000
ОтложитьЧитал
Содом
На том этаже телецентра, где мы ожидали записи передачи, прогуливаясь по коридору, было очень людно. Видимо, Украина продолжала искать таланты, и почти голые девицы, совсем еще юные, в ожидании вызова на сцену хлопали накрашенными ресницами, шумели в гримерках, выбегали на перекур, тараторили с друзьями и родителями, прижав мобильники к уху.
Нас было двое, и мы коротали время в занимательном разговоре. Моим собеседником был знаток Ветхого Завета, и мы, мысленно открывая сундук библейских сокровищ, перебирали отдельные его драгоценности, наслаждаясь их красотой. Надпись «Идет запись» еще была темна над нашей студией.
О чем мы только не говорили тогда: о благословениях, данных умирающим Иаковом сыновьям; о красной телице; о пропавших без вести десяти коленах; о первом Храме. Каким-то боком разговор наш зацепил и тему Содома. Содом – это дело ясное, казалось мне. Неестественный блуд, грубое насилие, мужеложство – вот его яркие признаки. Оказалось, что не только в этом дело. В который раз оказалось, что мы можем привычно думать о чем-то и считать дело ясным и до конца решенным, тогда как дело и не ясно, и не решено, и нами до конца не выяснено.
– Содом – это не просто половая содомия, то есть извращение половой жизни, – говорил мой знакомый. – Половая содомия есть лишь часть общей содомии, причем побочная часть.
– А что значит «общая содомия»? – спросил я, по правде сказать, недоумевая.
– Это извращение всех вообще сторон жизни и потеря человеческого облика. Сильнее всего это извращение проявляется в утрате способности отличать добро от зла и, как следствие, в извращении правосудия. Несправедливость в судах, тотальная, вопиющая и невыносимая несправедливость – это такой же фактор Содома, как половая страсть мужчины к мужчине.
Мы разговаривали на ходу, медленно прохаживаясь между кандидатками в «звезды», огибая их и иногда невольно слегка с ними сталкиваясь.
– Вот эти девочки, к примеру, – продолжал мой собеседник. – Они ходят голые среди мужчин, которые им не отцы и не мужья. И при этом думают, что так и надо. Это – Содом. Они потеряли чувство меры, чувство стыда, чувство справедливости. С этим согласны их родители. И все это – Содом. Попробуйте сказать им, что они ведут себя нечестиво, что они развратницы и позор своих семейств. Они набросятся на вас, как стая птиц на падаль, они съедят вас, и вы ничего не сможете им ни доказать, ни объяснить. Это и есть Содом. Их родители, кстати, поступят с вами так же.
Тут я начал вспоминать все, что читал в Писании о вещах подобного рода.
У тебя был лоб блудницы, ты отбросила стыд (Иер. 3, 3).
Выражение лиц их свидетельствует против них, и о грехе своем они рассказывают открыто, как Содомляне, не скрывают: горе душе их! Ибо сами на себя навлекают зло (Ис. 3, 9).
Грешить и не краснеть, хвалиться грехом, зарабатывать на беззакониях – вот Содом. И это еще далеко не все.
Многие вещи сокрыты ночным мраком. Для того они и творятся ночью. Но люди теряют стыд и свет слова вносят туда, где должно быть темно. Они смеются и говорят открыто о грехах своих. Они гордятся грехами, словно это – победы на поле боя. И это – содомское сознание. Я всегда скрыто чувствовал это, а теперь стал не просто чувствовать, но понимать.
Мы продолжили разговор.
Древнее предание говорит, что четверо судей было в Содоме: Шакрой, Шакрурай, Зайфой и Мацли-дин. Первые двое получили имя от слова «шекер», то есть «ложь». Третий – от слова «зайфон», то есть «подделыватель», а имя четвертого означает «извращающий правосудие».
Извращенное правосудие – вот Содом. Тебя ограбили, но ты же еще и должен. Это – Содом. Ты обратился в суд и обнищал от судебных издержек, но правды так и не добился. Это – Содом. У тебя отобрали имущество, лишили наследства или сбили на дорогой машине, но ты же и оказался виноват – вот тебе настоящий Содом, без всякого отношения к половым пакостям. Это потом неправедные судьи, обмывая очередную «победу», будут смеяться над жертвой, упиваться и в пьяном виде творить пакости. Эти-то пакости мы и называем Содомом, но сам Содом – это то, что творится раньше, то есть беззаконие.
Жестокость, бесчеловечие – признаки извращенного бытия. «Вы – говорил Исаия, – присоединяете дом к дому и выгоняете бедняка. Как будто вы одни живете на земле».
И он же говорил, что если бы Господь не сохранил Израилю остатка, то израильтяне были бы как Содом, уподобились бы Гоморре.
Бесчеловечие, обман, тотальная жестокость – вот родовые признаки Содома, и мы в нем живем. Да, к счастью, однополые забавы и половая гнусь культурно все еще далеки от нас. Но не только в этом дело. В роскоши и грабеже – Содом, в злой неправде – Содом. А уж там, за высоким забором содомского дворца, выстроенного на слезах безответных жителей земли, никто не помешает поселиться и всякому половому извращению. Так оно и бывает. Так оно и есть.
Воплощенный, актуализированный Содом – это «Колымские рассказы» В. Шаламова, где урка играет в карты на свитер, только что присланный с воли соседу по нарам. Урка проигрывает чужой свитер, а человек согласен снять его только вместе с кожей. Человека молча и спокойно режут насмерть, и снимают с него свитер, и продолжают дальше играть. И эта будничная картина есть картина Содома, даже несмотря на отсутствие в кадре всякого намека на педерастию.
И когда интеллигент «тискает роман» блатному авторитету, то есть, стоя «на цырлах», «по понятиям» излагает блатному авторитету смысл классического произведения, будь то «Ромео и Джульетта» или «Фауст», то это тоже Содом. Этот несчастный интеллигент может еще, рассказывая, и пятки чесать этому самому авторитету, зарабатывая часть блатной пайки, и это уже совсем сравнить не с чем. Педерастии может не быть, а Содом есть, и он очевиден.
Это не апология половых извращений. Да не будет!
Это попытка расширить понимание проблемы до ее истинных размеров, а не до локальных границ, установленных произвольно. Содом не просто извращенный блуд, но целиком извращенная жизнь и лишь тогда, как неизбежный плод ее, извращенная половая жизнь. Ибо как и остаться неизвращенной половой сфере жизни, если вся жизнь вообще извращена?
Вот доктор Беттельгейм в книге «Просвещенное сердце» описывает случай в концлагере. Эсэсовец замечает двух работяг, работающих вполсилы. Он закипает гневом и приказывает этим двум копать могилу и лечь в нее. Те исполняют. Потом эсэсовец ищет исполнителя казни и находит взглядом некоего польского князя из «бывших». (Люди с отметиной благородства в Содоме выживают хуже всех. Их быстро замечают и быстро уничтожают. Содому нужны только представители усредненного человечества.)
– Закапывай их, – говорит офицер бывшему князю.
– Не буду, – отвечает узник.
Следует удар прикладом в лицо.
– Закапывай!
– Не буду.
Еще удар. Поляк непреклонен.
– Хорошо, – говорит офицер. – Вы двое – марш наверх.
Те вылезают.
– Ложись! – звучит команда.
И поляк ложится на место тех двух.
– Закапывайте его!
Приказ обращен к тем двум, которые только что лежали в вырытой ими могиле. Они бодро забрасывают землей поляка. Когда тот уже совсем покрыт комьями грунта, звучит команда: «Хальт!»
– Ты, – обращаясь к поляку, говорит немец, – вылезай! Вы двое – обратно в могилу!
– Закапывай их, – опять говорит поляку немец.
И на сей раз только что вылезший из земли поляк закапывает этих двух до конца, до смерти, под завязку. Цель достигнута. Цель – не просто убить одного человека, а сломать другого человека и заставить людей убивать друг друга. Это – Содом. Это умное и холодное торжество зла.
Когда человечество доходит до подобных стадий развращения, то оно, человечество, уже, как правило, не лечится. Или лечится, но только обильным кровопусканием. Только большая кровь лечит великое развращение, и здесь объяснение и всемирного потопа, и огня, пролитого на Содом и Гоморру. Здесь указание на то, почему кровавые конфликты по временам трясут Вселенную.
Бытовой Содом тому причиной, и кто не хочет большого кровопускания, тот должен стремиться к нравственному очищению. Иначе всякая человеческая неправда неумолимо приводит к катастрофе, так же как все сточные воды, несущие кал и грязь, стекают в канализацию.
Мы в лице педерастии ненавидим лишь одну маску Содома, но вполне уживаемся с другими его образами и лицами. Мы презираем тех мужчин, которые… Не будем описывать то, что делают эти якобы мужчины.
Но это не единственная форма воплощения содомского сознания. Неправда в суде, злая радость о чужом горе и унижении, обогащение на слезах простого человека – все это Содом и только Содом. И наказание этим извращениям соответствующее.
Голых девчонок продолжали вызывать на сцену, и они, окрыленные позорной и несбыточной надеждой, на сцене продолжали плясать. А мы ходили среди живого Содома и рассуждали о нем же, то ужасаясь действительности, то удивляясь глубине Божественного слова.
Ведь, действительно, с трудом в голову входит та мысль, что содомитов плодят не только ночные клубы и бары по интересам, но также юридические вузы и прочие подобные инстанции.
Вскоре администратор позвал в студию и нас. Наступило время записи передачи, на которую мы пришли. Над входной дверью зажглась надпись «Тихо! Идет съемка».
Кинокамера уже не стрекочет. Бесшумно работает цифра, и перед лицом Господа Саваофа пишется памятная книга обо всем, что творится на лице Земли.
А мы живем внутри Содома и настолько свыклись с этим, что уже не замечаем большей части извращений и несправедливостей. И если можно хоть что-то изменить, то нужно менять ветхое на новое как можно быстрее. А если нельзя ничего изменить, тот нужно хотя бы хранить веру и не отчаиваться, потому что праведный верою жив будет, а если кто поколеблется, не благоволит к тому душа Моя (Евр. 10, 38).
Армия мушиного короля
Я рад за Патриарха. Очень больно смотреть на шабаш существ, всю жизнь кормящихся хихоньками да хаханьками, но все равно я рад. Был бы Святейший чеховским «человеком в футляре», не носили бы его имя в зубах, родных и вставленных, пересмешники. Но раз дело делается и корабль плывет, то, значит, ползающий на чреве персонаж всемирной истории недоволен.
Громче всех и раньше всех клич «Акела промахнулся!» кричал шакал. А кто еще? Пока главный враг точит когти, шакал кричит и изображает веселье. Он кричит по прямому приказу, а иногда – по личной шакальей инициативе. Так в мультфильме. Пересмотрите. А мультфильм – про жизнь.
Нам всем, христианам, тоже повезло. Своеобразно, но повезло. Мы раньше только в книжках читали про всякие кампании и акции безбожников да в черно-белом рваном изображении видели, как служит «безбожный молебен» тюлень в камилавке в Московском цирке, как ездит по улицам столицы разрисованный Маяковским «безбожный трамвай». Мы, было, думали, что это – «преданья старины глубокой». Ан нет. Жив курилка. И мало того, что жив. Руки у него чешутся, зане он «давненько не брал в руки шашек». Ну что ж. Тютчев называл блаженными тех, кто посетил сей мир в его минуты роковые. Видно, блаженны и мы, вновь понимая, что борьба не то что не окончена, а и не думала прекращаться.
Есть люди-львы. С ними воевать не зазорно и им проигрывать не стыдно. Но есть мелочь, подобная сибирской мошке. С ней невозможно воевать и перед ней позорно капитулировать. Мошка, комары – главный враг Церкви в будущем. Это то самое «восстание масс», о котором писал Ортега-и-Гассет. Обмельчавший человек, сплотившийся в миллионную жужжащую массу, – идеальное войско для кукловодов будущего и настоящего. Знаний нет, ум – в седалище, претензий – масса, и таких, как ты, – прорва. Это ли не повод для того, чтобы поднять «волну» не только на трибуне стадиона, но и в жизни?
Дьявол – король ничтожеств. Он – король мух, Вельзевул. Мухи – его рядовые. Не пчелы, собирающие в шестигранные соты сладкий плод, и не трудолюбивые муравьи, кропотливо несущие груз, превосходящий их собственный вес. Мухи. Любительницы дерьма, знатоки вкусовых особенностей одних и других его видов – вот армия мушиного короля. Что ж, спасибо Господу, показывающему нам правду Свою не только на страницах книг, но и на экранах телевизоров.
Православные христиане действительно самые уязвимые. Правильно говорил В. Соловьев (современный, а не хрестоматийный). Смеяться над мусульманами – опасно для жизни. Смеяться над евреями – опасно для той же жизни, только с другой ее стороны. А вот над нами – пожалуйста. Как над Безгрешным во время оно. И плюнуть можно, и ударить в лицо, потребовав пророчеств. Так, может, это и есть признак принадлежности к Истине? Конечно. И поносят уже, и рекут всяк зол глагол. Значит, где-то рядом и радость, и мзда, которая на небеси.
Вода увлажняет, солнце светит, огонь греет, и бес куражится. Больно смотреть на пляску бесовскую. Ведь это пляска, в которую вовлечены, на правах насилуемых, мелкие, но крещеные души. Нужно умножить молитву. Бог все расставит на свои места. Кому нужно – на ухо шепнет, кому нужно – лобик поцелует, кому нужно – голову отвертит. Ждать слишком долго не придется. Скоро об очередных похоронах по телевизору услышим. Мало ли их, дерзких пересмешников, во сне нечаянно усопло, даже и в недавние времена? Нужно просто скрепить сердце и умножить молитву.
Бес – часть той силы, что вечно хочет зла, но вечно совершает благо. Знали бы классику сами любители зла – были бы сдержаннее в деятельности. Мы извлечем пользу из их лая. Святейший передарит или продаст часы. Закажет иным красоваться второстепенными предметами. Особенно строго глянет на тех, кто сан на плечи берет не ради смерти за овец, а ради шерсти и брынзы. Мы сами, христиане, должны поганой метлой гнать от стада тех проныр, которые ищут не людей, а «людского», не креста Христова, а преждевременной славы.
Раздраженный враг говорит нам правду. Правду мы уразумеем, но и врага узнаем в лицо. Извлечем из услышанных слов максимальную пользу и вспомним, что мы – на войне, а не на курорте.
Когда я был маленький, то Новый Завет было не достать, зато Лео Таксиль был в каждом втором доме. Любя читать, читал я всякое, в том числе и антирелигиозную литературу. И вот тогда-то маленький мой ум заметил, что главным врагом в подобной литературе должен быть Сам Бог. Но вместо этого высмеиваются (за редким и гадким исключением) не Сам Всевышний, а Его земные слуги. Они, мол, и такие, и такие. А раз так, то «назло врагам козу продам, чтоб дети молоко не пили». То есть раз попы плохие, то буду я атеистом и скажу, что Бога вовсе нет. Эта полудебильная логика тогда меня сильно поразила. Но годы были детские, и не время было мысли развивать. Теперь я вижу, что суть та же и по прошествии столетий.
Поп, мол, плох, значит, вера не нужна. Ну а если бы поп был очевидно свят?! А ну, мелочь пузатая, к ответу в одну шеренгу становись!
Если бы все священники были святы до ломоты в глазах, вы что, все верующими были бы? Нет! Вы тогда свое бесовское нутро проявили бы полностью и в секунду. Во свете святых вся гниль вылазит, как под рентгеном. Взбунтовались бы. Что, мол, от меня святости требуют? Они святые. А я святым быть не могу и не желаю! И не хочу я такой насильственной святости! Ну и прочее и прочее.
Это было бы нечто подобное восстанию дьявола на небе прежде человеческой истории.
Священник немощен, как ты, для твоей же пользы. Будь он недосягаемо свят, ты бы от веры отпал. Пойми, глупый. И если восстает некто на немощь священника, то не сомневайтесь: это он не на священника, а на Самого Иисуса Воскресшего восстает. Отсюда и злоба инфернальная, и насмешки с адской подсветкой.
Бог для священства не дал ни ангелов с неба, ни небесных людей, спущенных на парашютах. Дал простых людей, одетых в немощь. Бог хочет, чтобы мы немощи немощных носили и не себе угождали. Не ругай священство, но пользуйся священством во спасение, если веришь. Если не веришь – молчи, ибо не твое это дело. Если же и не веришь, и не молчишь, то, брат, погоди. Мы твой вопль еще услышим. Не мы тебя в оборот возьмем. Нам Бог запретил. Но Он Сам имеет свойство вмешиваться в историю человеческую. Причем некоторых из людей Он называет «зеницей ока Своего» и велит сей зеницы ока не касаться. То есть прикасающийся грубо к этому оку делает Богу больно.
Горе тому, кто Богу больно делает.
А нам, грешным, уже больно вместе с Богом, потому что на наших глазах антропоморфные носители бесовских идей нашего Отца обсмеивают.
Мы не будем им в лицо руками лезть. Мы плакать пойдем. А Господь наши слезы взыщет во время оно. Тогда наше время смеяться придет. Но мы и тогда смеяться не будем. Потому что мы вас, бесноватых, даже таких жалеем.
В строительстве ковчега нужно участвовать
В строительстве ковчега нужно участвовать. Даже если не просят.
А в строительстве Вавилонской башни участия принимать не надо, даже если сильно просят и очень зовут.
На практике все происходит с точностью до наоборот.
Виной тому отчасти видимая абсурдность строительства ковчега. Ной строил его мало того, что очень долго, так еще и вдали от воды. Вся аристотелевская логика бунтует против такой трудовой деятельности. Зачем? По какому поводу? Ради чего?
«Бог повелел. Так надо. Послушаем Бога, а там видно будет». Все это не аргументы для практичного ума, неспособного воспринимать идеи и внушения из иного мира.
Вся религиозная жизнь с точки зрения мирского практика – это бесполезно-абсурдные труды ради эфемерных целей. На стороне мирского практика – логика и практический опыт, выгода и прибыль. С ним трудно спорить. Пока вода с небес не польется.
Кстати, Петр Великий свои первые корабельные верфи устроил далеко от всех морей и океанов – под Воронежем. По степени кажущегося абсурда – аналог строительства Ковчега. Трудно поверить, что из этой затеи выросли все Российские флоты: Балтийский, Черноморский, Северный, Тихоокеанский.
То ли дело – Вавилонская башня? Сложное архитектурное сооружение, призванное прославить род человеческий; сооружение, в фундамент которого, помимо кирпичей и блоков, заложена своеобразная мистика! Тут не один Ной, под насмешливый посвист зрителей таскающий бревна с сыновьями. Тут – сотни тысяч организованно трудящихся людей; тут – дисциплина, идея, воодушевление и – очевидный, на глазах вырастающий в размерах результат. Тут самый ленивый захочет кирпичик поднести или тачку с песком наверх затолкать. Дело проверенное.
Во дни помаранчевой вакханалии в Киеве даже те жадины, у которых бесполезно зимой снега просить, были замечены в делах специфической благотворительности. Варили борщи, пекли блинчики и бегали на Майдан «революционеров» кормить. Приобщались как могли к историческому моменту. Так действует массовое беснование, для которого не обязательны оргии и черные мессы, которое вполне сносно проявляет себя и в атмосфере фальшивого человеколюбия.
Итак, нужно ковчег строить, при том что цели до конца не ясны и будущее – в тумане. Приказы и заповеди не предполагают развернутых толкований. Вся церковная жизнь не есть ли аналог подобного долговременного и странного строительства? Зачем посты? Почему здесь труды, а там – воздаяние? Почему необходимы и послушание, и борьба со страстями, и покаянный плач? Нельзя ли просто, посмотрев, как этим занимаются другие, присвистнуть и уйти по своим делам?
А мирская активность, пренебрегающая волей Божией, не желающая ждать града, сходящего с небес, и строящая свой собственный град, она не есть ли новая башня, для которой весь мир – Вавилон? Очевидно, что черт общих много. Но тянет, тянет к себе и засасывает в свой водоворот земная активность. Глобальная экономика, глобальные ресурсы, глобальный обмен информацией. На горизонте когда-нибудь заалеет красной полосой глобальное правительство, чей хилый близнец в виде ООН всем давно известен.
Строительные бригады стоят в очереди за возможностью поучаствовать в стройке века. «Вас еще не пустили? Вы еще не в ВТО? Мы тоже. Ах! Будем ждать. А квоты вы успели продать по углекислому газу? Мы тоже. Будем ждать». И ждут. Целые народы со своей генетической памятью, душевной болью и длинной историей ждут часа Х, когда им позволят намесить раствора для каменщиков, орудующих на верхних этажах.
Ковчег строился в одно время. Башня – в другое. Буквальный водораздел между двумя событиями – вода потопа. Ковчег и башня – события буквальные и исторические. Но вместе с тем это события духовные и символические. С точки зрения духовных процессов сегодня и ковчег, и башня строятся одновременно. Одновременно происходят созидательные процессы, направленные на спасение, и процессы, связанные с богоборческой активностью, с построением града земного, ощетинившегося в сторону града небесного ракетами класса «земля – воздух».
Интересно и то, что многие успевают поработать на двух объектах: до обеда – на строительстве ковчега, ближе к вечеру – на строительстве башни. И народы участвуют в этом процессе по-разному. Некоторые еще не строят ни того, ни другого. Некоторые строят только башню. Некоторые, как уже сказано, успевают получать деньги по двум ведомостям. Но нет, со слезами говорю, нет ни одного народа, который бы строил только ковчег для всех желающих спастись, и не месил бы глину для строителей-богоборцев.
Мы бы хотели быть таким народом. Быть таким народом есть наша национальная идея и сокровенная мечта. Она же и надежда мира. Но получается пока плохо. Видно, плохо хотим. Или плохо разобрались с сутью происходящего.
Время требует если уж не прозорливости, то, по крайней мере, проницательности. Ключ же к узнаванию обеих строек в повседневности, как всегда, находится в литургической жизни, трезвении и любви к Писанию.