Глава 1
Ирак, Багдад, наши дни
Солнце опустилось уже довольно низко, когда колонна военных миновала президентский дворец, находящийся в одном из центральных правобережных районов Багдада Ат-Тахри. Колонна двигалась по улице Хайфа, в точности повторявшей изгибы Тигра – реки, разделяющей город на две почти равные части. У дворца улица изгибалась под девяносто градусов, меняя свое направление с северо-восточного на северо-западное. Это очень не понравилось Тому Спенсеру, управлявшему головным «Хаммером» с турелью крупнокалиберного пулемета на крыше. Низкое солнце теперь оказалось слева, светило в глаза, мешало обзору. Он переместил защитный козырек от потолка налево, к двери, но это не помогло – так низко он не опускался. Том в сердцах чертыхнулся и ударом вернул бесполезный козырек на место. Одно радовало: автомобильное движение по улице Хайфа было запрещено, так что смотреть Тому было особенно не на что. Сидящий рядом лейтенант О'Хара неодобрительно скосил глаза на водителя, ничего не сказав, вновь уставился в лобовое стекло, внимательно наблюдая за происходящим на улице.
Лейтенант был опытным воякой. Говорили, что он прошел все существующие горячие точки, имел кучу наград и ранений, но с военной карьерой у него почему-то так и не сложилось. Почему – никто не знал, а сам о себе он никогда и никому не рассказывал.
Когда колонна приблизилась к многолюдному рынку Ат-Тахри, О'Хара по рации отдал приказ замедлить движение: мало ли что.
На правой стороне улицы шумел восточный базар. Вокруг сновали люди, ругались, смеялись, торговались, воровали, обсчитывали. За рынком возвышался минарет небольшой мечети с блестевшим в лучах заходящего солнца голубоватым куполом. На краю тротуара стоял местный полицейский, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок. Время от времени к нему подбегали люди, что-то говорили, отчаянно жестикулируя. Он в знак согласия лениво покачивал головой, не удостаивая говорившего даже взглядом.
Лейтенант оторвал взгляд от торгующей толпы и перевел его на минарет. Что именно привлекло его внимание, он пока не знал… просто интуитивно почувствовал опасность. Для солдата любое возвышение – потенциальная опасность. И он не ошибся, на минарете что-то блеснуло. Лейтенант поднес к глазам бинокль – так и есть, снайпер! Он сорвал рацию с плеча и крикнул в нее:
– Колонна, стой! Противник справа. Цель – минарет.
Но было уже поздно. На минарете расцвела маленькая розочка выстрела, звука не было слышно. Хрустнуло лобовое стекло «Хаммера», и в нем, прямо напротив лица водителя, образовалось отверстие, обрамленное частыми трещинками. Последнее, что Том успел сделать в своей недолгой жизни, это выжать сцепление «Хаммера». Скорость он выключил уже будучи мертвым. Правая рука его так и осталась лежать на рычаге переключения передач, а голова, вернее то, что от нее осталось, упала на руль. Джип прокатился еще несколько метров и встал. Пуля снайпера попала солдату немного выше правого глаза, вырвав заднюю часть черепа.
Следующим выстрелом был ранен пулеметчик «Хаммера». Ему пуля пробила шею, и он, захрипев, зажимая двумя руками рану, рухнул на турель. Из бронетранспортера, следующего за «Хаммером», как горох, высыпали морские пехотинцы, моментально заняв оборону. Один из них бросился было к джипу, желая помочь раненому пулеметчику, но снайпер не дремал – каждая его пуля находила свою жертву, и добрый пехотинец повалился на землю с простреленной ногой. Тем временем лейтенант О'Хара выскочил из джипа и на бегу что-то закричал в рацию.
На минарете снайпер менял оружие. Разминка с винтовкой была окончена, и на плече у него появился «Стингер»[1]. Жало разворотило переднюю часть бронетранспортера.
От взрыва разорвало топливный бак «Хаммера», и он загорелся. В огне заживо сгорал раненый пулеметчик, помочь ему никто не смог. Возможно, ему повезло, и он умер еще до того, как его объяло пламя. Только после выстрела «Стингера» жители поняли, что происходит, и обезумевшая толпа рванула в разные стороны, давя друг друга. Многие не понимали, где более безопасное место, куда бежать, и поэтому бестолково метались из стороны в сторону.
Внутри бронированного тела танка «Абрамс», находившегося за изуродованным бронетранспортером, загудели гироскопы: наводчик, найдя цель, поворачивал огромную приплюснутую башню в сторону мечети. Люди шарахнулись с линии выстрела, перед пушкой остался стоять только маленький мальчик. Он, задрав голову и щурясь от солнца, с интересом и совершенно без страха разглядывал движущийся смертоносный хобот. Продолжавший говорить по рации О'Хара видел все это. Он бросился к мальчишке и, схватив его в охапку, потащил к толпе, стоявшей возле стены дома на безопасном расстояние от танка. Мальчишка орал и брыкался.
Оглушительный выстрел 120-миллиметровой пушки поднял облако пыли и мусора, погнав его по опустевшей площади рынка, танк отпрыгнул назад. Земля содрогнулась, верхушку минарета разнесло в клочья. Притихшая, перепуганная толпа замерла, наблюдая за происходящим. Ну вот и все. Лейтенант стоял в толпе арабов с ребенком на руках, он так и не поставил его на землю. Он смотрел на их лица, они смотрели на него, и в их глазах он не видел ни осуждения, ни ненависти. Они видели, что солдаты лишь защищались, они видели, как рослый офицер спас ребенка если не от смерти, то от контузии точно.
Но тут в воздухе появились два вертолета «Апачи». Люди подняли глаза к небу. Лейтенант первым понял, в чем дело, он сам вызвал вертолеты, но теперь их помощь не требовалась. Он вновь сорвал рацию с плеча, быстро заговорил, пытаясь остановить воздушную атаку, но в это время один из вертолетов выпустил ракету, затем второй. Оба снаряда попали точно в цель. О’Хара безнадежно опустил руку с рацией и зашагал к своей колонне, к догорающему «Хаммеру». Он не оглянулся, чтобы посмотреть, что стало с мечетью, он слишком часто видел подобные картины и прекрасно знал, что с ней стало – ничего, ее просто больше не было. Атака была запоздалой и поэтому бессмысленной, кроме того, в мечети могли быть люди, снайпер не в счет. Подойдя к колонне, он обернулся, арабы смотрели на то место, где мгновение назад стояла мечеть.
В мусульманском мире на одну святыню стало меньше.
* * *
Вокруг разрушенной мечети американцы выставили оцепление. Ни местных жителей, ни тем более журналистов за оцепление не пропускали. Арабы возмущались, плакали, воздевая руки к небу, уговаривая пропустить их к останкам родственников, но пехотинцы были озлоблены гибелью своих товарищей и особенно с жителями не церемонились, впрочем, с журналистами тоже.
Солдаты разбирали руины по камушку, по кирпичику, их главной задачей было обнаружение доказательств пребывания на территории мечети террориста. Но пока со своей задачей они явно не справлялись. В развалинах морпехи откапывали лишь растерзанные трупы стариков, которые складывали здесь же. На битых камнях, в пыли лежало уже девятнадцать таких тел.
На том месте, где должен быть вход в мечеть, теперь была лишь груда мусора, рядом с которой аккуратными рядами стояла, слегка припорошенная пылью, поношенная обувь, двадцать четыре пары. Одному Аллаху известно, как могла уцелеть она в этом аду. Поиски продолжались, но успеха пока не имели, принося лишь новые трупы мирных жителей.
Из штаба армии прибыл майор Дуглас. Его приветствовал подбежавший командир роты морских пехотинцев, занимающейся раскопками.
– Кто из офицеров присутствовал при инциденте, – спросил майор у ротного.
– Лейтенант О'Хара, сэр, – отчеканил тот.
– Найди мне его, сынок.
– Слушаюсь, сэр.
– И перестань тянуться, лейтенант, не на плацу.
– Слушаюсь, сэр.
Майор взглянул на него и, безнадежно махнув рукой, тихо произнес:
– Иди уже.
Молодой, ретивый лейтенант умчался. Дуглас закурил и хотел было направиться к солдатам, заканчивающим разборку руин, как прозвучал вызов рации. По сдержанным и односложным ответам майора «да, сэр… нет, сэр… хорошо, сэр…» можно было понять, что разговаривает он с начальством, которое его отнюдь не хвалит. Не успел он закончить неприятный разговор, как появился уставший, грязный и злой О'Хара. Офицеры поздоровались как старые приятели, как, впрочем, оно и было.
– Рассказывай, Генри, ты ведь понимаешь, зачем я здесь, – произнес Дуглас, протягивая лейтенанту пачку сигарет.
– Да уж как не понять, – ответил тот, вытягивая грязными пальцами сигарету из предложенной пачки.
– Ну вот и хорошо, рассказывай.
О'Хара четко и довольно подробно рассказал майору об инциденте.
– Понятно. Ну, это рапорт. А твои собственные мысли по этому поводу?
– Мои… – Лейтенант затянулся сигаретой и на минуту задумался. – Тут вот какое дело, Джек. Когда при подходе к рынку я увидел минарет мечети, мне это сразу не понравилось, слишком удобное место для снайпера.
– Ну и… – проговорил майор.
– Слишком удобное, понимаешь? Слишком. Место на один выстрел, потом нужно уходить, если ты не смертник, что тоже в данных условиях не исключается. Слишком удобное место – слишком просто обнаружить, значит, если сделать несколько выстрелов, то уже не уйдешь, не успеешь. А этот – несколько раз из винтовки, а потом еще и из «Стингера».
– Ну и… – повторил Дуглас.
– Ну да ну, – передразнил майора начинавший терять терпение и без того злой О'Хара.
– Тут всего два варианта: либо это смертник, – значит, сейчас мы найдем его труп и оружие, либо это классный профессионал, и мы ничего не найдем – ни трупа, ни оружия. Но я видел, как он вел огонь, как клал моих парней одного за другим, как одним «Стингером» сжег две машины, и это с учетом того, что стрелял против солнца, поэтому я говорю тебе, ни хрена мы здесь не найдем. Это был профессионал, причем очень высокого класса, и он все продумал, включая возможность отхода. Переиграл он нас, переиграл.
О'Хара оказался прав, через полчаса подбежавший лейтенант морской пехоты доложил, что оружия и боеприпасов в развалинах мечети не обнаружено, не было найдено даже стреляных гильз.
* * *
Морские пехотинцы, стоящие в оцеплении у разрушенной мечети, начинали нервничать. Толпа, вначале состоявшая в основном из родственников погибших, постепенно увеличивалась. Подъехало несколько джипов с надписями «Press» на лобовых стеклах, принадлежавших явно разным телекомпаниям. Из них повыскакивали журналисты, старательно фиксируя происходящее на пленку, хотя снимать-то, кроме развалин, было уже нечего или пока нечего.
– Слетаются, стервятники. Почувствовали падаль, суки, – проговорил один из солдат.
– Нет, Стив, сдается мне, кто-то их предупредил, что-то сейчас будет, этот бедлам не стихийный, – ответил другой.
– Да брось ты, это ж просто психи.
– Поживем – увидим, – сказал солдат, крепче сжимая в руках «М-16», и совсем тихо добавил: – Если доживем.
Между тем толпа продолжала расти, подъезжали видавшие виды «Мазды», открытые кузова которых были под завязку набиты мужчинами в потрепанных одеждах. Пропорционально росту толпы росло и напряжение. Отовсюду слышались оскорбительные крики в основном на арабском, но звучали и на ломаном английском. Появились на скорую руку изготовленные плакаты с малограмотными надписями вроде – «Democresy – Lies» или «Demokracy Americans bitchs», что, вероятно, должно было означать: «Демократия – вранье» и «Демократия – американская сука». Безграмотность плакатов смешила солдат, но это был не веселый смех, скорее – нервный, толпа все больше возбуждалась.
Один из суннитов, с горящими фанатичными глазами, влез на крышу одного из рядом стоящих джипов, что-то крича толпе. Каждой его фразе толпа отвечала одобрительным ревом, все больше распаляясь от этого. Дело дошло до того, что в солдат полетели камни. Толпа медленно, но верно приближалась к морпехам, положение становилось опасным, в задних рядах суннитов раздались выстрелы, правда, пока в воздух.
Командир пехотинцев связался с командованием, прося указаний и подкрепление. Один из солдат, когда арабы придвинулись к нему совсем вплотную, дал очередь в воздух, пытаясь тем самым охладить разгоряченных мусульман. Но выстрелы дали обратный эффект. Толпа также ответила выстрелами, но уже не в воздух, один из солдат упал. И без того напряженные нервы морпехов не выдержали, и они открыли ответный огонь. Началась бойня. Как оказалось, большинство суннитов были вооружены, и вооружены неплохо, хотя поначалу они этого не афишировали.
Журналисты фиксировали на пленку происходящее, не упускали ничего – ни одного трупа, ни одной капли крови. Они были довольны – не зря приехали.
Жертв было много как со стороны мусульман, так и со стороны американцев.
* * *
О'Хара полулежал на кровати в своей комнате в компании с бутылкой дерьмового виски. Хотя бутылка была уже наполовину пуста, на душе было тоскливо. Он бездумно переключал каналы, смотреть ничего не хотелось, вот он и щелкал их по кругу. «Аль-Джазир» попадался чаще других, ну вот опять он. Палец потянулся к кнопке, но повис в воздухе. На экране лицо диктора сменилось знакомым пейзажем – рынок Ат-Тахри, за ним мечеть с еще не разрушенным минаретом. Репортаж заинтересовал О'Хару. Дальше шли кадры, показывавшие колонну американских военных, опять минарет, затем выстрел «Абрамса» разрушает верхушку минарета, два «Апачи» в воздухе, ракеты, кадры разрушения мечети, руины, трупы мирных жителей, стреляющие морские пехотинцы с озлобленными лицами, падающие безоружные люди и опять трупы мирных жителей. А голос за кадром все говорил, говорил и говорил. О'Хара понимал только отдельные слова: «происки американской военщины…», «неспровоцированное нападение…», «разрушение святынь…», «попрание международных прав…» и так далее.
– Смотри-ка, про права вспомнили, твари, законники, твою мать, – рявкнул лейтенант.
«Ничем не спровоцированное нападение…» – и он вспомнил пулеметчика, совсем мальчишку, заживо сгоревшего на «Хаммере». Он обратил внимание на то, что съемка произошедшего на рынке велась с нескольких точек и началась она еще до первого выстрела снайпера. Если бы оператор был один, это могло бы быть случайностью, но в данном случае их было несколько, и ни одного из них он тогда не заметил. Следовательно, профессионалом был не только снайпер, но и операторы, заранее знавшие, что произойдет на рынке. Инцидент был чистой воды спектаклем, отлично подготовленным и столь же мастерски исполненным.
Затем пошли кадры демонстраций суннитов в Фаллудже, шиитов – в Кербелле и Неджефе и даже совместный суннитско-шиитский митинг.
Собственно против иракцев, да и вообще мусульман, О'Хара ничего не имел, хотя и особой любви не испытывал. Он их жалел. Ругательства его были обращены к журналистам. Вот их-то он точно не любил, считая, однако, что пресса неизбежное, но необходимое зло. А еще больше он не любил политиков, этих ублюдков, для которых человеческая жизнь – всего лишь статистика, вот их он считал просто злом, злом в чистом виде, неизбежным, но отнюдь не необходимым.
«Вот теперь нас поимеют, – думал он про Белый дом, – как Клинтон Монику, только не так нежно, не в те места и в особо извращенной форме, причем все, кому не лень. Ролик-то наверняка разослали по всем телекомпаниям».
Лейтенант морской пехоты дядюшки Сэма Генри О'Хара опять оказался прав, скандал удался на славу. Госдепартамент пытался делать хорошую мину при плохой игре, но получалось скверно, никто ему не верил. Пресс-служба Пентагона упорно стояла на своем, утверждая, что иракские террористы первыми открыли огонь с минарета, а солдаты лишь оборонялись и тоже понесли потери. Но Пентагону тоже никто не верил. Во-первых, Пентагону вообще никто не верил, кроме разве что собственного конгресса, а во-вторых, у него не было абсолютно никаких доказательств существования террористов, а вот горы трупов мирных жителей и разрушенную мечеть видел весь мир.
Как ни дальновидны и самонадеянны были военные чиновники Пентагона, ох, если бы только Пентагона, даже они понимали, что подобная провокация не первая и не последняя, что дальше будет только хуже, подобные инциденты будут происходить все чаще и чаще. Однако, как выбраться из этого болота, они не имели ни малейшего представления и с надеждой взирали на Белый дом. А в Белом доме наконец-то начали осознавать патовость иракской ситуации, когда любой последующий шаг способен лишь ухудшить положение. Но тем и славен Белый дом, что он легко и храбро вступал в драку, не удосужившись просчитать последствия своих действий хотя бы на несколько шагов вперед. И теперь, несмотря на крайнее напряжение многочисленных аналитических служб Белого дома, сколько-нибудь осмысленного решения не было.
Один из законов Мерфи гласит: «Существует игра, выиграть в которой нельзя, свести в ничью нельзя, нельзя даже выйти из этой игры». Вот как раз в эту игру и играли американцы в Ираке.
Глава 2
США, Лэнгли, штаб-квартира ЦРУ
Дорога, ведущая к штаб-квартире ЦРУ, утопала в зелени. Казалось, шикарный серебристый «Линкольн» Джорджа Хемптона мчится сквозь девственный лес Вирджинии, но иллюзия быстро заканчивалась изящным, хотя несколько угловатым сооружением собственной полиции ЦРУ, контролирующей въезд на территорию штаб-квартиры. Оно напоминало огромную светлую букву «Е», лежащую на правом боку. Благополучно миновав полицейский кордон, Джордж выехал на аллею, ведущую на служебную автостоянку. Автостоянка занимала значительную, едва ли не большую часть всей территории цэрэушного городка, плавно обтекая с запада и севера комплекс из двух светлых зданий, в которых и находилась штаб-квартира.
Джордж оставил машину на северной стоянке и направился к центральному входу старого корпуса. Проходя мимо одной из двух шестиэтажных башен нового здания, он вспомнил, с какой помпезностью в 1985 году начиналось строительство, первый камень в фундамент заложил сам Буш (отец нынешнего президента).
Вход в старое здание прикрывал огромный бетонный навес, немного напоминавший крыло самолета, поддерживаемый тремя внешними колоннами в виде четырехугольных усеченных пирамид, тонкими концами упиравшимися в землю. Джордж легко поднялся по ступенькам и, толкнув одну из стеклянных дверей, оказался в просторном холле, отделанном светлым мрамором. На полу холла красовалось панно с символикой ЦРУ – орлом, восседающим над розой ветров. Он пересек холл, направляясь к турникетам, через которые осуществлялся проход в само здание.
Вопреки голливудским фильмам, никаких сканирований сетчатки глаза, никаких голосовых кодов и хитроумных паролей и двойных замков в ЦРУ никогда не применялось. На проходной установлены самые что ни на есть обычные турникеты, через которые сотрудники проходят с помощью личной карточки. За процедурой прохождения внимательно наблюдали бдительные полицейские. Джордж оставил свой портфель в камере хранения, находящейся здесь же, в холле (портфели и сумки проносить в здание было запрещено), и поднялся в свой кабинет.
Джорджу было немногим за пятьдесят. Одет он был в безупречный светло-серый костюм и белоснежную рубашку, выгодно оттенявшую загар его породистого лица. Начинающие седеть темные густые волосы, зачесанные назад, и тонкий с горбинкой нос придавали его профилю сходство с хищной птицей, красующейся на гербе его родной организации. Роста он был среднего, но благородная осанка и изысканность манер делали его выше. Джордж Хемптон больше походил на английского лорда, чем на чиновника разведки. Но он не был отпрыском знатного рода, а похожесть эта являлась благоприобретением, стоившим ему многих трудов.
В кабинете Хемптон опустился в кресло перед одним из компьютеров. Вставив свою карточку в сканер и набрав личный код, запросил кучу информации с центрального компьютера, который моментально зафиксировал в своих электронных мозгах, кто, когда и что именно запрашивал. Через несколько секунд Джордж получил доступ к требуемой информации. Первыми он просмотрел биржевые сводки. Котировки, интересующие его, не умещались на экране дисплея, приходилось двигать страницу, из-за этого терялась целостность, трудно было отследить тенденцию, и он распечатал несколько страниц. Взяв страницы, бесшумно появившиеся из принтера, Хемптон уселся за соседний стол, стоявший ближе к входной двери, и принялся внимательно изучать распечатку. Он несколько раз согласно кивал головой, выделяя некоторые строчки желтым маркером. Закончив просмотр котировок, Джордж вновь направился к компьютеру, выражение его лица говорило: «Да, именно это я и ожидал увидеть».
Он вызвал на монитор отчет аналитического отдела о возможных фигурантах, претендующих на роль «теневого лидера» в Ираке. Кто-то ведь руководит происходящими провокациями и кто-то их финансирует.
На заглавной странице отчета значилось «Top secret». Джордж уже изучал материал, но сейчас, перед встречей с агентом Алексом Бэром, который должен был появиться менее чем через пятнадцать минут, хотел освежить некоторые моменты. Просмотрев отчет, он задумался, походил по комнате, вновь сел за стол, барабаня пальцами по его полированной поверхности, что-то явно не нравилось ему в этом отчете. Раздумья его прервал появившийся в точно назначенное время агент Алекс.
– Доброе утро, шеф. Надеюсь, я вовремя, – поздоровался улыбающийся молодой человек.
Алекс Бэр – высокий, широкоплечий красавец лет тридцати, с ясными голубыми глазами, длинными чуть вьющимися темными, почти черными волосами, мужественным, немного грубоватым лицом. Грубоватым ровно настолько, чтобы не быть приторно-смазливым, был одним из самых успешных и талантливых агентов Оперативного директората ЦРУ.
– Вовремя, Алекс, вовремя. Присаживайся, – сказал Хемптон, указывая рукой на одно из кресел рядом с собой.
Агент уселся в предложенное ему кресло, шеф пододвинул ему коробку настоящих кубинских сигар, пепельницу и изящную гильотину. Появление сигар на столе означало серьезность и длительность предстоящего разговора. Алекс сигар не любил, в особенности кубинских, но не отказываться же от угощения шефа.
– Это ж контрабанда, шеф, – проговорил он, отсекая гильотиной кончик сигары. – Как же вы их сюда пронесли?
– Подкупил полицейских, – подмигнул Алексу Джордж.
Мужчины раскурили сигары, и, только когда комнату заволокли облака вонючего голубоватого дыма, шеф начал разговор. Начал издалека.
– Ты ведь знаком с последними событиями в Багдаде?
– Смотря что вы имеете в виду, шеф.
– Я имею в виду общее положение и инцидент на рынке Ат-Тахри, в частности.
– Да, я в курсе событий на Ат-Тахри, явная провокация, и шумиха вокруг нее отлично организована.
– Вот об этом-то и речь. Провокации подобного рода участились последнее время. В конфликте мы увязли по уши. Кому выгодно существующее положение дел, ясно…
– Всем производителям нефти, конфликт поддерживает рост цен. Саудовская Аравия, Кувейт, Йемен и прочие аравийские страны, да и про Россию не надо забывать, она вообще живет исключительно на нефтедоллары, – продолжил за начальника Алекс. – Это азбука, шеф.
– Вот именно – азбука. Эти выводы лежат на поверхности, но они крайне далеки от конкретики, – продолжал Хемптон. – Существующее положение дел крайне выгодно производителям нефти и крайне невыгодно всему мировому сообществу, а в особенности, нашей стране. Затягивание иракского конфликта приводит к эскалации мирового терроризма, к росту цен на бензин, дестабилизации экономики ряда стран, включая и нашу собственную. Ситуация сложилась парадоксальная – конфликт нам невыгоден, но войска вывести мы не можем, это приведет к тому, что Ирак станет столицей мирового терроризма. Но и оставлять положение прежним мы тоже не можем, на нас и так весь мир косо смотрит, не говоря уж о том, сколько стоит один день конфликта.
– Ну, этот гордиев узел одним махом не разрубишь. Его, думается мне, следует распутывать постепенно, ухватившись за одну из ниточек. В данном случае это может быть финансирование – откуда уходит, куда приходит, – вставил агент.
– Правильно мыслишь, сынок. Абсолютно правильно. Вот это и будет целью твоей командировки в Ирак, – радостно подхватил шеф, крайне довольный направлением мысли своего агента. – Твоей задачей будет раскрытие источников и механизмов финансирования. Откуда уходят денежки – нам более или менее ясно, а вот кому они приходят – это будет выяснить непросто. Контрагент, руководящий и организующий провокации, не будет «светиться», глупо рассчитывать, что это кто-то из открытых лидеров вроде малограмотного вождя шиитов Муктада Ас-Садра, хотя его огромное влияние в Ираке нельзя отрицать. Он нам мешает сам по себе, но это ненадолго. На нем висит убийство соплеменника Абдель-Маджида аль-Хои, после которого у нас и пошло все наперекосяк. Наши аналитики уже просчитали кандидатуры возможных «теневых лидеров» и «финансистов». Смотри… – говоря это, Хемптон кликом мыши вызвал на экран монитора первую кандидатуру.
– Сергей Круглов. Российский специалист из «Госнефти», технический советник, два высших образования: техническое и востоковедческое. В совершенстве владеет арабским, курдским, а про европейские языки я даже не говорю. Умный, волевой, умеет, когда надо, быть малозаметным, прекрасно знает страну, ориентируется в религиозных течениях как рыба в воде. Контактирует с шиитским движением. Занимается всем, чем угодно, кроме означенной работы технического советника. В данный момент отозван в Москву, вероятно, ненадолго. Полномасштабная разработка в настоящее время, думаю, не представляется возможной. Во-первых, живет на территории российского посольства, значит, МИД опекает его ежесекундно, а что такое российский МИД, надеюсь, тебе не надо объяснять, почище нашей конторы будет, во-вторых, дипломатический иммунитет и, в-третьих, в стране бардак. Задачка у тебя не из легких.
Алекс сидел в кресле, закинув ногу на ногу, потягивал сигару и внимательно слушал шефа. От его внимания не ускользало ни то, что говорит Хемптон, ни то, как он это говорит. Из курса психологии и из своего личного опыта Алекс хорошо знал, что иногда малозначительные, едва уловимые непроизвольные жесты – движение глаз, рук, поворот головы, взаиморасположение ступней ног, могут рассказать о человеке, о его мыслях, об отношении его к предмету обсуждения гораздо больше, чем произносимые им в данный момент слова. Сейчас он непроизвольно, частично повинуясь профессиональной привычке, частично от скуки, ведь отчет аналитического отдела был ему хорошо известен, анализировал скупую жестикуляцию шефа. Впрочем, не находя особых несоответствий. Между тем, пока Алекс занимался психологическими этюдами, Хемптон закончил рассказ о русском и перешел ко второй кандидатуре – имаму из Тикрита Хузайме ибн Бадлилу.
– Фундаменталист, религиозный фанатик или хочет казаться таковым. Образование получил в бывшем Советском Союзе. Во время правления Хусейна был, так сказать, при дворе, они ведь земляки, росли вместе. Ввод наших войск ему все испортил, так что повод ненавидеть нас у него есть, и достаточно основательный. Хотя он и до этого, сам понимаешь, к нам особой любви не питал. Идейный вдохновитель и вождь суннитских террористов, он из тех, с кем переговоры вести бессмысленно и невозможно. Обсуждалось его физическое уничтожение, но из-за опасения восстания суннитов решили пока не трогать. Вот те кандидаты, которым, на мой взгляд, тебе следует уделить основное внимание.
Алекс удивленно посмотрел на шефа.
– Да, да, знаю, в отчете фигурирует еще одна кандидатура, – сказал Хемптон, отвечая на немой вопрос агента. – Это полоумный археолог из Лондона, Чарльз Бенсон… Двадцать лет назад принял мусульманство. На Востоке живет уже давно. Сейчас копает в Междуречье, ищет подтверждение своей доморощенной теории зарождения там цивилизации, а заодно надеется раскопать остатки Вавилонской башни. Богатый сумасброд.
У Алекса было несколько иное мнение о «богатом сумасброде». Помощники англичанина, так называемые землекопы, нанятые им для археологических изысканий, ни дать ни взять шайка головорезов, вооруженная до зубов. Да и сам Бенсон не производил впечатления хрупкого ученого-недотепы, помешанного на поисках родины цивилизации. Однако вслух ничего говорить не стал, благоразумно решив разобраться во всем на месте. К тому же он обратил внимание на то, что во время своей тирады о Чарльзе Бенсоне Хемптон неоднократно касался пальцами то носа, то подбородка. Эти непроизвольные жесты могли свидетельствовать о недостаточной откровенности собеседника, о желании что-либо скрыть или недоговорить. Впрочем, он мог и ошибаться, шеф не хуже его знаком с языком жестов.
– Ладно, с фигурантами мы определились, теперь о твоей командировке, – продолжал Хемптон. – В Ирак отправишься, как ты уже знаешь, под легендой боснийского стрингера. Язык-то еще не забыл?
Последнюю фразу шеф, улыбаясь, произнес на сербском.
– Обижаете, начальник, – так же по-сербски ответил агент.
Весь последующий разговор происходил на разных языках – русском, арабском, курдском, французском, которые Хемптон менял произвольно, часто на середине фразы.
Это был своеобразный экзамен для Алекса, да и шеф тряхнул стариной. Такой абракадабры цэрэушные стены давно не слышали. В конце-концов Хемптон сбился, и они оба рассмеялись.
– Ну, ладно, хорошо, филологический экзамен ты выдержал, – все еще продолжая смеяться, сказал шеф. – А теперь давай легенду во всех подробностях, можно на английском.
– Зовут меня Николо Младович, я… – и Алекс повторил свою легенду слово в слово.
– Молодец, Николо, отлично, пожалуй, все, – сказал Хемптон. – Камеру, документы, одежду, деньги и все прочее получишь в техническом отделе, как обычно. Все согласовано. Да, вот еще что: как бы ни сложились обстоятельства, ни в коем случае не называй себя. Ты боснийский стрингер, даже для наших военных, даже для армейской контрразведки. А в Ираке тебя будут прикрывать, – как-то странно улыбаясь, проговорил шеф.
– Кто он? Мы знакомы?
– Всему свое время. Насколько я тебя знаю, вы сработаетесь, – все так же загадочно улыбаясь, сказал Хемптон. – Ах да, совсем забыл, вот номер спутникового телефона для экстренной связи, если, конечно, понадобится. – И Хемптон быстро набрал номер на дисплее.
Едва Алекс успел взглянуть на экран, как шеф уже нажал на клавишу «Delete», это тоже был своеобразный экзамен.
– Запомнил? – спросил он агента.
Алекс только улыбнулся в ответ, зрительная память у него была просто идеальная.
– Только я не понял, шеф, зачем такие сложности. Сеть-то чем не устраивает?
– Я же сказал, на всякий случай. Удачи тебе, Николо, – добавил Хемптон, пожимая руку новоявленного стрингера.