Вместо предисловия
Каждая лягушка любит рассказывать про своё болото. Все досконально известно, все проверено и знакомо. К тому же, устроившись поудобнее, можно просто наблюдать за происходящим вокруг и вот уже у вас набрался целый ворох местных баек, которые можно превратить в сборник рассказов. И если это не формула успеха для начинающих писателей, то я похоже зря завёл всё это кваканье.
Но если отвлечься от аналогий с животным миром, то давайте просто зададим себе вопрос – что нам известно лучше всего? То, что вокруг, верно? Но на что мы обращаем меньше всего внимания? Правильно, на то, что вокруг.
Ведь все то, что окружает нас каждый день, уже давно замылило наши глаза и стало настолько привычным, что мы уже и не замечаем тех мелких изменений, что происходят постоянно. Не замечаем тех удивительных спектаклей, которые разворачиваются на наших собственных подмостках. А вот те, кто замечают… Тех потом называют «писатели».
Простой пример такого документирования жизни, приведшее к успеху автора и подарившее дурную славу штату Мэн на северо-востоке США – мистер Стивен Кинг. Львиная доля его рассказов и романов крутится вокруг его малой родины и окрестностей, а улочки и городки если не названы напрямую как их прототипы из реальности, то по-крайней мере, очень на них похожи и безошибочно считываются местными жителями.
А вот вам ещё пример! Надир Сафиев в своём сборнике «Повести арбатского жильца» описывал жизнь старого Арбата и его ближайших соседей практически с летописной скрупулезностью, что безусловно всколыхнуло нежную привязанность сограждан к этому уже давно утраченному, но все ещё живому в сердцах месту российской столицы.
Не стану скрывать, и я пошёл по тому же пути. Но, скажу сразу, я занялся домашними историями не в начале писательской деятельности от незнания, с чего бы начать, а скорее, во время небольшого кризиса идей, заставшего меня врасплох после окончания первой большой повести. Но сколько мне тогда было? Лет пятнадцать? Думаю, можно списать это жульничество на возраст.
Мне хотелось писать, хотелось рассказывать истории миру, но при этом не скатываться в дешёвую беллетристику, построенную на шаблонах и манипуляторских приёмчиках. Хотя и рассказы о малой родине можно обвинить в нечестной игре, но только отчасти.
Попытки рассказать читателям о том, что происходит прямо около них – это не ловля рыбки на знакомую ей приманку. Это возможность поднять их взгляды от повседневной рутины и показать, что даже в этой знакомой ежедневной суете есть место удивительным историям, сложным сюжетам и капельке фантазии.
Вот так и получаются истории, наполненные тёплом родного дома даже для тех, кто никогда не бывал в штате Мэн, на Собачьей площадке или в Омске. Прелесть таких историй в том, что случится они могут где угодно, самое главное – рядом с вами, дорогие читатели. И мне кажется, что сделать окружающий мир чуточку интереснее для вас – это очень благородная цель для меня, как писателя.
Поэтому приглашаю вас на омские улочки и в омские дворы, туда, где для меня всё и началось, в мои рассказы о 55-ом регионе. И надеюсь, что благодаря им и вы станете внимательнее смотреть по сторонам и слушать то, о чем хочет вам рассказать ваш город. А значит, в конечном итоге, у нас будет ещё больше прекрасных историй.
55-й регион
1. Миллионы минут
Посмотри вокруг, дорогой читатель. Что ты видишь? Толпы людей проносятся мимо, гудящим потоком мелькают автомобили. Время утекает сквозь пальцы и, кажется, что замедлить его бег невозможно! Но это не так.
Просто остановись и посмотри вокруг, загляни в лица прохожих, посмотри сквозь лобовые стекла машин на их водителей и пассажиров. За каждым из них целая жизнь! Всех этих жизней вместе хватило бы на века! Миллионы людей и миллионы миллионов минут.
Торопись жить не спеша, мой друг. И тогда каждый миг твоей жизни будет полон искреннего смысла, чистой любви и вечной дружбы. И только тогда твоя жизнь станет еще одной бесценной историей этого города.
2. 55-й регион
Дворники старенькой ВАЗовской «шестерки» старательно разгребали потоки воды, которые обрушивались на одинокую машинку, мчащую на пределе возможностей по Тюменской области. Ловко объезжая ямы и вовремя возвращаясь на свою полосу, гордый отечественный автомобиль сквозь дождь и ветер прорывался на юг.
В зеркалах заднего вида замаячила ярко-красная французская малолитражка. В разбавленных светом фар летних сумерках пучеглазый «Ситроен» разглядел на госзнаке «шестерки» до боли знакомые цифры, обозначающие регион, и радостно засигналил своему земляку. Маленькая и старенькая машина впереди, как и он сам, изо всех сил торопилась домой, в свой небольшой уютный сибирский городок.
Расценив гудки из-за спины за показатель спешки маленького француза, ВАЗовский седанчик сбавил скорость и прижался к обочине, давая преследователю шанс на обгон. Но «Ситроен» лишь благодарно моргнул «аварийкой» и тоже сбавил скорость, чтобы не маячить в зеркалах «шестерки» назойливым красным пятном.
Слегка удивленный, отечественный автомобильчик снова набрал скорость и занялся борьбой с непрекращающимся напором стихии. Яркий француз тут же поспешил сократить дистанцию, всем своим поведением показывая, что уступает роль ведущего «шестерке».
И так этот маленький караван и ехал, соблюдая дистанцию и сохраняя тишину полупустой трассы. Ехал спокойно и не спеша, до тех пор, пока свет фар идущего впереди ВАЗа не выловил из сумрака заветный и долгожданный дорожный знак:
«ОМСКАЯ ОБЛАСТЬ. Добро пожаловать!»
Дружно подняв радостный гвалт из гудков клаксонов, машинки моргнули друг другу фарами и рванули вперед. Домой.
3. Маленькое солнце
– И не звони мне больше!
Артем, спокойный и какой-то безучастный, молча сидел на ступенях Концертного зала и наблюдал, как спешат на очередное представление пары разных возрастов и социальных классов. Невидящим взглядом он провожал элегантных мужчин и нарядных женщин, которые бежали к высокому крыльцу, старательно огибая лужи, на ходу отряхивая от дождевых капель пальто и сворачивая зонты.
Он наблюдал, как огромные холодные капли щедро сыпались из темно-синих грозовых туч, разбиваясь о промокший насквозь асфальт. Дождинки резвились на поверхностях луж, брызгаясь и веселясь словно дети, пока Артем наблюдал за ними, завидуя их свободному шуму и эгоистичной радости своей скоротечной свободе.
Так же незаинтересованно Артем следил за тем, как быстро намокают рукава его пиджака, как с его челки, прилипшей ко лбу, срываются и растворяются где-то в граните ступеней маленькие капельки дождя. Он чувствовал, как по спине наперегонки несутся холодные капли, занесенные ветром ему за ворот.
Артем глядел на все это и, под эхо острой фразы, бившейся в голове, понимал, что теперь ему плевать. Плевать на дождь, на дорогой костюм, вымокший до нитки. Плевать на билеты, ради которых он простоял в очереди почти три часа. Плевать на снующих вокруг и кидающих на него презрительные взгляды снобов. Плевать на девушку, бросившую его прямо здесь, во всеуслышание устроившую скандал и забравшую его зонт. И плевать даже на ее последние слова, евшие его изнутри последние двадцать минут. Теперь они показались ему пустыми, незначительными. И почти не больными. Артем поднял глаза от мокрых гранитных ступеней и увидел перед собой маленькое яркое пятно.
Среди строгих вечерних нарядов и деловых костюмов клерков, спешащих по домам, прямо напротив парня по неглубоким лужам, под свой звонкий смех беззаботно скакала маленькая девочка в ярко-желтом дождевике и таких же ярких резиновых сапогах.
Не в силах оторвать от нее глаз, Артем жадно разглядывал это маленькое солнышко, ловя каждую ее детальку, от маленьких и редких молочных зубов ее улыбки до разноцветных утят на ее сапогах. И глядя на то, как жизнерадостно резвится этот ребенок, Артем начал согреваться в волнах ее счастья. Он почувствовал, как от мокрой макушки вниз, по позвоночнику, в кончики пальцев на руках и ногах растекается это спокойное тепло.
На лице Артема медленно появилась добродушная улыбка. Он поднялся с холодной ступеньки и, подхватив букет цветов, лежавший рядом с ним, широким шагом направился к прыгающей в лужах девчушке. Заметив его приближение, малышка прекратила заливисто хохотать и стесненно замерла. Ее маленькая ручка вцепилась в желтый подол дождевика. Надеясь не напугать девочку, Артем остановился на почтенном расстоянии от нее и, опустившись перед ней на колено, протянул букет.
– Милая барышня! – не прекращая улыбаться, торжественно обратился к ребенку Артем – Примите от меня этот скромный букетик в знак моей благодарности! Своим звонким смехом и любовью к жизни вы спасли меня от неминуемой… Простуды! Спасибо большое!
Девчушка замерла в нерешительности и робко взглянула на маму, стоящую под зонтом в паре метров позади. Удивленная и даже слегка напуганная поведением Артема, женщина покровительственно улыбнулась дочери и кивнула. Зеленоглазая девочка повернулась обратно к парню и аккуратно взяла в маленькие ручки большой для ее размеров букет. Артем улыбнулся еще шире и поднялся с колена. Так же нерешительно, как и ребенок несколько секунд назад, он взглянул на маму девчушки и, не увидев в ее глазах отвращения или презрения, шагнул к ней.
– Спасибо вам! – негромко сказал Артем, подойдя к молодой маме достаточно близко – У вас замечательная дочь! Не испортите ее…
Сделав несколько шагов в сторону старого «Детского Мира», он снова широко улыбнулся женщине и девчушке, обнявшей руку матери и негромко бросил им на прощание:
– Надеюсь, вам понравятся цветы!
Заметив, как малышка машет ему вслед своей маленькой пухлой ладошкой, Артем жизнеутверждающе взъерошил свои мокрые волосы и почти вприпрыжку зашагал на остановку, чтобы скорее приехать домой и обнять свою маленькую младшую сестренку. Дождь уже начинал стихать, а в небе, героически пробиваясь сквозь завесу туч, на небосклоне сияло яркое летнее солнце.
4. Забытая песня
Разматывая комок разноцветных проводов, невысокий и лохматый парень лет девятнадцати что-то напевал себе под нос, стараясь разогнать тоскливую тишину, висевшую в маленькой звукоизолированной комнате. Эту коморку, самую тесную и самую отдаленную на всей репетиционной базе за «Цирком», он в прямом смысле выпросил у своего старого знакомого, который теперь здесь всем заправлял. И вот уже почти четыре месяца каждый его день заканчивался здесь, когда после учебы или работы он приезжал сюда, доставал свою гитару и играл.
Запутанный комок наконец-то поддался, и парень, взъерошив длинные темные волосы, поднялся с пола, на котором трудился уже около получаса. С довольной улыбкой на лице он подошел к небольшому усилителю и щелкнул переключателем. Воткнув один из концов темно-синего провода в усилитель, парень бросил второй его конец на мягкий пол, застеленный ковролином, и подошел к своей еще зачехленной гитаре. Аккуратно, благоговейно расстегнув молнию плотного «зимнего» чехла, он осторожно вынул свою гитару и любовно оглядел.
Гитара скромно блеснула помутневшим лаком светло-коричневых боков и послушно скользнула в руки хозяина. Парень нежно прошелся по грифу, взял пару аккордов и поправил расстроившиеся за несколько часов струны. Затем подошел к усилителю, перекинул ремень гитары через шею и воткнул дожидавшийся своего часа второй конец темно-синего провода в предназначавшееся ему гнездо. Проверив звучание, парень немного покрутил ручки на усилителе и, наконец, заиграл вступление собственного сочинения.
Электроакустическая гитара, купленная им на первую крупную зарплату вместе с усилителем, чехлом и прочими примочками, медленно и звучно разливала по комнате мелодию, которую парень только что насвистывал. Под звучные переборы и внезапные резкие удары по струнам по маленькой комнате растекался живой звук, отражаясь от стен и пола, увеличивая вибрации воздуха. Парень закрыл глаза и молча продолжал перебирать струны, ловя каждой клеточкой своего тела все новые и новые переливы звука.
Через пару минут абстрактная мелодия незаметно для неподготовленного уха перетекла в новую мелодию с другим, более быстрым ритмом и парень тихонько запел. Усиленная электричеством гитара без труда перекрывала голос своего гитариста, но парень даже не старался перекричать свой инструмент, он пел в себя.
Песни начали сменять друг друга, между ними почти не было перерывов. Только иногда парень останавливался, оставив длинный басовитый гул шестой струны вместо своих песен, чтобы перевести дух, смочить горло и дать пальцам левой руки немного передохнуть от острых металлических струн. Через несколько секунд угасающего звука он снова начинал играть, бодрее и громче.
Время текло в маленькой коморке репетиционной базы не так, как снаружи. Здесь оно измерялось не в минутах и часах, а в песнях, спетых и сыгранных безымянным гитаристом. И количество их росло, как снежный ком, обрастая все новыми и новыми переборами, риффами и звучными аккордами, пока внезапно парень не заглушил все струны и не снял гитару с шеи.
Он медленно опустился на пол рядом со своим чехлом и начал рыться в его карманах, пока не нашел в одном из них большой ворох потасканных белых листов формата А4, испещренных ровными строчками печатных текстов, «табов» и списков аккордов. Несколько минут перебирая свои старые распечатки, парень не проронил ни звука и лишь изредка кидал тоскливые взгляды на свой инструмент. Перебрав уже львиную долю бумаг, парень нервно дернулся в сторону чехла, на секунду предположив, что нужная ему страница осталась где-то в его недрах. Но, решив перебрать пачку листов в руках до конца, через пару минут он наконец-то нашел то, что искал. По лицу, наполовину скрытому растрепанными волосами, расплылась довольная улыбка.
Беззвучно шевеля губами, гитарист прислонился к стенке и пробежался глазами по до боли знакомым строчкам старой, как его гитара, песни. В голове уже вовсю звучал старательно забытый им мотив, пальцы левой руки самопроизвольно попеременно выстраивались в четыре простых аккорда, а в глазах заблестели отголоски старых чувств.
Эту песню он учил самой первой. Как только узнал, где у гитары колки, что такое аккорд и как извлекать из куска дерева музыку. Три вечера подряд он перебирал в интернете все возможные варианты аккордов, выбирая из них самый похожий на оригинал. Не давая ноутбуку отдыха, еще одну ночь парень потратил на бесчисленные просмотры любительского исполнения песни на «YouTube». И через пять томительных дней подготовки, он, наконец, взял в руки гитару и, впервые в жизни, сыграл свою песню.
Когда он только начинал учить эту песню, под каждый звук в его голове рождался образ замечательной девушки. Вся эта затея была именно для нее. Бессонные ночи, сбитые на новых железных струнах в кровь пальцы – все это он делал только ради нее. На овладение этой песней у него было около трех месяцев, до следующей крупной годовщины их отношений. Все эти недели он старательно тренировался, улучшая звучание все новыми и новыми типами боя, занимательными проигрышами собственного сочинения и разными вариантами порядка аккордов. Но когда настал день самого важного выступления в его жизни, у него порвалась четвертая струна.
По странному совпадению в тот день, тщательно проверяя свой инструмент перед выходом из дома, парень на секунду подумал, что было бы неплохо сменить комплект потасканных медно-желтых струн на новые, но быстро отогнал эту мысль подальше, уверенный, что на «эту пати их еще хватит». Сделав всего несколько шагов по своему заснеженному двору, он услышал из-за спины неприятный глухой звон лопнувшей четвертой струны.
Гитарист не поднимался с пола и, как заведенный, снова и снова выставлял на листке с выцветающими словами незамысловатые аккорды. Глаза его были закрыты, под тихий шепот в его голове снова оживали картинки.
Его грандиозное выступление сорвалось. Вдобавок ко всему, в тот знаменательный день он отравился какой-то пиццей или травяным чаем и после этого несколько дней провалялся в постели. О гитаре не было и мысли. Она молча стояла за его креслом и грустным звоном напоминала о лопнувшей струне, но ее хозяину было не до нее. Очень долго ему было не до нее.
После годовщины, превратившейся в кошмар, отношения парня и его девушки стремительно покатились под откос. Скандальные звонки, холодные встречи и колючие взгляды завершили начатое лопнувшей струной, и через пару месяцев юный гитарист всерьез подумывал о прекращении этих затянувшихся передряг. А тем временем на его темном душевном горизонте медленно поднималось новое солнце.
Поскорее стерев из памяти неудавшееся выступление, парень сменил потертые струны новым звонким комплектом и снова начал репетировать свою первую и последнюю песню. Но на этот раз мотивацией для него была не его так часто недовольная им девушка, а маленькая вихрастая подруга, вмиг превратившаяся в объект тихого обожания.
Месяцами он репетировал, его выступление обрастало новыми и новыми треками, но фирменным номером продолжала оставаться самая первая песня. Однако, каким бы мастерским исполнением он не овладел, публика, которая встречала его улыбками и дружными хлопками была не той, о которой он мечтал. Поэтому со временем он перестал играть половину своего репертуара, предназначенную только Ей, а потом и перестал играть на публике вовсе. Его вторым домом стала эта маленькая коморка под лестницей.
Но однажды этот дом разрушил его надежды. Пасмурным весенним вечером, медленно пробираясь в свой маленький уголок с мягкими стенами и полом, парень решил срезать свой путь и пойти мимо общих репетиционных комнат, где частенько играли группки любителей. Не смотря по сторонам, он монотонно насвистывал свою любимую мелодию, как вдруг его окликнул знакомый голос.
Обернувшись на удивленный возглас, он уткнулся глазами в ее глубокие темные зрачки, а по спине пробежал холодок. Но страх за свое неотточенное мастерство быстро пропал, ему на смену пришла ненависть и боль. Потому что девушка, ради которой он каждый день, снова и снова играл свою песню в тесной комнатке, была здесь не из-за него, а из-за бородатого гитариста никому еще неизвестной группы. Наконец вежливо распрощавшись с ней и с ее талантливым другом, парень заперся в своей неожиданно пустой и холодной студии и выверенным злобным пинком разбил ни в чем не повинный усилитель фирмы «Marshal». Наполеоновские планы о новом выступлении рухнули, как карточный домик. Он не брал в руки гитару три недели. Ее место заняла бутылка водки.
Молчаливый гитарист открыл глаза и быстро сфокусировал взгляд на сжатом в руках листке. С тех пор, как он снова взял в руки гитару, он больше ни разу не играл эту песню. После страшного запоя он несколько дней приходил в себя. Выбравшись на работу и учебу, несколько долгих бессонных дней он только и делал, что получал нагоняи и выговоры, подтягивал хвосты и старательно пытался вернуть себе былую репутацию. На новый усилитель ему удалось накопить лишь через полтора месяца непрекращающейся работы в две смены. Но всю радость, что он когда-то получал от музыки, новый усилитель ему вернуть не смог. И несколько вечеров наедине с гитарой парень бесстыдно пялился на инструмент, не прикасаясь к покрывшимся пылью струнам.
И вот сейчас, сидя на мягком полу своей маленькой каморки, он снова не отрываясь смотрел на гитару, а в голове продолжала крутиться назойливая песня. И единственным способом, который мог бы выключить стоящий в его голове на бесконечном повторе трек, было выступление. Выступление с этой песней перед кем-то. Но, как и вчера, и позавчера, и неделю и две назад, в его студии не было никого кроме него, заскучавшего усилителя и укоризненно молчащей гитары.
Прошив парня словно ударом тока, в толстую дверь, отделяющую его от внешнего мира, вдруг настойчиво постучали.
Озадаченный нежданным гостем в его маленькой келье, парень не сразу поверил, что в его дверь кто-то стучал. Он неуверенно отложил помятый листок, аккуратно отодвинул от входа чехол с валявшимися в нем распечатками и медленно приложил к двери ухо. Из-за нее снова донесся стук. Отпрянув, от двери, как от чумной, парень смерил ее недоверчивым взглядом и медленно потянулся к ручке.
В дверном проеме показалась невысокая девушка. Она застенчиво заглянула внутрь комнатки, но, разглядев хозяина скромной студии, широко улыбнулась и уверенно шагнула за порог.
– Ну, слава Богу, не ошиблась! – выпалила девушка и раскрыла объятия – Привет, что ли?
– Привет… – смущенно ответил парень и послушно обнял гостью – Как ты здесь оказалась?
Девушка усмехнулась и стянула с шеи легкий шарф. Бросив его на пол рядом с чехлом от гитары, она по-хозяйски уселась на мягкий пол и, выжидающе глянув на парня, снова широко улыбнулась и ответила:
– Я пришла послушать, как ты играешь – спокойно произнесла она – Ты же говорил, что каждый вечер здесь играешь, а зрителей у тебя никогда нет. Вот я и пришла!
– А… – неопределенно протянул парень и медленно опустился рядом с девушкой – Ну… Спасибо! Я и не думал, что ты всерьез воспримешь это…
– Ну а как же еще? – добродушно ткнув парня под ребра, спросила девушка и, поднявшись на ноги, пристукнула ножкой и твердо произнесла – Так что я требую, чтобы ты сыграл для меня.
«Для меня…»
В голове что-то щелкнуло. Песня, назойливо чесавшая черепную коробку изнутри, вдруг затихла, и парень услышал последние слова своей собеседницы, словно усиленные микрофоном. Улыбнувшись ей в ответ, он легко подхватил со стойки свою гитару, перекинул через шею ремень и покрутил ручки на усилителе. Сделав пару пробных ударов по струнам, парень добился необходимого звучания и громкости, затем взял в правую руку маленький цветной медиатор и, бросив на гостью полный счастья взгляд, заиграл свою песню.
Аккорды послушно складывали звуки в мелодию. Идеально отыграв выдуманное вступление, парень подошел в девушке и начал тихонько петь. Гитара старательно перекрывала его слова, но он был слишком близко к своей слушательнице, чтобы проиграть по громкости инструменту. И глядя в ее глаза, парень впервые пел свою песню, каждым словом обещая нечто, чего никогда еще не испытывал. Но он верил каждой строчке, и его вера передалась его гостье. Как только в песне закончились слова, она сократила расстояние между ними и, стараясь не касаться его не прекращающих играть рук, поцеловала его.
Отыграв последний проигрыш последней песни, гитара смолкла. На фоне густого гудения шестой струны, доносящегося из усилителя, сиротливо звякнула и порвалась четвертая. Но, ни для гитариста, ни для его слушательницы теперь это было уже не важно.