чужие застыли? Куда эти улицы полупустые? Кому это лето? Когда эти зимы ветров ледяных? Зачем повороты асфальту послушны? Откуда взялись эти запахи душные? Кто эти лица? И где тот, кого я ищу среди них?
Сорванные от криков голосовые связки дошептали последние строки припева и отказались продолжать. Соседи все ещё крепко спали, не обращая внимания на небольшой сольный концерт.
Мир развалился на части. Ещё две недели назад у неё было все: свой бизнес, здоровые родители, свое жилье, любимый человек и верная подруга. Неделю назад она была уверена, что без Саши её жизнь разрушена навсегда, что она не сможет без него ни дня. Но дни шли, жизнь продолжалась, а она все ещё могла. Плохо, больно, но могла.
Сейчас она лишилась всего. Кто она здесь? Нищая оборванка, без рода и фамилии, без друзей и поддержки и без понимания, как в этой среде выживать.
"И что, на этом все? Я опущу руки и позволю миру прокрутить меня в этой мясорубке?! Вот уж дудки!" – Оля сжала кулачки, преисполненная решимости, – "я, черт побери, все ещё жива, здорова, руки и ноги на месте! И голова – тоже на месте, что немаловажно! Значит, вылезу из этой передряги. Ну и что, что одна? В эту жизнь я пришла тоже одна, и справилась. Правда у меня были мои мама и папа…".
От мысли о родителях Оля снова почувствовала, как глаза горят от слёз.
"Они там, наверное, с ума сходят, а я даже сообщить им не могу, что я жива… "
Оля решительно поднялась и села. Голова загудела и закружилась.
"Уууу… Видимо, крепко я треснулась, когда вырывалась. Гад беззубый!" – Оля метнула испепеляющий взгляд в сторону оборванца, который сладко посапывал на полу соседней камеры, подложив кулачок под щеку.
Мысленно послав ему все кары вселенной, Оля потрогала рукой затылок и зашипела от боли. На затылке была большая шишка, а волосы были в запекшейся крови.
"Черт, расшибла все-таки… Надеюсь, обошлось без сотрясения. Надо бы врачу показаться что ли, когда выйду. Так, а куда я вообще пойду, когда выйду? Мне нужен план!"
Оля стала озираться по сторонам, пытаясь понять, где она находится, и что есть вокруг.
В стороне виднелись городские ворота и каморка стражи. Оттуда она пришла. От ворот в обе стороны шла городская стена, высокая и неприступная. По бокам от входа стояли крытые мешковиной телеги. Далее взгляду открывалась городская площадь. Удобное расположение для приезжих купцов позволяло бойко вести торговлю: по периметру площади рядами, как сиденья в цирке, располагались торговые палатки – естественно, с утра ещё пустовавшие.
"Здесь центр всей городской жизни должно быть," – смекнула Оля, – "значит, можно будет раздобыть еды. Только вот платить мне нечем. Да и что с одеждой делать? Я слишком бросаюсь в глаза. Стащить разве что с веревок, если кто-то сушит? Для этого придётся уйти подальше в город, здесь поблизости жилья не вижу, всё какие-то лавки. Утром и днём буду тут, как на ладони, не спрячешься… "
В центре площади стоял эшафот. Оля тревожно сглотнула.
"Твою ж мать… А вдруг эти охранники меня повесят? Только за что? Учить надо было историю в школе… За что назначали смертную казнь в 16 веке? Я ведь не убийца… Но воровать вещи явно не стоит, мало ли…", – Олю пробрал мороз по коже, то ли от холода, то ли от ужаса.
Тем временем солнце уверенно взошло над горизонтом. Охранники вышли из своей будки и отправились отворять городские ворота. Со стороны города с топотом подтягивались две вооружённые дружины. Одна из дружин вышла из ворот и отправилась в сторону леса.
"Наверное, патруль. Значит, в лесу должна была быть ещё одна такая дружина. Странно, что я никого не видела…" – Оля продолжала наблюдать за происходящим.
От второй дружины отделились трое: коренастый, крепкий бородатый дядька на таком же основательном коне, и двое пеших воинов. Вся дружина была одета одинаково: в шлемы и кольчуги, на поясах висели ножны с мечами, а за спиной луки и колчаны со стрелами. И только тот воин, что был на коне, на пике шлема имел красный кусочек длинной шерсти, развевающийся на ветру, золотые поручи и красные сафьяновые сапоги.
"Наверное, это их главный. Начальник охраны может…"
Прошла смена караула, и вчерашние дружинники – Аким и Всеслав – повели новоприбывших к клеткам.
– Вот, кого изловили намедни, – начал Всеслав, – этот вот похитник. Все юродивым прикидывается, да кошели на площади вытаскивает. Ещё и боярынь смел щипать да неприличия показывать! Больно прыскучий, насилу споймали!
Начальник брезгливо посмотрел на просыпающегося нищего.
– Кто таков и чей будет?
– Гришка Прокуда. Ничей он. Бродяжничает.
– Надысь уж дважды попадался Прокуда этот. Не уймется, шельмец, сколь ни секи! Совсем распоясался. За бродяжничество и воровство вздернуть!
Бродяжка ещё не успел и опомниться, а его жалкой жизнью уже распорядились.
Отдав приказ, он прошёл три шага и встал напротив камеры, в которой сидела Оля. Решив, что на эшафот ей вовсе не хочется, она поднялась с пола и решила проявить максимум обаяния и харизмы для спасения собственной шкуры. Учтиво присев в книксене, Оля поздоровалась:
– Здравствуйте, уважаемый начальник полиции!
Изумление воина выдала поползшая вверх кустистая бровь:
– Ужель гречанка? Не по-нашему баешь!
Оля смутилась и закивала.
"А что, за иностранку можно было бы сойти. Почему только гречанка?"
– За какие пригрешения в неволе? – главный перевёл взгляд на подчинённых.
– Буйствовала, ругалась матершиной, кричала да бесчинства учиняла.
"Вот гад! Какие я тебе бесчинства тут учиняла?!" – Оля сверкнула злым взглядом на Всеслава.
– Врешь! – рыкнула она.
– Клянусь! Ещё и расправой прокурорской угрожала, да про полицию все говорила, – Всеслав довольно потёр ладони.
– Полиция в Греции – горстка рабов, что челядь непокорную гоняют, – проговорил зычным голосом главный, – что же ты, гречанка, главным рабом меня считаешь?
Мужчина вперил в неё взгляд суровых глаз, и Оля в очередной раз ощутила, как плохо не знать истории, когда попадаешь в такие переделки. Из оправданий у неё было лишь одно: учась в школе, да и после неё, она совершенно точно не собиралась попадать в средневековую Россию. Однако оправдания никак не помогут в деле.
– Простите, я ошиблась, порядков ваших не знаю, – Оля стыдливо склонила голову и густо покраснела, будто отличница, впервые не выучившая домашку. Пожирающий стыд подкреплялся страхом за свою жизнь, ведь буквально минуту назад человека легко и быстро приговорили к смерти.
– Десять плетей, документ ей справить, да нехай идёт восвояси. Авось найдёт приют на земле Русской да ремеслу какому сгодится.
Оля закрыла глаза, облегчённо выдохнула и села обратно на пол, даже не пытаясь унять дрожь в руках и ногах.
"Ещё поживу, значит…"
– А тут у нас теребень кабацкая…
Прописав проститутке и запойному солдатику – её клиенту – по десять и двадцать плетей соответственно, начальник караула удалился, уведя с собой ночную смену. Дневной караул готовился к приведению наказания к исполнению.
Дружина рассредоточилась по площади.
В городские ворота понемногу стали стекаться повозки купцов, груженые разными богатствами. Местные торгаши тоже приходили из глубины города и занимали места на площади, раскладывали свои товары.
В очереди на получение своего наказания Оля оказалась третьей.
– Ступай, ступай, пропойца, – подгонял новый караульный, – уж палач застоялся тебя дожидаючи.
Оля перевела взгляд на эшафот. Рядом с ним стоял мужчина в красном мятле и такой же шапке. Тяжёлый взгляд из-под густых бровей заставлял вздрогнуть и отвести свой взгляд в сторону.
Караульный передал заключённого двоим дружинникам. Парень не сопротивлялся. Снял, рубаху, как было велено, и встал лицом к народу. Насмешливый взгляд ещё хмельных глаз не выражал ни капли раскаяния.
– Раз!
Плеть просвистела в воздухе и мягко затихла, полоснув парня по спине. Онемевшую вмиг площадь огласил громкий вскрик.
Оля в ужасе зажала уши и отвернулась, не в силах на это смотреть. Из глаз сами потекли слезы – то ли от жалости, то ли от страха. Оля хватала ртом воздух, отчаянно борясь с нарастающей паникой. Но крики мучавшегося человека были слышны, что бы она ни делала. Прятаться было негде, её ждало то же самое.
Крики затихли. Оля вытерла уже порядком испачканное лицо рукавом и повернулась. Парня в бессознательном состоянии уносили под руки с площади. Спина была вся в кровавых полосах, рубаха изодрана.
Следующей забрали проститутку. Казалось, она не боялась вообще ничего. Кокетливо подмигнув караульному и покачивая бёдрами, она двинулась к палачу. Оля не слышала, что она ему говорила, но когда женщина подняла руку к его лицу, желая, видимо, приласкать и воззвать к его мужскому началу, она тут же поплатилась за свое нахальство. Двое дружинников резко схватили её и бросили навзничь. Палач брезгливо плюнул под ноги и принялся приводить наказание в исполнение.
Десять вскриков. Никто не пришёл за ней. Избитая и униженная, она уползала с площади сама. Никто даже не повернулся в её сторону. Не попытался помочь. Все сторонились и отводили взгляды.
"Вот и я так поползу, одна…" – с ужасом подумала Оля.
Вдруг возле клетки появилась птица. Чёрный хвост с зелёным отливом красиво свернул на солнце.
– Глаша? – не поверила Оля своим глазам.
– Кррра, дерррржись!
Сорока стремительно вспорхнула и улетела в сторону города.
Караульный отпер дверь. Не дожидаясь грубых понуканий, Оля сама вышла из клетки и на ватных ногах пошла на площадь. Приговоренный к смерти псих из соседней камеры разговаривал сам с собой и жутко смеялся, не обращая внимания на происходящее вокруг.
Дружинники встали спереди по бокам от Оли.
Она скинула ветровку, оставшись в тонкой майке. Утренний холод моментально пробрал до мурашек. Своим взглядом ловила взгляды из толпы. Любопытствующие. Народ шушукался и показывал на неё пальцами, будто на диковинку.
"Гиены… Падальщики…"
Из толпы на неё внимательно смотрели два пронзительных огонька глаз. Мальчуган в тёмном плащике с капюшоном смотрел на неё внимательно, не мигая.
"Почему он так смо…"
–Ааааааа!
Первый же удар обжег ей спину, рассекая кожу. Снова непрошенные слезы.
Оля рухнула на колени.
– Два!
– Аааааууууу!
– Три!
Хриплый вскрик и ощущение, что плеть прошлась ей сквозь мясо до костей. Держаться гордо и вертикально больше не было сил. Оля упала на червереньки, чтобы не пробороздить лицом мощеную площадь.
В десятый удар палач, казалось, вложил все оставшиеся силы. Последний вскрик, полный боли, и тут же второй, уже не её:
– Олюшка моя!
Перед лицом мелькнул знакомый кожаный браслет. А затем обступившая её темнота забрала с собой и боль, и отчаяние, и надежды.
***
Геленджик, 2018г
– Ну ты и крепкая дамочка, скажу я тебе! Другая бы ныла, не переставая, а ты вон даже не пискнула! – Саша восхищённо смотрел на Олю.
Оля засмущалась от его похвалы, и, спрятав порозовевшие щёки, наклонилась пристегнуть ремень безопасности. Ехать спереди и сидя ей нравилось куда больше, чем лёжа буквой «зю» на заднем сиденьи и задирая ноги вверх. И близость этого молодого человека почему-то стала ей приятна. Тёплое ощущение спокойствия и надежности – вот что сопровождало Олю все время, что она была с ним. Впервые за время самостоятельной жизни ей действительно не нужно было держать весь мир на своих плечах. Потому что Саша взял все на себя.