000
ОтложитьЧитал
Когда болезнь стала причинять мальчику невыносимую боль, Аркадий Петрович решился положить сына в свой научный центр. Зная старую врачебную мудрость, – «своих лечить нельзя» – он всё равно взялся за операцию. Уже на операционном столе Максим спросил: «Папа, а это всё правда, что говорят про тебя мои одноклассники? Правда? Знай, я им не верю. И кто бы что ни говорил – ты…» Рука анестезиолога приложила маску к лицу мальчика, и его синие глаза закрылись… Закрылись навсегда. Его русых вихрастых волос никогда больше не коснётся материнская рука. Ещё одна невинная душа покинула этот мир…
6.
Лебедев был на грани нервного срыва, хотел даже уйти из центра. Но через неделю он всё же вернулся к работе. Взгляд его потускнел, седины прибавилось, но руки уже не дрожали, и он был полон решимости одолеть эту проклятую болезнь.
Никто из сотрудников не ожидал его возвращения, кроме Николая. Все думали, что Аркадий Петрович сломался и никогда больше не сможет заниматься своей работой. Только его бессменный ассистент верил в своего старшего товарища. В глубине души он понимал, что заставило Лебедева вернуться на работу, но вслух никогда и ни с кем не обсуждал это.
– Ну что, Николай, есть результаты? – спросил Аркадий Петрович, положив руку на плечо помощника.
Тот отрицательно покачал головой.
– Послушай, Николай, – сказал Лебедев, уводя ассистента в ординаторскую. – Я хочу рассказать тебе очень интересную, почти детективную историю, которая сегодня со мной приключилась. Подъезжаю я к нашему центру с чёрных ворот, выхожу из машины, достаю из кармана электронный ключ, и тут на меня накидываются двое незнакомых людей. Сшибли меня с ног и приставили к виску пистолет. От такой неожиданности я потерял дар речи. Вдруг внезапно появился наш охранник (из тех, что ещё не сбежали), схватил обоих за шиворот, как щенят. Забрал пистолеты и отшвырнул в кусты на обочине. А самих нападающих прогнал. Я поблагодарил его и спросил: «Как тебя зовут?» «Илья!» – ответил он, глядя на меня с чистой и искренней русской улыбкой. «Обязательно скажу начальнику охраны Титову, чтобы он тебя приставил к премии или к награде». – «Не надо мне премии». – «Почему?» – «У вас в центре лежат двое моих детей, Степан и Софья Сафроновы». Он развернулся и ушёл. Вот такая вот трогательная история.
Николай слушал Лебедева, не перебивая его, лишь изредка кивал. Профессор вздохнул и добавил:
– Николай, найди мне, пожалуйста, в реестре этих двух детей, может быть, им ещё можно помочь.
Хотя в глубине души Аркадий Петрович догадывался о результате… Но боялся признаться в этом даже себе.
Эти дети проходили в реестре с отметкой «Смерть. Результат отрицательный». Как того и боялся Лебедев. Охранник уволился через неделю, и вскоре Аркадий Петрович видел его среди толпы «потерявших» возле центральных ворот. Мужчина тоже узнал профессора, теперь он смотрел на него с ненавистью.
После смерти сына семья распалась. Жена попала на лечение в клинику для душевнобольных и пробыла там некоторое время. Дочь уехала за границу и никогда не писала отцу. Родственники, конечно, встречались с ним, но делали это скрытно, только ради соблюдения приличия. При этом они старались, чтобы соседи не узнали, что к ним приходил «душитель» Лебедев.
Дома профессора никто не ждал, и ему не хотелось там появляться, да и видеть кого-нибудь не было никакого желания. Он стал жить подобно аскету-одиночке.
Аркадий Петрович всё чаще и чаще стал задерживаться на работе до самого утра. Он скрупулёзно просматривал каждую историю болезни, хотя общее количество уже перевалило за десять тысяч. Десять тысяч жизней, которые не удалось спасти. Профессор сопоставлял, анализировал, пытался найти ключ, который поможет остановить череду смертей. Такое, наверно, бывает с каждым – ты чем-то занимаешься и ищешь ответ, инстинктивно чувствуя, что он вот, где-то здесь, совсем рядом. Хватаешься за тоненькую, едва заметную ниточку, а она ускользает. Вот и Аркадий Петрович чувствовал, что разгадка где-то рядом, ещё немного, ещё чуть-чуть – и дети перестанут умирать, прекратится это ежедневное противостояние смерти, общественному мнению, самому себе…
Не так давно в их центре умер единственный наследник престола. Да, монархи тоже люди, и они так же, как и другие смертные, умирают от болезней. Но люди в каждом таком случае склонны видеть политическую подоплёку. Это послужило сигналом к политическим гонениям учёных, к ещё большим нападкам со стороны прессы, что только придало смелости озлобленной людской массе. Ореол ненависти окружал толпу. Ненависть не только к учёным, но и к другим людям, чьи дети ещё живы, ненависть к самим себе, ненависть к одинокому монаху в горах Тибета, ненависть ко всему миру. Как бы мы ни старались, нам сложно представить себя на месте тех людей, но мы можем понять, откуда и почему в наш мир попадает зло. В этом тоже виноваты мы, мы сами. Но кому-то это сложно принять. И таких людей много.
«Разве я виноват в том, что в моём научном центре умирают дети? Разве я? Я виноват? Да, наверно, ведь именно я должен отвечать за всё происходящее там, – думал Аркадий Петрович после очередной неудачи. – Я даю надежду… И я же её отнимаю…»
Гораздо проще отказаться от проекта, забыть обо всём, начать жить весело и беззаботно, а ещё лучше – уехать далеко-далеко… Куда-нибудь, где ничего не будет напоминать об этом кошмаре.
И что будет дальше? Наверное, ничего. А ради чего тогда умерли дети? Для того чтобы дать шанс выжить своим братьям и сёстрам, своим одноклассникам и новорождённым малышам. Хотя бы небольшой шанс, лазейку. И им надо воспользоваться! Многие из умерших в научном центре детей так ни разу не произнесли первое заветное слово – «мама». Да и те, кто успел, недолго протянули. Как поётся в известной песне, «Мама – первое слово», а в этих случаях оно оказалось и последним.
Аркадий Петрович много раз задумывался над внутренним смыслом слов, ежедневно употребляемых в речи. «Исцеление» – это «цель», «выздоровление» – «здоровье». Сейчас он задумался над словом «последний». Не только потому, что понимал, – если он не сможет найти способ спасти детей, то скоро на Земле действительно останется единственный «последний» ребёнок. Ещё и потому, что это слово несёт в себе большую смысловую нагрузку. «"Последний" – от слова «след», – думал он. – Мать оставила свой след в виде своего ребёнка. Убивая его, мы перечёркиваем и всю её жизнь. А может, след от слова "следующий"»… ай, всё равно приходим к одному».
…На улице стояла поздняя осень, лил дождь, вминая в землю пожухлую листву. Аркадий Петрович решил не возвращаться домой, чего ему там делать? Да и дома, в полном смысле слова, уже давно не было. Помещение, где ты бываешь только по ночам, чтобы увидеть очередной кошмарный сон, домом не назовёшь.
Собрав все результаты исследования за последний месяц, Лебедев стал вносить данные в свой электронный реестр для составления отчёта в Министерство здравоохранения. В основном отчёт состоял из одного слова… Смерть…
Особенно его волновала судьба мальчика, Димы Соколова, которого привезли вчера в тяжёлом состоянии. Он очень был похож на его сына, такие же русые вихры, такие же синие глаза. И он точно так же мучительно умирал.
7.
Тёмная, мрачная и сырая комната. Лебедев сидит в уютном, но угловатом и немного давящем кресле, положив руки на подлокотники. Непонятное освещение: вроде в помещении темно, но вместе с тем всё отлично видно в холодном, чуть мерцающем синем свете. В противоположном углу в таком же кресле расположился молодой человек лет двадцати пяти. Очень худой, высокий, темноволосый, он был в аккуратно отглаженном костюме тёмно-зелёного цвета. Он очень нервный, пальцы его то и дело сжимают подлокотники кресла. В то же время взгляд его отстранённый и холодный. Как Аркадий Петрович ни стремился поймать его взгляд, ничего не получалось, молодой человек постоянно отводил глаза.