Волшебный диссонанс

Пожилой профессор слушал рассказ девушки с замиранием сердца. «Господи, сколько же пришлось вынести этому детскому телу и этой наивной чистой душе», – размышлял он.

К двадцати четырём годам из Глаши получилось удивительное человеческое существо с фигуркой девятилетней девочки, вполне развившимся взрослым интеллектом и по-прежнему детской психикой с её открытостью, безоглядной искренностью, непосредственностью и незащищённостью. Это сочетание несоединимых, казалось бы, свойств в одном человеке являло собой картину настолько трогательную, что совершенно разбередило душу видавшего виды пожилого мужчины. Всё это воспринималось как диссонанс, но не в литературном смысле этого слова, а в музыкальном. Диссонанс в музыке вовсе не тождественен неблагозвучию или, того хуже, какофонии. Он функционален, и многие великие композиторы умышленно использовали его в своих произведениях. Как пример – «Весна священная» Стравинского. Вот таким волшебным диссонансом и звучала Глаша.

Но вернёмся к событиям её дальнейшей жизни после шестой по счёту операции и двух лет тяжелейшей депрессии.

– Мне стало легче, я закончила школу для больных детей (я инвалид) и поступила в институт. Учиться там было очень интересно. Мне жаль, что у меня не красный диплом, но ничего, я не очень переживаю. По образованию я психолог. А ещё я закончила музыкальную школу по классу фортепьяно. Люблю эстрадную музыку, но не всю. Мои любимые исполнители Агутин и Николаев. И всё.

Глаша, поискав среди фото в смартфоне, показывает Георгию Борисовичу свои работы бисером и фотографии младших братьев шести и одиннадцати лет. Рост у мальчиков совершенно нормальный.

«И всё-таки она – ребёнок, – снова удивляется профессор. – Не отходит от меня весь вечер и продолжает уже не рассказывать, а рассуждать на самые разные темы».

Одна из тем – любовь. В какой-то момент Глаша вдруг совершенно серьёзно сетует:

– А замуж я до сих пор не вышла…

Георгий Борисович пытается тактично высказаться в том смысле, что здесь торопиться не обязательно.

– А вот моя подружка говорит, – возражает Глаша, – что родить нужно до тридцати лет, позже уже будет неправильно.

Дальше – больше. По словам Глаши, одна из медсестёр здесь её спросила, нашла ли она свою половинку. «Ну, что за дура?!» – в сердцах думает профессор. Интересно, что Глаша не обиделась, а стала ей подробно рассказывать, кого она нашла, а кого – нет, причём делала она это в своей наивной детской манере так, что медсестра потеряла всякий интерес к этой теме.

На следующий день Глашу выписали. Профессор видел, что забирала её мама – моложавая 47-летняя стройная женщина. Спокойная, ведёт себя с достоинством. Георгий Борисович подошёл к Галине и выразил своё восхищение её мужеством, глубочайшее уважение и низкий поклон.

Да, пробиться из невесть какого городка, не имея никакого «ресурса», в столичную ЦКБ – это подвиг.

Перед уходом Глаша заглянула в палату Георгия Борисовича, но его там не оказалось. Тогда она оставила гостинец – два детских пирожных «Шокопай». Медсестра спросила:

– Ты что, Глаша, зачем?

– Должна же я поблагодарить человека за участие, – был ответ.

Обнаружив в палате гостинцы, Георгий Борисович вышел, чтобы попрощаться, но увидел Глашу с мамой уже в конце длинного коридора подходящими к лифту. Догонять не стал. Он смотрел вслед удаляющейся маленькой фигурке, и на глаза его наворачивались слёзы.

Не плачьте, профессор! У Глафиры всё будет хорошо. Работая по специальности, она станет детским психологом, и именно с ней, как ни с кем, маленькие пациенты будут откровенны. И замуж она выйдет. За врача. Очень достойного и не очень молодого человека. Случится это лет через десять. Детей она, конечно, родить не сможет, но будут племянники. А потом внучатые племянники. Будет жизнь.

27.06.2020