Скрытые территории. Том 1

Серия «Скрытые территории»

Публикуется впервые

Книга создана при участии бюро «Литагенты существуют» и литературного агента Алёны Яицкой

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Звидрина М. А., текст, 2024

© Оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2024

* * *

Северные берега

Чёрная-пречёрная ночь разлилась по городу. По опустевшей улице шла в одиночестве женщина. Наряд её цветом сливался с темнотой вокруг, а глаза блестели по-кошачьи.

Женщина отстукивала шаги тонкой тростью. Тук-стук каблука, тук-стук трости, тук-тук-тук. Желая подыграть этой музыке, ветер хлопал в такт шлейфом её платья. Ветру было одиноко в ночи, и он так разыгрался, что чуть не сбил чёрный цилиндр с головы женщины. Ей это не понравилось, и она отмахнулась от ветра рукой, словно собиралась прогнать его. Ветер было рассмеялся такой наивности, но внезапно понял, что его уже несёт в совершенно противоположную сторону.

Это был молодой полуночный ветер, рождённый над ледниками. Он летел сюда, огибая вершины сопок и расстилаясь над широкими равнинами. Гнал к югу тугие облака и тревожил ветки редких заиндевелых кустарников.

Так было, пока ветер не затерялся среди тесных городских улиц. Теперь он метался то туда, то сюда, стучался в закрытые двери, грохотал кровлями, раскачивал мачты фонарей и никак не мог улететь из города.

В одном из домов, мимо которого метался туда-сюда ветер, девочка по имени Ула лежала на кровати с открытыми глазами и, несмотря на позднюю ночь, совершенно не собиралась спать. Сегодня у неё был совсем не простой день. И прежде чем заснуть, нужно было всё хорошенько обдумать – съесть яблоко до огрызка, как любил выражаться её отец. Он был очень образованным человеком. Всегда учил дочь думать головой, зрить в корень и разоблачать несостоятельные теории. Поэтому Ула лежала, смотрела на потолок и понимала, что ничего не понимала.

Она с родителями только переехала на этот остров и уже успела заметить, что здесь всё по-другому. Земля была пустынная, но не безжизненная, воздух холодный, но полный чего-то, что нельзя объяснить словами. Даже небо тут было не такое, как везде. Ула рассуждала, что, наверное, и жизнь здесь идёт по другим законам, с которыми она раньше просто не сталкивались. В туристическом справочнике, взятом в библиотеке перед переездом, к примеру, писали, что на острове живут феи, тролли и приведения. Это вовсе не означало, что справочнику нужно было верить, хотя отчасти могло объяснить её сегодняшнее приключение.

В школу Ула никогда не ходила. Лучше учиться дома, так считали родители. К тому же они так часто переезжали из страны в страну, что школы пришлось бы менять ежегодно. Благодаря то ли переездам, то ли усердным занятиям Ула в свои двенадцать лет свободно говорила на английском, французском, испанском и русском, а также знала около трёх тысяч китайских иероглифов и уже две недели как изучала исландский. Удивительно, но это никак не помогало ей в общении с людьми.

Тем утром, которое Ула вспоминала лёжа на кровати, она закончила уроки и отправилась на прогулку. Так как друзей у неё не было, гуляла Ула одна.

Рейкьявик казался маленьким, особенно в сравнении с Сингапуром, из которого они переехали. Она уже успела хорошо разведать и город, и его окрестности, поэтому уверенно прошла через центр и направилась к океану. Её тянуло куда-то подальше от жилья и людей.

Ула шла уже час, а может быть, два, а то и больше. Неожиданно она увидела какие-то постройки на берегу залива. Погода совсем не располагала к прогулкам, дул сильный ветер, могучие волны разбивались о круглые валуны на берегу. Разумно было бы повернуть домой, пока не стемнело, но что-то заставляло Улу идти дальше. Как будто нечто ждало её впереди, звало и мечтало о встрече. А временами даже казалось, что это что-то следует за нею, как тень или как приведение. Ула не могла сказать наверняка, было ли так на самом деле или только мерещилось. Возможно, ей просто хотелось иметь друга, которого можно было бы позвать с собой погулять.

Однако вместо прогулки в тёплой компании она настойчиво брела в одиночестве туда, где вдали у воды виднелись домики.

Ветер задул сильнее, и Ула решила: дойдёт до построек и повернёт обратно. Солёная морось, поднятая волнами и подхваченная ветром, пропитала одежду и волосы, выбивавшиеся из-под шапки. Кожу на лице немного пощипывало, Ула повыше натянула шарф.

Дорога вдруг пошла вниз и стала мокрой. Правая нога скользнула вперёд, Ула качнулась назад, попыталась поймать равновесие, но тщетно – сильный порыв ветра подтолкнул её, и она упала на обочину. Ула вздохнула, улыбнулась своей неловкости и осмотрела исцарапанные ладони. Как только она собралась подняться и идти дальше, в ближайшей из построек распахнулась дверь. Осторожно оглядываясь, из-за двери показалась женщина.

Волосы у неё были настолько длинные, что доставали до земли, а когда их отбросило ветром, Ула увидела, что та была совершенно голая. Не обращая внимания на холод и ветер, хлеставший по коже, незнакомка уверенно двинулась к океану.

Не то чтобы Ула не ожидала встретить на прогулке людей, она скорее не предполагала, что кто-то может в такую погоду разгуливать голышом, поэтому она, так и не поднявшись с земли, следила за женщиной, раскрыв рот от удивления.

Та ускорила шаг и с разбегу кинулась в ледяные бушующие волны. Ула вскочила на ноги. Волны с силой кидались на берег. Когда Ула добежала до воды, женщины нигде не было видно.

Сначала Ула просто глотала ртом воздух, его солёный плотный вкус обволакивал горло, не выпуская ни звука наружу. До того как у неё получилось закричать, казалось, прошла целая вечность. Ула бросилась в сторону домиков и стала колотить руками по закрытым дверям, звать на помощь на всех языках, которые знала, но никто не открывал. В постройках было пусто, она вдруг поняла, что это всего лишь сарайчики для лодок, в которых точно никому и в голову не пришло бы поселиться.

Ула почти сорвала голос и вернулась к морю ни с чем. Она решила, что, если волны выбросят тело женщины на берег, тогда, возможно, ей удастся оттащить его подальше от воды и найти-таки кого-то из взрослых.

Солнце почти скрылось за горизонт, низкие сизые облака с каждой минутой становились всё тяжелее. Сильно похолодало. Чтобы успокоиться и согреться, Ула начала ходить быстрым шагом вдоль берега.

Хоть Ула и была на берегу совершенно одна и совсем никто не отзывался на её крики о помощи, девочку не покидало чувство, что за ней следят.

Прошло уже много времени, и было глупо надеяться увидеть ту женщину живой. Однако внезапно Ула разглядела её в волнах. Та гребла в сторону утёса, что клином врезался в воду. Ула бросилась к ней на выручку, но, когда взобралась на утёс, увидела, что незнакомка чинно поднимается из воды и ни в какой помощи не нуждается. Её волосы развевались на ветру, как и прежде, будто вода их и не касалась. Высокая волна взметнулась у незнакомки за спиной, словно попрощалась, после чего улизнула по камням обратно.

Хоть это и было совсем неправдоподобно, но женщина не выглядела ни замёрзшей, ни уставшей. Она смотрела на Улу раздражённо, как будто та помешала важному делу. Ула подумала, что, наверное, вежливо было бы отвернуться, но вместо этого не могла отвести от незнакомки глаз.

– Я только хотела помочь. Я думала, что нужна помощь. Что вы утонули, – промямлила Ула, когда женщина подошла совсем близко.

Незнакомка глубоко втянула носом воздух, посмотрела куда-то Уле через плечо, после чего её взгляд изменился. Женщина заговорила, но Ула не поняла ни слова.

– Ég tala ekki íslensku^[1], – пробормотала Ула в ответ.

У женщины округлились глаза от удивления, словно было такой дикостью не знать исландский. Она оглядела Улу с ног до головы и, не сказав больше ни слова, пошла прочь от берега. Потом остановилась у домика, поискала кого-то взглядом в темнеющих сопках, покачала головой и скрылась за дверью сарая.

«Странные нравы», – подумала Ула и тоже покачала головой. Сумерки давно спустились, облака почернели, горизонт растаял в тумане. Ей давным-давно пора было возвращаться домой, иначе родители могли поднять тревогу.

Теперь, посреди ночи, вместо того чтобы спать, Ула лежала в кровати с открытыми глазами и изучала потолок. Она так и не смогла придумать объяснения увиденному. Родителям девочка решила ничего не рассказывать. Вряд ли бы их обрадовали её далёкие прогулки по острову и общение с голыми людьми.

Мысли прервал порыв ветра; он распахнул неплотно закрытое окно и перелистал страницы тетрадки, лежавшей на подоконнике. Ула встала, закрыла окно, а заодно и свой дневник, ещё и на верёвочку завязала, чтобы надёжно сохранить содержимое от посторонних глаз. «Ветры, конечно, читать не умеют, – сказала Ула самой себе, – но осторожность не помешает».

Девочка посмотрела в окно. Жители всех окрестных домов, в отличие от неё, спали, свет нигде не горел. Разноцветные крыши в ночи стали серыми и сливались одна с другой. Только раздутая от гордости луна помогала фонарям освещать пустые улицы. Даже ветер, и тот теперь куда-то улетел.

За окном были тишина, покой и ровно никаких ответов на вопросы.

Слева, где улица поворачивала в горку и одинокое дерево отбрасывало скупую тень, что-то зашевелилось. Ула пригляделась и заметила собаку. Собака была лохматой и крупной, но, какой породы, издалека сказать было сложно.

Ула смотрела на собаку, и ей казалось, что та смотрела на неё. Такая же одинокая и бессонная. Немного поколебавшись, девочка решила выйти на улицу и попробовать подманить бедолагу. С животными Ула всегда ладила хорошо, они её слушались. «Скорее всего, – рассуждала девочка, – сбежала у кого-то из соседей». Откуда ей ещё тут взяться? Родители утром обязательно разберутся и вернут её владельцам, а пока она приютит четвероногого друга на ночь и чем-нибудь накормит.

Ула на цыпочках спустилась, прихватила из холодильника начатую упаковку ливерной колбасы, надела ботинки, куртку поверх пижамы и вышла на улицу. Она шла медленно, чтобы не спугнуть собаку, но та, увидев Улу, всё равно вильнула на соседнюю улицу и теперь наблюдала из-за угла.

«Ну это уж не дело – убегать от еды и ночлега посреди холодной ночи», – возмущалась про себя Ула, но продолжала идти за собакой. Когда она дошла до поворота, то увидела, как морда выглядывает уже с другого конца переулка.

– Иди ко мне! – поманила она собаку колбасой, но та не шевельнулась, только убедившись, что девочка следует за ней, снова скрылась за поворотом.

Ула прибавила шагу и укуталась в куртку. «Вот же выдались и день, и ночка!» – думала она, но продолжала идти за собакой, пока они не оказались в пустом городском парке.

Задаваясь вопросами, что такое нашло на неё сегодня, куда и зачем она отправилась днём и что делает здесь, в парке, ночью, Ула подошла к собаке довольно близко, чтобы разглядеть её и понять – это была никакая не собака.

Это был волк.

Белый, местами пепельный мех переливался под лунным светом. Зверь не сводил с девочки пронзительных глаз. Ула замерла в ужасе, и упаковка колбасы выскользнула у неё из рук. События коротких двенадцати лет жизни проносились перед глазами с бешеной скоростью. Растерянная и напуганная, Ула и шагу не могла ступить, чтобы двинуться с места. Голос от волнения снова пропал, и всё, на что Ула была способна, – это опять хватать ртом воздух. Словно по велению сердца, она подняла руки. Как будто хотела показать волку, что не собирается на него нападать. В следующее же мгновение зверь сделал один-единственный молниеносный бросок, всё, что Ула успела почувствовать в тот момент, – это как тёплые волчьи лапы коснулись её ледяных ладоней.

Побег

Свет редких ночных фонарей падал в комнату через высокое мутное окно. Он пятнами выдёргивал из темноты край кровати, тумбочку, кривой гвоздь в стене, ещё одну кровать, проход между ними и двоих шептавшихся в темноте.

– Говорю тебе, надо прямо сейчас! – шипела девочка, отколупывая ногтем краску с металлического набалдашника.

– Сейчас? У нас все вещи забрали! – возражал ей мальчик, мотая головой.

– А вдруг эта за нами утром вернётся?

– Там холодрыга. И что мы есть будем?

– Одежду чью-нибудь из раздевалки стащим. А еды в кухне полно! Альбина объедки до утра не выносит.

На соседних кроватях спали другие дети, к разговору никто не прислушивался, никому не было дела до того, что на этот раз задумали эти Афанасьевы.

Брат и сестра были первыми в числе нарушителей порядка, они постоянно попадали во всякие истории и получали за это самые разнообразные наказания. Их не выгоняли только потому, что из Изневедческого государственного особого интерната никого не выгоняли. Учащимся вообще строго-настрого запрещалось покидать территорию и разговаривать с посторонними.

Нина и Алек Афанасьевы, брат и сестра, что шептались под покровом ночи, жили в ИзГОИ, сколько себя помнили. Они, так же как все остальные воспитанники, никогда не выходили за забор и о жизни снаружи знали только со слов учителей и воспитателей. Возможно, именно поэтому Алек хотел основательно подготовиться к путешествию. Он был рассудительнее сестры, хотя и младше её на целых четыре минуты.

Ещё утром они не думали ни о каком побеге. Всё изменилось за обедом. Нина сидела за столом. Ей давно наскучило ковыряться в склизкой тушёной капусте. Она отставила тарелку в сторону и смотрела в окно в поисках хоть чего-нибудь интересного. День был серый, и пейзаж был знаком до зевоты. Деревья давно сбросили листву, выставив напоказ вместо пышных крон худые, скучные ветки. Смотреть особо было не на что, и Нина развлекалась тем, что угадывала узоры на грязном оконном стекле.

Так Нина и увидела женщину, которая возникла перед воротами интерната словно по волшебству. Ещё пару секунд назад за воротами был скучный голый лес, а теперь стояла гостья. Нина на всякий случай поморгала. Женщина никуда не исчезла.

Ворота, всегда запертые, оказались открыты. Незнакомка, не дожидаясь приглашения, прошагала по аллее к главному входу. Она шла по разбитой дорожке, шурша пышными юбками и отстукивая шаги тростью.

Нина мгновенно позабыла про обед. Она схватила брата за рукав и, приложив палец к губам, потянула его к выходу. Такая необычная гостья должна была стать отличным спасением от скуки. Нина решила непременно за ней проследить.

Гостья оказалась совершенно непохожей на тех, кто приходил в интернат с визитом. Нина никогда раньше не видела, чтобы так одевались – платье аж до самого пола и цилиндр на голове. Ни у кого прежде не видела она таких глаз, чёрных, словно вымазанных сажей, загадочных и даже пугающих. Ко всему прочему, Нина впервые слышала, чтобы кто-нибудь так холодно и высокомерно общался с заведующей интернатом Косолаповой.

Овтаву Косолапову не любили ни воспитанники, ни сотрудники. Заведующая чаще кричала, чем говорила, ругала больше, чем хвалила, и никогда не улыбалась. Однако в интернате все её слушались.

Шлёпая тапками и запахиваясь в серый рабочий халат, высокая, грузная, с маленькой головой на широких плечах, Косолапова плелась в сторону своего кабинета следом за таинственной незнакомкой.

Нина, не выпуская руку брата, протащила его мимо спящего завхоза под лестницу, к дверям кабинета заведующей. Двери были открыты, и Нина, ни секунды не думая, потянула Алека дальше. Мгновение спустя Алек, не успевший ничего возразить, сидел вместе с сестрой за шаткой ширмой и разлапистым фикусом в углу душного кабинета. За ширмой висело пальто Косолаповой, стояли сапоги и зонт. От сапог пахло старостью и прелой синтетикой. Алек посмотрел на сестру презрительно, покачал головой и прикрыл нос белоснежным платком. У него всегда при себе на любой случай жизни был чистый носовой платок, в отличие от Нины, которой пришлось натянуть на нос ворот свитера.

Незнакомка вошла в кабинет первой, она презрительно оглянулась по сторонам, отодвинула тростью просиженное кресло и, не дожидаясь приглашения, села. Косолапова старательно прикрыла за собой дверь и уселась напротив незнакомки.

– Может, кофейку предложу? – заискивающе спросила она.

– Лишнее, – холодно бросила гостья. – Вы знаете, зачем я здесь. Я не получила близнецов в указанные сроки.

От такого ответа Нина чуть не вывалилась из укрытия, хорошо, что она всё ещё держала за руку брата. Дети переглянулись – во всём интернате они были единственными близнецами.

– Так ведь время быстро идёт! – заведующая всплеснула руками и покачала головой.

– Мы заранее всё оговорили. Вам за них заплачено.

– Ну так не хол перейти – их доставить-то к вам! – вскричала было Косолапова, но тут же осеклась.

– Полноте, их никто не хватится.

Незнакомка в цилиндре говорила с акцентом, она была приезжей, но откуда ни сестра, ни брат понятия не имели.

– К концу этой недели всё сделаем, – тон заведующей сменился с заискивающего на виноватый.

– Дети должны быть готовы. Я вернусь за ними сама, – отрезала незнакомка, встала и, не прощаясь, ушла.

Заведующая сплюнула, бросила незнакомке вслед что-то неразборчивое и стала копаться в ящиках стола. Алек видел, как Нина сжала кулаки, и, зная, насколько вспыльчивой может быть его сестра, обнял её за плечи. Наконец Косолапова собрала в охапку бумаги, сунула их под мышку и тоже не мешкая куда-то сбежала.

– Как будем сматываться? – спросила Нина шёпотом.

– Через окно. Вдруг там кто за дверью.

– Я не про сейчас. Я про вообще!

В ответ Алек только отмахнулся платком, дав понять, что не хочет обсуждать ничего, сидя здесь. Из кабинета они выбрались без проблем. Прошмыгнули второй раз мимо завхоза и отправились прямиком в спальни, чтобы там поговорить обо всём без посторонних ушей. Каково же было их удивление, когда наверху в спальне девочек они обнаружили повариху, обычно не покидавшую кухни. Румяная и неповоротливая Альбина вытряхивала Нинины вещи из тумбочки и бросала их в сумку.

– Не трогайте, это моё! – закричала Нина.

– Твоего тут ничё нет, всё государственное! А будешь орать – щас как дам! – пригрозила Альбина круглым розовым кулаком.

– Куда вы это? – спросил Алек, стараясь отодвинуть сестру подальше за спину.

– Не твоего ума дело! Стало быть, новую одёжу дадут.

– Но когда? Сегодня?

– Не моего ума дело! А ну, пошли вон отсюда!

В спальне для мальчиков, куда они сбежали от Альбины, уже кто-то побывал – тумбочка Алека была пуста, куртки из раздевалки тоже пропали.

Время обеда закончилось, начались занятия. Поговорить обо всём случившемся Нина и Алек смогли только после отбоя. Нина дождалась, пока в коридоре утихнут шаги ночной нянечки, и змейкой юркнула в спальню для мальчиков. К счастью, ближайшей к выходу была кровать её брата.

Нина сидела и от волнения отколупывала краску с круглых металлических набалдашников, украшавших спинку кровати. Руки немножко дрожали, но голос был уверенным. Она настаивала на немедленном побеге, прямо сейчас и ни минутой позже, потому что шмыга в цилиндре, как она окрестила незнакомку, могла в любую минуту вернуться. Алек был согласен с сестрой.

Жизнь в интернате не была похожа на сказку. Нина иногда грозилась сбежать, но Алек всегда останавливал сестру. По его мнению, за забором всё могло быть ещё хуже. Теперь он принял сторону Нины. Может, побег и пугал его, но незнакомая злыдня пугала сильнее.

Поэтому бежать решили не мешкая. Условились встретиться у чёрного входа под лестницей, после того как Алек попробует добыть чью-нибудь тёплую одежду из раздевалки, а Нина – чего-нибудь съестного.

В пустой столовой пахло кислятиной, копотью и мылом, Нина уверенно прошла дальше в кухню. Темнота не мешала, здесь она смогла бы пройти даже с завязанными глазами – в наказание за проступки близнецов регулярно отправляли на кухню драить котлы и противни.

Нина стала обследовать немытые кастрюли и сковородки. В чане, куда на корм свиньям сбрасывали остатки ужина, Нина набрала хлебных корок. Можно было только надеяться, что они не испачкались об объедки. На стенках лотка возле мойки осталось немного масла. Не тратя времени на поиски ножа, Нина собирала масло на палец и размазывала его по коркам. Когда закончила, завернула всё в носовой платок брата и убрала в сумку, которая ещё час назад была наволочкой. Туда же отправились половина луковицы и вялый огурец, их Нина нашла в ящике с шелухой. Будь холодильник открыт, она раздобыла бы еды повкуснее, какой-нибудь сыр или яблоки. Но холодильник на ночь закрывали на ключ.

На дне кастрюли, стоявшей там же, у мойки, плескались остатки киселя. Нина огляделась в поисках подходящей тары. Бутылка нашлась на подоконнике. Нина вытащила из неё засохшую ветку клёна, перевернула, потрясла и подула. Оставалось найти, чем заткнуть горлышко. Нина заглянула в подсобку. Там хранили разную утварь. За дверью царил беспорядок: коробки, ящики, кастрюли вперемешку с вещами поменьше громоздились до самого потолка. На столе, застрявшем между кастрюльно-коробковыми горами, повариха Альбина оставила кружку с недопитым кофе. Кофе в интернате пили только сотрудники. Нина понюхала – пахло гадко. Она пошарила рукой по столу и нащупала холодную обёртку шоколадной плитки. Нужно было торопиться. Не раздумывая Нина сунула кусочек в рот, а оставшуюся шоколадку – в наволочку. Закрыла дверь и поспешила к брату. Алек с охапкой тёплых вещей уже сидел под лестницей.

– Там темень такая. Взял то, что с краю, – шепнул он, протягивая сестре шапку с помпоном, шарф и куртку, что, по его мнению, была теплее. – И вот ещё валенки прихватил.

– Валенки-то зачем? Дожди. Нам бы калоши.

– Возьмём. Вдруг пригодятся.

В наволочках, где лежал их небогатый скарб, Алек гвоздём проковырял дырки, чтобы их можно было носить на плечах, как рюкзаки.

Выбираться решили через раздевалку в спортзале: там под потолком было окно, которое никогда не закрывалось. Чтобы к нему подобраться, им потребовалось построить целую пирамиду из скамеек. Дети старались всё делать как можно тише. Скамейки были тяжёлыми, но то ли от волнения, то ли от разгоревшегося азарта дело спорилось, пирамида была готова в считаные минуты.

Первой наверх взобралась Нина, она была лёгкой, но Алек всё равно придерживал сооружение снизу.

– Порядок! В самый раз башня! – шепнула Нина.

Она открыла окно, бросила на землю рюкзаки-наволочки, после чего спрыгнула вниз сама. Алек ещё раз проверил прочность конструкции, закинул ногу повыше и в два счёта пробрался к раме. Конструкция подрагивала, но держалась.

– И правда, прочная! – хмыкнул Алек.

Он подмигнул сестре, чтобы подбодрить её, и стал перелезать наружу, но почему-то именно тогда, когда Алек перекидывал вторую ногу через раму, эта самая нога сдвинула верхнюю скамейку, и вся конструкция с грохотом повалилась. Алек сжался от страха. Время замерло. Нина, хватая вещи, бросилась к ближайшим кустам. Алек спрыгнул и кинулся к сестре. Окно захлопнулось. Они лежали, прижавшись к земле, не дыша, но интернат спал мертвецким сном, окна оставались тёмными, никто ничего не услышал.

До ограды Нина и Алек крались по кустам. Забор вырос перед ними довольно скоро. Прутья были скользкими и влажными, карабкаться вверх было ужасно неудобно. Пришлось сначала насухо вытереть всё варежками. Вещи протолкнули через ограду, а сами перелезли то подсаживая, то подтягивая друг друга. Алек не на шутку зацепился брючиной за острый шип наверху забора и, если бы не Нина, так и остался бы там висеть. Хорошо, что у сестры оказались острые зубы! Алек лишился заднего кармана, но зато обрёл свободу.

Наконец можно было одеться в тёплые вещи. Нине пришлось трижды подвернуть рукава – куртка предназначалась для кого-то намного выше неё ростом. Брат с сестрой взялись за руки и сквозь ночной лес стали осторожно пробираться туда, где, как им казалось, должен был начинаться город.