Стихотворения

Алексей Николаевич Апухтин был писателем «независимым», не желавшим ни пропагандировать, ни зарабатывать посредством искусства. Поэтому основное, что бросается в глаза в его творчестве, – это искренность и энтузиазм, качества, нечастые среди литераторов (по крайней мере, в такой степени).Данное издание раскрывает Апухтина главным образом как талантливого прозаика. Его стихи, во-первых, написаны в традиции «Золотого века», с заданной тематикой и постоянными рифмами вроде «мир – кумир», «высокий – глубокий», «напрасных – прекрасных», что, собственно, приедается. Так и кажется, что «Золотой век» поэзии можно без остатка запихнуть в две-три дюжины программных произведений. Во-вторых, они чаще всего описательные, и весьма скупы на поэтические образы. Апухтин повествует, делает это очень убедительно и опять же искренно, но для поэзии этого мало, и, читая «Год в монастыре», поневоле задумываешься: не лучше бы этому быть повестью?А вот прозу Алексея Николаевича хочется поставить в первые ряды российской прозы XIX века. Тексты Апухтина удивительно прозрачны, обстоятельны, наполнены интересными образами, увлекает его стиль, отмеченный преобладанием хорошо выписанных разговоров, в которых раскрываются персонажи. Я очень жалел, что «Неоконченная повесть» осталась недописанной; русская литература лишилась многопланового романа, ярко раскрывающего деревенскую и столичную жизни второй половины XIX века и наполненного вниманием к человеку и не злой, но решительной критикой высшего света. Собственно, об этом – почти всё творчество А.Н., прозаическое и поэтическое: как «день проходит за днём, не принося с собой ни радости, ни горя, убаюкивая разум и совесть однообразным шумом и по временам волнуя сердце самой мелкой борьбой самых крохотных самолюбий». Побег от светской лжи и лицемерия к обретению себя и независимости, в сущности, пронизывает каждую его главу или строфу. Апухтин пишет о двух главных вещах в человеческой жизни – любви, точнее, браке, и смерти, точнее, перерождении через смерть и болезнь. Человеку современному будет несложно на время стать Угаровым, Павликом Дольским, князем Трубчевским, поскольку все они решают те самые вопросы экзистенции, которые мучают каждое поколение. Повести Апухтина сумеют покорить и тех, кто предпочитает психологическую прозу, и тех, кому больше по душе вещи философской направленности.Алексей Николаевич Апухтин был писателем «независимым», и очень хочется, чтобы у нас было как можно больше таких писателей. Их произведения лучше проходят проверку временем.

Много лет назад, когда сыну пришло время поступать в школу и тема выбора активно обсуждалась такими же, как я тогдашняя, молодыми мамашами, имела неосторожность сказать, что мечтаю для него о девятой гимназии. Там двух, а при желании и трехъязычие, хорошие рейтинги, перспективы поступления. – Что ты! – воскликнула одна из соседок, – В «девятку» ни в коем случае, такие учебные нагрузки, что дети после нее в дурку попадают. Я своего Борю ни за что туда не отдам! На беду, сын и ее Боря были тут же. Разговор тот подействовал на неокрепший мозг моего ребенка таким образом, что на собеседовании он просто молчал, как воды в рот набрал. Жутко меня расстроив, но учиться в результате пошел в муниципальную школу возле дома. Неплохую, однако… С дочерью как-то само собой получилось, что она хотела в девятую, ко времени ее поступления конкурс был три человека на место. Прошла, поступила, учится. Теперь в десятом классе. Свободный английский, хороший немецкий, русский тоже не в загоне. Вчера складываю в стопку книжки-учебники и натыкаюсь на сборничек «Русская лирика XIX века» (не домашняя книга, готовится к областной олимпиаде, у кого-то взяла). Отложить не выходит, руки сами открывают оглавление, глаза скользят сверху вниз по строчкам: где он, где же он, апухтинский «Сумасшедший»? Искать, впрочем, без надобности, помню наизусть. С тех времен, когда в мои 19 перелистывала «Антологию русской поэзии XIX века» и дошла до Апухтина. А просматривала томик, надо сказать, со снобским высокомерием. К тому времени с Вознесенским, Гумилевым, Ахматовой, Пастернаком уже спознавшись (перечисляю в хронологическом порядке, никак не связанном со степенью значимости). От юношеской влюбленности в Лермонтова отойти успев, взрослой любовью к Пушкину не проникнувшись пока. Понятия еще не имея о подлинной гениальности Фета и Тютчева. Ну что они там могли действительно интересного написать: «розы-морозы-грезы и слезы»? Вот этот, например, дядька, морда опухшая, фамилия под стать, а туда же – поэт. Был бы ты приличным поэтом, был бы знаменит. Ну и что он там пишет? Так-так, «Сумасшедший», интересничает? А потом только прервавшееся дыхание и сухие слезы в глазах. И как ножом чуть выше солнечного сплетения. Где-то далеко, на периферии сознания: вот откуда блатной романс «Ах васильки, васильки» есть пошел. Носилась тогда со стихотворением, как дурень с писаной торбой. Всем показывая, поражаясь отсутствию интереса или вежливому: да-да, очень неплохо. А В «Лужине» Набокова не поймала аллюзию, только сегодня из Вики выловила глубинную связь двух этих произведений. Жаль, могла бы полюбить «Защиту Лужина», когда бы читала иными глазами. У меня с другим персонажем другого произведения связалось. Натан из «Выбора Софи» Стайрона. Ну и насквозь уж красной лентой к «Песочному человеку» Гофмана. Любишь человека и он лучше всех на свете. А потом р-раз, что-то случается и он тебя убивает. Такой талантливый, такой яркий,такой не вписывающийся в стандарты. Болезненное ожирение и водянка – это к финалу недлинной жизни. В молодости хорош собой, хотя любит представителей своего пола больше, чем противоположного. Ну и что с того? И да, таки он знаменит. Кому нужно знать, знают. А как по мне, один его «Сумасшедший» многих томов стоит.