000
ОтложитьЧитал
– Попробуй. Это будет очень нелегко. Захочет ли она тебя видеть? – с сомнением отметила Юля.
– Ничего, – успокоил ее Леха, – я позабочусь об этом.
– Мне нравится твое упорство, Леша. Я в тебе не сомневаюсь, – сказала Юля. – Когда все будет пучком, звони. Я подбегу, и мы попытаемся подтянуть твою математику, – эти слова воодушевили Алексея.
Воплощению его грандиозных намерений в отношении Юли ничего не должно было мешать. Он долго готовился к этому и почти уже оказался у заветной цели, а на его пути вдруг встала какая-то школа!
Леша сию секунду загорелся убрать препятствие. Он залез в «BMW» и взял курс на школу.
Глава 12 «Прощание со школой»
Школа, в которой учился Вершинин, располагалась неподалеку. Учился – это слишком громко сказано. Правильнее сказать, что он просто ходил туда время от времени, просто был записан там в ученики, хотя для него самого школа была сакральным местом не в плане учебы, а в плане его личной территории, на которой все его знают, уважают и побаиваются. По мере взросления Вершинина его зона влияния стала стремительно расширяться, не ограничиваясь пределами школы.
Вершинин за пару минут долетел дотуда. Все места на тесной парковке перед учебным заведением были, конечно же, заняты, поэтому Леха объехал школу, кроя нелестными словами владельцев автомобилей, занявших места, и без зазрений совести заехал на газон прямо у входа на просторный школьный двор. Выйдя из машины, Вершинин вприпрыжку полетел в школу, горя желанием по-быстрому разобраться со всеми своими проблемами в этом заведении, которые всегда и везде донимали его и вылезали в самый неподходящий момент.
Внутри он, величаво приподняв подбородок, сбавил шаг и неторопливо поплыл по коридорам и лестницам. Путь его лежал мимо кабинета директора, который вплотную примыкал к канцелярии – дверь туда была открыта нараспашку. Оттуда раздавался поставленный голос директора – из чистого интереса Вершинин спрятался за углом и решил подслушать, о чем судачат секретарь и директор – Леха не пожалел, что остановился. Директор, между прочим, так и не поменялся – это все еще был уже престарелый Емельян Николаевич Савин.
– …Унижать детей и угрожать им недопустимо… даже во благо, – свирепо говорил директор, разговаривая со своим секретарем на повышенных тонах. – К каждому надо искать подход. Молодой преподаватель должен быть лучше всех нас, учителей старой закалки, потому что молодые в наше время орудуют всеми этими современными методами и прибамбасами, которым их сейчас обучают в этих пединститутах, после которых большинство студентов каким-то волшебным образом не идут работать по профессии. Дипломированный специалист-математик считает мелочь, торгуя какой-то мешаниной на базаре – это неслыханно!
«Да ты и сам хорош», – подумал Леша.
Секретарь как могла успокаивала разбушевавшегося директора:
– Не горячитесь, Емельян Николаевич. Время сейчас такое.
– Чего ты меня учишь?! Я же физик. Время всегда и везде одинаковое!
– А что касается унижения, я вам скажу, иногда проблема в самих детях! Вспомните Вершинина.
Тут Леха стал слушать еще внимательнее.
– Ой, Наталья Сергеевна! – махнул руками директор. – Не упоминай о нем при мне – аж тошно становится!
«У нас с тобой это взаимно, гнида!» – шепотом произнес Вершинин, услышав подобную реплику в свой адрес.
– Запомни, – продолжил Емельян Николаевич, – дети не виноваты – виновато воспитание. Поэтому мы должны их направлять и воспитывать, служить им хорошим примером, – Савин поднял кверху указательный палец, усевшись в кресле поудобнее.
– А что же с Екатериной Викторовной? Позвать ее?
– Не надо, – уже спокойнее ответил Савин. – Пусть закончит работу со всеми журналами и отчетами и сдаст их в канцелярию. Не будем портить настрой у работника этой неприятностью, – важно заявил директор. – Ты лучше подготовь приказ о выговоре и на видное место его положи.
– Ну преподаватель все же молодой, неопытный…
– Она уже пять лет у нас работает!
– Может быть, стоит пожалеть? Первый раз все же.
– Нет и еще раз нет! – скомандовал Савин, поднявшись с места. – У нас в школе с этим строго! А опыта у нее уже предостаточно – надо было давно научиться расставлять приоритеты и видеть границы допустимого: где компетенция учителя, а где личное пространство ученика, которым распоряжаются только его родители и он сам, если мозги на месте. И так у нее здесь тепличные условия. Если еще раз такое повторится, если еще хоть один раз я об этом узнаю, а математика – это такой предмет, который далеко не всем дается, вечно с ним проблемы… то наш учитель математики потеряет работу и пойдет со всем своим выпуском из педагогического университета в магазины работать! – жестко проговорил директор, а секретарь его покорно слушала. Никто из них не замечал и даже не подозревал, что за дверью их подслушивают.
«Вот говно! Сам же орешь на всех на своих уроках, обзываешь, унижаешь, подъебываешь, а тут молоденькую и красивенькую училку загнобил и обосрал, будто сам такой весь невинный, – думалось Алексею. – Но спасибо тебе, подкинул ты мне идейку своими психами, – именно так копилка соображений, планов и сценариев развития событий в кабинете математики между Лехой и учительницей пополнилась. Леша понимал, что уговорить или даже заставить Екатерину Викторовну поставить ему трояк будет не так легко, как прогуляться по парку, но он пару минут посмаковал услышанное. – Размолвки на службе – ах, как это плохо и… приятно».
Алекс не стал задерживаться у директорского кабинета и мигом исчез оттуда – он пошел дальше, по направлению к кабинету математики. Вообще, когда он бродил по школе, то весело и счастливо оглядывался по сторонам: с каждым местом, с каждым кабинетом, с каждой лавочкой, партой, даже подоконником у Лехи была связана какая-нибудь история. Сейчас все увиденное спровоцировало в нем мощный поток приятных воспоминаний. Лицо его светилось от ностальгии, он чуть ли не подпрыгивал на ходу, а глаза его были не такими уж злыми и коварными. Но это окрыленное состояние легко было нарушить – он знал, что впереди его хорошее настроение кем-нибудь или чем-нибудь обязательно будет испорчено. Может быть, поэтому он делал гадости другим, потому что сам не ощущал счастья и радости. Либо ему никто не приносил столько положительных эмоций, как те, кому он регулярно портил жизнь (один бедный должник Олег чего стоит), или те, кого он шпилил.
Вершинин противоречиво относился к окончанию школы: с одной стороны, он не хотел покидать насиженное и знакомое место, а, с другой стороны, все это ему так приелось, так его достало, что он с удовольствием бы сменил обстановку, взял бы какую-нибудь новую высоту, позабыв о школе, которая, по сути, ничего дельного ему и не дала, а в инсте, как он говорил, точно покруче будет.
Летом в школе было угрюмо и безлюдно. Вершинин добрался наконец до кабинета учителя алгебры и геометрии Екатерины Викторовны Щедровой, которая чуть более пяти лет назад, с отличием закончив физико-математический факультет педагогического университета, пришла сюда на практику и наблюдала именно за Лешиным классом.
Алексей с ходу вошел в открытый кабинет – за учительским столом сидела его цель! Екатерине Викторовне Щедровой было 27 лет. Учитель математики была маленького роста, худенькая; активная и изящная девушка была приятна в жизни и строга и принципиальна на работе. Одевалась она всегда по моде, правда, в последнее время ее наряды стали попроще, но несколько откровеннее допустимых учительских, что наверняка выводило директора из себя. Но в этих развязных нарядах Екатерины Викторовны были и свои плюсы – один из них, например, заключался в том, что у ее учеников, в особенности пацанов из 7-9 классов, каким-то волшебным образом повысилась успеваемость по ее предметам… незначительно, но все же какая-никакая положительная динамика. Вот сегодня она была одета еще более или менее терпимо: красная блузка, черная юбка, такого же цвета блестящие туфли на высоком каблуке, состоящие будто из одних только застежек, плюсом чулки телесного цвета.
Личико Щедровой было маленькое. Ее зеленые глаза были невелики, но она носила большие очки в черной оправе, которые добавляли ей шарма и интеллигентности, добавляя к ее незаурядной внешности некой пикантности. Она любила ухаживать за своими русыми волосами, которые облегали ее голову, словно парик, скрывающий широкий лоб, маленькие уши и острую макушку. Брови у нее были пышными и симметричными; лицо не имело никаких изъянов кроме маленькой родинки, спрятавшейся у носа. Нос был широк, кончик его был аккуратненько загнут; казалось, что нос на таком маленьком лице занимает слишком много места, но это только казалось. Щеки Екатерины Викторовны были впалые, на них всегда присутствовал румянец; подбородок почти никак не выделялся. Рот, как и все остальное, был небольшого размера, но когда Щедровой приходилось улыбаться, то он у нее растягивался чуть ли не до ушей. Когда она сердита и сосредоточена или когда она весела и развязна, то все эмоции были буквально нарисованы на ее лице. По натуре она, конечно же, человек добрый и отзывчивый, но, что касается работы, здесь она правильна, скрупулезна, сердита, словно кроме ее родной математики, которую, по ее мнению, должны на зубок знать все, ничего более не существует.
Вершинин встал в дверях и громко крикнул, как громко и отчетливо солдат приветствует своего командира:
– Ну здравствуйте, Екатерина Викторовна! – с издевкой сказал Вершинин, всем своим видом показывая, как же ему неприятно здесь находиться и решать пустяковые, по его мнению, вопросы.
В классе было прибрано, стулья подняты на парты. Учительница сидела за своим столом.
– Ой, кто пришел, – Екатерина Викторовна отвлеклась от заполнения каких-то бумаг и повернулась в сторону пришедшего. По ее глазам было видно, что она рада хоть на минутку переключиться на другое занятие. – Здрасьте-здрасьте, Алексей! – она сразу поняла, зачем он пришел, поэтому не стала тянуть быка за рога. – Не поздновато ли вы?
– Я никогда не прихожу поздно, – величаво заявил Алексей.
– Да что вы говорите? – картинно изумилась Щедрова. – Явно вы забыли, как опаздывали на все мои уроки на протяжении последних четырех лет. Что ж, садитесь, коль пришли.
Леша пренебрег любезным предложением учительницы присесть, ибо горел желанием закрыть этот вопрос и забыть наконец про школу. Он заговорил серьезно – его тон насторожил математичку:
– Мне бы разобраться и уладить сложившуюся ситуацию… без шума и напряга. Вы ведь наверняка понимаете, для чего я здесь…
– Понимаю, отлично понимаю, – говорила учитель математики, попутно разглядывая то бумаги на столе, то нетерпеливого Вершинина, испепеляющего ее взглядом.
Снисходительный настрой учительницы внушил Леше надежду, что эту жалкую тройку, которую он так хочет, ему все-таки поставят, и не придется кричать, ругаться, шантажировать, мучить и уговаривать математичку, как предполагалось ранее.
– …Но ничем помочь не могу, – продолжила она, огорошив ученика. – Вы же весь год нагло и по-хамски не обращали внимания на проблемы с моим предметом. Так что сейчас я имею полное право так же, как и ты, Вершинин, не обратить на тебя внимания, несмотря на то, что это твой последний рубеж. Когда я дойду до вашего журнала, то поставлю тебе все то, что ты заработал, а именно ничего, а дальше – как хочешь. Второй год. Колледж. Работа. Вариантов много.
Вершинин не мог вынести такого унижения: «Да какое право ты имеешь рассуждать о моей жизни и пытаться на нее повлиять, ведь это тебя не касается?! Не тебе решать!» – думал Вершинин – уступать училке в дальнейшем разговоре он не собирался.
– Если же у тебя есть какие-то предложения или доводы в свою защиту, то я могу потратить буквально минуточку, чтобы тебя выслушать.
– Ваша позиция мне вполне ясна, Екатерина Викторовна, но вы точно подметили, что я пришел к вам не просто так, – он заметил, что математичка настроилась слушать его, поэтому перешел к своему красноречивому выступлению. – Я всегда говорю, что из любой ситуации можно найти выход – у меня всегда есть запасные варианты… пара козырей в рукаве, так сказать. Я с вашего позволения ими воспользуюсь. С моей стороны идти к вам безоружным было бы слишком просто и легкомысленно, зная ваш характер, ваши методы преподавания и выставления оценок. Так вот, об этих самых козырях – я предпочитаю нестандартные варианты решения проблем. Порой, можно даже сказать, радикальные.
Вершинин нарочно тянул время, чтобы посмотреть на реакцию математички. Его расчет сработал, и Екатерина Викторовна угодила в мышеловку и запустила карательный механизм, приготовленный Лешкой:
– Так какой же козырь у вас сегодня? Меня прям разрывает от любопытства – что здесь вообще можно придумать? За пару дней до экзамена…
И тут пошло-поехало! Леха шел точно по пунктам своего плана, от простого к сложному.
– Я могу предложить вам деньги – сколько захотите, – совершенно не стесняясь, выдал Вершинин, – но в пределах разумного, конечно. Чтобы поставить простую тройку и закрыть глаза на все мои проступки – этого будет вполне достаточно.
Щедрова удивилась, но промолчала – Леха ждал ответа, надеясь сломать принципиальный настрой учителя в два счета.
– А ты знаешь, Леша, что это взятка, которая преследуется по закону?
– Отлично знаю, – наплевав на законы, твердил Алексей Вершинин. Испугать его не вышло, – и меня это абсолютно не колышет. Законы и правила созданы для того, чтобы их нарушать – я не такой законопослушный гражданин. Вся эта ботва не для меня. К тому же мы бы не достигли такого прогресса, если бы законы порой не нарушались, согласитесь?
Выслушав разгильдяйскую позицию Лехи, математичка добавила:
– Мне деньги не нужны. Зачем они мне?! У меня все есть. Я всем в своей жизни в принципе довольна.
– Тьфу! На вашу-то зарплату?! – возмутился фальши Вершинин. – Не смешите меня. Каждый чего-то хочет!
– То есть ты считаешь, что меня можно купить так нагло и просто? – повысила тон возмущенная Екатерина Викторовна. – Нет, Леша, не выйдет. Раньше надо было думать.
– Значит, раньше вы бы согласились?
– Не передергивай. Я другое имела в виду. При должном подходе и сознательности ты мог бы обойтись и без денег.
– Учиться типа?! Это не принесло бы никакой пользы, – скривился Вершинин. – Тупая трата времени!
– Знаешь, почему мне не нужны деньги, которые ты мне тут втюхиваешь? – спросила его Щедрова. – Потому что мне важнее положить знания в головы своих учеников. А не оценки всем рисовать… а в твоем случае еще и хитрожопость поощрять. Да еще и брать за это деньги, за что меня могут уволить.
– Тоже, между прочим, математика, – заметил Леха.
– Примитивная, – заявила математичка. – Странно, твой козырь оказался вовсе и не козырь. Я даже немного разочарована.
– Неужели вы действительно ни в чем не нуждаетесь? – не терял надежды Вершинин. – Может, задачки, уравнения какие-нибудь порешать, контрольные там, домашние задания?
– И ты готов опуститься до этого? Это же не твоих правилах? Да и не хочется Диму Тихомирова беспокоить.
– …Или купить вам что-нибудь, приятное сделать? Вон у вас комп стоит, – Леха показал на преподавательский компьютер в углу кабинета. – Им, наверно, еще Брежнев пользовался – давайте я вам новый подгоню?! – идеи шли из Вершинина как из вулкана во время извержения.
Математичка все еще стояла на своем:
– Алексей, ты, кажется, меня не понял. Меня не интересуют материальные траты. Мне больше симпатичны умственные старания, а у вас с этим как-то туговато… не очень получается, – Щедрова откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди, вглядываясь в бойкого паренька.
– Чем же я плох, по вашему мнению? – спросил математичку Алекс.
– Вашим поведением, вашим отношением к учебе и к учителям. Ты думаешь, что все мы такие плохие и не из-за чего мучаем всех вас всякими интегралами и логарифмами за копейки? Думаешь, что мы нищенствуем и сразу же продадимся за деньги такому, как ты? Нет, у нас тоже есть принципы, поэтому на это я не соглашусь никогда, – отчитала мажора Екатерина Викторовна, а Вершинин делал вид, что слушает учителя. – Если у тебя все, то будь добр – уходи. Надо было ходить на уроки, делать домашние и контрольные, получать хоть какие-то оценки. Было бы старание – была бы и тройка.
Она бы продолжила перечислять список всех дел, которые Вершинин не соизволил выполнить в школе и в том числе на ее предмете (математика, кстати, единственный предмет, где у Вершинина не стояло оценки), но он перебил ее:
– Значит, говорите, – решил зайти с другой стороны Леша, – у вас принципы? – хитро поинтересовался он, готовясь предъявить свой следующий козырь.
– Да, – твердо ответила ему преподавательница. – И ради такого бездельника и двоечника, я не буду их нарушать, не буду рисковать своим местом, – уперлась Щедрова.
Вершинин будто продолжил ее фразу, коварно улыбнувшись:
– Тем более, оно на волоске висит.
– Ты о чем?
«Ага! Попалась, невинная моя», – мысленно торжествовал Алексей. Пункт с деньгами не прошел, и тогда ставка поднялась, напряжение нарастало, Леха задействовал следующий вариант – шантаж! Подобная игра заводила Алексея.
Екатерина Викторовна все отлично поняла, буквально обомлев от фразы одиннадцатиклассника. Она заключила, что наглый, хитрый и предусмотрительный Вершинин действует весьма серьезно – он не настроен уходить без положительной оценки по математике и намерен во что бы то ни стало ее добиться. Однако совесть, принципы и неподкупность останавливали Екатерину Викторовну пойти у него на поводу. Она и тут хотела раз и навсегда научить его уважению и прилежанию, но Леша все знал и без нее – он был не промах. Так что же возьмет верх: честность и неподкупность или излишняя самоуверенность, коррупция и наглость?
Леша терял терпение – все чаще проскакивало нахальство:
– Не умеете вы врать, Екатерина Викторовна! Все вы прекрасно понимаете! – раскусил ее мажор. – Вот мой козырь номер два! Я мог бы с превеликим удовольствием раскопать на вас какой-нибудь компромат вдобавок к вашему выговору за унижение и оскорбление учеников. Ох, я, кажется, задел вас за живое, – Вершинин ходил вокруг нее и всматривался в ее стыдливо опущенные за очками глаза. – А, может, они все врут?! Вы же такой хороший преподаватель: принципиальный, правильный, без изъянов. Ай-ай-ай, как же они могли так сделать, так подумать о вас? Ой-ой-ой, – качал головой Леха. Он продолжил паясничать, но его тон стал серьезнее. – А я ведь найду кучу людей, недовольных вами и вашими методами преподавания, и предъявлю их показания в качестве неоспоримого доказательства того, что вы ведете себя с учениками недостойно, – Вершинин уселся на подоконник и плюнул в открытое окно. – А ведь вы отлично осведомлены, как этого не любит, просто на дух не переносит Емельян Николаевич… и некоторые родители тоже. А там и до увольнения недалеко. К тому же, выговор уже есть. Вам волчьего билета захотелось?
Щедрова старалась держать себя в руках. Леша же развязывался все больше, чувствуя свое преимущество.
– Не смейте! Прекратите это, Вершинин! У вас ничего не выйдет, – жестко, но с ноткой волнения в голосе говорила математичка.
– Вы так считаете? Я же думаю иначе. Скажите и вы, – разжигал конфликт Вершинин, – почему бы не сознаться во всех своих грешках, пока не поздно? Дети, детишки… Они же такие милые, но иногда они превращаются в тупых чудовищ, которые не могут, не способны, не хотят решать уравнения, учить теоремы и всю эту никому не нужную муру! Тогда так и хочется, так и тянет накричать на них, выгнать, дать по башке, обозвать, задеть, унизить!
Екатерина Викторовна поспешила перебить его:
– Я поговорила, – спокойно говорила она, – с родителями, написавшими на меня жалобу. Мы все выяснили, – было заметно, что она нервничает, прерывается, проглатывает слюну после каждого слова. – Это было недоразумение.
– А я и тогда не остановлюсь, – вспылил Вершинин, стукнув по столу. – Поговорю с людьми, найдется много желающих, и жалоба будет не одна. Две, три, девять, десять… Да сколько хотите!
– Твое бы усердие да в нужное русло…
– Вы почти испортили мне жизнь – я уж точно испорчу ее вам.
– Даже не смей этого делать, Вершинин. Тебе никто не поверит.
– Зря вы так думаете. За вами уже есть грешок. Его достаточно.
– Хорошо, – отрезала Щедрова. – Кому поверят больше: дипломированному преподавателю или двоечнику, который успел насолить каждому в этой школе?! Да и мотив у тебя есть.
И второй вариант у Лехи провалился. Но осталось последнее решение – самое экстравагантное и радикальное.
Щедрова тем временем решила загаситься и для виду куда-то засобиралась, утомившись воевать с двоечником и разубеждать его. Тут проснулся и Вершинин, продолжая бороться за то, что ему в обычной жизни никогда бы не сгодилось:
– Стойте! – выкрикнул он. – Мы с вами еще не закончили.
Его оглушили, но не убили – он рвался продолжать бой!
Стараясь отделаться от приставшего мажора-прогульщика и двоечника, Щедрова схватила все свои бумажки и, сделав вид, что кое-что вспомнила, направилась к дверям:
– Как ты смеешь со мной так разговаривать, Вершинин?! Освободи кабинет. Мне… мне нужно на педсовет! – сказала Щедрова, понадеявшись, что он наконец отстанет, но не тут-то было.
– Не получается у вас обманывать – никуда вам не надо! – перегородил ей дорогу Лешка. – Я вам сделку предлагаю! – воскликнул он, чтобы его наконец услышали, но учитель математики попыталась отстраниться от него.
– Поздно что-то менять, Вершинин! Я уже все тебе сказала! Ты заработал свою заслуженную двойку, которая не допускает тебя до экзамена и ставит под вопрос получение аттестата.
Леша понимал, что этот вопрос можно решить с другими, более понимающими, сговорчивыми и коррумпированными людьми. Однако в этом кабинете его самолюбие задели, и он не собирался убираться отсюда без своей безоговорочной победы и полного низвержения соперника.
И сейчас произошел тот самый поворотный момент! Все будто перевернулось с ног на голову – это было неописуемо, неслыханно! Алексей Вершинин решился на крайние меры:
– Я предлагаю и гарантирую вам… удовольствие!
Екатерина Викторовна ничего не поняла. Она подумала, что он говорит о том, что остается на второй год и осенью они увидятся снова. Но нет. Все было не так просто и безмятежно.
От прямоты и серьезности Вершинина в тот момент волосы вставали дыбом:
– Я вам себя предлагаю, – объяснил он. – Давайте я… вас трахну, а вы мне взамен трояк влепите.
Математичка просто охренела от услышанного. «Я лучше влеплю тебе пощечину, развратник!» – даже эти мысли не сразу сложились в ее голове. А Алексей ничего постыдного и необычного в своем предложении не увидел, продолжая пленять и соблазнять Щедрову:
– Это того стоит, поверьте, – говорил Вершинин, словно любовник, тихим и нежным голоском. – Неужели такого в вашей практике прежде не было? Это же вполне нормальное явление. Бросьте же валять из себя дурочку. Хватит изображать невинность – я давно раскусил вас. Вы симпатичная, статная, замечательная, сногсшибательная преподавательница. Я не ошибусь, если скажу, что вам этого хочется, и я даже знаю множество причин. А сделать это с непослушным учеником – м-м-м, верх всех фантазий! Знали бы вы, как сейчас вам завидуют все девчонки этого города.
Другого выхода из сложившейся ситуации мажор не видел. Молодая девушка: от денег отказалась, на шантаж не поддалась, только это ему и оставалось предложить. «Ничего такого! – думал Леха, настраиваясь и утешая себя. – Ей 27, а не 87!»
Алексей приблизился к Щедровой и принялся говорить еще более нежным и завораживающим голосочком:
– Я вижу, что вам этого хочется. Поверьте, я лучшая кандидатура. Мне как прилежному ученику просто грех вас не осчастливить. Я просто обязан подарить вам себя… утешить вас. Вы расслабитесь, забудете обо всем: о размолвке в семье, о неурядицах на работе. Ваш молодой человек явно не одобряет того, что вы стали излишне откровенно одеваться, общаться и поглядывать на школьных пацанов.
Он не успел закончить свою пламенную реплику, как Екатерина Викторовна смачно влепила ему пощечину. От наглого обольстителя Щедровой было не по себе. Тем не менее она не скрылась из кабинета якобы на педсовет, а только молчала и слушала, что несет Вершинин. Причем он догадался про нелегкую судьбу и душевные тяжбы математички – попал в точку по всем пунктам.
Учительнице захотелось заткнуть его и прогнать. После пощечины Вершинин, потерев щеку, с еще большим желанием и настроем возжелал ее. Не Щедрова заткнула его, а наоборот – Леха заткнул ее, впившись поцелуем прямо в ее губы.
Они не отрывались друга от друга очень долго: наверное, не верили реальности всего происходящего или боялись последующей реакции друг друга. Первой прекратила безмолвие 27-летняя математичка, шлепнув Лешу на этот раз не по лицу, а по руке, которая потянулась к ней под юбку:
– Ты что же творишь?! – вскричала она. – Я сейчас охранника позову!
Вершинину уже было все равно. Его было не остановить.
Екатерина Викторовна отстранилась от него и стала отходить в конец класса, не понимая, что нашло на ее непутевого ученика – она восприняла его предложения покувыркаться как пошлую и неуместную шутку, но, к сожалению, ни о какой шутке не было и речи. Вершинин продолжал налегать на нее. Своей идеей поиметь математичку за оценку Леша просто загорелся, поэтому шел к ее реализации, словно танк. Екатерина Викторовна не знала, что делать и как этому воспрепятствовать – путей отхода практически не оставалось.
– Нет, Екатерина Викторовна, никого вы не позовете, потому что сами этого хотите, сами этого ждали. Всем своим видом это показываете, а я только рад оказать вам услугу. Все это взаимовыгодно, поэтому прекратите сопротивляться. Не бойтесь, я не кусаюсь.
Щедрова уперлась в стенку, а Вершинин прижался к ней. Сопротивляться было бессмысленно. Он, приоткрыв рот, словно вампир, жаждущий крови, тяжело дышал от вожделения. Щедрова ощущала его горячее дыхание. Леха внимательно оглядел манящую (в таком-то наряде) математичку и схватил ее за горло:
– Деваться некуда, Екатерина Викторовна!
– Леша, мальчик мой, – взмолилась Щедрова, надеясь, что все обойдется, – что с тобой, что ты делаешь?! Остановись!
– Я выполняю нашу договоренность. Делаю то, что люблю, чему природа научила. Все взаимно: вы хотите, и я хочу!
– Да как же ты смеешь?! Отпусти, – дергалась она – в его крепких объятиях сопротивляться было трудно.
Леша же спокойно говорил, не обращая внимания на то, что его нежные взоры и настойчивые прикосновения не совсем комфортны его партнерше:
– В этом деле можно все, поэтому хорош сопротивляться, иначе хуже будет. Я получу желаемое… при любом исходе! Больно не будет: я постараюсь быть с вами нежным… чутким. Не бойтесь меня. Вам нечего терять, а мне нечего стесняться, – шептал ей Вершинин, целуя ее, сдирая с нее колготки, как зверь, готовый совокупляться при любых условиях.
«Вот это сделка! Вот это я понимаю! И ведь убью двух зайцев: и трояк – неужели я так дешево стою – и дивная мечта семиклассника поиметь практиканточку», – думалось Вершинину.
– Никто ничего не узнает. А если кого-нибудь все-таки угораздит войти, то пусть присоединяется… либо завидует.
– А если я закричу? То всем твоим подлым планам конец, – всеми способами математичка пыталась сбить Леху с толку, но он привык не замечать желаний и прихотей остальных, думая только о себе.
– Кричите, – равнодушно говорил Вершинин, расстегивая свой ремень, сбрасывая рубашку и джинсы. – Мне так даже привычнее будет. Это обычная женская реакция… только кричать вы будете от наслаждения, которое я вам доставлю. Ну же, кричите – это меня заводит! Тем более такого (он сделал акцент на это слово) у вас точно никогда и ни с кем не было… и не будет, поэтому наслаждайтесь моментом. Согласитесь, это запретный плод – так и тянет его попробовать! – облизывался Вершинин, принявшись сдирать с Щедровой одежду.
– Какой же ты наглый, самовлюбленный подлец, Вершинин! Кто-нибудь… помогите, – неуверенно вырвалось у нее.
– Это мое достоинство! Я помогаю и вам, и себе. Вряд ли кто-то из-за оценок вообще захочет с вами спать! Так что замолчите и расслабьтесь. Не люблю, когда говорят под руку. Получайте удовольствие, – сказал он и перешел на шепот. – Мы ведь не хотим проблем?
– Боже! Что же это на меня нашло? – молвила Щедрова, устав сопротивляться. – Нет! Никогда и ни за что я этого не сделаю! Лучше ты, похотливый гад, вылетишь отсюда с треском! Только одного тебе и надо! – она вновь попыталась вырваться, но Алеша не готов был прерываться и не стал упускать добычу.
Когда училка соскочила, он больно схватил ее за руку, зажав между стенкой и своим телом:
– А вот и нет, дорогуша! Не смей! Так от меня еще никто не отказывался и впредь такой хуйни не будет, – ощетинился он. – Что же вы делаете? Я же весь к вашим услугам. Я всегда вас хотел, еще с вашего первого появления у нас… в седьмом классе, помните? Как же вы не прониклись ко мне? Как же так – вы не хотите самого клеевого парня в школе? Идите же ко мне, – шептал он. – Расслабьтесь!
Екатерина Викторовна повторила попытку отбиться, но Вершинин был раз в пять сильнее, поэтому не выпустил ее, приготовившись, как и было задумано, трахать математичку. Силы оставили Щедрову. Леша взял ее на руки, оперев об стену, и принялся покрывать поцелуями ее грудь и шею, постепенно опускаясь все ниже… Математичке оставалось только отворачиваться, зажмуривать глаза и терпеть все издевательства своего насильника. А Вершинин измывался над ней со всей присущей ему фантазией.
В первые минуты приставаний Екатерина Викторовна всеми силами старалась найти что-нибудь, чем можно было ударить Вершинина по башке и выбежать из кабинета, но вскоре она позабыла и об этом. Ее разум был затуманен: ее истязали и физически, и морально. После этого она уже не могла нормально жить, зная, кто и как над ней издевался… и где все это происходило. Не жить ей теперь спокойно и полноценно после того, что с ней сделали…
Алекс был непреклонен и делал свое дело мастерски, без скованности и стеснения, без капельки приличия и сожаления, как и подобает истинному ловеласу – он делал все, как привык. Вершинин без всякой опаски и задней мысли изнасиловал свою учительницу, после чего, удовлетворившись, быстро дал задний ход, будучи уверенным в том, что добился своего.
Заплаканная Екатерина Викторовна тоскливо сидела за партой и молчала, взявшись за голову. После произошедшего такой стойкий и жизнерадостный человек, как Щедрова, вдруг превратился в унылую и плаксивую девчонку. Одно событие поломало ее безмятежную жизнь всего за несколько не совсем приятных мгновений. И виновником этого события стал Леха, который в очередной раз использовал человека, прожевал и выплюнул, собираясь через пару минут величаво исчезнуть из сломанной женской жизни, оставив в ней огромную рану, которая будет кровоточить и напоминать о себе постоянно.