Соло

1.

Палатка заполнилась радужным светом, проникающим сквозь красную куполообразную крышу. По часам северной стены утро только начиналось, прямые лучи солнца ещё не достигли его места, но обилиe света вокруг выдавало набирающий силу солнечный день. Пробуждаться не хотелось. Добраться до этой роскошной площадки удалось только с наступлением полной темноты. После двух подряд неудобных ночёвок он наслаждался простором хорошо растянутой палатки и тёплого спального мешка. Его палатка и мешок, сделанные по заказу, самых современных материалов и конструкции, выделялись своей откровенной чрезмерностью среди остального содержимого рюкзака. С годами он научился обходиться на маршрутах минимальным количеством еды и снаряжения, но спать любил с комфортом и гордился своим умением использовать все возможности рельефа для устройства на ночлег.

До сих пор стена не выказывала излишнего гостеприимства. Вчера он нетерпеливо дожидался наступления утра на узкой, наклонной полке, безуспешно пытаясь вытянуть во всю длину утомленные ноги и отодвинуться от холодного, трепыхающегося на ветру края палатки. Лишь лучам солнца, настигшим его к полудню, когда он поднимался по узкому ледовому кулуару, удалось окончательно вытеснить из тела память о плохо проведенной ночи. Он вполголоса ругал себя за то, что опять поддался на прелести холодных, северных стен. День прошёл в тщетных попытках наверстать упущенное время и, конечно, затянулся.

Спешка в горах – непозволительная для одиночки роскошь. Обычно ему удаётся предупреждать необходимость в ней самой тщательной подготовкой. На серьёзные восхождения он отправляется только с детальным планом в голове и любит шутить, что использует все доступные человеку средства для уменьшения риска, кроме самого последнего – отказа от восхождения. Всего, однако, не предусмотреть. Места для палаток ему порекомендовала побывавшая здесь недавно группа. Трудно представить, как они умещались на них втроём. Большие энтузиасты.

Дело, разумеется, не только в неудобствах. В этот выход приходилось почему-то сильней обычного подгонять себя, чтобы поддерживать нужный темп. Даже после такой хорошей ночи не хотелось высовывать голову из спального мешка, а хотелось продолжать нежиться в знакомом с детства состоянии утренней полудрёмы, когда в тепле и безопасности одеяла легко предаваться самым сокровенным мыслям и мечтам. А может, хотелось подольше удержать приятные ощущения, оставшиеся от ускользающего из памяти сна.

Временем для этого он не располагал. Сегодня по плану предстояло достичь вершины и, если повезёт, заночевать уже на спуске где-нибудь на западном гребне. Западный гребень довольно простой, но до вершины ещё далеко, почти на пределе того, что он может пройти за день. Следовало бы выйти на маршрут без промедления.

Он перевернулся на живот и широко раскрыл кольцо входа палатки. Внутрь ворвался свежий холодный воздух. Невидимое солнце уже щедро отдавало энергию заполнившей всё вокруг до линии горизонта горной системе. Лёгкие облака, кажущиеся доступными с его высоты, оживляли вид своим неспешным передвижением. Внизу, на противоположной стороне ледового цирка, хорошо была видна морена, на которой он провёл три дня в наблюдении за маршрутом. Потоки талой воды, пробужденные солнцем, уже заблестели, бесшумные с высоты, и забороздили по поверхности ледника. Привычно и охотно он отдался моменту созерцания.

Пока маленькая горелка работала над приготовлением кипяченой воды из снега и льда, он оделся и упаковал свой рюкзак. Чашка чая и калорийный пакет – его обычный завтрак, вечером он выпивает на одну чашку больше и съедает ещё один пакет. Такой скудный рацион, по многократному опыту, мог поддерживать его вполне работоспособным в течение четырёх-пяти дней. Он без особого труда преодолевал соблазн технически посильных, но более длительных маршрутов, на которые нужно нести больше еды и горючего. Тяжёлый рюкзак – испытанное средство испортить хорошее восхождение. Рюкзак, который он прилаживал на спину, содержал, кроме палатки, спального мешка и газовой горелки с баллончиком газа, ещё шесть калорийных пакетов, запасные перчатки и носки. Остальное снаряжение он надел на себя. На обвязке висели два карабина, набор френдов с двумя верёвочными лестницами и ледобур. Кошки были пристёгнуты к ботинкам, в правой руке он держал ледоруб, в левой – ледовый молоток.

Предстоял относительно лёгкий день, что, конечно, не означало возможность расслабиться. Стенная часть маршрута осталась внизу, дальнейший путь шёл по постепенно выполаживающемуся огромному куполу вершины – неупорядоченному нагромождению скал и льда. Не такой крутой, как стена, рельеф всё же не из самых простых. Лёд и скалы в местах, где они граничат друг с другом, часто теряют прочность и требуют особого внимания. Если повезёт, большую часть дня он проведёт на льду, обходя, где возможно, скальные выходы, даже если это означает не самый короткий путь наверх.

Обе ноги по-прежнему на ровной площадке, он застыл в полной готовности, неожиданно затрудняясь сделать то, что давалось очень легко все эти годы, – первый шаг. Большая часть купола вершины не просматривается с морены, составить хорошую картину этой части маршрута во время наблюдения не удалось. Напряжённым глазам и чувствам открывались лишь первые сорок-пятьдесят метров пути. В распоряжении оставался только один способ узнать, что его ждёт впереди. Он попытался сосредоточиться на приятном ощущении от хорошо сбалансированного, легкого ледового молотка в левой руке в надежде вызвать привычное чувство предвкушения. Предвкушение не приходило.

Промедлив ещё немного, он наконец придвинулся к ледовому склону, воткнул в полуметре над головой сначала ледоруб, затем молоток, коротким движением приставил зубья правой кошки, затем левой – и покинул площадку. Тело привычно вошло в отработанную до автоматизма череду движений. Он начал быстро подниматься.

Так продолжалось недолго. Ночёвка ещё не успела скрыться из вида, когда давно забытые ощущения вдруг обрушились на него. Неуверенность и сомнение быстро овладевали каждой клеткой его тела. Вдали от защищенной площадки он ощутил с непривычной остротой крутизну уходящей глубоко вниз стены, угрожающее нависание масс сверху и отчаянно захотел оказаться где-нибудь в другом, ровном и безопасном месте. Сопротивляясь панике, он нашёл в себе силы добраться до подходящего места, быстро закрутил ледобур и с облегчением пристегнулся к нему.

Прошло немало времени, прежде чем он решился выкрутить этот ледобур. Он висел на нём под прикрытием небольшой скалы, упираясь расставленными ногами в склон. Под его весом страховочная петля натянулась и прижала ушко ледобура к ноздреватой поверхности льда. Следуя лёгким перемещениям его тела, ушко дергалось из стороны в сторону, вырезая во льду полуконус. Момент, которого он давно уже опасался, был позади. С облегчением и удовлетворением он чувствовал, что овладевает собой. Дела могли обернуться хуже, случись это в менее подходящее время – вчера на стене, неделю назад на другой стене, месяц назад ещё на одной, несколько лет назад на простых маршрутах ущелья. С недавних пор, полагаясь по-прежнему на необычайную благосклонность судьбы, он отправлялся наверх с прочно поселившейся в сознании мыслью, что в один день всё может вернуться на прежние места. Что пришло без предупреждения – может без предупреждения уйти.

В предупреждениях не было недостатка в этом сезоне многих откровений. Его жизнь перестала быть наполненной той мучительной внутренней борьбой, которая дала ей когда-то новое начало. С обновлённой силой он ощущал её ценность и наполненность. Известность и популярность не оставляли его таким равнодушным, как он любил показать. Всё охотней он пользовался их плодами, хотя по-прежнему относился с небрежностью ко многим своим привилегиям, уверенный, что сможет без труда обходиться без них.

Исключением была его главная привилегия – неизменно выходить невредимым из опасной близости, один на один, с равнодушным миром гор. Эта привилегия незаметно перестала быть его единственным источником пополнения жизненной энергии, а всё больше ощущалась как незаслуженная роскошь, которую он страшился потерять. Предчувствия неизбежности потери набирали силу, он подсознательно и сознательно готовился к ещё одному испытанию судьбы. В мечтах ему удавалось продолжать свою насыщенную жизнь уже в новом качестве, зарабатывая её тяжёлым трудом. Он никогда не заблуждался относительно истинной цены своим восходительским достижениям, но только с недавних пор стал ощущать нарастающую неудовлетворённость. Сердце желало большего, невольно ускоряя этим перемену.

Ничто, разумеется, не могло сравниться с проявлением слабости на виду у всех. Поэтому он предпринял это восхождение только после того, как район покинула последняя экспедиция и он остался один во всём ущелье.

Пролетающие неспешно облака по-прежнему находили его в том же месте, в пятидесяти метрах выше ночёвки. Он встал на кошки, немного приподнялся так, чтобы ледобур оказался на уровне пояса, воткнул повыше ледоруб и молоток, нагрузил их своим весом и начал выкручивать ледобур, настороженно прислушиваясь к себе. Ледобур медленно вышел изо льда и занял своё место на обвязке. Он снова взялся за ледоруб и ледовый молоток, сделал первый осторожный шаг, затем второй – и с облегчением пришёл в движение. Одинокий, он стал пробивать свой путь среди хаоса льда и скал. Манера передвижения потеряла привычную лёгкость и быстроту, но его это мало беспокоило. Сосредоточенный на каждом своём движении, тревожась одновременно о прочности льда под острыми клювами молотка и ледоруба и о правильной позиции передних зубьев кошек, он совершенно утратил чувства времени и расстояния и, остановившись перед первым скальным участком, который нельзя было обойти по льду, затруднялся оценить пройденный путь и затраченное на него время. Ночевка скрылась позади, следующим надёжным ориентиром могла служить только знаменитая горловина в нижней части купола.

Горловину нужно проходить в первой половине дня, он уже опаздывал это сделать. Большую часть северной стороны купола вершины прорезает сверху вниз перевёрнутый гигантский конусообразный жёлоб, оканчивающийся десятиметровым сужением. После двенадцати часов, в ясный день, нагретые прямыми лучами солнца, камни макушки начинают вытаивать изо льда и соскальзывать вниз. Ускоряемые земным притяжением, эти камни собираются в узкой части природного мусоросборника, на выходе из него отрываются в воздух, пролетают в свободном падении и бомбардируют ледовые склоны у основания стены. Место известно как Горловина Шести – в память о шестёрке альпинистов, сорванных в нём камнепадом. Их могилы встречают поднимающихся по тропе в ледовый цирк вершины. Репутация участка не останавливает восходителей, неизменно соблазняющихся его технической лёгкостью. Справа и слева он окружен скальными нависаниями, на которые ни у кого после стены уже не остаётся ни сил, ни терпения.

Судя по характерному гулу, он находился недалеко от горловины, но до неё ещё предстояло добраться. Очередное препятствие, скальный участок пятнадцати-двадцати метров длиной, глазу казался довольно простым, но сердце не легко было в этом убедить. Вчера он проскочил бы этот участок, не снимая кошек, сегодня это не представлялось возможным. Он подошёл к скале, заткнул ледоруб за лямку рюкзака и взялся правой рукой за выступ, затем освободил от ледового молотка левую руку и нашёл ей другой выступ. Аккуратно выбирая зацепки, он поднялся ещё немного, пока ноги не оказались у границы льда и скал. Два френда погрузились глубоко в трещину, он пристегнулся к ним. Теперь можно было снять кошки. Одна за другой они отошли от ботинок и были привязаны поверх рюкзака. Влажные ботинки доставили немного беспокойства на заглаженных скалах. Осторожно он достиг верхнего края участка, снова надел кошки и встал на лёд.

Больше выходить на скалы в тот день не пришлось, он прокладывал едва заметный след по прочному, некрутому льду, останавливаясь часто для короткого отдыха. Горловина гудела в полную мощь к тому времени, когда он достиг её. Вырывающиеся из сужения камни издавали низкий, вибрирующий звук, пролетая высоко над его головой. Его день завершился, несмотря на то что невидимое солнце, наверно, только перевалило через зенит. Под прикрытием скального карниза он стал устраиваться на висячий ночлег.

Он с облегчением освободился от рюкзака и закрепил его в стороне. Затем организовал самостраховку и не спеша выбрал участок прочного льда для ледобура. Временем он располагал. Закрутив ледобур, он осторожно вынул из рюкзака палатку и сложил её специальным образом. Получился хороший гамак – он в очередной раз похвалил умные головы конструкторов. К ледобуру был пристёгнут один конец гамака. Для другого конца он, так же тщательно, приготовил два спаренных френда. Провозившись немного со шнурами, он подвесил гамак, осторожно погрузился в него, попробовал вертикальное и горизонтальное положение тела и остался довольным.

Солнце между тем на короткое время осветило его укромный уголок и снова скрылось за скалами. От погружённой в сверкающий, прозрачный воздух горной страны веяло холодным спокойствием. Вглядываясь в появившиеся на горизонте перистые облака, частые предвестники надвигающейся непогоды, он думал о том, что хороших дней осталось уже совсем немного. Лето закончилось, в приближении первого снега оживлённый район быстро опустел. Люди устремились подальше от посуровевших гор в ещё полные тепла и щедрот природы долины. Его от тех долин отделяли многие дни и недели.

Оставалось только вскипятить воду, выпить чай и съесть свой пакет. Он долго и безуспешно пытался вырубить небольшую выемку во льду, чтобы поставить в неё горелку. Неглубокий лёд откалывался непредсказуемо. Утомившись, он оставил эту затею, уселся ровно в гамаке, устроил горелку на коленях, зажёг, поставил на неё кастрюльку со льдом и долго сидел в напряжении, следя за тем, как лёд превращается в воду и вода подходит к кипению. Разделавшись с ужином, он залез в спальный мешок, растянулся во весь рост в гамаке, прикрыл себя сверху краем палатки и приготовился дожидаться наступления следующего дня. Заходящее солнце окрашивало округу в нереальной сочности и силы краски, которые после прихода темноты ещё долго оставались в его усталых глазах.

К полуночи холод опять сковал камни, и горловина затихла. Наступило самое подходящее время для прохождения опасного участка. Сон не приходил, усталости уже не чувствовалось. Правильным решением было бы быстро собраться, проскочить горловину и подыскать хорошее место для палатки. Если верить описанию, в пяти верёвках выше есть подходящая площадка. У него был с собой налобный фонарик на тот случай, если лунного света окажется недостаточно.

Ночные выходы он совершал редко и неохотно. Только когда это абсолютно необходимо, он мог заставить себя открыть глаза в темноте, преодолеть сопротивление непробудившегося тела, покинуть тепло спального мешка и одеться в холодную одежду. Одетый и совсем не сонный, в ту ночь он не чувствовал в себе желания очутиться на склонах купола одному, в темноте. Подъём на пять верёвок может вполне занять весь завтрашний день, судя по темпу прошедшего дня. Он помнил, что ледовый склон в этой части становится круче. Не желая открывать глаза, он решил, что двинется вперёд, не теряя времени на завтрак, как только начнёт светать. Тишина цирка изредка нарушалась далекими камнепадами. Утомляемый мыслями и неудобством ночлега, он стал впадать в состояние полудрёмы. Возбуждённый мозг перенёсся к началу его одиссеи.

2.

Годы, прошедшие со времени разрушения его прежней жизни, казались уже вечностью. Он всё так же неохотно вызывал память о тех событиях. Малодушные мысли не посещали его даже в моменты наибольшего отчаяния, возможно, потому, что среди терзающих чувств не было одного из смертельных – вины. Пришедшее скоро осознание безвозвратности потери надолго осталось источником мучительных переживаний и в то же время открыло единственную тогда надежду на спасение. Вместе с самым дорогим из жизни исчезли большинство обязательств и необходимость следовать рутине привычного, заведённого порядка. Свобода, хоть и нечаянная, оказала своё могучее действие. В пустоту души хлынули приглушённые годами воспоминания о времени, которое он когда-то проводил в горах. Его неудержимо потянуло в места, где прошли самые наполненные дни его молодости. Он быстро распродал и раздал большую часть своего имущества и выручил достаточно средств для осуществления нехитрого плана: сесть в самолёт, который унесёт его далеко от привычных мест. Нехитрыми планами он живёт с тех пор.

Оказавшись в одном из своих излюбленных, хотя и полузабытых уже мест, он сразу почувствовал его целительную силу. В ущелье стояла благостная осенняя тишина. Ещё не утратившее свою мощь солнце прогревало ленивый воздух и медно-красные скалы. Он сидел, в одиночестве, на удобном камне у сужения ведущего к вершине кулуара и наслаждался долгожданной умиротворённостью чувств. Далеко внизу осталась небольшая хижина, где он спешно бросил свои вещи, перед тем как устремиться сюда. Этой хижине предстояло стать его новым домом. Трудно было представить более подходящее для этого место, так же как и более подходящий день для его первого одиночного восхождения.

Решившись наконец нарушить тишину, он, постепенно разогреваясь, продолжил свой неспешный подъём сначала по хорошо вытоптанной тропе, затем по жесткому, слежавшемуся снегу. Сердце уверенно застучало в ритм с врезающимися в снег ботинками, тело наслаждалось приятной работой, лёгкие наполнялись чистым, прохладным воздухом. Невидимая ещё вершина находилась в нескольких часах простого подъёма по плотному снегу. Наверх, насколько было видно, вели хорошо протоптанные следы.

Прошло полчаса, поворот кулуара открыл справа по ходу выход на скальный гребень. Просматриваемая часть гребня упиралась в крутую, хорошо освещенную гладкую стену. С возбуждением он узнал неоднократно пройденный в прошлом маршрут. Стена обходится справа, и дальнейший путь идёт по более сложным и интересным скалам. Соблазнившись приятными воспоминаниями, он в хорошем темпе поднялся под стену, где его ожидал сюрприз. Вместо простого обхода, справа открылся уходящий высоко вверх крутой отвес. Обход слева выглядел так же неприступно. Было очевидно, что он ошибся и с гребнем, и с маршрутом.

При близком рассмотрении стена, как нередко случается, утратила свою монолитность. Откинувшись на удобном камне, он разглядывал её с нарастающим интересом. Хорошо тренированный в прошлом глаз различал выступы и зацепы для лазания и трещины для крючьев и закладок. Просматривался путь: сначала прямо вверх по вертикальной узкой щели, затем вправо по наклонной полке, выводящей на пологий верх стены. Две верёвки крутых скал, слишком серьёзных для одиночной прогулки без страховки. Дальнейший путь отсюда лежал, конечно, обратно вниз, в кулуар, откуда он мог продолжить подъём или вовсе отказаться от вершины и вернуться назад.

Он не спешил покинуть свою удобную позицию на камне и продолжал скользить глазами по стене. Затем некоторое время было потрачено на осмотр ботинок. Легкого, скального варианта ботинки вполне годились для рельефа, но он пожалел о новеньких скальных туфлях, оставленных в хижине. Наконец он поднялся с камня и размял успевшее застыть тело. Маленький рюкзак на плечах, казалось, не причинял особого стеснения. По телу прошёл знакомый зуд. Смутно вспоминая, что глазами “лезть” всегда легче, чем руками и ногами, он сделал первый шаг вверх по щели.

К моменту когда вторая нога оторвалась от земли, мир вокруг него сузился до размеров видимой части стены. Где-то в высоте существовала также и невидимая часть стены, всё остальное или исчезло, или потеряло всякое значение. Ботинки оказались очень важным предметом в этом мире. Заклинивая их жёсткую подошву в щель, он начал продвигаться вверх, замедляясь только в поисках зацепок для рук. По мере неспешного подъёма необходимость в зацепках ослабевала, он чувствовал себя всё более уверенно на ногах, используя руки только для поддержания равновесия. Переход из щели на полку оказался первым серьёзным препятствием. Он остановился у окончания щели, не испытывая больших неудобств, кроме слабого пощипывания стёртой о скалы кожи подушечек пальцев и напряжения заклиненной в щели стопы. Наклон полки и её ровная, без выступов поверхность не выглядели привлекательными. Чтобы добраться до хороших зацепок прилегающей стены, нужно покинуть безопасность его места и пролезть несколько метров, полагаясь только на трение ботинок и рук о скалу.

Если ставить ботинки так, чтобы их специальная подошва соприкасалась плотно с поверхностью скалы, они держат надёжно. Нужно только сохранять твёрдость в коленях и руках, когда каждой клеткой тела чувствуешь глубину возможного падения. Прежний альпинистский опыт подсказывал ему, что эти несколько метров должны серьёзно испытать его решимость. Однако прежний альпинистский опыт не привёл бы его сюда. Он почувствовал, что правила игры изменились. С неожиданным хладнокровием он покинул щель и пересёк полку, достигнув прилегающей стены. Опьянённый свободными и уверенными движениями своего тела, он вскоре выбрался на самый верх.

Мир вернулся в свои привычные размеры. До вершины оставалось совсем немного – через три четверти часа он уже стоял на ней, подставив лицо лучам предзакатного солнца, проигрывая снова и снова в возбуждённом мозгу моменты прохождения стены. Долина скрывалась в сгущающихся сумерках, оставалось немного светлого времени для спуска, но он не хотел спешить. Обратный путь в темноте продолжался бесконечно. Добравшись до хижины, он распластался на кровати с забытым чувством расслабляющей усталости. Ночью не было никаких снов.

*

Утреннее пробуждение приятно затянулось. Он лежал, неподвижный, в полудрёме. Редкие лучи высвечивали бесшумное движение частичек пыли в воздухе. Вместе с лучами сквозь раскрытое окно проникала ленивая и грустная нега осени. Со смутной надеждой он возвращался душой и мыслями в ущелье своей юности. Много дней было проведено здесь в поисках компании близких по духу, приключений и убежища от суеты города. Лица, эпизоды, места вереницей выплывали из памяти. Один за другим он посещал дорогие сердцу уголки.

Мысли остановились на одном памятном стометровом отрезке скалы, и возбуждение, знакомое со вчерашнего восхождения, вновь овладело им. Он старался поглощать его размеренными порциями, боясь исчерпать. Детали маршрута, проложенного по этой скале, проявились вдруг отчётливо в оживлённом мозгу. Маршрут известен своим ключевым участком – монолитной двухметровой стенкой, упирающейся под небольшое нависание. Участок проходится свободным лазанием. Нужно подняться на трении под нависающую скалу, найти скрытую между ней и стеной зацепку, откинуться от стены, держась двумя руками за эту зацепку, затем упереться ногами и поднять себя как можно выше нависания. Из этого положения быстрым движением нужно дотянуться левой рукой до следующей хорошей зацепки, ухватиться там же правой рукой и поднять себя наверх.

У неудобного положения под нависанием есть ещё одна неприятная особенность. Из него практически невозможно вернуться назад, к началу стенки. Те, кому не удаётся дотянуться до зацепки и выйти наверх, неизбежно ослабевают и срываются вниз. В этом случае рекомендуется не забыть оттолкнуться хорошо от скалы, чтобы при падении не удариться об неё. Перед началом участка надёжно замурован прочный крюк для страховки. Срыв и задержание разделяет около шести метров свободного падения: сначала три метра до крюка, затем столько же после крюка, пока не натянется струной верёвка, зажатая в руках партнёра по связке. По альпинистским меркам вполне безопасное упражнение. Нужно только суметь убедить в этом во всём сомневающийся на высоте шестидесяти метров от земли разум.

Преодоление себя и препятствия вознаграждается щедро. В свой черёд и он испытал несравненное удовлетворение и облегчение, после того как сумел подняться выше ключевого участка, громко подбадриваемый своим напарником. Торжество, однако, было осторожным. Серьёзный, но по всем меркам не чрезвычайный тест потребовал всего, казалось, его мужества и немного отчаяния, хотя технически оказался вполне по силам. Закралось немногообещающее для честолюбивого сердца чувство, что у него не осталось ничего в запасе. Последующие альпинистские годы прошли в преодолении этого чувства, с переменным успехом. В день второй своего возвращения в ущелье он с внутренней улыбкой обнаружил, что эта борьба ещё не утратила для него значения и что он ещё не сказал в ней последнего слова.

Он поднялся с постели, неторопливо приготовил завтрак из горы продуктов, запасённых для него друзьями, и стал собираться для выхода. Сегодня нельзя было обойтись без скальных туфель. Он вынул их, еще пахнущие свежей резиной, из специального мешочка, тщательно примерил и положил обратно в рюкзак вместе с лёгким анораком, небольшим количеством воды и еды. После некоторого раздумья положил туда же каску. Так же не спеша он одел тирольки, плотную рубашку с длинными рукавами, кроссовки и темные очки. С удовольствием приладив на себя лёгкий рюкзак, он вышел наружу.

Вершина нежилась в дымке густого воздуха, уже предчувствуя приближение холодных дождей и снега, но никакая сила не могла испортить этот разгулявшийся день. Отыскать тропу не стоило труда, он зашагал по ней с небрежной уверенностью, мгновенно узнавая много раз хоженные повороты и развилки. Испортить его день тогда могла только встреча с кем-нибудь на пути. Через час тропа закончилась в широком полуцирке, образованном скальными стенами, многократными свидетелями его больших и маленьких побед и разочарований. Они поприветствовали друг друга как старые знакомые. Постояв немного в тишине, он ещё раз убедился, что никогда не покидал насовсем эти места. Всё тот же небольшой камень у основания маршрута, казалось, по-прежнему хранил его след.

Зажатые в плотно зашнурованных скальных туфлях, ступни испытывали немалое неудобство. Им предстояло перетерпеть. Он закончил приготовления осмотром деталей одежды и рюкзака, встал обеими ногами на знакомый камень, с приятным чувством нашёл каждой руке по удобной зацепке и поставил ногу на скалу. Не тренированное, не разогретое ещё тело неохотно включилось в работу, с трудом преодолевая боль в перетруженных вчера мышцах. Это не мешало ему уверенно набирать высоту, переходя из одной неуклюжей позиции в другую. Глаза без труда находили зацепки и полочки на богатом рельефе слоистых скал. Глаза намеренно небрежно скользили мимо хороших трещин, куда в прежние годы он не замедлил бы заложить закладку для страховки. В страховке не чувствовалось необходимости.

Он остановился перевести дыхание на широкой полке, распрямился и освободил руки. Под ногами осталось около сорока метров крутых скал, в двадцати метрах над головой выглядывало нависание, путь к которому шёл по правой стороне широкого угла. Правильная геометрия угла радовала глаз. К разогретым мышцам вернулось немного гибкости и наслаждения от работы.

Достигнув двухметровой стенки перед нависанием, он с улыбкой отметил, что годы не добавили ей ни трещин, ни выступов. Ровная, обрамлённая красными скалами, немного шероховатая поверхность с характерным темным отливом. В руках и коленях уже чувствовалась усталость. Немного поколебавшись, он распластал для равновесия руки по стене, встал ногой на хорошо знакомый крюк и вытянулся на нём во весь рост. До зацепки под нависанием оставалось немногим более метра. Крюк, разумеется, предназначен только для страховки. Использование его для лазания значительно облегчает участок и считается плохим тоном. Он решил, что может пренебречь этим правилом в тот день.

Преодолеть стенку возможно только на трении, зацепиться пальцами не за что. Нужно собраться и проскочить участок быстро, без остановки. Левая нога, вытянутая на крюке, подрагивала от напряжения, полусогнутая правая нога нашла положение наибольшего трения в полушаге выше, пальцы впились в шероховатую поверхность. Первый шаг, второй – и пальцы обеих рук ухватились за невидимую зацепку, мгновенно узнав каждую её неровность. Руки наливались тяжестью, нельзя было терять ни минуты. Откинувшись на них назад, он сделал несколько шажков вверх, так что колени уперлись больно в нависание. Усталое тело застыло в напряжённой позе. Теперь нужно слегка расслабиться, распластаться вверх и вокруг нависания и найти достаточно сил, чтобы освободить левую руку и дотянуться до заветной зацепки. Ещё одно резкое движение – и пальцы левой руки задержались на ней, второй рывок – и правая рука ухватилась рядом. На последнем дыхании он добрался до небольшой расщелины, в пяти метрах выше, и втиснул себя в неё. Не хватало сил ликовать.

Он просидел в расщелине до тех пор, пока не восстановилось дыхание. Тишина полуцирка осталась внизу, у основания стены. До него доносился шум проезжающих по дороге машин и лай собак в селенье. Последние метры неизменно самые тяжёлые. Выбравшись наверх, он испытал знакомое чувство облегчения, отдышался и не спеша разделался со своим бутербродом, запивая его теплой водой и раздумывая о маршруте на непривычно многообещающий завтрашний день.

*

Уже через несколько недель пришло ощущение, что он всегда жил в этом ущелье в своей добротной, пригодной для круглогодичного жилья хижине, расположенной в одиночестве у подножья невысокой горы, среди редких, малорослых деревьев и кустов. Растительность немного густеет вдоль протекающего поблизости ручья. Над окрестностью преобладает главная вершина, та самая, на которой он побывал в первый день. К широким плечам вершины подходят длинные гребни со многих направлений, образуя узкие кулуары, прячущие остатки прошлогоднего снега в тени крутых скал. В получасе ходьбы от хижины находится небольшое селение с единственной лавкой, хозяин которой охотно согласился доставлять необходимые припасы. Ущелье прорезает дорога, ведущая к большому, затянутому дымкой пыльного воздуха городу его детства и молодости.

Близость города, полного старых друзей, знакомых лиц и воспоминаний, почти не волновала чувств. По прибытии в аэропорт его встретили несколько друзей, которые помогли с транспортировкой в ущелье и с хижиной. Они не виделись давно, и радость от встречи была искренней, но его желание ехать в ущелье немедленно, не задерживаясь нигде, не вызвало ни удивления, ни возражений. Привычно и не без некоторого облегчения он отметил, что его присутствие тяготит даже самых близких друзей. И он не мог найти покоя среди них, сочувствующих и тревожащихся. Неизбежно устанавливающиеся напряжённость, недоговорённость служили нежеланным напоминанием. Только в одиночестве, в своём расшатанном, но все ещё привычном мире сокровенных мыслей и побуждений, он ближе всего мог подойти к состоянию душевного равновесия и оказывать сопротивление подтачивающим приступам отчаяния. В ту осень, в ущелье, ему на помощь пришли могучие силы, и он безоговорочно доверился им.