Storona

От автора

Предисловие

Этот текст – попытка найти ответ, а не точное изображение исторических событий. Совпадения с реальностью имеют случайный, утрированный и недосказанный характер.

Від автора

Передмова

Цей текст – спроба знайти відповідь, а не точне зображення історичних подій. Збіги з реальністю мають випадковий, перебільшений та недомовлений характер.

Посвящается

Соболевой Ольге Владимировне

Присвячується

Соболєвой Ользі Володимирівні

«И как оказалось, всё было не зря…»

Антон А.

1. Наивность/Наївність

 
Нещадно
крутится
планета,
Не зная наших
дел
людских.
Она
лишь чувствует,
что дети
Давно,
не чтут
себя самих.
И Солнце светит,
не внимая,
Что где-то там,
на той Земле.
Друг друга
люди убивают
И наяву,
и даже
в сне.
Наука движется быстрее.
Да вроде как
идет
прогресс.
Но войны
с каждым
днем
страшнее.
Зачем несем
свой жуткий крест?
 

1

 
Свершает глобус обороты.
Вот
на отдельной части,
там
Проходит жизнь,
идут заботы,
Что ва́жны очень,
ва́жны нам.
Кусок планеты —
Украина
И заготовила
судьба
Челоубийственную мину,
Ведь скоро
явится война.
 

2

 
Во славном городе
во Львове
Средь узких улиц
и дорог.
Дух,
историческая воля
Точили
украинский слог.
Столицу западной краины
В тринадц(а)том веке,
Даниил
Галицкий князь,
создал красиво,
И не жалел,
ни дней
ни сил.
Водоворот
событий бурных
Веками
город окружал.
Поляк
пускал
свои
здесь
струны,
Еврей и немец
брали
бал.
Кому-то Львів^[1],
кому-то Lemberg^[2],
Кому-то просто
«старый Lwów^[3]».
На Европейский
брошен
берег
Средь разных вер,
средь разных слов.
Оплот большого
украинства,
Он вызывает
давний
спор.
То ли австрийские
бесчинства,
То ли народа
путь-задор,
Явили
центр
незалежних^[4]
С идеей —
государством быть,
Пустив
в столетия надежды,
Країну рідну^[5]
распустить.
И ЗУ(э)Н(э)Р^[6],
и клич Бандеры
Вшивались
нитью в полотно
Большой и действенной
идеи,
Ей сбыться
было суждено.
И вот
на новой
Украине,
Ушедшей из
СССР,
Свободной
или же
руине,
Идут дела
средь прочих
дел.
 

3

 
Родился здесь,
в дождь-непогоду
Євген Біленко^[7],
младший сын,
В семье
отличных педагогов
В семье
изысканных картин.
Отец – писатель,
Мать —
вся
в школе
Историй клич
преподает.
Прадед – в УПА^[8],
бежал за море
Там в Аргентине
и умрет.
А вот по папеньке,
дедуля
Чиновник важный
городской.
Давно сидит
на златом стуле,
Хотя и скоро
на покой.
А женщин
в этом
роде дружном,
Ждет всё ж
тяжелая судьба.
Одна —
покинутая мужем,
Вела
семейные дела.
Вторая —
Мать
Отца
Євгена.
Супруг её
всегда гулял,
Но много денег
все имели
И час
радеющий настал.
Родился внук,
сынок
красивый
Второй
по счету молодец.
И рос
в семье своей
счастливо
Здоровый,
крепенький юнец.
Отца
он видел
очень редко,
Зато
есть
старший брат Тарас.
Бабули
внуков слишком едко
Оберегали
каждый
час.
Да мать,
бывало
поучала,
Дед на работе,
весь
засел,
А парни
спортом
занимались
Борьба дзюдо —
для них
удел.
 

4

 
О как чудна
и как прекрасна
В своих сплетеньях
жизнь,
да вся
Порой —
загадочно-опасна,
Порой —
приветливо-скучна.
Порой
под надобным
масштабом
Способна
очень
удивить.
Ведь в каждом доме,
в каждом взгляде
Своя есть
собственная
нить.
То нить судьбы
и жизни чуждой
Той,
о которой
знать не нам.
Она везде:
она снаружи,
Она
подвластна
всем местам.
Бушует
время
без
запинки
Везде,
всегда
и в каждый миг.
В любом коттедже
и глубинке
В любой
из самых разных книг.
И нить
миры связует
наши
Средь сотен – тысяч
дней
путей,
В которых мы
усердно пашем
По жизни всей,
по жизни всей.
А вот из запада
проходит
Та мира нить,
и на восток
К другой судьбе
она восходит.
В края Донбасса,
в новый слог.
 

5

 
Кипит работа
металлургов,
Рабочий клич
судьбу кует.
Взошли
шахтерские заслуги
На край донбасский,
что цветет.
Здесь небоскребы,
стадионы
Сжигают
светом
ярким
глаз.
И розы
красным миллионом
Раскрыли душу
напоказ.
Ух,
мегаполисом растущим
Контрастный
выдался Донецк.
Здесь
за томящей светом
гущей
Есть
ветхих домиков
венец.
Край
всех
народов
нараспашку
Находит
место для веков
Из русской
свадебной рубашки
Из украинских
нежных слов.
Когда-то
степью был
далекой.
Стоял
лишь Бахмут
от
татар.
Потом Америкой,
по Блоку,
Джон Хьюз
открытый край
создал.
Ведь много
разного свершалось…
Донецко-Криворожский флаг
Российским сердцем
здесь
пылал
весь,
Но в украинский
впал
овраг.
Ну что ж,
в цветущем месте этом
Восходит
новый человек.
В семье
промышленных заветов
Родился сын,
в столь разный век.
 

6

 
Холодной ночью,
в воскресенье
Явился
первенец
в наш мир —
Иван Слободин;
в то мгновенье
У всей семьи
огромный пир.
Ребенок жданный
и желанный
Отец – шахтер,
Цирюльник – мать,
О нем мечтали
так отрадно,
Давно
хотели
свету дать.
Детей побольше,
сколько можно,
Не выходило
все
у них.
Ну вот родился —
будет сложно,
Но радость
гложет
этот миг.
И два прадеда
воевали
Один – танкист,
другой – моряк.
Советской армии
медали
Светили их
нагрудный стяг.
Погибли оба
в сорок пятом,
Своих
оставив
дома жен.
И только резким,
грубым взглядом
Остались в фото
тех времен.
Одна
бабуля
завуч в школе,
Другая,
папа чей танкист,
Давно слегла,
хранится в поле.
Судьбы,
контрастный в жизни,
лист.
Но Ваня рос,
и увлеченно
Отец и мать,
сил
не храня,
Растили мальчика
с пеленок,
Чтоб счастье
мира
озарял
И увлекали
его
разным,
И в школе
он
имел успех.
Ребенком
был своеобразным
То тихий он,
то громче всех.
Искусство нравилось,
да только
Его прельщал
спортивный дух.
Не сосчитать
часов же
сколько
Борьбе дзюдо
отдал
наш друг.
 

7

 
Идут
безжалостные
годы,
Кишит земля
людским огнем.
Все
изменяется погода,
Погода наша
за окном.
И за окном
взрастают судьбы.
По всей планете
наугад,
И бремя
разное
при людях
Ценой
своей
бьёт
невпопад.
Во Львове
радость
и блаженство.
В Донецке горький
трудный быт.
При всем
при этом
совершенство
В противоборствах
двух кипит.
Ведь там,
за счастию-улыбкой,
Свои
проблемы
каждый день.
А за
отчаянием зыбким
Есть проблеск
радостных
дилемм.
 

8

 
Андрій Ігнатович Біленко^[9]
Отец семейства
весь в делах.
Писатель.
Постоянно
в сделках
С изданьем книжек,
вот
в руках
Творенье мучит
изнывая.
Эх,
как тяжел
тот
страстный труд,
Казалось бы,
пиши, как знаешь.
Но может быть,
и не поймут,
Того,
что выразить хотелось.
Того,
что каждый
божий день
В душе твоей
ножом скрипело
И било так,
как бьет
мигрень.
Того, что ты
носил годами,
Что так лелеял
сердца храм
Отдать желаешь
это пламя,
Чтоб не сгорел
от него сам.
Но вонь толпы
все ж неизбежна,
То гений ты,
то графоман,
В итоге
пишешь
лишь с надеждой,
Утешить
разума
свой
стан.
 

9

 
Сначала молод
был романтик,
Деньжата папы
трескал
в раз.
Сам
как
блестящий
яркий
бантик
Карябал
жизни
свой рассказ.
Но вот
влюбился,
как бывает
У сотен тысяч
тех
других.
И пыл
младой
всё ж
утихает,
Проходит
без
– заботный
миг.
Отец
работой обнадежил.
Кем может
стать любой
другой?
Конечно менеджер!
Из кожи
Не лез
Андрій
в работе той.
Но тут взошел
талантом парень.
О буднях стал
писать
так
он,
Что
вот
издался.
Из компаний
Отца ушел
и впал
как в сон.
Награды разные.
Европа.
Книг
тиражи
растут
стеной,
Ведь он
любил же
с детства, чтобы
Его
все слушали
в запой.
 

10

 
Растет семья
он не
в заботах,
Жена
как сущий командир.
А он,
то здесь,
то в той Европе
И пишет не
жалея сил.
Детей он любит,
не считая
Их чудом
чудным
из чудес.
Пусть рядом
носятся,
он в дали
Направит взор
свой
до небес.
 

11

 
Марія Павлівна Біленко^[10]
Росла в семействе
без отца.
Но мать
во всех
была
оттенках,
Да не жалела
ей словца.
И бодрость
дарит,
когда
надо,
Умеет вовремя молчать.
Любовь
исходит
каждым
взглядом
И дарит
это
только мать.
Ну а когда
Марія
тоже
Взросла
как матерь
сыновей.
Вся превратилась
в их же
кожу
Семье
отдалась вся
скорей.
Да принимает
жизнь спокойно,
И что там муж:
в работе сплошь.
Ей только сыночки
невольно
Волненьем бросят
сердце в дрожь.
Судьба Марії
в трех
моментах
Взошла печатью,
по сей день.
Рассказы матери
в куплетах
Историй вечных
– детства сень
Что пробудило
вкус к науке
Познать былые
времена.
Она
срезала в книгах сутки
Она —
истории верна.
Печать вторая —
взгляд Андрія.
Тот взгляд
пылающей души.
По вечерам
цветы носил ей,
Карябал жалкие стишки.
Но как прекрасна
страсть младая,
Хоть срок её —
три года лишь,
А после
верными
друзьями
Они
в супружестве
сошлись.
Печатью третей,
сильной
самой
Два сына
в жизненной судьбе
На сердце
радостною
раной
Явились матери,
как в сне.
 

12

 
Ігнат Васильович Біленко^[11]
Євгена дед,
чиновник сам.
Пробил
по жизни
много
стенок,
Прибрав
кирпичики
к рукам.
В семье обычной
рос
ребенок
В года тяжелые
войны,
Идею нации
с пеленок
От старших брал
себе в займы.
Он вырос
ярым
украинцем,
На «перестроечной» канве,
Создал
«спільноту самостійців^[12]»,
Власть,
собирая
всё к себе.
Распад союза —
праздник сущий
Для ловких рук
и зорких глаз.
И вот Ігнат
Біленко
в гуще
Дела идут
и Бог
воздаст.
 

13

 
А что же там?
Что на востоке?
За терриконами таясь,
Всё та же жизнь
кипит жестоко,
Всегда по-новому
стелясь.
Там как
в других
местах
Планеты
Народа движутся глаза,
Меняя взгляды
и заветы,
Под звуком времени
ползя.
Ведь жизнь одна
и все мы дети
Разбитой да́лече
звезды.
Мы рождены
под Солнца
светом
И от него
мы ищем
мзды.
Какой Донецк?
Обычный город
Таит в себе
несчетных троп,
Путей,
дрог,
ступеней ворох
И все
обходят
знаки «Стоп».
 

14

 
Василий Павлович Слободин —
Отец Ивана,
по судьбе
В печали плавал,
в грустных водах
И в счастье плавал,
на волне.
Рожден в селе,
а сам
донецкий.
При маме рос,
но без отца
По воспитанью —
молодецкий
Мать
муштровала
без конца.
Он так любил
и безотказно
Все для нее,
все исполнял:
Учился в школе распрекрасно,
Был образцом,
на высший балл.
Всегда
всё выполнить
готов он,
А зависть плыла
на селе.
Любой
свершал
Поступок,
чтобы
Мамуле сладиться
вдвойне.
Он рос послушный
и прилежный,
Не хулиган,
не лжива масть.
И в институт
давал надежду
На дело горное
попасть.
Но мать,
Оксана,
заболела.
Бывает в жизни
всё не так.
И вот
настало
время дела,
Диагноз страшен —
это рак…
И силы
маму
покидают
За сына боль,
одна
в душе.
А планы тают,
планы тают…
Что делать дальше,
вот уже
В глазах мальчишки
нет
и света
И нету
без
– мятежных вод.
Уплыло детство,
юность —
где ты?
Наверно
в шахте,
у ворот.
А мимоходом —
Перестройки
Последний год,
уже братки —
Бандитской фауны
прослойки,
Под Цоя
грабят —
всё в портки.
Страна трещит
и наиздохе.
Осталось мало
прошлых
благ,
Но есть надежда
вырвать крохи
И обойти
проблем
овраг.
Ну вот,
Василий
в жуткой боли,
И в сердце
злость,
как блеклый вой.
Он стал
шахтером
поневоле.
Он опускается
в забой.
Простившись с детством
очень рано,
Нырнул
Слободин
в гущу масс
К тем взрослым
жизненным
капканам,
Что ловят всех,
что ловят нас.
И пыль
угля
не отмывалась,
Таилась,
где-то на душе
Лицо
сжимали
злость и жалость,
При виде матери,
в огне.
Шахтерский бунт,
страна распалась.
Шабашишь в день
и в ночь шабашь.
И соц. защита потерялась,
Теперь гарант —
лишь взятки блажь.
Он в жизни делал
все для мамы,
Бескомпромиссно
обещал
Её спасти,
от рака
раны,
Что посылает
боли шквал.
Он опускался глубже,
в землю,
Где веет
угольная тьма.
И в обещание
все верил,
И верил,
что
спасенье
там.
Осталось
только дотянуться —
Случится чудо,
среди
бед,
Но час,
разрушил
этот
путь весь,
Настал же час,
и мамы
нет…
Стеклянный взгляд
окутал парня
И смысла
в жизни
не найти.
Теперь вокруг
все как
в тумане,
Коль мамы
нет
и нет
пути.
Два года армии
и дембель.
Обратно
в глубь земных пород.
Повесить нечего на тремпель…
Всё —
сон,
просып —
самоотвод.
Сломался Вася
в этой буре,
Не знал,
как нужно
дальше жить.
Он продолжал
работать всуе,
И с этим, начал
страшно пить.
И после смены,
утром рано,
Напившись,
следуя
домой,
Василий падает
внезапно —
Сломил
всё тело
алкоголь.
Казалось,
брошен жизнью
парень,
Но тянет
вдруг
его
со дна
Светлана —
девушка из стали,
Ему
намечена
жена.
 

15

 
Росла
в семье интеллигента —
Глеб Родионович Белов,
Приёмный па,
мать – Виолетта
Растили дочь
без лишних слов.
Белов —
деканом в институте,
Где технари
растут из рук,
Жена его
и с ним
в науке,
Трудится в счастье
наш супруг.
И дочь мечтают
в это
русло,
В науку,
физику
пустить,
На тропах топтаных
уж пусто,
Не хочет Света,
так же
жить.
Она
поэзии натура,
Ей добрый миг
держать в словах
Она добра,
она с фактурой,
Она желает
жить в стихах.
Тем утром,
рано
на рассвете,
Из дачи
к музе
своей
шла,
Но тут
судьба
сыграла
метко,
Она
Василия
нашла.
И помощь пьяни
восвояси
Светлана
душенькой
дала,
И смысл
снова
в жизни Васи,
Раскрылись
новые
дела.
Он бросил пить
и весь
с надеждой,
Хотел на «Горный»
поступить,
Подруга
рядом,
эта нежность
Сильней заставит
литься,
жить.
Но тут
родители Светланы,
Не понимают
дочь
и – в сплин, —
Не хочет в физику
и рано
Ей жить с мужчиной,
да с таким.
Назло
Белов
сломил
их счастье,
Не хочет
падчерку
пустить.
Он сделал все,
чтоб чуждый Вася
Не смог
на «Горный»
поступить.
Теперь Слободин,
вновь у шахты,
Светлана
в гордости,
жена,
Забыв
родительские вахты
Ушла
в цирюльники она.
Да пусть
стремления не сбылись
Пришлось
так рано
повзрослеть,
Но
перекроет
эти пыли
Ребенком
счастье
завладеть
 

16

 
Года летят,
года проходят
И терпит так же
нас
земля.
Горит огонь,
горят заводы
Горит работа
как всегда.
А люди мчатся,
людям надо
Придумать
смыл
для всего.
Инстинктов стимулы,
отрадой
Ведут всех нас
так далеко.
А почва терпит,
под ногами.
Что
только
делаем
с ней
мы:
И называем
именами,
Дары берем,
но не взаймы.
Мы делим мир,
мы делим семьи
Мы сами
создали Богов.
Мы сами
выдумали бремя
Из страшных дел,
из страшных слов.
Мы,
колесо крутя
сансары,
Где каждый миг,
где каждый вздох,
Переплелись
в сплошном угаре,
Среди кровавости
дорог.
И год
за годом
мы воюем,
Берем,
бывает
перерыв
На пару лет,
декад
и всую
Мы
мчимся снова,
как в обрыв.
И в этом
самом перерыве
И есть
та жизнь,
и есть
тот мир
Где семьи
наши
молодые
Живут сполна,
как хватит сил.
 

17

 
В большой квартире,
двухэтажной,
Євген
взрастает на руках
Тараса,
брата,
что отважно
Отцовский долг
несет
на страх.
Пока
Андрій,
глава семейства
Европу
прозой
бьет своей,
Бывает часто
на разъездах,
Оставив
жінку^[13] и детей.
Марія, как
любой
учитель,
Работа
только
в пыл и пот.
Детей чужих
муштрует лихо,
Все время
школе
отдаёт.
Свои же дети,
те,
что в доме
Себе
представлены
одни.
И вот
Тарас
Євгена
ломит
Своей опекой
в эти
дни.
Брат
рядом
с братом
и навеки
Весь мир
у этих
младых ног.
«Я завжди поряд,
в нас
безпека^[14]» —
Гласит Тарас
Євгену слог.
И в той беседке,
что у дома
Ребята вместе,
каждый раз
Играют резво,
гласом грома
Ведь тренировки
только час
Их отправляет
в путь
до зала.
И вот
два брата
в кимоно,
Дзюдо
еще
сильней связало
Их души,
судьбы
в полотно.
Не всё
красиво —
распрекрасно
Бывает час,
бывает день,
Когда
Євгена
злость напрасно
Корежит
душу
набекрень.
Он видит мощь
и пыл
Тараса
Его опеку,
властный взгляд
И это будит
в нем отказы
От старших,
братских,
нужных
благ.
Євген,
как младший брат,
так крайне
Тарасу
в зависти покрыт.
Ведь тот мощней,
сильней
и знаньем
Побольше
в жизни
будет сыт.
Ах,
эти детские
обиды
Всплывут,
бывает,
в зрелый год
И оставляют
своим
видом
Шрам на судьбе,
бросая в пот.
А жизнь Євгена
не лишь
братом
В младые
годы
заперта,
Да пусть они
всё так же рядом,
Но есть других
людей рука.
Вот дед Ігнат
даёт ученье,
Склоняя внука
изучать
Сосюры
страстные
творенья,
В патриотическую стать.
Историй сказ
и тех
героев,
Что были
рядом
в прошлый миг,
О украинской
силе,
воле
О той любви
читает стих.
Євген проникся
духом деда
И вот
двухцветный
яркий
флаг,
Не просто ткань —
висит под небом,
А гордый
и
глубокий стяг.
И этот гимн,
что так печален,
Уже и бьет
другим ключом.
Когда дедуля
рассказал им —
Юнцам,
о битве
с грозным злом.
Євген внимал же
воспитанье,
Рос в обстановке,
что даёт
Патриотическое званье —
Любви
и гнева,
как налет.
И в очень
редкие моменты,
Когда один,
бывал один…
Юнец искал
духовной ренты
Среди
изысканных
картин.
Он изучал
свой дом
прекрасный,
Где много книг,
где роскошь есть
Где так светло
и безопасно,
Где —
почитать,
подумать
сесть.
Он
окунался
в мир историй
На украинском языке.
И перед ним
взбрели просторы
Отпетых жизней,
вдалеке.
А за пределом
дома —
город,
Что манит
пышной красотой,
В Святого Юра
на соборе
Его бабуля,
со свечой.
Ведь есть традиции,
порядки,
Но для Євгена
церкви лишь,
То
место
где
хотел бы в прятки
Играть
и бегать,
словно мышь.
И часто он
входил в смущенье,
Что есть какой-то
грозный Бог,
Его
не видно.
Где он,
где он?
Но говорят
что есть.
Подвох?
Да
в этом возрасте
мальчишка
Серьезно
думать
о богах
Не хочет сам,
и в том-то фишка
Что
сотни их
в своих
мирах.
Читал Євген
о Зевсе,
Торе,
О Перуне,
о боге Ра
Из книг
лежащих
тихо в доме
И так не понял —
кто ж был прав.
Но будни детства
мчатся быстро
И это детство
не одно,
И у иных
иные смыслы
Иное
жизни полотно.
Из града Львова
длится дальше
К другим
кишащим городам.
Вот-вот оно,
в Донецке нашем
Идет
к Слободиным рукам.
 

18

 
Наш Ваня рос
в семье,
где бремя
Вопроса денег
бьёт в печаль,
Хоть
и не бедствовал,
проблемы
С валютой были,
но не в край.
Отец
работает
на шахте,
Домой приходит
весь бес сил.
В глазах
его
осколки страха
Обломки чувств,
но он так мил
С родным ребенком
любопытным,
На все вопросы —
«почему?»
Он отвечает,
прям с избытком,
Он любит
в этом
быть плену.
А мать —
Светлана
греет душу,
Когда
за этим
всем следит,
За сыном
свойским,
свойским
мужем,
За их общением
навзрыд.
Ведь Вася
с Ваней
славно рады
Делиться всем
и обо всём,
И смех в квартире
бьется градом,
И оживает
снова дом.
Да пусть
горят
все эти деньги —
Все мыслит
вдумчивая мать,
Ведь не в бумаге,
не в монетах?
Секреты счастья
нужно брать.
Ведь счастье —
это
в общем чувстве,
Что при любых
проблемах
здесь,
Наперекор
всему,
всем буйствам,
Ты рад тому,
что просто есть.
И Ваня рос
при этом счастье,
Хоть бабы нет
и деда нет,
Он о былом
не знал ненастье,
Любви родителей,
тех
лет…
Он занимался
спортом
в радость,
В надежде на
большой успех.
Ему дзюдо
всегда казалось
Ступенькой выхода
наверх.
Читал он книги
из советских
Прошедших,
незабытых
лет,
Себя
Корчагиным же
с детства
Считал
и грел
свой красный свет…
 

19

 
Но жизнь
не вгонишь
в чьи-то рамки,
Всё
происходит и везде,
Хоть изверни
ты
наизнанку —
Утонишь
в этой глубине.
Минуты,
дни,
секунды,
даты
Всегда
события
идут
И не когда
не знаешь
платы
За то,
что там,
за то,
что тут.
Что
движет
жизнью
человека?
Есть обстановка,
но она
Окутав
личный мир,
как сетка
Из сотен нитей,
сплетена.
И вот
в таких
тугих
сплетеньях
Идет
наш
повседневный час.
Во Львов
заносятся
мгновенья
В обычный день
уходит сказ.
 

20

 
Средина осени
прекрасной,
Чарует видом
золотым.
Весь
окунулся
город
в краски,
Он стал
загадочным
таким.
Его дома —
веков строенья
Из
Европейской
красоты,
Теперь
окутаны сплетеньем
Различных ка́белей
в кресты.
Идут
по городу
трамваи,
Они
поболе
ста
лет
здесь.
Кафе щедры,
щедры Вай-фаем.
И в желтых
листьях
город весь.
Брусчатка —
даты
древней «здобич^[15]»:
Пятнадц(а)тый век
ей приписал,
В семнадцатом веке
Зиморович —
Львовян
бурго́мистр-вассал.
И терпят
старые дороги
Колеса
новых евро-фур,
Преобразился
сильно
город,
Поникнув
в будущего
гул.
Эпохи льются —
сочетанье
И принимает
соки
Львов.
А в то же время,
в своей
спальне,
Євгена сон
уйти готов.
Раскрылось утро
солнцем дивным.
Мамуля смотрит,
как же спит
Её —
покой,
чарует,
сына,
Лица младого,
нежный вид.
Тарас,
хоть не
намного старше,
Но спит
как буйный,
дикий зверь,
А вот Євген,
ребенок младший
Так нежно спит,
хоть и не верь.
Его
открылись плавно
очи:
«Мамуню,
котрий зараз час^[16]?»
«Та вже пора,
вставай, синочку,
Сніданок вже
чекає нас^[17]».
Юнец из комнаты
выходит,
Момент
– умылся,
он уже
Стоит
на кухонном
пороге,
Где брат Тарас:
«Це ти?
Невже!
Втомився
я тебе
чекати,
Ти в нас,
без матінки,
ніяк
В підйом
не можеш,
ніжний брате,
Хоч
засипаєш сам,
вже рад!^[18]»
Ну а Євген,
привыкший
к шуткам,
На брата
он
не держит зла,
Хотя порой
обида жутко
Одолевает
все ж
юнца.
Да,
это
вещи бытовые…
Тарасу
вон
уже пора
В ту альма
матер,
время стынет —
Последний курс
и всё
– пока.
Счастливой
юности
заботы
Неукротимый
младый
пыл
В огонь
осознанной работы
Он превратится
с нужных сил.
Тарас доел,
пора,
уходит:
«На вечір
зустріч,
не хворій^[19]» —
Братишке бросит
на подходе
К дверям,
а мать:
«Малеча, стій!^[20]»
Ответил резко,
но с любовью:
«Малеча
в кухні.
Я – Тарас.
Я не дитина!^[21]»
«Заспокойся!
Ти щось забув,
так кожен раз!^[22]» —
И мать дает
на руки книгу:
«Ти вчора
ввечері
просив…
«За стародавніх
часів
Риму^[23]» —
Названья
выдавлен
курсив.
Євген доел,
ему бы в школу,
Но за смартфоном
он сидит
С друзьями
чаты
по приколу
Из разговоров
смех да стыд.
Вот
обсуждают
оговорки
Премьер-министра,
мову ту^[24]
Не может
выучить
и только
Смешит юнца
он поутру.
Так повелось —
век
интернета —
Дай повод —
станешь сам
как шут
Со всех
политиков
конкретно
Всегда
отчаянно
поржут.
Но завершился
час веселый.
Не терпит
время —
всем пора.
Уже Євген
уходит в школу,
В отличном здравии
с утра.
Вот
только
смотрит мать
из окон,
Как сын бежит
к трамваю
в путь.
И в отражении
нечетком
Марія видит
жизни суть —
Своё лицо,
свой взгляд
далекий
И нет
пейзажей
городских.
Есть только пластик,
сбоку стёк(о)л —
Зеркальный взгляд
и чистый миг.
Она
так рада,
что все дети
Её,
уже,
вот
«на ногах».
Еще чуть-чуть
и всё,
заверьте
Они уйдут
и радость,
страх —
Два чувства
сильных
вперемешку.
Детей
не хочет
отпускать,
Но рада очень,
рада тем,
что
Они взросли
в такую стать.
Лишь
не
хватает
только мужа,
Но у него
работа есть.
В Европу ездить
срочно
нужно,
Терпеть – ее,
выходит, честь.
 

21

 
А наш Євген
уже
за партой.
Урок истории
и вот
Стоит учитель
тонкий
знатно,
И мысль его
нещадно жжет.
Он протеже
Марії,
в школе
Второй историк,
молодой
С наукой
связанной
судьбою,
Он каждый день
идет на бой.
«Та ось кажу
я вам —
Бандера,
Як Володимир,
як Богдан
Хмельницький,
він
продовжив тему
Того хресту,
що Богом дан —
Це,
тобто рух
за Україну,
За незалежність
– боротьбу,
Яка триває
ще понині,
З якою я
в житті
теж йду^[25]» —
Секунда паузы
и мигом
Євген учителю
вопрос
На встречу
движет
слово тихо,
Но четко,
не бубня
под нос:
«Дмитро Сергійович,
будь ласка,
У мене є
питання,
я…
Все ж
зрозуміти
дуже важко
Сьогодні що
за боротьба?
Країна
наша
незалежна
У нас
немає
ворогів^[26]».
«З цієй
репризой
обережно!^[27]» —
Учитель
громко
надавил:
«Ця боротьба,
триває досі!
Вона була
і буде ще.
В колишніх
літах, в цьому
році.
Та ворогів
багато є.
Я пам’ятаю
рік четвертий,
Я пам’ятаю
листопад,
Коли
у Києві
нарешті
Ми вийшли
всі
як на парад.
Із помаранчевим
єднанням
Проти
бандитів,
москалів
Ми
показалися
здоланням,
Ми
у Європу
йшли в надрив.
Чому в надрив?
Є перепони…
Тому що є
минулість та —
Радянські
Сталінські
ікони,
Схід України,
як мета
Бути
з Росією
в обіймах,
Що катувала
гидко нас
Голодомором
так надійно,
Щоб все зламати,
кожен раз
Росія
буде
нас давити,
Тому
повинні
берегти
Цю незалежність —
наші квіти
І у Європу
далі йти!^[28]»