© Зверев С.И., 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Глава 1
Все окружающее, казалось, вдруг перевернулось, поменялось местами, слилось в одно снеговое пятно. Где земля?! Вместо нее – бескрайнее снежное поле. Блестит что-то в белом вихре перед фюзеляжем «По-2». То ли звезды, то ли огни на дороге – в таком снегопаде и не разобрать. Земля и небо смешались, так что теперь ни пилот, ни штурман не понимали, где летит самолет. Остается лишь ориентироваться на внутреннее чутье: в биплане не задуманы приборы для слепого полета в снежном буране. Даже не различить самый верный ориентир реку Сож – серебристую ленту скрыл снежный вихрь.
– Мы за линией фронта, – сказала штурман 46-го авиационного гвардейского полка. Она определила, что пересекли линию фронта, по времени полета.
Летчица кивнула в ответ. И снова штурман засекла время, еще двенадцать километров от линии фронта до цели.
– Боевой курс!
Девушка за штурвалом точно опустила легкий самолет на нужную высоту, отключила мотор. Самолет пикировал в полной тишине, слышался только негромкий шелест воздуха под крыльями. Именно поэтому немцы называют их авиаотряд «ночными ведьмами»: атакуют всегда в темноте, ночью, без звука, не страшась артиллерии и огня. Только тихий шорох, словно ведьмина метла шуршит.
– Огонь!
Освободившись от четырех бомб, «По-2» взмыл вверх. Сразу загудели моторы, самолет стал разворачиваться – цель уничтожена, можно возвращаться на аэродром. Но яркий луч прожектора осветил самолет с летчицей и штурманом, в ту же секунду заухали немецкие зенитки, затянув все вокруг черным дымом.
– Тоня, бери больше вправо! Ах! – Штурман вскрикнула и дернулась от жгучей боли в боку. Сотни трассирующих пуль жалили с левого фланга крыло самолета, словно огненные пчелы. Взрывы, хлопки со всех сторон. Легкий штурмовик закрутился, протаранил черно-оранжевую стену из выстрелов, вывернул в сторону, накренился вниз и со свистом исчез за черными верхушками высоких деревьев.
По бортам захлестали еловые лапы, все ниже и ниже – 400 метров, 200, 100! Биплан, как легкая лодка, вонзился острым носом в сплетение веток двух накренившихся старых сосен. Винт закрутил вокруг себя мохнатые еловые лапы, расшвыривая снег во все стороны, захрипел и затих.
– Эй, штурман! Приземлились, получилось. Дина, ты что молчишь?! – Летчице казалось, что она кричит изо всех сил. Но она шептала еле слышно, ворочалась, пытаясь повернуться назад к штурману.
Не по размеру огромная стеганая ватная куртка становилась все тяжелее от каждого движения, набухая от пульсирующей из ран крови. Девушка застонала от запоздалого ощущения пронзительной боли в бедре и левом боку, попыталась вылезти из кабины, но рухнула назад. Усиливающаяся слабость лишила ее равновесия, руки перестали слушаться, а перед глазами сгустилась темнота. Словно через толстый слой ваты она услышала скрип снега под обувью человека. Тоненькая фигурка в огромном тяжелом пальто спешила по сугробам, то и дело проваливаясь в сугробы. Девушка в темном пуховом платке подобралась поближе к повисшему между стволов самолету. Она покрутилась внизу – слишком высоко. Сбросила неудобные валенки и полезла вверх, цепляясь окоченевшими пальцами за мерзлые ветки.
Летчица услышала над ухом чье-то дыхание:
– Вы слышите меня? Вы ранены, у вас кровь. Я из партизанского отряда, связная, Оля, Оля Воробьева. Я сейчас побегу за нашими ребятами в партизанское укрытие. Слышите? Вы держитесь! Мы спасем вас! Два часа, потерпите два часа, и я приведу помощь!
– Стой, – еле слышный шепот остановил партизанку. – Скажи, передай, что мы выполнили задание. Гвардии младший лейтенант Высоцкая и младший лейтенант Полунина.
Голова в шлеме бессильно легла на борт кабины, стукнувшись очками о металлическую раму. Оля коснулась холодеющей щеки молодой женщины:
– Очнитесь, нет, не умирайте. Потерпите! Я приведу, приведу помощь!
Ольга, тихо всхлипывая, шагнула на крыло, цепляясь за край кабины. Вторая девушка тоже мертва. Со стороны казалось, что она просто закрыла на секунду глаза и откинула на спинку кресла голову в летном шлеме. Широкие брови, тонкие черты лица – настоящая спящая красавица. Но Ольга, сунув руку за отворот куртки, еле сдержала крик от ощущения липкой, еще теплой крови, пропитавшей одежду. Комсомольский билет, красноармейская книжка разбухли и начали сворачиваться под бурыми разводами. Девушка из партизанского отряда забрала документы у штурмана и летчицы, бросила прощальный взгляд на их застывшие тела и пообещала:
– Я вернусь! Я расскажу всем про ваш подвиг и про вашу геройскую гибель! Мы… – Голос ее не слушался, срывался от слез. – Похороним вас как героев. Спите спокойно, боевые подруги!
Оля с трудом слезла с дерева. Холод сделал тело непослушным, деревянным. Девушка спрятала за пазуху пропитанные кровью документы отважных летчиц и зашагала через лес. Она не замечала, как на щеках застывают на ходу льдистые дорожки из слез, за годы войны привыкла, что иногда плачет беззвучно. Сколько уже длится война! Третий год она является связной в партизанском отряде, доставляет важные сведения из города, оккупированного немцами, к партизанскому укрытию в глубине лесных топей и возвращается обратно. Проносит в огромном пальто лекарства, шифровки, патроны, продукты. А немцы никак не уходят из города, хоть в партизанском штабе и говорят каждый день о наступлении Красной армии на силы вермахта. Советский Союз уже уверен в своей победе над Гитлером, Левитан по радио ежедневно докладывает об успешных боях по освобождению Украины и Белоруссии. Наши войска расширяют плацдарм на правом берегу Днепра, отвоевывая в тяжелых боях каждый километр земли. От того Оле было еще печальнее: бедные девчонки-летчицы не успели дождаться окончательного разгрома фашистских сил. Поэтому она торопилась изо всех сил, чтобы вернуться в город до рассвета и спрятать документы девушек в тайнике. Ночью, как только дежурные на блокпостах потеряют бдительность, связная прошмыгнет мимо них через проход по старому кладбищу, а оттуда двинется в глубину леса. Через четыре часа хода по незаметной тропе она окажется в партизанском отряде, расположившемся в землянках. У партизан есть радиоточка для передачи информации, и тогда в штабе узнают о героической смерти экипажа «По-2».
Связная отважно выполняла каждое задание партизанского соединения, пробираясь через лес в бурю или под дождем. И каждый раз Ольга думала о том, что сведения, которые она собирает и передает партизанам, помогут воинам Красной армии одержать победу над вражескими захватчиками. И тогда в ее город войдет армия освободителей с танками впереди. И в одном из танков будет ее жених, лейтенант, командир танка Алексей Соколов.
Вдруг в предрассветной тишине раздались автоматные очереди и лай собак. Ольга в тревоге застыла, прислушиваясь к крикам поодаль. Девушка уже почти дошла до второстепенной дороги, ведущей из города до старого кладбища, со своего места она видела перекошенную оградку, что шла вдоль заброшенных могил. Обычно в этой части пригорода было тихо в любое время суток. Ни жителей города, ни немецких оккупантов не интересовала грунтовая дорога, что тянулась пять километров, уходя в лес. Раньше по ней на гужевых повозках перевозили в город срубленные стволы деревьев, чтобы заготавливать дрова, но после авианалетов из-за огромных рытвин и размокшей глинистой почвы пользоваться дорогой было невозможно. Да и немецкая охрана выпускала из городка только с письменного разрешения коменданта. А сейчас по дороге передвигались толпы людей: брели старики в наспех надетых полушубках; шли женщины, прижимавшие к себе грудничков; тащились замерзшие, отчаянно плакавшие дети. Вокруг толпы в несколько тысяч человек двигалось кольцо из рядовых с автоматами в руках. За колонной следовал строй из фашистов. У них на поводках захлебывались от лая овчарки, чтобы никто из пленников не смог убежать под защиту леса.
Ольга не видела всей картины происходящего, слишком далеко она была от дороги. Но по человеческим крикам, топоту тысяч ног, от которого гудела земля, поняла, что происходит что-то страшное.
И люди в толпе нервничали, изыскивая возможность сбежать из этой колонны смерти. Изможденная женщина с котомкой с трудом несла мальчика лет десяти, шатаясь под тяжестью своего груза. Она с мольбой повернулась к охраннику, показывая обвисшего без сознания ребенка.
– Господин, пожалейте, можно я оставлю ребенка в городе? Умоляю, он болен! Он в бреду! У него тиф! Ему нужны лекарства! Я не могу нести его, у меня нету сил. – Она замедлила шаг перед крупным солдатом в длинной шинели.
Тот не ругался и не кричал, лишь внимательно следил за каждым движением идущих людей. Но он не успел ей ответить, подскочивший разъяренный офицер огрел огромным суком несчастную женщину по спине:
– Молчать, не разговаривать!
От удара та рухнула прямо под ноги солдату, выронив сына. Мальчика, обмякшего и бессильного, подхватили чужие руки, а на упавшую пленницу обрушились новые удары. Движение застопорилось, женский голос гневно выкрикнул:
– Остановитесь, что вы делаете! Вы убьете ее! Вы – звери!
Немецкий офицер вытащил маузер и выстрелил в голову лежащей на земле женщины. По взмаху перчатки подбежал переводчик-полицай и стал громко переводить слова своего начальника:
– Кто посмеет бежать, будет расстрелян. Кто посмеет сказать хоть слово, будет расстрелян. Кто отстанет, будет расстрелян.
Лейтенант выдернул из толпы старика, трясущегося от холода, скрюченного и безропотного. Одним ударом тяжелого сука он отправил немощное тело в канаву у дороги, вторым ударом добил несчастного. Торжествующе повернулся к обомлевшей толпе.
– Чего встали, свиньи! Вперед, быстрее!
Воспользовавшись заминкой, два мальчугана рука об руку бросились петлять между деревьями. Подальше от хрипов собак и трупов на обочине.
– Герр офицер, смотрите, беглецы! – Полицай указал на удаляющиеся фигурки.
– Взять их! Спустите собак! Вперед!
И тут толпа с криками бросилась бежать от дороги. Люди рассыпались по кустам, прячась за каждую кочку. Они уже поняли, что впереди ждет верная смерть и надо спасаться любой ценой.
– Назад! – Охранники открыли огонь по убегающим.
– Собак, спускайте собак! Боевой цепью по лесу! – Унтер-лейтенант метался по дороге, выкрикивая приказы.
Рядовые бросились за беглыми пленными, поливая автоматными очередями все пространство вокруг, не давая людям поднять голову или спастись в чаще леса. Ольга в растерянности застыла за кустом, не зная, в какую сторону ей бежать. Дернулась всем телом назад, но на скрип снега обернулись двое мальчишек, залегшие в ямки. При виде Ольги они с криками бросились ей навстречу:
– Помогите, спрячьте нас! Они хотят убить нас!
– Тише, тише! – зашептала девушка, пытаясь успокоить детей.
Но те были слишком малы и напуганы, чтобы соблюдать осторожность. И их крики сразу же услышала охрана, невысокий солдат уже прицелился из автомата и выкрикнул:
– Выходите! Возвращайтесь на дорогу!
– Прошу вас! – Оля отодвинула плачущих мальчиков за спину, прикрывая их от выстрелов. – Отпустите, не надо нас убивать.
– Иди на дорогу обратно, или я выстрелю. – Дуло автомата показало на отрезок грунтовки, куда сгоняли пленных.
Деваться было некуда, она взяла мальчишек за руки и повела обратно к пятачку, где снова собирались люди. Часть беглецов застрелили, оставив лежать вдоль дорожных канав. Остальных выстроили и под конвоем повели дальше. Младший из мальчишек был так слаб, что Оле пришлось пристроить его себе на закорки. Сама худенькая и невысокая, она с трудом тащила ребенка, чувствуя спиной, как тот горит лихорадкой и со стоном мечется. Девушка попыталась спросить у старшего мальчика, давно ли заболел его брат, и тут же получила удар прикладом по плечу. «Упасть и притвориться мертвой, а потом отправиться к партизанам, рассказать, что всех из города куда-то увезли. На железку, наверное, ведут, чтобы отправить в концлагерь. Надо бежать, спасаться», – мысли у Ольги кружились в лихорадке, ей хотелось броситься прочь, только бы не брести покорно со всеми по разбитой дороге. Но она никак не могла решиться на побег, ведь это значило бросить двух доверчиво прилипших к ней малышей. Наконец их остановили и начали загонять в большие грузовики с брезентовыми бортами. Солдаты безжалостно расстреливали в упор тех, кто не мог сам подняться. Хрупкая девушка покачнулась и, не выдержав веса ребенка, рухнула прямо лицом в грязь у колес. Под дружный гогот солдат один из рядовых передернул затвор, остальные подбадривали его:
– Давай, Вальтер, застрели русскую дуру с ее щенками.
Молоденький, лет восемнадцати солдат, по виду совсем новобранец, неуверенно топтался, медленно поднимая автомат. Чья-то крепкая рука схватила Ольгу за воротник, потянула наверх, чтобы она смогла перевалиться через борт машины. Пуля, выпущенная Вальтером, ободрала кожу на виске, прошла мимо и оставила прореху в брезенте. Внутри машины Оля прижала мальчиков к себе, рухнула в свободный угол, выплевывая изо рта дорожную грязь. Но тихий женский голос ее остановил:
– Не утирайся, девонька, ходи лучше чумазой, чтобы фрицы не снасильничали.
Борт с грохотом захлопнулся, машина резво поехала по ямам и буграм лесной дороги. Ольга спросила в темноту:
– Куда нас везут?
– Не знаем, согнали всех и в чем были погнали. Даже детишек не пожалели, – ответили ей из темноты.
Ей ничего видно не было, но, судя по тесноте, в кузове расположились несколько десятков женщин с детьми. Пленницы все еще опасались разговаривать, обмениваясь короткими фразами, стараясь угадать направление движения по тем ориентирам, что были видны в пулевое отверстие в брезенте. Во время первой же остановки разговоры и вовсе затихли. Опять снаружи раздались крики и выстрелы, брезент распахнулся, и в толпу упала новая жертва с разбитым в кровь лицом. Женщины потеснились, давая ей возможность сесть. Но пленниц становилось все больше и больше. Люди в машине стояли, тесно прижавшись друг к другу, а немецкая охрана прикладами и пинками отправляла в кузов еще партии людей. Ребра хрустели от натиска общей массы тел, Оля с хрипом хватала ртом воздух, пытаясь хоть как-то вдохнуть. Машина снова тронулась, набирая скорость. В голове у девушки все плыло, в глазах были огненные круги, но она не выпускала ни на секунду детскую ладошку, а второго ребенка прижимала к плечу.
– Вы откуда прибыли? – Голос у спрашивающей был сдавленным до хрипа.
Ей ответил такой же еле слышный, задавленный теснотой полустон-полухрип:
– С Озаричей мы, Домановичский район.
Ольга из последних сил потянулась вверх всем телом, дернулась в попытке глотнуть воздуха и потеряла сознание, так и оставшись стоять, зажатая столбиком между людьми.
Глава 2
Черное поле засыпало снегом, колючий ветер пробирался и холодил даже через толщу ватной куртки. Но они стояли у своих «тридцатьчетверок», вытянувшись в струнку, внимательно слушая каждое слово человека с генеральскими погонами. Зычный голос командующего 1-й танковой армии, генерала Сапунова, разносился эхом по площадке, где торжественно выстроились почти сто боевых машин со своими экипажами. Танковая бригада, три батальона отважных танкистов на маневренных бронированных машинах. Советские танки «Т-34», ставшие кошмаром для армии Гитлера. Еще в начале войны фашисты даже не знали названия нового среднего танка СССР, презрительно поглядывали на легкие железные коробочки, что с удивительной ловкостью лавировали по полю, пересеченной местности и даже в лесном массиве. Но когда во время ожесточенного сопротивления Красной армии выяснилось, что почти никакой противотанковый арсенал не пробивает броню нового изобретения «Иванов», вот тогда им пришлось заучить название машины «Т-34», которая с каждым боем обрастала все большим количеством легенд.
Главнокомандующий Рабоче-крестьянской Красной армии Иосиф Сталин во время представления в Кремле нового гусеничного оружия недаром назвал его «ласточкой наших бронетанковых сил». Простой в ремонте в полевых условиях, с мощной пушкой, работающий на доступном дизельном топливе танк под управлением отважных экипажей творил во время сражений чудеса. Поэтому несколько заводов в Нижнем Новгороде, Челябинске, Омске и Нижнем Тагиле работали несколько лет на полную мощность, отправляя эшелоны с сотнями новых «Т-34» на фронт.
Алексей Соколов, который с первого дня войны стал командиром легендарного «Т-34», сейчас при звуках генеральского голоса чувствовал радостный озноб. Он был горд, как и каждый в этом строю, стать частью 1-й танковой армии Белорусского фронта. Более того, он гордился тем, что его и экипаж откомандировали в героическую 1-ю гвардейскую танковую бригаду. А еще отметили за их последнюю вылазку в тыл фашистов невероятной честью: сегодня во время строевого смотра пулеметчик-радист экипажа, с которым Соколов сражается против врага бок о бок в одном танке практически с первого дня войны, младший сержант Омаев держит в руках боевое знамя.
– Танкисты! С сегодняшнего дня вам предстоит сражаться за Родину под командованием гвардии полковника Тенселя. Герой Советского Союза, отважный полководец, герой. Вы становитесь частью мощной силы – армии легендарных советских танков! Ваш командир поведет вас к победе над проклятыми захватчиками нашей страны!
Вперед шагнул крупный мужчина в светлой папахе и шинели, темноволосый, с пышными усами на округлом лице. Полковник Тенсель Борис Абрамович снял головной убор, обнажив кудри с густой проседью, тяжело опустился на одно колено перед знаменем, задубевшим от крови погибших рядовых и офицеров, и прижал его край к губам. Командир поднялся на ноги, обвел строй пытливым взглядом, его теплые карие глаза словно заглянули в душу каждому танкисту на импровизированном плацу.
– Бойцы, танкисты! Немцы убили всю мою семью! Я знаю, что у каждого из вас есть такой же тяжелый груз на душе. Я клянусь, что мы разобьем армию Гитлера, прогоним с нашей земли и отомстим за смерть каждого советского человека. Клянусь, что приведу 1-ю танковую ударную бригаду в Берлин!
Его речь, словно пламя, зажгла внутри людей надежду и укрепила веру, что они одержат победу в кровопролитной войне! Ответом комбригу был радостный крик тысячи голосов, что поддержали его русским мощным: «Ура! За Родину!»
* * *
В натопленной землянке опорного пункта Руслан Омаев, захлебываясь от гордости, пересказывал в который раз, как полковник давал клятву на знамени, что было в руках у молодого ефрейтора. Вокруг гудели взбудораженные танкисты, хоть и видели они все своими глазами, но до сих пор были потрясены до глубины души поступком комбрига.
– И чего ты, испужався, шо тебе сейчас командыр по шапке даст при хенерале? – расспрашивал чеченца коренастый парнишка с забавным украинским говором.
– Не по шапке, подумал, может, форма у меня не в порядке или знамя косо держу. Что сейчас командир замечание сделает при всей бригаде, – сморщился Руслан от закипающей обиды.
Парень, выросший в горах Кавказа, был горяч и бурно реагировал даже на безобидные шутки.
– А он раз и на ноху припав, у мине аж рот открывси, – не унимался парнишка.
Он до сих пор был в своих воспоминаниях там, на поле, среди выстроившихся танков, замерших в торжественную минуту экипажей. Где над белым, засыпанным свежим снегом полем развевалось алое знамя с отметинами от пуль и следами пролитой крови бойцов Красной армии – символ их воинской доблести и отваги. Наводчик экипажа лейтенанта Соколова, высокий и могучий сибиряк Василий Иванович Логунов поддержал разговор:
– Усы у полковника знатные и взгляд орлиный, ну вылитый Буденный. Я его в Москве видел, он после финской в награждении участвовал. Сегодня нашего комбрига увидел и сразу Семена Михайловича вспомнил, такой же орел! – Он повернулся к водителю их танка, пожилому мужчине, сержанту Бабенко, который после недавнего ранения был в тугом корсете из бинтов. – Сема, а тебе как наш комбриг глянулся, скажи же, бравый вояка?
Но сержант даже не услышал его вопроса, до того ушел в свои мысли. Семен Михайлович вздрогнул, когда боевой товарищ легонько хлопнул его по плечу:
– Ты чего загрустил, Семен? Ребра ломит? Так давай прими лекарство, у меня стекляшка, полная спирта, берег как раз, если занеможится кто. Сразу как рукой снимет боль. И спать завалишься, пока в наступление не отправили, – предложил Логунов.
– Да нет, это я так. Душевные терзания, – сказал смущенно Бабенко и махнул ладонью.
Среди бравых танкистов, крепких бойцов, пожилой водитель «Т-34» выделялся мягкими, интеллигентными манерами, спокойным нравом. Экипаж любил его не только за виртуозное управление «тридцатьчетверкой», все-таки Бабенко всю жизнь проработал испытателем на Харьковском станкостроительном заводе и чувствовал машину нутром, но и за отеческую заботу об остальных членах их боевого экипажа. Воевали танкисты бок о бок в тесном «Т-34» почти с самого начала войны, прикипели друг к другу душой. Особенно Семен Михайлович, который так и не обзавелся семьей за долгую жизнь, внимательно следил за тем, чтобы доставался и котелок с горячей кашей, и местечко под сухим брезентом младшим членам экипажа: наводчику Николаю Бочкину и радисту Руслану Омаеву. По званию старший лейтенант Алексей Соколов был, конечно, старше мехвода, но из-за разницы в возрасте Семен Михайлович опекал и своего командира, так как знал, что тот, часто увлекшись размышлениями над картами местности, мог забыть о еде и отдыхе. Вот и сейчас Алексей оторвал затуманенный взгляд от топографической карты:
– Семен Михайлович, может быть, все-таки в госпиталь? Врач ведь сказал – вам надо пару недель, чтобы восстановиться. Вид у вас действительно не боевой.
– Да полегчает. – Бабенко тяжело вздохнул.
– Или вы из-за Зверобоя переживаете? Я тоже вот смотрю, в какую сторону начнется наступление, всего сто двадцать километров до места, где мы его сохранили. Не переживайте, до конца месяца отобьем назад наш танк, ремонтники его подлатают, и снова в строй встанем. А пока будем ездить на новой машине, завтра эшелон прибывает прямиком с завода.
Любимую машину под номером 007, танк «Т-34», на котором они прошли много километров и выдержали десятки атак германских войск, пришлось оставить во время последней операции в тайном укрытии на территории, оккупированной немцами. Все члены экипажа переживали из-за потери машины. Танк, которому дали имя Зверобой – в честь любимого литературного героя Коли Бочкина, поклонника книг Фенимора Купера, – стал для них полноправным боевым товарищем. Зверобой был их домом и надежным укрытием от вражеских снарядов. И решение оставить танк в холодном окопе, замаскировав брезентом и ветками, далось командиру нелегко. Но для спасения тысяч людских жизней пришлось им на время распрощаться с верной «тридцатьчетверкой». И теперь танкисты рвались на передовую, как можно быстрее в бой, чтобы отвоевать обратно своего бронированного товарища.
– Из-за танка тоже. – Семен Михайлович не знал, как начать разговор. Но и носить в себе мучительную тайну не было сил, да и без разрешения командира не решить ему свою проблему. – Я еще из-за женщины одной расстроен.
Бедного сержанта словно кипятком окатило от смущения, ему казалось, что все разговоры в землянке затихли от его признания. Он заговорил быстро, стараясь не показать, насколько смущен:
– Перед тем как мы получили задание и отправились за линию фронта, я познакомился со служащей из банно-прачечного отряда Нелей, певицей, и передал ей через нашего Николая письмо. Не просто письмо… с предложением руки и сердца. И она ответила, что согласна, через Колю передала. А сейчас мы получили распределение в новую бригаду, и получается, будто я обманул бедную женщину, пропал – и с концами. А наше расположение всего километрах в двадцати до деревни, где штаб расквартирован. Вот мучаюсь, увидеться бы с ней и выполнить обещание.
– Но, Семен Михайлович, так ведь загсы не работают, – удивился Соколов. – Война все-таки, не до того.
– Да, конечно, вы правы, Алексей Иванович, я даже не подумал об этом, – поник Бабенко и снова с тоской уставился на языки огня, лизавшие поленья в походной печурке.
Брезентовый полог, служивший защитой от ветров и холода, откинулся. Показалось курносое лицо.
– Здравия желаю, товарищи танкисты! Кто тут из экипажа старшего лейтенанта Соколова? К командиру бригады вызывают, – сказал ординарец и тут же шагнул внутрь, протянул озябшие руки к огню. – Ух, озяб, мороз крепчает. – Давайте собирайтесь, я провожу к его окопу да побегу дальше ротных собирать на совещание.
Танкисты захлопотали, поправляя ремни, воротнички, проверяя, не разлохматились ли волосы. Перед новым командиром хотелось им выглядеть опрятными, как и велит бойцам воинский устав. Тем более прибыли они в распоряжение батальона сегодня утром, на попутке, без боевой машины. Не хочется произвести впечатление никудышных танкистов, которые мало того что без танка остались, так еще и за собой не следят.
Гуськом, следом за ординарцем, экипаж ступил в ход между траншеями, потом поднялся наверх. Чтобы при бомбардировке снаряд не уничтожил всех бойцов одним ударом, временные жилища окопали по всем правилам, на расстоянии двадцать метров друг от друга, соединив неглубокими траншеями для сообщения и протяжки кабеля до места расположения командира. Рядом с его землянкой оборудовали радиоузел.
В синеватом сумраке ночи звезды тускло освещали белое поле, танки и полевые позиции не были видны под маскировочными сетками. С тяжелым гудением над полем завис «Хеншель-126», немецкий самолет-разведчик.
– Вот фриц поганый, – выругался ординарец и, пригнувшись, побежал к следующему укрытию в земле. Внизу дождался танкистов и сплюнул в сторону разведчика люфтваффе. – Так и липнет, значит, бомбами скоро обсыпят или из пушек начнут палить немцы. Чуют свою смерть, мечутся. Эх, только бы городок наш не заметил.
Ветерок донес аромат махорки, наверху мелькнул огонек козьей ножки, и ординарец рявкнул в темноту:
– Ну-ка, кто там с махрой балуется, светомаскировку нарушает?! Не видишь, надоедливый «костыль» над головой мотается. Марш в траншею, или сейчас на гауптвахту прямиком зашагаешь, накуришься там вдоволь.
От сурового тона помощника комбрига нарушитель закашлялся и мгновенно погасил самокрутку. Грозный ординарец затопал мягкими валенками по вырубленным ступенькам вниз, где из бревен в накат было сооружено временное пристанище для опорного пункта командования танковой бригады.
– Товарищ полковник, по вашему приказанию экипаж танка ноль-ноль-семь прибыл, командир отделения старший лейтенант Соколов!
– Давай-ка, Соколов, заходите, поближе подходите к свету. Хочу рассмотреть героев. – Полковник поднес свечку почти к лицам танкистов, осветил прибывших. Расплылся в улыбке при виде знакомого лица. – И знаменосец мой тут. Давайте представляйтесь как положено, звание, кто есть кто!
– Старшина Логунов! – гаркнул во весь голос силач Логунов, из-за высокого роста ему приходилось стоять с опущенной головой в низком жилище.
– Ефрейтор Бочкин, – вслед за ним отрапортовал и Николай, который был Логунову не только боевым товарищем по танку, земляком из сибирской деревни под Омском, но и названным сыном. Поэтому он всегда тотчас же норовил повторить все за приемным отцом.
– Младший сержант Омаев, – лихо вскинул руку к пилотке Руслан, польщенный личным вниманием командира танковой бригады.
– Сержант Бабенко. – Голос водителя звучал совсем тихо, после пробежки и прыжков каждое усилие вызывало у него мучительную боль в отбитых немцами боках.
– Ну что ж, экипаж «Т-34» под командованием старшего лейтенанта Соколова, – голос комбрига вдруг зазвучал торжественно, – за проявленную доблесть во время военной операции, за выполнение воинского долга вы награждаетесь медалью «За отвагу»!
Тенсель вытащил из чемоданчика, лежащего на суконном одеяле, пять светлых кругов на серых лентах, лично приколол каждому на грудь и пожал руку.
– Молодцы, ребята! Благодаря таким отважным бойцам, как вы, мы гоним с нашей земли проклятого Гитлера! Рад, что будете служить в моей бригаде.
Растерявшись от неожиданной награды, они топтались, переглядываясь друг с другом, но Тенсель уже посуровел, сдвинул густые брови.
– Соколов остается на совещание командиров роты. Для вас, товарищ Логунов, новый приказ. С экипажем сейчас к полигону, там у самого края стоит «КВ» с номером сорок три. У него после обстрела пушку заклинило, как тягач его будем использовать, если кто в грязи застрянет. Но это позже. Сейчас возьмете на борт пять парней покрепче и двигайтесь на север километров пять-семь как можно быстрее. Разведка воздушная прошла, жди теперь «Юнкерсы». Ваша задача – доставить отряд на открытую местность, квадрат А-28 подойдет. – Полковник поднес свечу к карте. – Уходите как можно дальше от полигона, на данной местности обустройте несколько костров, также оборудуйте огневую точку для пулемета с трассерами. Надо приманить немецкие воздушные силы на ложные наземные цели, отвлечь от замаскированного полигона. Задача ясна? Постреляйте, пошумите, но сами из укрытия не высовывайтесь. Ни один из личного состава не должен погибнуть, понял, старшина?
– Так точно, товарищ полковник, есть организовать выезд отряда прикрытия!
– Выполняйте! Ординарца моего возьмите, Тимофеева, он вам покажет, где ребята помоложе, успел уже с личным составом познакомиться.
Абрам Матвеевич кивнул командиру танкового отделения, и танкисты отправились к выходу. Наверху уже раздавался топот ног, ординарец собрал ротных командиров на совещание в землянке командира бригады.
Выйдя из землянки, Логунов, всегда собранный и спокойный, приказал:
– Семен, ты обратно в укрытие. И не возражай, рычаги у «КВ» тягать тебе сейчас не под силу. Танк сейчас, считай, как трактор будет служить, так что ты остаешься в лагере. Омаев с Тимофеевым – на сбор отряда. Руслан, захвати трассеры, топоры, бензин для розжига. И если найдешь, то захвати ракетницу. Света от нее много, пригодится. Николай со мной, заводить «КВ». Скорее всего, он промерз от холода, надо кипятка набрать в нашей землянке, прогнать по системе. Вперед, ребята, через полчаса выдвигаемся.
Темные фигуры разошлись в разные стороны окопных ходов выполнять каждый свою часть работы.
В землянке стало тесно от множества людей, которые заполнили все пространство. Но Тенсель с радостью смотрел на офицерский состав танковой бригады – уже скоро он поведет их в бой и покажет немцам всю мощь русских танков. Опытные и совсем еще юные командиры подразделений, всего два батальона из 65 машин «Т-34», в каждом по три роты. Восемь боевых офицеров, с которыми он уже воевал, а кого-то увидел впервые.