000
ОтложитьЧитал
А откуда ей быть хорошей
Если я служил на атомной подводной лодке?
У нас, там тогда, случилась авария.
Я тогда бы замполитом,
У капитана.
Может быть видел фильм «К-19»?
Так вот, это про нас сняли.
Я тогда так хватил радиации,
Что мог работать электростанцией.
Не знаю, как жив остался.
В госпитале мне врачи сказали,
Что даже нимб над головой у меня наблюдали.
Вот так-то, Ваня.
Выпили по второй и он продолжил,
А к шоколадке и не притронулись.
Такой коньяк закусывать – это безобразие.
Для нас, для русских
Это почти что лекарство.
– В ресторанах любит обедать,
А особенно ужинать.
Напьётся и в танцах с мужиками кружится.
А те её вовсю тискают.
И всё ниже талии обнимают,
А она им этого не запрещает.
У меня от этого давление поднимается.
Дома из-за этого постоянно ругаемся.
А она, каждый, раз мне всё одно талдычит:
– Дорогой, ты просто отстал от жизни.
Так сейчас все танцуют,
Сейчас так модно.
Просто ты, Коля, ревнивый очень.
Ну, да, держат руку ниже талии,
А у тебя от этого что,.. что-то убавилось?
Я женщина современная,
Живу в ногу со временем.
Не дави мне на нервы.
Стерва!
Поздно я, Ваня, понял:
«Что зря так её жизнь устроил».
И вот за это всё… за всё моё доброе:
Ношу я теперь рога «с гордостью».
Честь мою она совсем не бережёт,
Вот такую вот «жену» я себе нашёл.
А своёй чести она с рождения не имела,
Ведь я нашёл её на панели.
Она тогда была очень красивая,
А давала всем, за деньги, совсем небольшие.
Я тогда был ещё молодой аппаратчик,
После флота меня в горком отправили,
И снять её мне было по карману.
Раз её трахнул… потом ещё раз…
А потом потащил её в ЗАГС.
Понимаешь?
Я читал труды Макаренко,
Поэтому свято верил в перевоспитание.
Тогда… она не верила в своё счастье.
Что может завязать с блядств…м,
Что ей такой мужик достался!
Правда сутенёры её отпускать не хотели.
Но я кое-куда звонок сделал.
А потом, хмырям этим…
Дали статью: измена Родине.
И мы зажили с Нюрой спокойно.
Но прошли годы…
И вот она взялась за старое, сволочь.
А ведь я окружил её любовью и заботой.
Я так решил:
«Пусть она не работает,
Пусть она заботится о доме,
Создаёт в нём уют.
И тут…
Я узнаю,
Что она детдомовская.
А их там не учили такому.
Что ж…
Пришлось
Нанимать домработницу.
Ну, я тебе уже рассказал эту историю.
И главное: матери моей она понравилась сразу,
А батя,
В первый раз, на неё, как, уставится
И всё присматривался к ней, приглядывался.
А потом отвёл меня в сторону
И говорит такое:
– Рожа мне её, сынок, знакома,
Вот только откуда?
Не могу вспомнить.
Батя мой работал ментом
И я подумал:
«Боже мой!
Наверное он где-то с нею пересекался?
Или по службе или тоже с нею трахался.
Блин, сорвётся моя свадьба!»
Но всё обошлось,
Батя, немного, поморщив лоб,
Поставил, потом,
На стол
Бутыль с самогоном,
Стаканы.
Мать нарезала огурчиков, колбаски,
Как полагается.
Ну, и отметили знакомство,
Всё было очень достойно.
Давай ещё, Ваня по маленькой.
Нюрке самогон очень понравился.
И она так бате сказала:
–Хорош зараза!
Очень вкусный,
Так бы пила и пила…
Но что-то печень стала шалить у меня.
Поэтому я больше трёх стаканов к ряду,
Теперь не выпиваю.
Маме, эти её, слова очень понравились
И она мне, потом, так сказала:
– Сразу видно девка порядочная.
А помнишь, сыночек, у тебя была Маня?
Хоть она и имела образование
Но ни одного стакана, мимо себя, не пропускала.
Всем наливают и она туда же.
Да разве ж порядочные девки так поступают?
А эта выпьет, да ещё и закусывает.
Прям я на неё не налюбуюсь.
А перед тем, как нам расстаться,
Меня отвёл в сторону батя.
И зашептал мне в ухо:
– Сынок, ты меня послушай.
Я вспомнил, где видел эту деваху.
Мы тогда накрыли одну «блат хату»,
Это на нашем ментовском жаргоне,
А в документах она притоном зовётся.
Там она и сидела с дружками,
Без лифчика и вся в хлам пьяная.
Ну, мы, значит, на них трусы надели,
Кто сопротивлялся
Тому пару раз «въехали».
В кучу эту шоблу собрали
И в отделение доставили.
Я хорошо помню, сыночек:
У той была татуировка на жопе.
В виде волчьей морды.
Не знаю, как у этой.
Давай проверим?
И ещё у той была пиз…а бритая,
Какой-то формы необычной,
И с большим клитором.
И висели серьги на сиськах.
Вот те крест, сам лично видел.
Давай я сейчас надену форму
И мы ей руки за спину заломим.
И выведем на «чистую воду» её,
А потом я составлю протокол…
На это я ему ответил немедля:
– Батя,
Ты бы бухать завязывал.
Какой протокол,
Ты в уме своём?
Ты уже три года на пенсии!
Что ты будешь с протоколом
Делать этим?
Отец посмотрел на меня с сожалением,
И опять продолжил в тему:
– Там она у нас всю ночь и просидела.
А утором закончилась моя смена.
И что с ней дальше было не знаю.
И вот теперь она у нас всплывает.
Ты не говори матери,
Кто она на самом деле такая.
Вижу, она ей понравилась,
Так что ты мать не расстраивай.
Я так тебе скажу сыночек:
«Ты человек уже взрослый,
Партийный работник.
Тебе решать,
Кого себе в жёны брать».
Я сделал удивлённое лицо:
– Батя, ты опять «за своё?»
Не понимаю: ты о чём?
Пиз…а бритая, блат хата…
Тебя что, прошлое твоё не отпускает?
Или ты насмотрелся фильмов американских?
Батя,
Такие красавицы только в кино встречаются.
Вот из кино
Тебе и явился образ её,
К тебе и пришла вся эта история.
И самогон тут сказал своё слово.
Сколько ты сегодня изволил выкушать?
Так что иди, проспись, родимый.
Фантазии у тебя покруче чем у Гоголя.
Это ж надо придумать такое.
Да, батя,
В тебе умер великий писатель.
Она вообще не из нашего города,
Должу тебе я, отче.
Она приехала из Уренгоя,
В столицу
Учится.
А потом работать учительницей.
Сейчас живёт у дядьки с тёткой.
А её тётка, в КГБ, имеет чин полковника.
Так что, с тёткой, не забалуешь.
А ты говоришь: «Проститутка».
Батя, как услышал про КГБ,
Сразу побледнел, изменился в лице.
Ну, ты же знаешь, Ваня,
У нас в почёте эта организация.
Посмотрел на меня с уважением
И закрыл эту тему.
Чего не сделаешь ради любимой?
Во все времена за свою любовь люди бились.
На этом мы и расстались.
А я подумал:
«Надо будет ей перекрасится.
Сколько таких ещё по городу?
Кто может о её прошлом вспомнить?
Пусть не работает и сидит дома».
И вот, глядя на всю эту картину:
Как она водку жрёт и закусывает
Селёдкой с апельсинами.
Я подумал, я понял,
Что эти безобразия никогда не кончатся.
Это в ней гормон играет от безделья,
Это она с жиру бесится.
Завтра же эту стерву, в Горкоме,
Уборщицей устрою.
Хватит ей «сидеть» на моей шее.
Пора и ей в семейный бюджет вносить «копеечку».
А как напашется, да устанет.
Вот тогда ей будет не до блядст…а.
А если не захочет трудится,
Как всяк советский человек,
Тогда на нашем браке я поставлю крест.
Так и сказал ей об этом дома.
Она выслушала меня спокойно,
Без эмоций.
И сказала:
– Иди в жопу!
Никакой уборщицей я работать не буду.
Чтоб надо мной смеялись люди?
Все знают, кто я такая.
Так что…
Не порти мне нервы на ночь.
И вообще, ты во всём виноват,
Посмотри в зеркало на себя!
Когда в последний раз ты еб…л меня?
То-то…, а я ещё молода.
Хочу немного пожить для себя.
А вот, как стану старухой…
Cразу буду верной тебе супругой.
Так что отеби…ь, я хочу спать.
Или давай, снимай труселя
И докажи мне, что ты ещё мужик!
А если нет?
Тоже спать ложись.
А надумаешь со мной разводится?!
Напишу на тебя в ЦК петицию.
Что ты разбиваешь ячейку общества.
За это тебя «не погладят по головке».
А можешь, ещё, и лишишься своей должности.
Дадут тебе ногой под зад,
Что будешь делать тогда?
Кто тебя с таким пузом возьмёт на работу?
То-то…
Так что отеби…ь от меня по-хорошему.
Да, трахаюсь с мужиками!
А с кем ещё мне трахаится
С бабами иль собаками?
Я психически здоровая, нормальная.
Тоже мне, нашёлся праведник.
А сколько людей расстрелял твой Сталин?
И ты туда же?
А сколько людей сгноила в ГУЛАГе
Твоя Партия?
Теперь и ты, ёбан…й коммунист,
Хочешь жизнь мою загубить?
Короче… мозги мне на ночь не е…и,
Раздевайся и спать ложись.
Тут Боря прошипел:
– Вот курва
Валить таких нужно.
Ты слушай, слушай, Андрюха.
– Ты думаешь я не знаю
Как ты Верку хотел трахну?
Которая работает в отделе по борьбе с бандитизмом,
Как ты ей показывал журналы порнографические?
А потом поил её «Наполеоном?»
Ну, ты и сволочь!
А у неё муж рецидивист, в бегах.
Вот прознает про вас
И «посадит на перо» тебя.
Что ты сделал такое еба…о?
Она мне сама про это рассказала.
Она моя старая подруга.
У нас нет секретов друг от друга.
Мы, с ней, вместе по блат хатам скитались,
Ища себе пропитание.
А ты, из-за своего брюха, даже,
Не смог её трахнуть,
В своём кабинете на диване.
И она тебе отсосала.
А ты ей дал, потом, почётную, грамоту,
От горкома Партии.
И на курорты её отправляешь.
Вот какой ты коммунист…
Давай, спать ложись.
Если ещё раз заикнёшься о разводе,
Б…я буду,
Выведу тебя перед Партией «на чистую воду».
– Что тут сказать?
Тут она была права.
Случилась, однажды, со мною такая «беда».
Не уберёг я себя…
Водится такой грешок за мной.
Однажды, Ваня, не совладал я с собой.
В тот день я очень устал, перетрудился.
Потребовалось мне, как коммунисту,
Освежить в своей памяти
Труды наших классиков.
Почитал Ленина и Маркса,
А ты же знаешь, это не простое занятие.
Мне, как руководителю Горкома Партии,
Обязательно нужно этим заниматься.
Чтобы не расслабляться.
Чтобы строить наше светлое будущее
Обязательно читать их нужно.
Спросит, вдруг, меня рабочий или крестьянин,
На собрании:
– Почему у нас жизнь трудная такая?
Не колбасы, а мы в космос летаем?
Во всём дефицит наблюдается,
Хоть мы с утра и до вечера пашем?
Зачем Африке помогаем,
Нахрена нам этот надо?
Почему у нас нет туалетной бумаги?
Хотя у нас её отродясь не водилось.
Вот тут Ленин и пригодится.
Возьму и тут же нужной цитатой
Сразу его и ошпарю.
И чем цитата длиннее
Тем она на мозг ложится сильнее.
А рабочий, как водится, сделает «круглые глаза»,
Сразу видно: не понял ни х…я.
Но раз так сказал Ленин…
Значит Партии виднее:
Жрать тебе колбасу или не жрать?
И чем тебе задницу подтирать.
Так одними цитатами
Я, с народом, и разговариваю.
Мне так удобнее, проще,
А вот рабочий
Сразу понимает:
«Против Ленина не попрёшь!»
Вот так я решал и решаю любой вопрос.
Я так скажу тебе, Ваня:
«В цитатах вся мощь нашей Партии!»
(и продолжил далее)
Ну, значит, отдыхаю:
Пью коньяк, расслабляюсь…
Смотрю порнографические журналы…
И тут кто-то в дверь стучится,
Я всё убрал со стола:
– Войдите.
Входит эта самая Вера
И говорит:
– Я к вам с телеграммой от Брежнева.
Он даёт вам срочное задание,
Вот, сами почитайте:
«Поднять выплавку чугуна и стали
И наделать побольше снарядов
Для будущей войны с Китаем».
Протягивает мне её, через стол, наклоняется.
А сиськи её… чуть на стол не вываливаются.
Как я увидел я её сиськи
Так Брежнев у меня из головы и вылетел,
Вместе со своей телеграммой.
«Какой чугун, какие снаряды,
Когда такие сиськи перед глазами?»
Да ещё, от такой картины…
«Товарищ», мой проснулся и зашевелился,
Видать, как матёрый зверь, почувствовал добычу.
Забыл я сразу, что человек партийный,
Что чту устав и дисциплину.
И думаю: «Как бы вдуть этой Вере
Чтоб у неё там всё заскрипело?»
Меня, Ваня, этим органом Бог не обидел.
И я уже предвидел
Все её стоны восторга…
В молодости… будучи ещё пацаном зелёным,
Бабы мне прохожу не давали,
Как про «его» размер прознали.
Потому что их мужики алкаши и пьяницы,
А я был мальчонка справный.
Мороженное мне потом покупали
И просили чтоб я маме ничего не рассказывал.
Ну, я значит… жил и радовался.
Вот так и происходило моё возмужание,
А потом: комсомол, флот, Партия.
Вот и вся моя биография.
Так вот, Ваня,
А потом мне и говорит, эта зараза:
– Как от вас вкусно пахнет!
А я ей в тему, сдуру:
– Будешь?
А она:
– Просьба начальника – приказ для подчинённого.
Я подумал: «Какой приказ… о чём это она?».
А она уже за стол уселась!
И смотрит на меня, знаешь, так, кокетливо.
Я сазу забыл где мы:
В Горкоме или в борделе?
Что ж делать нечего,
Сам дурак предложил.
Теперь уж «заднюю» не включить.
Это не по-мужски.
Достал бутылку «Наполеона»,
Открыл банку с зелёным горошком.
Разлил по рюмкам…
Сидим культурно, смакуем.
– Петрович, мы так только пачкаем губы, –
«О чём это она?», – думаю. –
Рюмки придумали французы.
Типа: мы нация культурная.
А сами жрут лягушек!
У тебя есть кружки,
Или стаканы?
А то я вкуса напитка не понимаю.
И вот: бутылку допивая.
Она уже «хорошая такая»…
Говорит:
– Предлагаю тост,
Выпьем за любовь!
Давай, Петрович, на брудершафт.
Сегодня добрая я.
Я не халявщица, какая ни будь,
Я тебе за «Наполеон» полюблю.
Допила, значит, стакан.
И поцеловала меня,
В засос…
Чуть не слетели у меня коронки с зубов.
И говорит:
– Я сейчас…
И расстёгнула, на кофточке пуговицы, до пупа.
А потом:
– Полежать мне, что-то, хочется.
Ты проводи меня до дивана, Петрович.
Сегодня я добрая.
И разлеглась на моём диване,
Вся аппетитная такая…
Ляхи, свои, по сторонам развела
И говорит:
– Петрович, жду тебя.
Я как увидел её ляхи,
Чулками обтянутые.
Клянусь тебе, Ваня,
Меня, как будто, обухом по голове ударили.
Как будто я раньше бабьих ляжек не видел.
Вон, у моей Нюрки такие же.
Или на пляже,
Пожалуйста любуйся, бабам не жалко.
Но там это всё воспринимается по-иному,
По-другому, что ли…
Там это норма.
А в моей ситуации
Вся эта картина выглядела совсем иначе…
Тут,
Как будто
Перед тобою
Запретный плод.
И тебе нельзя!
Но…
Очень хочется сорвать его.
Ведь нам всегда, Ваня,
Хочется сорвать запретный плод.
Уж так устроен человеческий мозг,
Не я один такой,
Чтобы потом вкусить его.
Чтобы им полакомиться,
Насладится…
Ведь раз живём в жизни.
А он тебя к себе всё манит и манит.
– Возьми меня, – к тебе взывает.
И ты «натиску» его уступаешь.
И вот тебе уже крышу срывает,
А в след за ней ты его срываешь.
А дальше…
Да тебе плевать, что будет дальше!
Главное, что ты им теперь обладаешь.
И вот ты, уже, зубы свои в него вонзаешь,
Сок и плоть его вкушаешь.
И жизнь «бить ключом» начинает!
А потом… вместе с ним, погибаешь.
Вот, что было со мною, Ваня.
А я слушаю Петровича и удивляюсь:
Как он всё ладно излагает!
Как это у него получается?
Прямо, как у маститого писателя,
Как у Мопасcана.
Слова, к друг другу,
Ладно ложатся.
И вот, уже, перед глазами
Вся эта «картина» разворачивается,
Картина его грехопадения…
А что на это сказал бы Брежнев?
Если один из членов Партии,
Которую он возглавляет,
Другого члена Партии трахнул?
В своём кабинете,
Да ещё в рабочее время?
Забыв о партийном билете,
Партийной дисциплине,
Распивая алкогольные напитки?
В место того чтобы изучать труды Ленина и Маркса.
А потом их учение нести в массы.
Чтобы сказал товарищ Суслов,
Который у Брежнева в подручных?
Нашей Партии великий идеолог.
Который знает, как нам коммунизм построить.
А вот у товарища Суслова
Точно бы, « уши в трубочку свернулись!»
Не смог бы пережить такого Кащей
Когда плюют на Партийный билет.
А товарищ Сталин?
Ну, тут как раз всё ясно.
А может быть он пришит книжки,
Под каким ни будь псевдонимом?
Наверное он так поднаторел на собраниях,
Когда нес пургу массам.
Складно у него получается
И про Партию и про ляжки.
– Ещё по одной, что ли?
– Не откажусь, Петрович.
–А дальше… а дальше было всё, как в тумане,
Каюсь…
Вот такие дела, Ваня,
Надеюсь ты понимаешь меня,
Как мужик мужика.
И дело у нас пошло.
Значит, раздел я её
До самых трусов.
А когда трусы с неё стал стаскивать,
Такие красивые, иностранные.
Подарок нашим дамам
От британской делегации.
От британских коммунистов.
«Нате, – мол, – носите».
Все в кружевах
И духами пахнут.
У нас такие не выпускают,
Партия не уделяет этому вопросу должного внимания.
Ведь для нас что, Ваня, главное?
Выплавка чугуна и стали.
И чтоб было побольше снарядов в запасе.
Так ведь, Ваня?
Да ещё и с дырочками!
«Нахрена?», – я подумал,
А потом пришёл к выводу,
Что это для вентиляции!
Чтобы этот самый орган, значит,
Не потел и не пахнул.
А как по мне, Ваня,
Я так понимаю:
Какая разница, что на жопу натягивать?
Ты же в них по улице не ходишь,
Чтобы народ любовался тобою?
Пусть баба, хоть, в мешке от картошки ходит,
Лишь бы человек был хороший.
Ну, да ладно.
Давай ещё по маленькой.
Тут она мне и заявляет:
– Петрович, у тебя «Наполеон» остался?
Вкусный зараза.
Ведь он полезен для здоровья,
Особенно для печени и мозга.
Ты в курсе,
Следишь за наукой?
Так мне сказал один профессор,
У которого я лечу артроз колена.
А другой академик,
У которого я лечу почки,
Сказал мне: «Пейте на здоровье!
Водку нельзя,
А “Наполеон” можно».
А мой врач терапевт, покойный,
Говорил мне такое:
«Вам обязательно надо
Посещать курорты».
Врубаешься, Петрович?..
Хоть мы коммунисты и сделаны из железа,
Но и мы невечные.
Ты налей мне ещё стакан,
А то мой «Наполеон» закончился, из пайка.
Мне сегодня, что-то, нездоровится.
А со здоровьем шутки плохи.
Я думаю:
«Вот баба, пьёт и не хмелеет!
Это ж надо?
На здоровье перевела тему.
Нет здоровья?
Так нечего разносить телеграммы,
А сиди у себя в кабинете и кашляй.
У кого нет болячек?
Тоже мне, нашла кому жаловаться.
Я сам от своих болячек не знаю “куда деваться”».
Но… как тут отказать?
Я ведь сам ей предложил, дурак.
А у меня
Осталась последняя бутылка «Наполеона».
Я её приготовил для дома.
Нет… не для Нюрки.
Она к водке привыкла и не поймет вкуса.
Ей вообще всё равно что:
Водка или самогон.
Это я для себя,
Это мне «Наполеон» дома нужен.
Перед сном пропущу рюмочку,
На сон грядущий.
И сплю потом, как младенец.
Очень хорошо он мне лечит нервы.
А потом думаю:
«Ладно, пусть пьет,
Зато отдеру её потом
И за Партию и за “Наполеон”».
Я достал ещё бутылку,
А сам не пил уже.
Налил ей полный стакан…
А она потом сама с себя трусы сняла.
И с меня трусы стащила.
И тут я чувствую, что меня покинули силы.
«Товарищ» мой, как не живой,
Ну и как мне тогда её?..
Она поняла всё сразу
И занялась его массажем.
Через минуту он был как штык!
Но пузо мне мешало его вонзить.
И тут она мне сказала:
– Ладно, Петрович, я всё понимаю.
Теперь я «угощаю».
Я тебя сегодня побалую,
На твоей дудочке поиграю.
Встала на колени
И принялась за дело…
А как принялась за «дело»
Аж… у меня в глазах всё потемнело!
– Вера? Брежнева?
Из семнадцатого кабинета?
Вера Павловна?
Вся из себя такая?
– Да, Ваня, она самая.
– Никогда бы не подумал,
Что она играет на «дудочке».
И тут у меня Боря в голове всплывает,
Когда он сына поучает:
– Андрюха, ты этих баб ещё не знаешь! –
Боря психолог однако.
– Да, уж… интересная ситуация:
Брежнева принесла от Брежнева телеграмму.
Чего в жизни только не бывает!
– Это ты в самую точку, Ваня.
Потом ещё, немного, полежали,
На диване,
«Наполеон» допивая
И телеграмму Брежнева читая…
«Заеб…л этот Брежнев,
Со своим чугуном, со своею сталью,
Со своими снарядами.
Всё ему мало, мало, мало…
У нас добра этого завались,
А пойди в магазине сосисок найди
Или колбасы?
Вот мы, с тобой, как партийные товарищи.
В спецмагазине отовариваемся.
А другим людям недоступны
Такие продукты,
Что найдут, тем и набивают свои желудки.
Вот о чём Партии думать нужно».
Ну, тут же я прогнал от себя эти мысли,
Не положено так думать коммунисту.
Партии виднее, что народу жрать
И чем задницу себе подтирать…
Пора, надо вставать.
Но не могу от Веркиных сисек оторваться.
Они у неё такие ладные.
У меня было такое чувство,
Что я, никогда, других сисек и не щупал.
Оторваться от них было трудно.
Сука…
Пахли духами французскими.
Но нужно.
Я всею силою воли напрягся,
Как нас учит Партия,
И с этим делом справился.
Да, пора… снаряды делать надо.
Чтобы было чем расхерачить китайцев,
Если полезут падлы.
Вот сейчас откровенничаю с тобой, Ваня.
И не знаю…
А может быть зря я это…
Может быть ты меня потом сдашь,
Как это положено у нас?
– Петрович, посмотри мне в глаза.
Разве я сука какая,
Чтобы сдать своего товарища,
Которого я глубоко уважаю?
Хоть у меня и партбилет в кармане,
Но доносы я презираю.
Это дело не по мне,
Я нормальный человек.
Выпили ещё по одной
И Петрович опять о своём.
Я ей сказал:
– Вера, ты баба хорошая,
Но пора приниматься за работу.
Пора мне заниматься снарядами,
Для будущей войны с Китаем.
Она оделась и ушла в свой кабинет.
И больше мы «этим» не занимались с ней.
Потом… дал я ей грамоту, как положено.
Каждый год выделяю путёвку в санаторий,
Чтоб она лечила свой артроз и почки.
Словом… вот такая история.
А однажды, когда пересеклись с ней в коридоре,
Она мне говорит такое:
– Ты мне, только, намекни, Петрович…
А потом ко мне в голову пришло озарение:
«Как ей в руки попала телеграмма эта?
Ведь мне её принести должна была секретарша,
Как и полагается?..
Как так вышло,
Что телеграмма прошла мимо
Секретарши,
И в Веркиных руках оказалась?»
И тут я смекаю,
Что она разработала всю эту ситуацию,
Ай да баба!
Думаю:
«Ох и хитрая же баба! –
И всё у меня в голове на свои места встало, –
Выходит что она разработала всю эту «операцию»,
Чтобы ей на халяву по курортам шляться.
Вот оно, как получается.
Теперь на мне пятно,
Как на члене Партии,
Как на оступившемся товарище.
А она, значит,
Вся в шоколаде:
Грамоты получает
И по курортам разъезжает!
А если разболтает?
Тогда вся жизнь моя пойдёт насмарку.
В Кремле мне такого не простят.
Суслов та ещё мразь».
Ну… а потом я успокоился.
Ведь я же ей не сделал ничего плохого.
Вот только зря она Нюрке разболтала.
Но всё же я решил подстраховаться,
С делегацией в Болгарию её, потом, отправил.
А потом, немного помолчав,
Он налил нам по рюмочке опять.
Выпили не чокаясь
И он вернулся в день сегодняшний.
Все слова, жены, на цитаты разбирая,
Как, почему и что она ему сказала.
– Я, потом, всё обдумал, всё взвесил:
«А ведь права, она, стерва.
В своём-то возрасте и со своим брюхом
Кому я нужен?
Ни пахать, ни сеять не умею.
Только и знаю как «толкать» речи.
Да и здоровье у меня никудышное:
Геморрой с кулак
И паховая грыжа.
Сил, даже нет,
Чтоб, как Брежнев, писать книжки».
Так и живём, а что делать?
Правда уже не спим в одной пастели.
А однажды, Ваня,
Ко мне пришла мысль странная.
Надо прямо сказать:
Для меня, как коммуниста,
Мысль уж совсем необычная.
И даже, как-то…
Религией от неё попахивало.
Я даже сам себе удивился!
Мысль философская, не коммунистическая, не партийная.
Одним словом: мысль не совместимая
С советским образом жизни.
Откуда она явилась,
Откуда она пришла ко мне?
До сих пор не понимаю…
Я, с такой, ране не встречался
Ни у Ленина, ни у Маркса
Ни в газете «Правда».
Да и Брежнев,
Когда с ним на охоте бухали,
Мне ничего подобного не высказывал.
А мысль, значит, такая:
«Да идёт оно всё на х…й,
Всё равно, когда-нибудь все станем прахом.
Всё равно, когда-нибудь, все подохнем.
И сгинут, вместе с нами, все наши истории.
И про честь и про совесть.
О подвигах наших и о нашем позоре.
Кто о них потом вспомнит?
Да, конечно… есть такие личности
О которых пишут в книжках
И учебниках по истории.
И чаще всего такое
Какими они были замечательными
И правильными.
И сколько пользы принесли народу и государству.
Да, безусловно это нужное дело:
Чтоб было с кого брать пример следующим поколениям.
Но я сейчас о нас, о простых людях…
Всё это наше дерьмо… кому оно на х…й нужно?
Хотя… если копнуть по глубже
То эти замечательные люди
Тоже не безгрешны.
Вот например наш Ленин
Был женат на Крупской,
Так нас Партия учит…
А шашни водил с Инессой… Арманд.
Но народу про это не положено знать.
Вот такая, Ваня, загогулина,
Вот о чём я тебе сейчас толкую.
О Ленине и таких как он будут помнить.
Изучать, вникать в их истории.
И через триста лет об Ильиче не забудут.
А обо всех нас, простых людях,
О нас, о человеческом планктоне
О таких, как мы, с тобою,
Кто будет помнить?
Так что…
Я ведь не Александр Македонский.
Сдохну… кто обо мне вспомнит?
Все тут же про меня забудут.
Но… как говорится:
«Не будем о грустном».
Ещё поживём, покочевряжимся.
Давай, Ваня, ещё по маленькой.
А если по нам Америка жахнет,
А мы ей в ответ «кузькину мать» покажем?
То… разве переживёт такое наш шарик?
Сорвётся с орбиты и пойдёт по космосу шляться,
Как неприкаянный,
Как галька…
И некому будет тогда обсуждать ни Ленина,
Ни Маркса, ни Македонского…
Ни нас, с тобою.
Вся цивилизация пизд…й накроется.
Посмотрит Господь на это дело и скажет:
– Вот всё, что от трудов моих осталось.
Зачем Я на крест всходил?
Зачем маялся?
Вот бля…и!
Или взять, к примеру, бактерии или микробов.
Ведь между ними, наверное, тоже
Много
Всего происходит?..
И войны, и измены,
А мы разве, Ваня, ведаем про это?
Между ними тоже, наверное, бушуют страсти.
А нам, с тобою, на это не наплевать ли, Ваня?
И вообще: какое нам до этого дело?
Вот так и мы, человечество, наверное,
Плесень на теле Земли,
Или какая-нибудь слизь.
А всё туда же…
Засираем себе мозги
Совестью и моралью.
Да, с одной стороны я понимаю,
Что это правильно,
Это по-людски.
А с другой, вот, стороны…
Уж очень мы переживаем,
Что о нас люди скажут.
А ещё больше, Ваня,
Что мы сами о себе скажем.
А стоит ли этого жизнь, Ваня,
Может быть, просто, жить… и «не париться»?
А Господь в нас давно разочаровался.
После того, как мы его распяли.
А ведь Он взошёл на крест, Ваня,
Во имя искупления грехов наших.
И нам бы принять сей факт с благодарностью
И уже с чистыми душами жить дальше.
Так сказать: жить начать
С чистого листа.
А мы,
Всё грешим и грешим, Ваня,
Блядство на блядстве.
Вот о чём я думаю,
Дорогой ты мой товарищ.
Так что… к чему кровь и нервы портить,
Если мы природу людскую исправить не можем.
Тратить силы свои на пустое,
Рас мы не можем нашу жизнь по-другому устроить?
Пусть хоть всё человечество вступит в Партию
И наизусть выучит Ленина и Маркса…
Разве на свете от этого переведётся блядст…о?
Да и жизнь человека, во вселенной,
Это меньше секунды времени.
Вот я вник в сей факт
И мне теперь на Нюркино блядст…о наплевать.
Сколько мне ещё осталось?
Беречь своё здоровье надо.
Буду жить назло всем невзгодам.
И Нюркиному блядст…у тоже.
А вот когда… когда она предстанет перед Господом.
Он за всё с неё и спросит.
Он тогда ей всё припомнит!
И в Ад её, суку, загонит…
«Ай да, Петрович,
Ну, Петрович!
Это ж Достоевский и Бердяев в одном флаконе!
С виду обыкновенный партийный работник,
С Марксом и Лениным шагающий в ногу.
А какие чудовищные мысли,
С точки зрения партийной,
Живут в глубинах его мозга!
Ты смотри, Петрович, в оба.
Не ляпни, где-нибудь, на съезде
Или когда будешь бухать с Брежневым.
Что-нибудь такое…
Враз останешься без партбилета и должности.
Да… мыслитель,
Такой бы вот личности
Писать труды о жизни.
Читать народу лекции
О Боге и бесконечности Вселенной.
О том, что наше бытие это всего лишь вспышка
И за эту “вспышку”, надо успеть жизнью насладится.
А ты, Петрович,
На что свою жизнь тратишь?
Лямку тянешь
Партийного работника,
За паёк и прочие льготы.
Вместо того чтобы…
Учить народы!
Дать народам
Правильное понятие,
Как жизнь свою устроить надо,
“Чтобы им потом не было мучительно больно
За бесцельно прожитые годы”.
А может быть Петрович
И собою и жизнью доволен?
Что у него всё так сложилось,
Всё так “устроилось”.
Откуда ты знаешь, Ваня?
Может быть он просто тебе сейчас “втирает”,
Что страдает
От того, что его жена гуляет.
Да такое на каждом шагу встречается.
Просто нашёл, вот, по случаю,
“Свободные уши”
И тебя жизни учит.
Тренирует на тебе соё красноречие.
Забыв про цитаты из Маркса и Ленина.
Или сегодня его прорвало, наболело?..
Что ж, понятное дело».
А Боря, послушав Иваныча, сказал:
– Это ж надо,
Мы всего лишь вспышка!
Андрюха, ты не видел где мои спички?
Покурить мне надо.
Да, Господь он всё про нас знает.
Что-то воздуха мне не хватает,
Пойдём, Андрюха, погуляем.
Х…й с ним, с мамкиным блядств…м,
Пойдём, пропустим по стаканчику,
Беречь своё здоровье надо.
А Петрович продолжил:
– Вот такая, Ваня, история…
Ты «переспи» со своим горем,
Так у нас говорят в народе.
А потом, глядишь всё и наладится.
Ты главное почаще е…и свою Клаву.
Забей на это дело,
Делай в Партии карьеру,
Последуй моему примеру.
И всё же, Ваня, я не понимаю:
Дорогой ты мой товарищ.
Как она, сука такая,
Как она коммунистка
Могла на измену решиться?
Я так считаю, Ваня,
Я об этом сейчас в ЦК письмо сочиняю:
«Если баба изменила мужу
Её тут же судить нужно.
Ведь если она мужа предала,
То в следующий раз и Родину продаст.
И чтоб не ждать, пока она изменит Родине,
Её на нары нужно срочно,
Как врага народа.
Впаять ей пятьдесят восьмую статью
И на Колыму».
Видать, ещё, плохо, Ваня,
Мы работаем с массами.
Коммунизм вот строим…
А баб своих от блядст…а удержать не можем.
А мне подумалось:
«Эк куда тебя понесло,
Видать “Наполеон”
Тут сказал слово своё.
Развезло Петровича, развезло».
– Ты, всё же, моё предложение
Со счетов не сбрасывай,
Е…и её почаще.
Оступилась… с кем не бывает?
Возьми да и тархни её по-настоящему,
Засади ей по самые ананасы!
И всё у вас наладится.
И ещё, я видел такое, в американских картинах,
На показах наших закрытых,
Бабы, оказывается, любят когда их насилуют.
И ты отымей свою пожёстче…
Может ей как раз этого и хочется?
Я «про себя» подумал:
«Ну, сколько можно?
Всё одно и тоже гонит:
Оте…и её да оте…и,
А измена её, как с этим жить?
Нет, Петрович, я не слизь
И не плесень.
Что ж, каждому виднее,
Кто он есть на самом деле.
Господа вспомнил…
Видать это возраст.
К старости все начинают верить в Бога.
Так человеку удобнее,
Легче,
С верой
Думать о будущей встречи со смертью.
С верой человек думает, что после смерти
Жизнь его “там“ продолжится.
Что ж… было бы неплохо».
Но вслух говорю:
– Спасибо тебе, Петрович, за науку твою.
Но я так не смогу,
Измены ей не прощу.
Если попрут из Партии… уйду.
Но предательства не прощу.
– Ну, сам смотри… тебе виднее.
На этом мы и закрыли эту тему.
А потом Клавкиного еба…я
Отправили в почётную командировку,
На БАМ,
Чтоб он сука там осознал,
Таская шпалы и рельсы,
Что надо дорожить Партийным билетом.
Никому не позволено поганить
Честь и авторитет Партии.
У нас в Горкоме я его больше не видел.
Дай Бог, чтобы он там, где-нибудь, сгинул.
А потом мы, с Петровичем, это «дело».
Хорошенько в ресторане отметили.
Я как положено проставился.
Вот что значит хороший начальник.
А Петрович, когда мы, прощались
Мне так сказал:
– Я всегда знал, Ваня,
Что ты мужик правильный.
Раньше таких называли праведниками.
Глава V
Иваныч и Женя
А потом, через какое-то время,
В нашем буфете стала работать Женя.
Наша новая буфетчица,
Очень красивая женщина.
И я стал замечать, что наши товарищи
Стали на неё заглядываться.
И даже подкатить к ней пытались.
Но Женя всех деликатно отшивала.
А мне это не надо было,
Я так, для себя, решил уже.
Новый брак мне ни к чему,
Пока один поживу.
Отойти мне надо было от прежнего брака.
Вышел я из него, как будто на меня наехал трактор.
На мне остановился
И потом на мне, ещё, и покрутился.
Решил я взять перерыв,
Чтобы поправить нервишки свои.
И вот однажды, после работы.
Сажусь я, значит, в свой жигулёнок.