000
ОтложитьЧитал
– Кто вы? – спросил Аркадий Петрович молодого человека.
Лебедев уже понял, что это не обычный юноша, а нечто, что приносит беду.
– У меня много имён, как и много образов, – ответил собеседник жёстким холодным голосом. – Кто-то привык видеть меня человеком с зелёным цветом кожи, с виноградной лозой или с головой шакала. В этих образах меня называют Осирис или Анубис. Перед некоторыми я предстаю с крыльями в чёрном плаще, для них я Танатос. Для кого-то меня зовут Яма, страшное божество в красном плаще, многорукий бог с огромной дубиной в руках. Аид, Птах, Инпу, Желя, Идзанами, Плутон, Мара, Эрлик, Чернобог, Велес – это всё мои имена. Я многолик. А тебе, наверно, уместней называть меня просто Смерть. Но люди с древних времён боятся называть меня этим именем, они думают, что тем самым приближают меня, вот и используют разные эвфемизмы…
Аркадий Петрович понял, что не ошибся. Страшно не было. Он уже не боялся смерти, он жил с ней бок о бок долгое время.
– Почему ты пришёл? – спросил он, разглядывая молодого (впрочем, не такого уж и молодого) человека. – И где мы?
Смерть пристально посмотрел на профессора. Некоторое время в комнате стояла густая тишина, затем он ответил:
– Мы – здесь. Ты сам просил прийти и забрать твою душу. Место ты выбрал сам.
– Когда просил? – опешил Аркадий Петрович. – Не помню.
Смерть щёлкнул пальцами.
– Каждый день, – чеканно сказал он. – Каждый час. Начиная с самой первой смерти в вашем научном центре. Ты не осознаёшь, но хочешь этого больше всего на свете. Я могу тебя освободить. И я хотел это сделать, но… есть обстоятельства. Люди до сих пор в тебя верят, и это не даёт мне выполнить твою просьбу.
Аркадию Петровичу показалось, что молодой человек в одну секунду стал старше, пока произносил эти слова. Но профессор не придал этому значения и спокойно сказал:
– Обстоятельства? Интересно. Я это понимаю, но родители сами приводят мне своих детей. Они надеются, впрочем, я и сам надеялся… – Лебедев вздохнул. – Я не знаю, как это объяснить, но мы начинаем верить во многое, когда над нами собирается гроза, чем и пользуются расплодившиеся лжеколдуны, шаманы, хироманты и целители… А почему нельзя верить всегда? Вот я, например, верю. И на меня не переведёшь стрелки – ты, и только ты, а не я идёшь рядом с их детьми. Ты – смерть. И пусть меня называют «Доктор Смерть», людей убиваешь ты, а не я!
Незнакомец слегка приподнялся на локтях, и опять в его чертах произошли какие-то слегка уловимые изменения. Взгляд его стал ещё более холодным, а лицо посерело.
– Ты, Аркадий Петрович, как и я, коллекционер смертей, но не осознаёшь этого, – сказал Смерть, уселся в кресле поудобнее и продолжил: – Ты не понимаешь, что нужно со всем этим делать, а я коллекционер со стажем, у меня всё под контролем. Более того, я с удовольствием признаюсь – мне это нравится. Вы, люди, живёте одним днём, ваша жизнь для меня – день. Вы многого не знаете. Вы считаете, что, если умер ребёнок, то погибла невинная душа. – Собеседник ухмыльнулся, блеснув в полумраке зубами. – Но вы не представляете, что в прошлой жизни он мог быть убийцей, вором, насильником или просто «никем». Такие жизни – мусор, и поэтому мы их пускаем в свет повторно, чтоб их снова и снова убивали, нужно же как-то поддерживать количество населения! Но есть жизни, которые заслуживают место в моей коллекции, жизни, которые зарождаются не по нашей воле. Такие жизни загораются, как звёзды на небе, и за каждой из них мы следим, не отрывая глаз, с самого зарождения. Что выберет эта душа, какой путь? Для нас это загадка. И ты, Аркадий Петрович, и есть такая загадка.
Профессор Лебедев слушал и не мог поверить услышанному… В голове кружились мысли о погибших детях… Это они-то мусор?
Смерть покачал головой и пристукнул кулаками о подлокотники.
– Аркадий Петрович, я тебе о вечном, а ты думаешь совершенно о другом. Сдались тебе эти людишки, детишки, я же говорю, что это «мусор». Это строительный материал, кирпичики – вставят его в стену, и больше от него никакого толку. – Смерть поднял руку, привлекая внимание Лебедева. – Я отвечу на вопрос, который тебя мучает: Соколов, мальчик, которого вчера привезли в ваш центр, сейчас умирает, лечение ему не помогло, и в журнале станет одной записью больше. Он умрёт через два дня.
Профессора как будто передёрнуло, он поднялся с кресла. Хотел было уйти, но внезапно передумал…
– Можно ли обмануть смерть… обмануть… тебя? – спросил Аркадий Петрович.
– Шансы есть всегда, – ответил Смерть, одарив профессора ледяной улыбкой.
– А ты откуда взялся? – продолжил расспрашивать Аркадий Петрович. – Откуда ты появился, если весь ваш мир состоит из тех, кто умер в нашем? Ты тоже из этих… умерших?
Смерть перестал улыбаться.
– Ты прав, – сказал он. – Я такая же коллекционная жизнь. Но это было так давно, что времена Кроноса и Реи, времена божественных чудес кажутся совсем забытыми. – Смерть закрыл глаза, вспоминая древние времена, пальцы его стали теребить пуговицу тёмно-зелёного пиджака. – Тогда меня переманили на одну из сторон. Силы были равны, но каждая сторона хотела придумать свой мир. Нас было очень много, но чтобы построить хоть какую-то иерархию, решили поделить функционал, как вы это называете, и больше не расширять штаты.
Смерть был доволен своим остроумным ответом и даже немного подобрел, как показалось Аркадию Петровичу. По крайней мере, взгляд его несколько потеплел. Он продолжил:
– Нас можно найти, но нас нельзя понять до конца. Я проще, я ближе к людям, чем «светлые». Меня проще найти в каждом человеке, меня много в вашем мире, но… Очень мучает вопрос, почему в тебе нет меня? Во всех есть, а в тебе нет… Поэтому я и хочу взять твою душу в коллекцию. Я предлагаю небольшую сделку – ты отдаёшь жизнь, а я – рецепт спасения от болезни.
Аркадий Петрович взвесил все «за» и «против».
– Сколько у меня времени на обдумывание? – спросил он.
– Я же знаю, что ты не будешь обдумывать, ты уже согласен. Ради соблюдения приличий – два дня, – голос Смерти уже не был бесцветным, в нём чувствовались нотки волнения и уважения.
Смерть поднялся во весь свой рост, и Аркадий Петрович обомлел. Вместо молодого человека перед ним стояла высокая долговязая старуха, а может быть, старик. В складчатом балахоне с большим капюшоном, который в синем освещении был похож на покосившийся церковный купол, существо выглядело устрашающе. Во время их разговора те самые незаметные изменения превратили «тёмного собеседника» в обезличенное существо – седые клочья волос и редкие лоскутья кожи покрывали белые кости злобно скалящегося черепа с огромными пустыми глазницами. Смерть подкинула что-то в воздух: предмет походил на монету. Аркадий Петрович, машинально поймал монетку, и ужасная боль пронзила всё его тело…
8.
Лебедев проснулся от резкой горячей боли, оказалось, что во сне коснулся рукой раскалённой спирали обогревателя. Ожог был не очень большой, но рука сильно болела. Это плохо, без руки на работе ему нечего делать, калек там и без него достаточно.
Посмотрев на часы, Аркадий Петрович понял, что проспал всю ночь, сидя за рабочим столом. Этак он совсем с ума сойдёт от таких снов. Лучше уж спать по-человечески, в постели. Но не до постели сейчас, детей спасать надо.
Поднявшись, Лебедев прошёл к умывальнику. В зеркале увидел чужое лицо. Волосы совсем седые, морщины стали глубже, глаза в обрамлении чёрных кругов смотрели затравленно. Дошёл до ручки.