000
ОтложитьЧитал
Большой брат или Всевидящее Око?
Человек всю жизнь учится читать. Однажды освоив буквы в школе или независимо от нее, он затем вынужден учиться читать по лицам, разбираться в различных знаковых системах, от умения читать которые (например, язык дорожных знаков) зависит жизнь и его, и тех, кто рядом.
Любая культура является сложной системой оповещений, предупреждений, напоминаний о прошлом, запретов.
Человек, не умеющий читать культурные знаки, будет сожран непонятной действительностью подобно тому, как будет ударен смертельным разрядом человек, пренебрегший надписью «Не влезай – убьет!»
Надо учиться читать.
Иногда люди выпячивают знаки своей принадлежности к субкультурам. Тогда по манере завязывать галстук и по марке часов на запястье, по цвету платка, выглядывающего из кармана, или по рисунку татуировки ты сразу узнаешь о человеке именно то, что он сам хочет сделать известным для людей, умеющих эти нюансы замечать.
Иногда, напротив, кто-то нагло метит территорию, разбрасывает знаки своего присутствия, но окружающий люд в ус не дует, поскольку чтению особых знаковых систем не обучен.
Трудно сказать, с чем именно мы имеем дело в данном случае, но на рекламных щитах в Киеве появились плакаты, возвещающие о появлении в Украине «Большого брата».
Вроде бы все понятно – телевизионное шоу, по типу которого были сняты прошедшие на наших экранах «За стеклом», «Дом-1» и «Дом-2». Легкая возможность стать «звездой» заплатив за превращение полной публичностью и многодневной жизнью перед зрачками бесчисленных телекамер. Вместе с тем правильное отношение к этому шоу ведет нас глубже и дальше, по крайней мере, заставляет знакомиться с некоторыми литературными произведениями. Имеется в виду Оруэлл и его роман «1984».
Это яркая, острая и не лишенная если не прозорливости, то прозрений антиутопия. Европейская мысль плодила «утопии» долго и настырно. В переводе «утопия» означает «то, чему нет места», то есть то, чего нет в природе, но очень бы хотелось, чтобы было. Этим именем называли вымышленные страны, в которых, по мысли авторов утопий, жизнь счастлива и безмятежна. Земным раем мыслились утопии для писателей, но внимательное прочтение этих мечтаний дает тоскливое ощущение попадания в подлинный концлагерь. Такова жизнь в идеальном государстве Томаса Мора, таков политический платонизм, если в него вчитаться. Но дело было не так страшно, пока жизнь оставалась неидеальной, а ее идеальные модели жили только в головах мыслителей.
Все изменилось в ХХ веке. Люди решились не просто мечтать о земном рае, но и создавать его. Итогом больших трудов и масштабных кровопролитий, как назло, явился вовсе не рай, а настоящий ад или его земное преддверие. Вот тогда-то в литературе и появились романы-антиутопии. Брэдбери, Оруэлл, Замятин, отчасти – Платонов изобразили в своих книгах трагическое крушение мечты о прекрасном обществе. У Андерсена гадкий утенок стал лебедем. У Оруэлла лебедь стал ехидной. Многое писатели-антиутописты списывали с натуры, многое еще не явленное открывалось их творческой интуиции.
Большой брат или, если точнее, Старший брат – это таинственный персонаж, управляющий жизнью Океании – государства, описанного в книге Оруэлла. Существует ли Большой брат реально – никому в Океании не известно, но его портреты смотрят на человека отовсюду. «Большой брат видит тебя», – гласят плакаты, нарисованные так, что ты ощущаешь себя в поле зрения изображения, куда бы ни шел.
Страна, возглавляемая Большим братом, является тоталитарным государством. Это государство предъявляет требования не только к поведению человека, но и к его мыслям. Там существует такое понятие, как «мыслепреступления», то есть мысленное противление режиму или несогласие. Стоит попасть на допрос или под пытку, которые проводятся в Министерстве любви (sic), – и человек расскажет о себе все что угодно. Кроме Министерства любви, существуют еще Министерство правды, которое врет 24 часа в сутки; Министерство мира, которое ведет постоянные войны. Короче, картинка узнаваемая. Узнаваемая и страшная.
Книгу стоит прочесть. По крайней мере, участвовать в шоу человек, читавший книгу, едва ли согласится.
Наш народ, переживший не киношный, а реальный пресс тоталитарной власти, должен был бы воспитать в себе некий подкожный страх, некую защитную реакцию на попытки оболванивания, управления сознанием, залезания в душу в грязных сапогах. Ничуть не бывало. Еще в памяти многих живы реальные слежки, еще в чьи-то сны приходят воспоминания о настоящих допросах – а уже телевизионное шоу, взявшее имя взаймы у выдуманного концлагеря, выходит на экраны. Прав был Серафим (Роуз), отводивший особое место в истории ХХ века Диснейленду и ГУЛАГу. Диснейленд сверкает огнями, детишки на каруселях радостно визжат – а на заднем плане видна вышка с часовым и колючая проволока, но никто на это не обращает внимания. Пока.
Но сказанное – лишь верхний слой явления. Идем дальше.
Человеку свойствен стыд и стремление спрятаться от чужих глаз хотя бы ненадолго. Право отгораживать кровать от чужих глаз или прятаться за фанерной перегородкой было даже у строителей казарменного социализма. Для человека неестественно находиться в поле чужого зрения постоянно. В данном же случае мы сталкиваемся с добровольным согласием человека влезть в «клетку» и обнажить свою жизнь перед телекамерами без всякого исключения. Мы имеем дело также с желанием огромного числа людей понаблюдать за человеком, напрочь лишенным интимности и тайны.
Одно из двух: либо эти опыты искалечат тех, кто на них согласится; либо речь идет об уже искалеченных персонажах, для которых жизнью является то, что обычно приносит смерть.
Опыты над человеком – это не только то, что было вскрыто и осуждено на Нюрнбергском процессе. Под знаком опытов над отдельным человеком и целыми народами история движется уже не одно десятилетие. Остались в прошлом эксперименты по спариванию приматов с человеком, канули в Лету попытки создания международного братства трудящихся при помощи переливания крови. Но им на смену пришли другие опыты. Они переместились в ту область психики, в тот заповедный и таинственный мрак, где живет память, где слышны голос совести, голос крови и родовое сознание.
Отметая табу, взламывая запреты, докапываясь до подсознательных глубин, экспериментаторы стремятся добраться до сердцевины личности. Ими движет желание освободить человека, изменить его мысленные коды, сделать его дитем нового века и новых просторов. Они, скорее всего, расщепят, а не исцелят бедную личность, эти смелые – или подлые – экспериментаторы. Они подтолкнут человека в спину и лишь ускорят его движение к той пропасти, в сторону которой он и без того идет.
Большой брат – это очередная пародия на Всемогущего Бога, а человек под бесконечными глазками телекамер – пародия на Авраама. Тому сказал Господь: Я Бог Всемогущий; ходи предо Мною и будь непорочен (Быт. 17, 1). И Авраам ходил пред Богом, помнил о Нем, саму повседневность превращая в непрестанное служение.
Большой брат (пусть это имя будет сборным именем всех подобных шоу) обращается к человеку, уже забывшему или стремительно забывающему о существовании Всемогущего, и говорит ему: «Привыкни к тому, что тебя видят всегда. Забудь про стыд. Делай вид, что ты играешь в кино. Вся жизнь, в сущности, и есть игра. Никакой непорочности я от тебя не требую. Более того, ты нужен мне именно порочным. Будь порочен и ходи предо мною».
«Будь порочен безо всяких угрызений совести и помни, что за тобой всегда наблюдают» – эти слова, отдающие могильным холодом, могут быть когда-нибудь обращены ко всем жителям Земли.
Наши идейные противники любят говорить, что мы, попы, вечно пугаем людей, желая удержать их в подчинении. Что ж, переубедить людей, уверенных в правоте этого тезиса, не удастся, да я и не буду особо стараться. Для меня куда важнее сообщить другим людям, читающим Библию, библейский взгляд на то, что происходит вокруг. Научить, например, видеть в дрессировщике и диких зверях на арене цирка бледное подобие райской жизни, где животные слушались Адама и видели в нем господина, а не врага. Или, слушая прогноз погоды, вспоминать слова Христа: Лицемеры! Различать лицо неба вы умеете, а знамений времен не можете (Мф. 16, 3).
Вот и видя на плакате большой глаз и слова «Большой брат», я не могу отмахнуться от целого роя мыслей и ассоциаций. Это мысли о вездесущии Божием и хождении перед Ним. Это мысли о том, как тоталитарное государство пытается подражать Богу и заменить Его собой.
Это мысли о прошлом, которое известно, и о будущем, которое готово выползти из-за горизонта.
Это непростые мысли. В них опасно погружаться, сидя за рулем автомобиля. Поэтому за рулем я пытаюсь развеяться и включаю радио.
Как правило, в это время по радио выступает какой-то чиновник из Министерства правды или Министерства любви.
Вопрос об интеллигенции
Термин «интеллигенция» расплывчат, как чернильная клякса. Неясно до конца, что это: социальная группа или внутреннее душевное качество? Или и то и другое вместе? А может, это некий тайный орден, имеющий свои цели и скрытно их реализующий?
Думаю, не далек тот час, когда слово «интеллигенция» превратится в технический термин, предназначенный для описания отечественной истории XIX–XX веков. За пределами этого временного среза и за границей российской географии термин этот нежизнен и бесполезен. У нас же ему придано слишком большое значение.
Как указывает латинский корень, термин касается познавательных способностей. Очевидно, интеллигентом должен называться тот, кто умеет накапливать коллективные знания и опыт, умеет систематизировать и анализировать накопленное. Вот и все. Никаких шансов для самолюбования.
Можно предположить, что человек, отмеченный способностью к подобной деятельности, станет заниматься в жизни тем, что у него получается лучше, чем у других, и, соответственно, займет свое место в обществе.
Но наш народ в указанное время (XIX–XX века) настырно присоединял к умственным способностям некие возвышенные нравственные качества и получал в результате «виртуальное элитное существо», отмеченное умом и святостью. По сути – аналог ангела. Теперь на этого «ангела» можно возложить задачу благого переустройства мира, а в случае неудачи – повесить на «несправившегося ангела» всех собак.
Эти мысли не могли прийти когда угодно, но пришли в период возникновения веры в науку и в неизбежное счастье, достигаемое в результате прогресса. Очень примитивная цепочка размышлений, но крепка, как корабельный канат.
«Прогресс – это благо. Наука принесет счастье. Люди умные, вооруженные знаниями и передовыми идеями, двигают человечество к цели. Принадлежать к этим людям почетно и вожделенно». И вот, усвоив новый символ веры, полезли в духовную элиту все, кто боится физического труда, непомерно страдает от неутоленного тщеславия, ну и, вестимо, желает счастья всему человечеству.
Марево это рассеялось, отшумев сначала газетными спорами, затем залпом с «Авроры», затем такой свистопляской, что отдельно взятый ум осознать ее не способен. Это дела важные, но минувшие. Там, в минувшем, осталась интеллигенция разночинная, то есть семинаристы со злыми глазами, пишущие статейки в левые газеты. Осталась интеллигенция советская (термин насколько зловещ, настолько запутан). В парижских кофейнях память о себе оставила интеллигенция эмигрировавшая, поспособствовавшая гибели родной страны собственной ленью, позерством и ограниченностью. А еще была «вшивая интеллигенция», чем-то по привычке гордившаяся, но не умевшая себя ни прокормить, ни защитить. И были те, кого А. И. Солженицын называл «образованцы», то есть, по толкованию Д. С. Лихачева, помесь самозванца и оборванца.
Теперь, когда веры в науку поубавилось, скепсис увеличился, счастье удалилось за горизонт, а взгляды потухли, мы продолжаем пользоваться термином «интеллигенция» по инерции, постоянно путаясь в трех смысловых соснах.
Вот люди строят мост. Инженеры работают головой, рабочие – руками. Кто здесь интеллигенция? Я, честно сказать, не знаю. Если главный инженер пьян с утра на всяк день, а прораб матом не ругается, а разговаривает, то интеллигентом может оказаться экскаваторщик, читающий за работой Иисусову молитву, а дома перед сном – Шекспира. Именно он и будет аристократом духа, тем более истинным по той причине, что ни медали, ни добавки к зарплате за красоту своего внутреннего мира ни у кого никогда не попросит.
Интеллигенции либо нет вообще, либо (если это невидимое братство благородных душ) принадлежность к ней от рода деятельности не зависит. И уж что действительно правда, так это то, что работники умственного труда ни привилегий, ни почета, ни особого статуса за один только факт умственного труда не заслуживают.
И не надо Церкви расшаркиваться перед каждым актеришкой и режиссеришкой на том основании, что они якобы к истине вплотную подошли. Подавляющее их большинство никуда не подошло и подходить не собирается, а мы к ним – на цыпочках да с микрофончиком.
Жизнь наша такова, что даже беседа с профессором философии в девяти случаях из десяти обещает быть скучной и бесполезной. И это потому, что профессорами философии часто становятся не от любви к истине, а как раз наоборот.
Приносить реальную общественную пользу силой своего интеллекта может тот, кто осознает действительность, снимает с нее смысловые слои и вскрывает скрытые пружины и механизмы.
Непонятый мир хаотичен, и жизнь в нем настолько абсурдна, что самоубийство может стать эпидемией. Тот, кто осмыслил мир и преодолел хаос, кто дал событиям и явлениям правильные имена, тот умничка. На латыни – интеллигент. Им может быть и актер, и режиссер, но не всякий актер по необходимости.
Интеллигент – это тот дворник из анекдота, который был похож на Карла Маркса, но бороду не брил, потому что все равно «умище девать некуда».
В советское время как раз среди дворников количество более-менее вменяемых людей было в процентном отношении больше, чем среди представителей других профессий. Были люди, которые не хотели подниматься вверх по карьерной лестнице, оставляя внизу совесть, и потому занимали скромные жизненные ниши, что-то осознавая и о чем-то Богу молясь. По мне, так это и есть умственно-нравственная элита.
Не надо также забывать, что существует еще анти-интеллигенция. Это очень неглупые люди, харизматичные и не без амбиций, но пойманные бесом за губу; люди, которые не распутывают, а запутывают мир. Их ум обладает каким-то бесовским качеством, какой-то инфернальной особенностью сбивать с пути, делать простое сложным, менять уродство и красоту местами, короче – превращать мир в бесовскую грезу. И эта категория людей представлена писателями, драматургами, критиками, художниками, философами, политологами, борцами за всевозможные права etc.
То есть это представители умственного труда. Быть может, термин «интеллигенция» для них неприемлем, но к элите они себя относят. Их чернильницы, вернее – картриджи их принтеров, заполнены концентрированным ядом, способным отравить сознание очень большого числа людей. Дьявол любит этих своих духовных детей, поскольку у них в руках – отмычки от замков человеческого сознания.
Тот, кто способен вести с легионом подобных «мыслителей» умную войну, и есть самый нужный человек, служащий Богу своим интеллектом.
Оставляя в стороне споры о роли интеллигенции в истории Отечества и размышления о точном определении этого самого явления, нужно озаботиться тем, чтобы «иметь глаза в голове своей» и понимать, что происходит вокруг нас и внутри нас.
Учиться надо, думать надо. При этом ни гордиться, ни считать себя лучше других нельзя. И молиться надо непременно, потому что немолящийся ум чем более силен и изворотлив, тем более похож на сатану. Такой ум все что хочешь запутает до крайней степени. До той самой степени, до которой в российской истории запутан вопрос об интеллигенции.
Какие люди мне нравятся
Нравятся мне люди, которые не боятся стареть. Это умницы и это воины. Без подтяжек, без липосакций, зато с мыслью в глазах, с внуками, с конкретным делом в руках. Такие, быть может, и умирать не побоятся. Хотя смерть – непрошенная дама и капризная и напугать способна кого хочешь. Но все равно, если человек встречает старость без истерик, значит есть нечто за душой у человека.
Еще нравятся люди, вокруг которых чисто. Чисто в доме, чисто на прилегающей к дому территории, чисто на рабочем месте. Дал Господь Бог под начальство и ответственность каждого человека небольшой кусочек земли, и нужно на нем навести и поддерживать порядок. Если видишь свинарник вокруг, значит у людей внутри такой же свинарник. Грязь в мозгах и смрад в глубинах сердца неизбежно проявятся через кучи пустых бутылок вокруг, горы фантиков, лужи разлитых напитков и надписи на заборах. Поддержание порядка на маленьком кусочке земли есть манифестация стремления к внутренней чистоте или даже проявление этой уже имеющейся внутренней чистоты, пусть и относительной.
Нравятся люди, могущие удивить, не мечущие все козыри на стол в первые пять минут знакомства. Думаешь: прост человек и до крайности обычен. Даже неинтересно. А он вдруг со временем открывает все новые и новые грани характера, и видно, что много у него этих граней. Просто он не выпячивает все сразу и не красуется без толку.
Хороши те, кто делает что-либо своими руками и не только не боится всякой работы, но и любит ее. Работяги обычно – молчуны. Основательный человек не любит тратить силы в разговорах. Он знает, что ничто так не опустошает и не обессиливает душу, как бесплодная и беспредметная болтовня. «Либо разговоры разговаривать, либо дело делать» – так он думает, и нравится мне он из-за этого.
Еще нравятся те, кто в разговорах не хвалит себя и не жалуется. Значит, не самовлюблен человек. А если даже увлечется и расскажет о себе больше, чем обычно, то стыдится и старается разговор в другое русло перевести. Тот, кто про себя «любимого» без конца языком не треплет, тот слушать умеет. Умеет слушать, потому что знает: на свете кроме него еще другие люди есть. И другие люди ему при случае с удовольствием душу свою изливают, потому что чувствуют: он не посмеется и не расскажет другим то, что услышал.
Нравятся мне те, кто свою норму в спиртном знает. Под стол не падает, в свинью не превращается и другим не дает, приключений «под градусом» не ищет. Такой человек с компаниями переборчив и с кем попало пить не станет. Очень нравятся мне такие люди.
Еще нравятся те, кто много книг прочел не потому, что ученая степень требует, а потому, что душа книгу любит, невзирая на, может быть, самую простую профессию.
Если эти люди мне нравятся, значит они есть. Не может же нравиться мне или другому человеку то, чего нет в природе. Такие люди есть, это так же точно, как то, что Бог свят! Но их не очень много, потому что то, чего очень много, всегда теряет в цене и перестает удивлять. Если бы золото было по цене камня, то никто бы из него украшений не делал и денежным эквивалентом не считал.
Люди, которые мне нравятся, есть, хотя их могло бы быть и больше. Мир должен стоять на чем-то, так вот он, возможно, на них и стоит. Мне нравятся тещи, о которых с любовью говорят зятья. Такое тоже бывает. Бывают погребения, на которых зятья рыдают об усопшей теще больше, чем родные дочери. Не фантазирую, но говорю, что видел. Редко, но видел. Еще видел начальников, по которым на похоронах убивались сотни подчиненных. Убивались так, будто отца родного хоронили, и понимал я в это время что-то, что еще слов не нашло, чтоб высказаться.
Случалось видеть очень умные и проницательные глаза под офицерской фуражкой или под рабочей кепкой. Но бывали и бараньи глаза под профессорской лысиной. Чин и звание в вопросах душевных качеств никакой роли не играют. Думаю, все согласятся.
Очень нравятся мне те, кто любит и хвалит не только своих (семью, народ etc.), но готов учиться даже у врага и хвалит всех, кто объективно того заслуживает. Такой человек даже на войне убитому врагу скорее честь отдаст, чем на могилу его помочится, и за это благородство Бог именно такому человеку победу даст.
Есть еще много таких черт, которые непременно бы понравились, если бы мы их замечать умели. Но добро прячется, добро в тишине живет и в second-hand’е одевается. Может, и не обязательно в second-hand’е. Это я так, к слову, ради иллюстрации скромности. Подлинное добро, как шедевр в картинной галерее, тряпочкой от солнечного света завешивают, поскольку и картины, и подлинное добро от прямых лучей портятся.
Мне кажется, что если детям дать тему сочинения «Какие люди мне нравятся», то они напишут или заезженные фразы о теоретическом добре, или откровенную чушь про звездную шелуху. Сочинение на эту тему хорошо бы задать взрослым. Они бы по необходимости стали размышлять над нравственной проблематикой, выкапывать из глубин подсознания какой-то личный опыт, анализировать его, стали бы думать сердцем и царапать заскорузлой рукой на бумаге страшно некрасивые буквы (писать-то отвыкли). Это был бы великий опыт. Как бы его внедрить? Как бы заставить людей отказаться от той мысли, что разговоры о нравственности приличны только в школе с желторотиками, а во взрослой жизни, мол, никто уже не только в нравственность не верит, но даже говорить о ней отказывается.
Это – жуткая ошибка. Взрослому человеку нужно говорить и думать на нравственные темы постоянно, поскольку взрослая жизнь целиком состоит из решения нравственных задач различной сложности.
Честное слово, так бы и задал я всем взрослым сочинение на тему «Какие нравственные качества я ценю больше всего». Или «От отсутствия каких нравственных качеств страдают я и моя семья?» Потом устроил бы всенародное обсуждение, награждение победителей, новый этап конкурса с иной темой по тому же профилю. У СМИ появился бы серьезный проект, заполняющий эфир, и от проведения которого не стыдно. Поверьте, это не было бы бесполезным занятием. Вы когда-нибудь письма из тюрьмы читали? Да ведь это почти в полном объеме – сочинения на нравственную тематику, написанные с опозданием. Были бы они написаны в свое время, не пришлось бы по прошествии многих лет упражняться в каллиграфии и рассуждении о том, как нужно жить, из-за колючей проволоки.
Итак, всенародный труд по написанию сочинения на нравственную тему можно считать открытым. Я свое уже написал.