000
ОтложитьЧитал
– Ну ты, мал еще. Пирогов настряпаю, прям щас!– Тетка неуверенной походкой вернулась к столу,– а че бардак устроили, толкушка где?
– Тебя за язык тянут?– Злобно прошипел отец,-Зин не надо пирогов, мне с утра на работу опять, время, первый час, спи ложись.
– Так спите! Я тихо, мешать не буду, ик! Вот навязалась!
– Теть Зин, ты воды попей.– Посоветовал Санька.
В дверном проеме вновь замаячила женская фигура.
–Ты че меня учишь? Ты, че, меня, учишь?!– Отделяя каждую фразу, с пафосом повторилась тетя,– щас сетку возьму! И отец не спасет! Ишь умный!
– Ладно-ладно, теть Зин, сдаюсь.– Пряча в темноте улыбку, пробубнил Санька.
–Если ты, вякнешь хоть слово, – отец мрачно поднялся на кровати,– я даже сетки брать не буду! Зинка, спать шуруй! Утром настряпаешь.
– Сейча-ас!
Упорство жены, по сравнению с бараньим упрямством ее старшей сестры, такая мелочь! Одинцов это знал не по наслышке.
– Зин, стряпай. Только тихо, ладно?
В ответ стряпуха куснув большой палец сжатой в кулак руки, провела по губам, что означало, ни слова, буду тихо.
– Ну и славно.
Тетка, честно держа обещание, даже икать перестала, старалась как можно меньше шуметь. Тихий стук скалки, шуровка в печи, стук сковороды о плиту, легкий шум не мешал. Спит же человек, скажем, под завывание вьюги, и ничего. Последнее, что
слышал Санька, как тетя зачем-то вышла в сени, и погрузился в долгожданный сон. Нехорошо помянув напарника по работе, заснул и старший.
Что-то громкое, непривычное, ворвалось в подсознание спящих! Оба, как по тревоге, вскочив с кроватей тупо уставились друг на друга.
– Ты добычи-и-и, не дождешься,– красиво и громко врывалось из кухни,– Черный во-о-рон, я не твой!
Старший не оценил.
– Зинка скотина!!!– еще громче певуньи,– я тебе сейчас все тесто в пасть
запихаю!!!
– Саш, я не хотела,– держась за столешницу, искренне ответила свояченица,– оно само..
– Ты где добавить успела?!– Изумленно выкатив глаза, перебил Одинцов.
Может быть тетка и сказала где, но в это время в дверях с прихожей появился Борис.
– В чем дело?– поинтересовался.
– А-а-а!– хищно взвыла тетка,– Встал! Кур-р-рва!
Дальше произошло, то чего никто не ожидал. Только что, едва стоявшая на ногах женщина, схватив лежащую на столе скалку, в мгновение ока, как разъяренная кошка, преодолела расстояние до супруга и, хрясь! Кухонная утварь превратилась в грозное оружие, скалкой в лоб!
– О-и-й б…ять!– Борис обеими руками схватился за голову.
Одинцовы проснулись окончательно. И вовремя.
– Ну с-сука!– Борис полез в драку.
Старший, тут как тут, между ними. Однако, длинный, под метр восемьдесят, Борис, сумел достать благоверную.
– Удари-и-л!– Больше от удивления, чем от боли вскрикнула Зина,– Са-ань! Он меня ударил!!!
И, опять, со звериной ловкостью, под руку свояка,и, хрясь!
– Сашка, держи Борьку!-.проорал старший, оттаскивая вырывающуюся родственницу вглубь кухни,– я один не справлюсь!
– Пап, а его держать, уже не надо,– Борис сидел на полу охватив голову руками, медленно покачиваясь из стороны в сторону.
– Вот смотри, что наделала!– Отец с силой затряс женщину,– Смотри-и! Ты ж его чуть не убила!
– Убила?!– Вытаращив глазищи бросилась к мужу,– Боря, Боренька-а, родной мой! Больно? Че молчишь-то?. Я сейчас.
Тетка шустро выскочила на веранду, чем-то пошуршав, вернулась с початой бутылкой водки. «Вот откуда ворон»,– мелькнуло у Саньки.
– Боря, Борь,– тетка склонилась над мужем,– пошли, выпьем. И Саня с нами, ну Борь…
– Дура,– пробубнил Борис.
– Ну, дура,-согласилась Зинаида,– ну вставай, помочь?
– Уйди,– как ни странно, наверное после пережитого, оба казались почти трезвыми.
Несколько раз тряхнув головой, Борис встал. Сердито глянув на жену, повторился.
– Дура.– после паузы добавил,– Сань, ты уж извини. Выпьешь?
– Бывает.– Одинцов радовался, продолжения не будет, и Саньке,– иди сын ложись, мы тут тихо…
– Да меня теперь пушкой не разбудишь!– Задорно ответил парень. Зря сказал.
Казалось, только заснул, как страшный грохот потряс комнату. Заботливый папаша, опасаясь, что сын проспит школу, поставил и без того горластый будильник в пустое оцинкованное ведро. На шум даже тетка прилетела.
– Че случилось?
– Провалиться вам всем! – Видя недоуменное лицо тетки, ядовито добавил,– папа с работы позвонил, чтоб сын в школу не проспал!
– Позвони-ил?!– Тетка была уверена, еще вчера у Одинцовых телефона не было,– «или был?! Водка проклятущщая! Я того?»– Мелькало в воспаленном мозгу.
– Догадался,– продолжал психовать Санька,– в ведро, будильник! Заботливый!
– Ху-у,– выпустила дух женщина,– «Слава богу, в уме еще»,– и племяннику,– пирогов будешь?
– Ты че, нажарила все-таки?– Удивился парень.
– Ну, а как?– Пока Санька умывался, тетка собрала на стол,– К обеду что?
Договорились на котлеты с лапшой.
Наскоро позавтракав, Санька вышел из дома, направившись по, ставшему привычным,
маршруту, к дому Тамары, затем, вместе в школу. Уже на подходе к дому понял, там никого нет, ни в одном окне не было света. «Опоздал что-ли, вроде вовремя, с этими родственниками блин, сколько хоть время?»
Ему и в голову не могло прийти, что его подруга была уверена, за ней не зайдут, что так-же как и он, девушка не спала почти всю ночь, но совсем по другой причине.
У парня голова была забита другим, его, либо подняли на час раньше, либо на час позже, при отсутствии матери, такое случалось не раз. «Счастливые часов не
наблюдают»,– Санька с улыбкой вспомнил о тетушке. Но вот и школа, свет везде горит школьники идут, все нормально.
Кабинет математики находился в угловом, одноэтажном крыле здания школы, в котором находилось всего два учебных кабинета, математики, и иностранных языков, остальные помещения, как пионерская комната и учительская, мало посещаемые, поэтому коридор всегда оставался относительно пустынным.
Санька сразу заметил Тамару, в одиночестве стоявшую у самого дальнего окна крыла здания. Любуясь ей, ее горделивой осанкой, ее фигуркой, всей ей, он невольно, чтоб продлить наслаждение, замедлил шаг. Думая что его не видит, девушка неотрывно смотрела в окно, продолжая любоваться немного не дойдя, остановился.
– Я жду тебя.– Неотрывно глядя в окно, неожиданно произнесла девушка.
– Том,– парня насторожил тон девушки, приблизившись вплотную, с тревогой,– что-то случилось?
– Саш, если не хочешь, то не будем.
– Чего не будем?– Тревога нарастала,– Том, чего не будем?!
– Ну, танцевать.
– Ху-у-у,– почти как тетка утром, выдохнул парень,– почему не будем-то? Том?
Санька с силой повернул девушку к себе. Глянув на него Тамара отвела взор.
– Почему не будем?
– Ты не хочешь,– по прежнему пряча глаза, словно чрез силу прошептала девушка.
– Если у меня не получается, это не значит, что я не хочу.
Еще какое-то время девушка низко склонив голову, молчала. И вдруг!
– Ты прости меня! Не хочешь танцевать, не будем, только прости, пожалуйста прости! Я больше никогда так не буду!
Эти глаза, ему запомнятся на всю жизнь. Откровенно говоря, он даже не понял, за что у него просят прощения, он видел другое, она страдает, страдает глубоко, жестоко, он видел на лице подруги следы проведенной без сна ночи, он видел вымученную, жалкую улыбку, какую-то собачью покорность, и еще что-то такое, от чего ему вдруг стало жалко ее, той, недопустимой к любимой жалостью, как словно от любви осталась одна она, жалость. Скорее для себя, чтоб не видеть ее слабости, жалких, заискивающих глаз, чтоб избавиться от гнетущего чувства, нет не разочарования, но смятения, растерянности, он нежно прижал ее к себе, уткнулся в волосы, и, как тогда в первый раз, впитывал аромат ее тела, ставший вдруг, таким родным, таким единственным.
Где-то на мгновение, заблудшая любовь, вернулась, вернулась уже другой, жалость сменилась глубоким чувством ответственности за нее, он понял, он ей нужен, он ей очень нужен, она любит, его любит, и только ему возможно сделать так, чтоб больше никогда-никогда, не увидеть ее такой. «Родная моя, единственная»,– то-ли сказал, то-ли подумал. Да и важно ли это?
Важно другое. Она, готовая, может, это только минутная слабость, готовая на все, лишь бы не потерять его, и он, не просто не захотел воспользоваться этим, а не воспринял, душой не воспринял. Вряд ли он смог бы объяснить это, но ему не нужна она такая, ему нужна та, которая была, которая есть, и которая будет,– его Вселенная.
– Вы чего там обнимаетесь, вообще-то уже звонок прозвенел!– Гулко в полумраке коридора раздался голос учительницы математики,-нашли укромный угол!
– Катерина Сергеевна, Тамара боится, что вы ей за контрольную поставите заслуженную двойку, а я говорю, вы опять ее пожалеете и поставите пятерку.. Ой блин!– Девушка с силой ущипнула друга.
– В класс!!!
Пропустив Тамару, Санька как галантный кавалер, решил уступить дорогу и учительнице. Педагог со стажем, ловко поймав его за ухо, втолкнула в кабинет.
Чем ближе праздник, тем больше суеты. Все куда-то спешили, искали вкусные дефицитные продукты, выстаивали длинные очереди, и даже в этих очередях, царило предновогоднее настроение. Чем оживленнее становилось в конторе, тем тоскливее становилось Фаине. Одиночество тяжелей переносится именно в эти дни, предпраздничные. Возвращаясь с работы, чтоб хоть как-то прогнать ненавистное, гнетущее ощущение пустоты, стараясь быть незаметной, наблюдала за репетицией дочери с другом. Не смотря на данное дочерью обещание, не орать на Саньку, наверное, даже наоборот, крику добавилось. Но это уже был другой крик, часто переходящий в веселый, заразительный смех Тамары. Так смеются над детьми,
творящими какую-нибудь несуразицу.
– Саш, танец без смысла это набор движений, никому, в первую очередь тебе самому, ненужных движений,– втолковывала Тамара,– не пойдешь ведь, ты домой вместо обычного шага, а выписывая какие-то там, кренделя…
– Ходил.
– Саш, я серьезно…
– Том, правда ходил! Когда репетировать начали.
–Ты что, серьезно?
– Ну, да. Всю дорогу тренировался, вспотел даже.
Переглянувшись, мать с дочерью неожиданно расхохотались, рассмеялся и Санька. Очень заразительно смеются!
– Думаете, смешно было?– Простой вопрос вызвал новую, неудержимую бурю смеха.
Пытливо всматриваясь в партнера, Тамара напряженно искала ключик к его воображению,– «У него вообще, воображение есть? Иванушка-дурачок мой… Простой как карандаш. Иванушка, жар-птица..»
– Саш, помнишь, мы с тобой откуда-то шли, а на дороге стоял голубятник, мужчина такой…
– Дядя Коля?
– Да, кажется., помнишь? Он нам еще показывал, как голуби в небе крутятся, помнишь? Как к нему свысока-свысока голубка на руку прилетела.
– Помню, у него…
– Погоди,– девушка не дала договорить,-мне тогда показалось, что он сам с ними летает. Такое лицо было. Помнишь?
Санька хотел сказать ,придурковатое, но осекся, с какой стати придурковатое? Мужик просто любовался ими, искренне, с душой.
– Помню Том.– Совершенно серьезно ответил подруге,– мне тоже так показалось…
Если даже, ему тогда ничего и не казалось, теперь, был уверен, так и было, показалось.
– Вот,– обрадовалась девушка,– так и в танце, мы с тобой радуемся, я вся в движении, в общем, летаю, ну девушка, и ты, тоже летаешь, только как-то сдержанно, ты больше смотришь, как я радуюсь…
– Любуюсь.
– Ну, любуешься,– Тамара слегка покраснела,– ты меня понимаешь?
– Понимаю Том,– с большой долей правды ответил, что-то уловил,– Том, включи музыку.
Девушка торопливо подойдя к проигрывателю, включила пластинку. Ощущения схожие с теми, когда он пел « Зореньку», взбудоражили парня. Видения, как картинки на слайдах, мелькали перед мысленным взором, меняясь одно другим. Вот она сидит за столом в школе, серьезная, недоступная, вот на рыбалке, с шутливым высокомерием смотрящая на Лешего, вот на полянке, на восходе, в халатике… Менялись видения, неразрывно связанные с воспоминаниями из яви, и главное, глаза, на первом плане ее глаза. То веселые, искристые, то вдумчивые, серьезные, и, самые-самые; спокойные, лучистые, неразгаданные. Закончилась музыка. Санька взглянул на девушку; вот они, самые-самые! Спокойные, неразгаданные….
– Том, показывай.
Глядя на них, женщина с облегчением ощущала, как недавнюю пустоту в душе наполняет покой, как жизнь вновь обретает всю ее полноту, всю красочность, всю неповторимость бытия. «Чего это я,– подумалось ей,– вот оно, мое счастье, моя доченька, я не одинока, я никогда не буду одинока, у меня дочь, она счастлива, значит и счастлива я.– Пряча мечтательную улыбку, вздохнула,– эх, если бы еще он был рядом!» А кто он?
Это был , даже про себя, она не произносила этого имени,– Рахим.
«Может, Люба права? Плевать на сплетни! Где ты сейчас? Конечно же на Кавказе, в своем доме, – невольно вздохнула,– с семьей. Нет!» Словно ища поддержки
взглянула на дочь. Тамара уперев локоть правой руки в ладонь левой, поджав подбородок, как ей показалось, придирчиво осматривала, стоявшего напротив партнера. «Вот собственница!»
– То-ом!
– Мам, нам танцевать не в чем.– Девушка растерянно оглянулась к матери.
– То есть, как не в чем?-Не поняла Фаина.
– У меня есть, я буду в том, серо-серебристом, которое в Алма-ата купили, а у Саши, кроме школьного, костюма нет, Саш, может свитер черный есть?
– Том,– Парень мысленно перебрал свой скудный гардероб,– нету.
– Нет, свитер не пойдет,– скромная зрительница превратилась в полноправного члена творческого коллектива,– к твоему платью нужен костюм.
Теперь уже обе, если и не придирчиво, то с большим интересом, осматривали Саньку.
– Желательно черный.– Резюмировала Фаина,– будет красиво.
– А галстук? Мам а галстук какой?– обе в размышлении уставились на грудь парня.– Может серый…
–Точно дочь, под цвет твоего платья.
Санька чувствовал себя довольно странно, вроде как на него не обращают внимания, и в тоже время, он в центре внимания, речь-то о нем.
– Э,-э!– решил о себе напомнить.
– Вот тебе и э,– Тамара удрученно вздохнула,-где взять-то?
– Думать будем.– Видя, и понимая, как важно для дочери это выступление, мать, прямо сейчас готова идти в магазин, на свои деньги купить этот пресловутый костюмом, но это невозможно. «Может все-таки предложить?– Еще раз взглянула на Саньку, даже застыдилась своих мыслей,– нет, невозможно. И я, дура! Костюм к платью!»
– Черт бы его побрал!– Мрачно изрек Санька. Весь вечер и утро он перебирал все возможные варианты и ничего. Не особо понимая вкуса каши, тем не менее, с завидным аппетитом поглощая, продолжал искать решение свалившейся проблемы.
Друзей куча, но ни у одного нет черного костюма! Вот, все у них есть, а костюма нет!
– Черт бы его побрал!
– Ты чего, Саш?– Удивилась тетка,– случилась че?
– Мне черный костюм нужен, срочно!– Занятый исканиями, Санька даже не заметил, какое впечатление произвела брошенная фраза.
– Ты что, жениться собрался!?– Большие глаза тетушки стали необъятными,-меня же Шурка убьет!
Санька вкратце объяснил суть проблемы.
– В жизни бы не подумал. Черт бы его побрал! Я ведь Томке пообещал, прикинь, теть Зин.
– Прикидываю…
Проводив племянника, женщина задумалась. Присев у стола, какое-то время даже не шевельнулась, встала прошлась, опять присела.
– А тут и думать нечего!– Пришла к решению.
Как раз в это время вошел со двора Борис. Судя по ворчанию со скотиной управился.
– Развели скотины, кулачье, от одного навоза сопреешь…
Раздевшись, прошел на кухню. Привычным движением положил табуретку на бок, закурив, сел.
– Развели говорю, скотный двор!– Довольный собой и жизнью, выпустил клуб дыма,– кулачье.
Внимательно приглядевшись к мужу, Зинаида решила, самое время.
– Борь, Сашке костюм надо, черный…
– Какому?– Борис с удовольствием затянувшись, с шумом выдохнул.
– Младшему, какому еще.
– Он что, жениться собрался? Нас же Шурка, поубивает!
– Совсем мозги пропил?– Возмутилась супруга,– жениться! Танцевать ему надо, в школе, и не в чем. Костюм нужен, понял?
– А-а, а я-то при чем? От меня че надо?
– Чтоб ты купил.
– Кого?
– Костюм, кого!– Занервничала Зина,– ты че дураком прикидываешься?
–Я?– Борис ткнул себя пальцем.
– Ты!!!– теряя терпение, крикнула женщина,– с тобой говорю, не со стенкой!
– Так Зин!– Осклабился благоверный,– ты мне на обед даешь девяносто копеек, раньше хоть рубль давала…
– А в «Бабьем горе» вино по девяносто семь копеек! – Так в простонародье окрестили магазин, находящийся неподалеку от места работы Бориса, – нет, чтоб пожрать по человечески…
– Так вот!– в свою очередь перебил жену,– и ты хочешь, чтобы я из этих денег
отслюнил на костюм?!
– Никто на твои копейки не зарится!– Брезгливо отмахнулась Зина,– я спрашиваю, купим или нет?
– Бутылку купишь?.
– Ах ты шкура продажная, лишь бы…
– Покупай!!!
– Э,– несколько даже разочарованно, не дал высказаться,– Будет тебе бутылка. Но только вечером, как управимся.
– Не раздевайся Саш, -Встретила парня уже одевавшая пальто тетка,– в город поедем.
– Зачем?
– За костюмом тебе!– Вышел из кухни, уже тоже одетый Борис.– Забыл что-ли?
– Че, правда?– По детски, недоверчиво, и уже понимая, что это правда, счастливо засветились глаза парня.
– А когда я тебе врал?– Если минуты назад, еще как-то жалел денег, то теперь, глядя в счастливые глаза племянника, облегченно вздохнул, хорошо, что не отказал.
По каким-то, одним портным, известным меркам, фигура у Саньки оказалась стандартной, поэтому костюм подобрали быстро. Правда не черный, а темно-синий. Но это уже не важно, темно-синий, значит, почти черный.
– Как влитой!– похвалила тетка,– Борь, тебе как?
– Нормально.– Кратко оценил дядя, лукаво улыбнувшись, добавил,– хоть пляши!
– Том, я нашел!– Влетев в дверь, возбужденно воскликнул Санька.
– Нашел?! Где!– Тамара даже не спросила, что именно нашел парень.
– В городе, в магазине, тетка купила! Только не черный, темно-синий.
– А чего не принес?– Огорчилась девушка.
– Я принес.
– Ну и где он?
– В сенках оставил.
– Господи-и! Ни дать, не взять, Иванушка-дурачок!– Тамара невольно рассмеялась,– заноси давай!
Развязав пакет, Тамара, как наверное, все женщины, от малой, до в возрасте, произвела кучу манипуляций с обновкой. Для начала встряхнула, на вытянутых руках осмотрела пиджак, спереди, сзади, опять спереди, удовлетворенно кивнув, принялась за брюки, проделывая примерно то же самое, в оконцовке с силой сжала ткань в кулачке, отпустила, осталась довольна, ткань не смялась.
– Примерь.– Тамара кивнула в сторону своей комнаты,– там переоденься.
– Может, я дома?– Краснея попросил Санька.
– Саш, ну как дитя ей-богу, иди давай!
Скоренько переодевшись, Санька вышел из комнатки.
– Вот.
Вряд-ли, чем-то еще, можно быстро и безболезненно, либо изуродовать, либо украсить человека, как одеждой. Судя по реакции девушки, Саньку украсила. Залюбовалась.– «Мо-ой.» И, не дала переодеться, пока не вернулась с работы мать. Ну как не похвалиться? По хозяйски поворачивая, смущенного, впрочем, не особо сопротивляющегося, парня, и так, и этак, показывала матери обновку. «Вот собственница! А ведь раздобыл! Не для себя, для нее.»
В полном наряде, свою девушку Санька первый раз увидел уже в спортзале, практически с началом новогоднего бала. Парней, как обычно, дав только снять верхнюю одежду, одноклассницы при помощи классной, Тамары Васильевны, выгнали из
кабинета.
– Идите в спортзал!– Закрывая за собой дверь, дала направление классная,-девочкам переодеться надо.
– А че это? Вам значит, смотреть можно, а нам нельзя?
– Это кто там, такой любопытный?!– раздался густой бас директрисы,– марш отсюда!
Не смотря на внушительные размеры, директор школы, Таисия Яковлевна, обладала поистине какой-то сверхестественной способностью, появляться из ниоткуда в самый, для ее подопечных, не подходящий момент.
– Кому сказала!!!– повторять не пришлось, мешая друг другу, хохоча и выкрикивая
какие-то фразы, типа , «так не честно!», недоросли двинулись к лестничному маршу, кабинет химии находился на втором этаже здания.
Новогодний бал, в связи с небольшой численностью школьников, проводился сразу для четырех классов, двух восьмых, девятого и десятого. Ватага десятиклассников, на правах самых старших, войдя в спортзал, снисходительно осмотрели присутствующих. Так же, важно, (взрослые!), подошли к наряженной елке. Елку по традиции всегда наряжали девятиклассники, оценили, и обособленно заняли место у музыкальной аппаратуры. Ну, очень важные! То, что в прошлом году происходило практически то же самое, и они, девятиклассники, не скупясь в выражениях, осудили чванливое поведение старших, забылось.
Впрочем, вскоре и тем, другим стало не до этого. За минуты до бала, зал, стайка за стайкой, стал наполняться прекрасной половиной человечества. Юные, красивые, нарядные, загадочные! Совсем другие, не те, которые, еще вчера сидевшие рядом за
одной партой. Многообразие фасонов, расцветок, девичьих прекрасных лиц, глаза разбегаются! У Саньки тоже, и… В одно мгновение все превратились в разноцветную массу. Он увидел, и стал видеть только ее, ее одну! Вот она, немного пройдя от входа, остановилась, поискала кого-то глазами, нашла его, Саньку, о эта легкая, грациозная поступь! Она шла к нему, к нему! Родившаяся где-то в голове волна прокатилась по всему телу, сбилось дыхание, кинуло в жар. Серо-серебристое платье, изящные, серые туфельки на шпильках, что-то серебристое в пушистых, пепельного цвета, волосах, такая вся, узенькая, невесомая! И, подошла.
– Том, ты дома могла так одеться?– После длительной паузы.
– А что?– Игриво улыбнулась девушка.
– Да, так.
Новогодний вечер начался. Санька не особо вникал в происходящее, чего там голосом физрука говорил Дед Мороз, как снегурочка, красавица молдаванка, одноклассница Олега, Марина Корпут ему отвечала, его все сильнее и сильнее пугало предстоящее выступление. Мало того что, Тамара, словно и не Тамара, так еще и Олег, девятиклассник.
– Привет Том,– Санька всегда завидовал невозмутимости друга. Парень везде чувствовал себя как дома,– классно выглядишь! Прям потрясно!
– Да ну что ты, я так…– Девушка ядовито повторила Санькину фразу.
– А это че за фуфел с тобой?– Олег изволил взглянуть на рядом стоящего,– О, Лева! Я и не признал! Фу ты какой! Еще и при гавриле!– потянулся к галстуку,– дай потрогать, настоящий?
– Отвали!– Санька с силой долбанул по протянутой к галстуку руке.
– Олег, не тронь его одежду!– Застрожилась Тамара,– испортишь, а мне еще танцевать с ним.
– Танцева-ать?– уже искренне удивился парень,– Лев, че правда?
– Тебе че надо?!
– Лев, да нормально все. Не дрейфь!– Что-то вроде поддержки.
Не смотря на то, что Тамара на сколько возможно упростила его партию в танце, сделав практически сольным, парень все равно терялся. В свое время, наотрез отказавшись, хотя бы раз прогнать выступление в спортзале, Тамара особо, после нахлобучки от матери, не настаивала, и результат налицо, он напрочь забыл чему учили. Девушка это чувствовала, и как когда-то перед самым выступлением ей, простым, обыденным тоном; «Ну что, пошли, выступим, коль больше некому»,-говорила Марина Павловна, так и она, повторив слово в слово, повела партнера на исходную позицию.
С началом музыки, она, каким-то странным, словно чего-то просящим и несколько виноватым взором, полыхнула в глаза парня, потупилась и, он это почувствовал, напряглась, ушла в себя. Еще мгновения, и повела, пригласила в свой мир, мир, где музыка, душа, и тело сливались в одно, мир, где, она провела большую часть своей коротенькой жизни, да, очень трудоемкой, тяжелой, но там она была
счастлива, даже не по детски счастлива. Она билась за свое счастье, в первую очередь, билась сама с собой, побеждала, билась за место на пьедестале, ставила новую цель, билась, и опять побеждала, и снова, и снова… По большому счету всегда одна, одна с собой. И вот теперь не одна, с ним, с ее светлым и теплым лучиком. Она не знала, она ведала, что его душа воспримет ее мир, и он станет одним на двоих, только их миром, в котором, совсем не надо, а если и придется, то уже вдвоем, вместе отвоевывать, биться, теперь уже за их счастье. И в момент, с началом ее сольного выступления, она, словно птица-подранок, вновь встающая на крыло, с опаской окунулась в свою стихию, и, почувствовав силу, взметнулась, она
не разучилась, она умеет, она может! С каким наслаждением, она внимала музыку, отражая каждый нюанс мелодии, своим, так послушным ей телом, что казалось не она под музыку, а музыка услужливо подстраивается под нее, и витала, и радовалась, так искренне, такая счастливая! И словно, языком жестов, языком своего танца, пыталась что-то поведать ему, что никак не передать словами, и старалась, на грани возможного.
Понимал ли? Такая сильная, гордая, вызывающая восторг зрителей, никто и не замечал, что именно он, партнер, своим скудным присутствием в выступлении подчеркивал ее необычайную легкость, ее мастерство, ее порыв… Да он и сам не замечал, не придавал никакого значения, лишь бы она, лишь бы ей! Как бережно, с трепетом в душе, он подхватывал ее на лету, совершенно не задумываясь над своими элементами танца, и все получалось, кружил с ней, и отпускал, замирая в ожидании. Он любовался ей, и, какое-то, наверное, уже взрослое чувство к ней
зародившееся еще тогда, в коридоре, с новой силой овладело им,– нежность. Ничего
не требующее в ответ, лишь бы она, лишь бы ей…
– Это, откровение какое-то.– взволнованно пробубнила директриса, когда девушка с последним аккордом доверчиво прильнула к груди партнера. Тонкий психолог, Таисия Яковлевна довольно наплевательски относилась к рекомендациям из районо по поводу моральных устоев в отношениях между комсомольцем и комсомолкой. Чуткая от природы, всегда видела, где настоящие чувства, а где так, зов взрослеющей плоти.
Глядя на эту пару, понимала, здесь все серьезно, даже через чур серьезно для их возраста. Это ее и радовало и все же, больше пугало, уж слишком молоды. Знала, может быть, на собственном опыте, если не удержат любовь, то, это уж точно, если уж не у обоих, так у кого-то из них будет трагедия, которая оставит глубочайшую душевную рану, от которой никогда не оправиться полностью. Или… Об этом, она даже запретила себе думать.
– И не говорите! Прям страсти-мордасти. А Лева хорош, аж завидки берут.-прочирикала старшая пионервожатая.
– Его Сашей зовут.– С неприязнью поправила Тамара Васильевна, на что, женщина отмахнулась, знаю мол.
– Тебе сколько лет, завистливая?– поинтересовалась директриса.
– Тридцать девять…
– Не поздновато завидовать?
– Потому и завидно, что поздновато.
– Ты бы лучше за своими пионерами следила!– озлилась Таисия Яковлевна,– позавчера в пионерскую комнату захожу, а там мальчишки в трясучку играют, на деньги!. Жаль не нашла тебя, на урок надо было.
– Ну, мне-то не жаль…
– Дед Мороз-то дотянет?– Зная, что ругаться на вечную пионерку, себе в убыток, какой-то бронебойный характер, директриса сменила тему,-сколько ему налила?!
– Стакан.
– А, тогда дотянет.
Дед Мороз лихо, вместе со всеми наяривал современный танец, изредка постукивая посохом по полу. И даже обутые на ноги валенки, ему не помеха.
В тот вечер, Тамара написала письмо своему тренеру, Марине Павловне Светобок.
17
Миновали праздники, жизнь возвращалась в свое обыденное, привычное русло. Все стало на свои места, для кого-то, избавиться от жуткого похмелья, для других, я бы еще выпил, да пора на работу, для третьих, пожалуй самой большей части, по пословице; «Делу время, а потехе час», просто- напросто надоело праздное времяпровождение. Так или иначе, всех объединяло одно: На работу! Да, именно на работу, где каждый находил свое, кто опохмелялся, кто отходил от похмелья, кто,
опять же, согласно пословице на счет часа, входил в привычный ритм жизни.
В первый рабочий день, Фаина встала даже до того, как зазвонить будильнику. Еще в прошлом году, пять дней назад, ни в чем не повинный механизм, исправно исполнявший свои функции, вызывал острую неприязнь его владелиц, и иначе как дебильник, его не называли.
Не как всегда, если и не в спешке, то в быстром темпе уж точно, а спокойно, размеренно, с предвкушением встречи с коллективом, женщина собралась, напоследок заглянув в комнатку спящей дочери, вышла из дома. Как по заказу под ее настроение, шел снег. Крупные снежинки, плавно опускались на землю, передавая ей какую-то, свою таинственную, мягкую задумчивость. Она всегда любила, когда шел
снег, особенно такой как сейчас. «Хорошо-то как.» Имея запас времени неторопливо вышагивая по улице, она вдруг поняла, ей все здесь нравится. Даже с удивлением обнаружила, что за каких-то полтора года все стало таким родным и близким, словно живет здесь с самого рождения. Здесь она обрела покой, о котором даже не знала. Все проблемы решаемы, оказывается нет нужды особо нервничать, даже если что-то не так, главное, дочка и она были спокойны. И вдруг словно пронзило! А ведь это Сергей, он, чуть ли не с первого дня, своими капризами, недомолвками, обидами, создавал ей ту обстановку при которой она испытывала какую-то постоянную тревожную напряженность. Она вспомнила, даже в лучшие годы их совместной жизни, все время опасалась, как бы не сказать ему чего-то лишнего, как приготовить обед по его вкусу, как не мешать со своими глупыми вопросами, как, как, как… Он всегда первом месте. Но теперь, уже никто и никогда не сможет указывать ей, что можно, а что нельзя, решать ей, только ей самой! Неожиданно,
она вдруг крутанулась вокруг себя, и прибавив шагу двинулась в новую, счастливую жизнь.
– Привет начальству!– На этот раз, что редко бывало, Люба пришла раньше.
– И вам не хворать!-Главная оторвалась от зеркальца,– где это мы шлындаем, опять бухала?
С презрительным выражением на лице, молча раздевшись, Фаина уселась за свой стол приткнутый к Любиному напротив.
– О, да мы даже не с похмелья!– притворно-внимательно осмотрев подругу, сделала вывод Люба,– приятно удивлена!
– Я тоже рада тебя видеть,– сладко улыбаясь, приветствовала Фаина,– я смотрю, мы за выходные поправились, прям щечки такие кругленькие, и сама, прям булочка свеженькая, молоде-ец!
Ехидное выражение смылось с лица начальства.
– Врешь!– Чуть ли не с рождения Люба вела непримиримую борьбу с лишним весом, и довольно успешно, фигурка, что надо!– Врешь?
Фаина неопределенно пожала плечами, мол, что вижу, то и говорю.
– Это Щеглов! Тварина, давай пельмешек сварим, давай пельмешек сварим…
– И в тебя силком, да?
Не отвечая женщина полезла под стол, вытащила весы, и честно, не снимая сапог встала на них.
– Ты че врешь, а!? Как было так и есть!– Гневно блестя глазами,– Иди смотри, сучка!
– Да я верю…
– Иди смотри!!!– Любиному возмущению не было предела,– пригрела змеюку! Иди сказала!
– Взвешенное, свирепое начальство!– Фаина с хохотом подхватила подругу с весов и держа ее в руках крутанулась вокруг себя, и только после поставила на пол.