Девочка

Город, любимый город, ах ты же девка паскудная, изменник неблагодарный. Аня вышла из метро и не узнала той станции, на которой прожила всю жизнь, ладно, она же здесь была вчера, и всё было по-прежнему. А сейчас всё как в зеркале или лупе, всё наоборот: где были привычные девятиэтажки, стоят громады, где был торговый центр, теперь гуляют собаки, девушка подошла к карте, та, как назло, была прежней, так, с мелкими отличиями, но всё было узнаваемо. Аня пошла по привычному для себя маршруту, стараясь не обращать внимания на мелочи в форме двадцати пяти, тридцати или сорокаэтажных зданий, мол, всё фуфло, я так, гуляю.

Дойдя до улицы, на которой она жила, всё те же громады, Анечка стала искать свой дом, пришлось спрашивать, невиданное дело: спрашивать, где родной дом. Нашла, но вот радоваться было нечему, хотя как сказать. Сердце девушки вздрогнуло, это был её дом, прежний, старый, пяти этажей от роду. Вот только обшарпанные стены, ладно, они и раньше красотой не блистали, разбитые окна, почти все, остатки яблонь под окнами и тополей у парадной, дом был мало того, что брошен, так ещё и обнесён забором, свежим, на импровизированных воротах была надпись «Снос назначен на 25-е…». Дома больше нет, считай, унесли, где жильцы, никто не знает. Идти в органы, которые этим занимаются? Только не в этом мире, где город сам не знает, как ему выглядеть, чего уж о людишках говорить, они и не замечают то ли телодвижений, то ли конвульсий гиганта. Аня в сердцах плюнула и пошла прочь, хотелось ругаться, но вот только с кем? «Найду того, кто это всё устраивал, волосы повыдираю, – пообещала себе Аня, – если не пожелает объясниться», – чуть смягчаясь, добавила она. Аня просто пошла по улице, ничего и никого не видя, последний островок надежды таял вдали. Какое сегодня число? Мило, послезавтра мой дом сносят, а я вещи и родителей не забрала…

Глава VIII

Дорога стелилась под ногами, как ковёр, ласковый и с длинным ворсом, люди бежали кругом, а Аня шла. Она решила, что центр города в той стороне, и шла, по необходимости что-то спросить, она спрашивала, и всегда находился тот, кто бы ответил, Аня шла дальше, а люди продолжали бежать. Девушка вспомнила о лёгком рюкзачке за спиной, и там оказались деньги, она решила перекусить и буквально в десяти метрах была уютная кафешка-ресторанчик. Приятный полумрак окутал девушку, не столь приятные цены обожгли глаза, хотя за комфорт принято платить. Напоследок принесли чай и маленький кусочек запечённого теста, якобы печенье с предсказанием. Отпив чай, Аня откусила кусочек от теста, и во рту у неё оказался клочок бумаги, газетный. Аня поднесла сальный обрывок к глазам и не успела даже разобрать, что там (всё было запачкано маслом и буквы разъело), как официант, который крутился возле единственной клиентки, подбежал, размахивая руками.

– Подождите, что это? – чуть не закричал он.

– Предсказание из вашего, с позволения сказать, печенья, – недовольным голосом ответила девушка, ей очень не понравилось, что печенье было больше похоже на пирожок, а обрывок газеты она сочла оригинальным и милым.

– Я сейчас же позову менеджера, и мы уладим это недоразумение.

Если бы официант не убежал, то Аня бы возразила, что нет никаких недоразумений, всё в порядке. Но уже два молодых человека шли к ней, и чуть позади грузно ковылял мужчина в фартуке, повар, следует полагать.

– Я приношу свои извинения за такую оплошность, – молодой человек в пиджаке двумя пальцами брезгливо взял ошмёток газеты. – Разумеется, платы с вас никто брать не будет, ваш счёт будет вычтен из зарплаты повара.

– Сам не понимаю, как такое произошло, но признаю – газета моя и обрывок из неё, – повар, потупив глаза, стоял как маленький ребёнок, которого отчитывают за первую двойку.

Все смотрели на девушку, а она была в шоке и вины не видела ни в ком, не будь такой шумихи, то и всё прошло бы незамеченным.

– Давайте тогда сделаем так: забудем, что всё это было, и коль заказ оказался бесплатным, – все трое активно закивали, – просто повторим его, и я с радостью оплачу всё съеденное в любом случае.

Вроде бы все остались довольны, а Анечка, оставшись одна, всё же взяла своё «предсказание» и удостоила его прочтения. Жирные пятна разъели буквы, равные края скрывали начала и концы слов, прочитать можно было только «…ище…ицы…».

Официант уже принёс большую часть повторного заказа и раскладывал всё на столе.

– А позволите спросить? – робко поинтересовалась девушка. – Насколько я вижу, я единственный клиент, могу ли я попросить того повара составить мне компанию в трапезе? Если он не занят каким-нибудь другим делом, конечно.

Слегка удивлённый официант удалился, зато через несколько минут тот самый робкий мужчина сидел напротив, а менеджер выглядывал из-за угла, стараясь разобрать, в чём дело на этот раз.

– Чем я могу быть полезен? – тяжёлый бас повара был не привычен для уха, но приятен.

– Всё хорошо, – Аня робко улыбнулась. – Правда. И основная причина, что я вас потревожила, это выразить благодарность за столь искусно приготовленную еду, я бы обратилась по имени и отчеству, но, к сожалению, не знаю их.

– Василий Иванович, – чуть смущённо ответил он. – Да что вы, так, ничего сложного.

– И простые блюда можно приготовить по-царски.

– Спасибо, – серьёзное, даже суровое лицо повара дрогнуло в улыбке.

– Хотите чаю? У меня их два, а мне столько не осилить, – Аня придвинула одну из чашек к мужчине, он принял дар. – Второй же повод – это газета…

– Я же извинился, – пробормотал повар.

– Нет, что вы, всё хорошо, – мгновенно отреагировала девушка. – Меня другое волнует. Про что была та статья?

– А вам зачем?

– Это же всё-таки предсказание, хотелось бы его понять.

– Там было про капище Богородицы Лады, его реставрировали, вот и заметка была – чуть отпив чай, ответил он.

– А оно далеко? Его можно найти?

– Вы точно не сердитесь из-за клочка газеты?

– Не сержусь, если бы не официант, то я бы и не заметила. Вы менеджеру не говорите, но газета – это весьма оригинально. Тесто подвело, а так всё даже мило.

– Тесто да, нужно было песочное, да вот не закупили. А капище тут рядом, пешком дойти можно. Хотите сходить?

– Да, думаю, стоит, глупо отворачиваться от знаков судьбы.

Когда кончился чай и второй завтрак был окончен, Аня расплатилась и ушла. Выйдя на улицу, больше по привычке переставляя ноги, она вновь задумалась: «Этот мир, нет, не бред, не утопия и даже не отражение её старого мира, он другой. Иной, и всё тут, наивнее и добрее, как подросток, получивший первый паспорт. Может быть, дело и есть в том, что эта реальность ещё слишком молода? Поэтому так пластична, она ещё сама не определилась, как ей выглядеть». Улицы превратились в дорогу, а дорога стала серым ковром, растелившимся под ногами у девушки, она шла и сама не знала как, куда, но была уверена только в одном – зачем. Город, как не коверкай его, а он лучший, вопреки, всегда, будь то шведы или немцы, живой организм можно перекроить, понатыкать кучу всего лишнего, но убить его нельзя. Она вышла на набережную и, идя вдоль воды, вышла к жёлтым стенам, упёрлась, и внутри что-то сказало: «Всё, дальше иди сама», – этакий GPS, сообщающий, что путь окончен. Увы, путь нашей героини ещё не был окончен, ей предстояло ещё несколько поворотов и долгая финишная прямая, Аня и сама это знала, просто знала, и всё. С этой уверенностью она и перешагнула через порог ворот, внутренний компас выключился совсем, девочка совершенно не знала, куда идти.

Анечка попробовала спросить у кого-нибудь, куда идти, но люди, которых здесь было на удивление с избытком, бежали по своим делам – кто на вход, кто на выход. «Тоже мне, добрый мир, конечно, такой же сволочной, как и мой», – бурный поток мысли чуть отрезвил Аню, и она решила поступать так же, как и раньше, – пойти за толпой, никого не спрашивая и не советуясь, всё равно по пути длинная арка, никуда не свернёшь.

Пройдя в толпе ещё несколько сотен метров, она осознала, что это кладбище, старинное и по своему даже завораживающее. Как-то привычно, чтобы здесь были могилы, полумрак и тишина, покой для покойников. Не тут-то было: всё та же куча народу, все бродят, слоняются, толкают друг друга, хорошо, что хоть цыган нет. А нет, есть, вон пошёл маленький таборочек, яркие платки, длинные юбки, хорошо, что петь не надумали. Аня бы долго могла представлять, как цыгане стали петь на кладбище, но её отвлекло чудо, самое настоящее чудо. Она понимала, что в этом мире только два варианта: или он меняется, или она сошла с ума и всё ещё в своём уютном мирке. Девушка заметила святилище: высокий забор, сделанный под старину, массивные брёвна опоясывали монументальное здание, золочёные лики немного переливались, если смотреть с разных сторон, на тебя то взирали сурово, то по отечески добро – мир менялся прямо сейчас, пластично переливаясь. Здание и окружающее пространство колебались и расплывалось, то тая, то твердея, становясь празднично разноцветным, а то серым, словно кадр мелькнуло и невысокое здание с облезлой голубой краской. Людям, идущим мимо, было по традиции всё равно, они не видели, что реальность на их глазах искривляется, почёсывается и выбирает, какой ей быть.

– Давай быстрее… – мужчина, проходящий мимо, проговорил в телефон и ушёл.

– Я ей и говорю, чего стоишь… – две женщины, чуть не задев Аню, проследовали мимо.

– Выбирай… Он ждёт… – ещё чей-то голос раздался сзади, Аня обернулась, но не увидела, кто это был.

– Или сейчас, или некогда… – ещё один обрывок фразы, теперь откуда-то издали.

Аня, давшая себе обещание, что будет следовать знакам судьбы, медленно стала шагать к входу в врата, за ограждения, к святилищу. Её толкали и ругались, она же шла неприкаянная и неуклонная, не обращая внимания на обрывки чужих разговоров. Почти в ухо кричали «Давай», «Быстрее», «Что так медленно»…

Вы когда-нибудь боялись войти в воду? А если вода вертикальная и дрожит? Это страшно или непривычно, как минимум. Вблизи здание не перестало меняться, наоборот, стало видно, как меняется структура материала, из которого она сделана, как камень перетекает в брёвна и обратно, как красный и жёлтый, будто выгорают, становятся серым. Наверно, Аня бы и не решилась войти, но её туда затолкнули. Мужчина так напористо шёл, что сшиб девушку, подумаешь, в проходе стоит.

Аня, вставшая вначале на одно колено, потом опершись рукой, подняла лицо перпендикулярно полу и собиралась выматериться так, что не только бы тот нахал вернулся, но и этот мир навсегда бы решил, каким и с кем нужно быть. В глазах у девушки было столько злобы и ненависти, обиды и расстройства вместе с разочарованием, скажи ей потом, что у неё тогда глаза огнём горели и волосы на ветру играли в «Медуза Горгона Style», она бы поверила. Это могло случиться, но мир решил попросить прощения.

– Девушка, у вас всё хорошо? – старушка-служительница подбежала к упавшей.

Аня посмотрела на пожилую женщины, и бушующие чувства потихоньку стали уходить. Аня кивнула, на языке всё ещё были нелитературные эпитеты.

– Присаживайтесь, вы же ударились, я видела, – старушка показала на скамейку возле входа.

Аня присела и вымученно улыбнулась, перед ней стоял, пожалуй, единственный человек, на которого не хотелось ругаться, столько добра и отзывчивости было в этой сгорбленном жизнью человеке. Тяжело вздохнув, проведя ладонью по лицу, Анечка затуманенным взглядом стала смотреть туда, где пахло травами и была целая толпа народа.

– Скамья-то мокрая, – отстранённым голосом произнесла девушка. – Я в луже сижу, – Аня мелко засмеялась, чуть подёргивая плечами.

– Что говоришь? Я плохо слышу, – старушка наклонилась к девушке.

– Спасибо вам говорю, что не дали затоптать меня. Если бы не вы, я бы могла разное натворить.

– Люди такие, ты сиди отдыхай, странные мы дети, непослушные, но она всё видит, помогает иногда. По родственному.

– В том-то и дело, что иногда и только некоторым.

– А тебе, внучка, нужно? Кручина тебя какая обуяла?

– Вроде нет, – Аня усмехнулась. – Кручина – не кручина, горе – не горе, а у меня то ли крыша едет, то ли чудо со мной какое, а я и не ведаю, что с ним делать.

– Так ты мне расскажи, всяко легче будет, а я тебе посоветую, может что, вот и проверим какую мудрость голова моя седая собрать смогла.

Куда хуже, зачем лучше? Аня всё рассказала, всё, как оно было и как есть теперь. Легко, без утайки, переживая всё заново, но уже без той тяжести, которая преследовала её на протяжении всего пути. Старушка сидела и слушала, и было видно, что ей такие истории не впервой, но она всё равно переживает за рассказчика. Девушка боялась расплакаться, но потом заметила, что вместо неё плачет старушка.

– Что вы? Не плачьте. Я вас расстроила?

– У меня тоже был муж, мне годков-то мало было, всего двадцать восемь, когда он умер. Я тогда очень горевала, но нашла утешение тут. Раздала всё, что имела, а я была богата: дом свой подруге отписала, все тряпки раздала беднякам, только вот платье это оставила, памятное. А мне же много и не надо. Долго спала на пустыре, ночью мне было страшно в городе, днём ходила и чем могла помогала нуждающимся. Давно это было, очень давно, теперь вот здесь живу.

– Может быть, я могу вам чем-то помочь?

– Да что ты можешь? У самой нечего нет.

– Вот у меня здесь в рюкзачке… – Аня потянулась за рюкзаком, но старческая ладонь её остановила.

– Оставь, тебе нужнее будет. Сюда много приносят всякого, что от жиру несут, что по совести. Всякое бывает, но ты оставь, пригодится ещё.

– Дайте совет, что мне делать?

– Я тебе сказала, что помогу, расскажу, что делать – Аня кивнула, и старушка продолжила. – Так я тебе так скажу. Я и сама не знаю, ведь каждый сам решает куда ему идти и что делать. Мой дом теперь тут, но не твой. Не ходи ты дальше, смысла нет, вот я здесь сижу. Ритуалы это хорошо, но это лишь символы, как заклинания у кузнецов, красивый счёт. А всё что нужно, оно внутри, в сердце. Богородица тебя и так услышит. Выйди на улицу, оставь, что хотела мне дать, на пороге, возьми только одну вещь, в мои времена такого не было, не знаю, как называется. И ступай куда глаза глядят, сердце у тебя доброе, чистое, вспыльчивое, правда, но это по молодости бывает. Не волнуйся, внучка, будет у тебя всё, – Аня встала, помогла подняться старушке, они вместе подошли к выходу, Аня перешагнула порог, и старушка добавила, – мой-то умер давно, кости сгнили, а твой жив ещё…

Они вышли на улицу и старушка провела рукой по спине девушки. Аня встрепенулась и попробовала сделать шаг назад, что бы ещё раз взглянуть на свою собеседницу, поклониться и поблагодарить. Но обернувшись, она никого не увидела там была дверь, деревянная, красная с вырезанными рунами, они не мерцали. Аня её дёрнула, потом толкнула, заперто. К девушке подошёл служитель.

– Закрыто, тут же написано, читать не умеешь? – показал на листок офисной бумаги, что приклеен на дверь, «Закрыто на реставрацию».

– Но я только что разговаривала со старушкой лет восьмидесяти, в платье таком белом, по краям вышивка красная и платок с капюшоном. Вот только что мы с ней вышли… – служитель укоризненно на неё смотрел, мотая головой.

– Закрыто, алтарь вон там, малый – он показал рукой на маленькое строение чуть глубже на кладбище.

– Не пойду я туда, не нужно мне, уже. Что хотела, узнала – Аня стала быстро спускаться по ступенькам, на последней остановилась, сняла из-за плеч рюкзак. На ощупь нашла мобильник, а всё остальное положила на край и быстрым шагом пошла прочь.

Служитель пытался окликнуть её, да Аня никого не слышала и старалась не видеть.

Глава IX

«Вся жизнь – дорога, то туда путь держу, то обратно. То стена каменная, то деревянная, но чаще прозрачная, глазу невидимая, ноге непреодолимая», – мысли, опять только мысли, шаг, которым она уже ходила восемнадцать лет, ступал по каменной мостовой вдоль реки. В руках мобильник, в голове ветер, по реке плывёт утка, этот мир решил, что лучше всего сейчас будет лету.

Аня перешла к дому и решила, что если она когда-нибудь заведёт собаку, то никогда, никогда не станет выгуливать её вдоль рек, особенно в центре города…

На всякий случай, пошаркав по траве, тем жалким останкам, которые остались от газона, Анечка зашла в первую попавшуюся подворотню. Как та старушка говорила: идти куда глаза глядят, а они посмотрели на скамеечку. Подошла, села, глаза решили посмотреть в небо. «Мне бы, мне бы в небо, тут я был, а там я не был…» – вспомнилось из репертуара группы «Ленинград», одному Шнуру, наверно, известно, где туда дорога. Аня улыбнулась, сколько народу туда рвалось, и большинству туда было рано, возможно, ей тоже так сильно хочется в небеса, что ей тоже рано.

«Так, стоп, Лёшка говорил, что есть где-то улица… Лестница в небо вроде бы, может, мне туда?» – пронеслось у девушки в голове, она сразу же удивилась такой мысли, но постаралась её запомнить, вдруг пригодится. Неподалёку появилась компания подвыпивших мужчин, которые что-то пели, Аня прислушалась.

– «WWW, Ленинград, SPB.RU, WWW, Ленинград, SPB.RU»… Колян, как там дальше… О!.. «Когда переехал, не помню, наверное, был я…», – пели голосом не то чтобы сильно выпившего человека, а скорее человека, для которого запой – естественное состояние. Аня прислушалась, песня продолжалась, путали слова, и говорить, что фальшивили, это значит ничего не сказать, просто песня ушла в народ. Подумав немного, Аня решила, что это знак, недаром же она вспомнила одну песню, а через несколько минут появляются… граждане… поющие того же автора. Всё, решено, иду к ним и спрашиваю об улице. Робко подойдя к мужчинам, напивающим и выпивающим, она чуть постояла, вдруг сами заметят, не заметили.

– Я извиняюсь, у вас можно спросить?

Мужчины сильно удивились, но все, как по команде, кивнули.

– Не знаете ли вы Лестничную улицу? Если я ничего не путаю, но там точно что-то про лестницу, – Аня смутилась и про себя добавила: «Зачем мне лестница, мне же в небо надо».

– Дай-ка подумать… Лестничная… Нет, не знаю… Колька, может, ты знаешь?

Наверно, этот Николай был у них что-то вроде справочной: песню напомнить и улицу сказать.

– Тут тчно нет, Василий, что-то такое говорил… Вась, вспоминай давай, мы обязаны девушке помочь.

– Лестничная? Ну, знаю, но это скорее в небо лестничная, думаю, девушке не она нужна…

– Она самая, где она, подскажите, пожалуйста.

– Выпьешь, скажу, – Вася был неумолим и уже налил стакан чего-то белого и пахнущего спиртом. – Но я не уверен, что вам именно туда…

Аня вырвала стакан из рук у мужчины и со словами «Умирать – так пьяной», выпила всё залпом, все мужчины были шокированы, а Аня хриплым голосом чуть не закричала:

– Говори, где она? Закусь дайте.

– На Шуваловском кладбище есть Лестничная аллея, другого не знаю, там матушка похоронена моя… – изрёк Вася, протягивая девушке бутерброд.

«Кладбище – это хорошо, кладбище – это привычно», – чуть не вырвалось у Ани, но она вовремя заткнула себе рот бутербродом. Проживав и почувствовав, как желудок борется с ядовитой жидкостью, Аня присела.

– Может, тебе ещё налить? – спросил Вася, но его толкнули в плечо, – да я водички предложил, вот у меня есть, хорошая.

Протянутую воду Аня стала пить большими глотками, организм не возражал и всячески старался побыстрее усвоить принятое, хоть как-то разбавляя первую порцию. Закончив пить и чуть пошатываясь, она встала и, увидев арку, побрела к ней.

– Пойду, спасибо за помощь… – только и смогла произнести Анечка.

Выйдя к реке, на открытый воздух, ей стало легче. Нужно опять ехать, искать эту аллею. Вот только зачем? Аня никак знать не могла, также и не знала, что это за кладбище такое. Было ясно только одно: нужно ехать, а там уже будет видно. В первую очередь нужно было найти это кладбище на карте, и Аня отправилась к книжному магазину, там-то карты города должны быть. В кармане что-то завибрировало, и по воздуху полилась мерзкая незнакомая мелодия, Аня приложила руку к карману, мелодия стала тише, вибрация перешла больше в ногу. Аня за мгновение вытащила мобильник и испуганным голосом чуть ли не прокричала:

– Алло! Я вас слушаю.

– Вы Анна? – незнакомый голос, раздавшийся из трубки, был то ли напуган, то ли смущён.

– Да, а что случилось? – уже спокойным и мирным голосом продолжила она.

– Здесь, вы только не пугайтесь, человека машина сбила, он, перед тем как потерять сознание, протянул телефон с выделенным контактом и прошептал «Анечка»… Вот мы и позвонили… – человеку было явно неудобно и неловко.

– Кто, мать вашу, вы? – закричала Аня. – Небось ты, гнида, его и сбил! – внутри она была полностью спокойна, но внешне всё, что только можно, она выплёскивала на собеседника, всё тот же спокойный и рассудительный внутренний голос уверял: так будет правильно.

– Да нет, что вы, я очевидец, просто подошёл первым, да вы не волнуйтесь, здесь уже скорая приехала, полиция… так что сейчас скажут, куда подъехать можно, вам на кладбище не надо… Что это я…

– Шуваловском, знаю, – грубо перебила Аня.

– Да… Так вы здесь рядом, он выходил с Лестничной аллеи, а этот урод вылетел и…

– Понятно. Что медики говорят? – Аня уже поняла, что ехать ей нужно, необходимо, но пока что не на очередное кладбище, то, что это нашёлся Лёшка, её настоящий, а не переросток-старикан с семьёй, этого она ещё не осознавала, всё затянуло спокойствие, которое служило барьером, чтобы окончательно не сдали нервы.

– Медики? – голос чуть отдалился, послышалось полуразборчивое «Жень, что там бригада говорит?», ответа Аня не расслышала, но его повторили в краткой форме. – Его в Первый мед, состояние тяжёлое, постарайтесь там быть быстрее, мы по пути, возможно, кого-то ещё вызвоним, но вы постарайтесь, кому нужно, сообщить. Вдруг придётся принимать жизненно важные решения.

– Хорошо, поняла, еду, – Аня уже начинала бежать, и голос дрожал.

– Кому ещё следует сообщать?

– Не знаю, в записной книжке поройтесь, там должны быть родственники.

Телефон резко дал отбой, Аня, не задумываясь, положила его в карман и только ускорилась. Она попробовала представить, где она сейчас и куда ей нужно, по старому городу получалось вроде не так далеко, но в этом изменчивом и непривычном мире могло быть всё иначе. Она подбежала к первому же человеку и, схватив щуплого юношу за отворот куртки, с гневным лицом и абсолютно безумными глазами прошипела ему в лицо:

– Первый мед, где это?

Молодой человек испугался до потери речи и лишь показал рукой вдоль реки.

– Подробнее.

– Вдоль реки до «Петроградской», там через площадь, мимо медицинского университета, слева будет высокое здание, это оно, – залепетал юноша. – Как до «Петроградской» дойти, рассказать?

– Вдоль реки, там, чуть не доходя, сдать левее, упрусь в площадь, – чуть успокоившись, ответила Аня. – Извини, тороплюсь, – бросила она уже через плечо.

«Ну и зверюгой же я могу быть порою», – корила девушка себя, стараясь как можно быстрее переставлять ноги, бежать быстрее изо всех сил. Ей уже было всё равно, почему и как она бежит, смотрят ли на неё люди, она бежала к единственному и самому любимому. Он был в опасности, она ему нужна, и она, уже разрывая землю и портя кроссовки, бежит, на эти минуты у неё только одна цель – как можно быстрее быть там, всё остальное не имеет значения. Люди смешались в единую кашу, она видела только асфальт под ногами и неподвижные опоры впереди, если кто-то вставал у неё на пути, она оббегала это, но были случаи, когда она вбегала в толпу пешеходов и, не снижая скорости, расталкивая всех локтями и пиная коленками, торила себе путь. Были и светофоры, но Аня, сняв с себя куртку, выбегала на проезжую часть и, крутя курткой в воздухе, перебегала на нужную сторону, ошарашенные водители тормозили. Думала ли Аня о чём-нибудь? Думала, но это были мысли о том, как бы быстрее добраться до места назначения. Она не думала о себе, только об Алексее, которого сейчас везли в скорой, мчалась несмотря на правила, как мчится сейчас она. Перебежав один перекрёсток и скомкав куртку в руке, на неё накатила усталость, на которую она просто не обращала внимания, ноги стали заплетаться, в руках появилась тяжесть, разом по всему телу выступил пот, появился озноб. «Нужно отдохнуть», – пронеслась первая мысль, посвящённая самой себе. Взгляд упал на автомобиль, где на торпеде лежала обшарпанный Ладинец, на солярном символе радостно играли отблески, Аня сочтя это за знак, разом упала на колени и начала передвигаться на них.

«Если я доползу до конца дома, до перекрёстка, то с Лёшей всё будет хорошо. Боги, родненькие, лучше меня по пути размажет автомобиль, чем он, уже сбитый, погибнет по глупости какого-то урода. Я обязана доползти ради любимого, самого близкого и родного…» Ноги стали неимоверно болеть, грубый асфальт врезался мелкими камешками в колени, обувь лишь мешала, царапаясь и цепляясь за всё, что только возможно, переставляя ноги, Аня задела кусок битого стекла и поранилась, но мысли её были далеко, и она не заметила рваной штанины и маленькой струйки крови, которая просочилась. «Лада, пощади моего возлюбленного, если тебе нужен кто-то, возьми лучше меня. Я готова отдать свою жизнь, если это требуется, пусть только он живёт. Не за себя прошу, от всего сердца взываю к тебе, пусть только Алексей живёт». Аня споткнулась на сложенных в коленях ногах, она стала падать, но рук, сложенных лодочкой, она не раздвинула и, лишь оперевшись локтем об асфальт, оттолкнулась и вернулась в нужную позу, поползла дальше. «Прошу тебя, Перун, ведь ты покровитель его, ты добр и великодушен, забери лучше меня, только бы он мог жить, я знаю, он сможет жить без меня, я же без него и так умру. Если тебе нужна его жизнь, возьми же и мою…» На избитых коленях, с раненой ногой и ушибленным коленом она просто встала одним рывком и побежала дальше. Несмотря на то что тело претерпело, сил добавилось, и она снова мчалась вперёд, к месту, где она сможет увидеть того самого, ради которого уже так давно сбежала из маленького городка и начала свой путь. Путь, полный приключений и мистики, путь, подаривший ей новый взгляд на жизнь, показавший, что если есть что-то мистическое, то оно всегда рядом со всеми, но не все хотят увидеть это. Путь, в котором так много произошло и всё только ради того, чтобы она могла бежать, не обращая внимания на дорогу, к тому, ради кого она сделала первый шаг в эту сторону.