– Ублюдок! Козел!
Крик летел над озером, как могла бы лететь жирная ворона, недавно обожравшаяся на городской свалке. Тяжело, лениво взмахивая крыльями, поводя из стороны в сторону толстым желтым клювом.
Сергей не слышал крика. Он лежал в лодке, уставившись в небо. Лодка медленно плыла – неподалеку в озеро впадала протока, создавая пусть слабое, но течение. Руку Сергея, свесившуюся в воду через борт лодки, исследовали любопытные мальки. Здесь, недалеко от берега, их набралась целая стайка. Они тыкались в кожу, пытались пощипывать ладонь. Сергей не обращал на мальков внимания. Он смотрел в небо, и в ушах его звучала давно забытая песенка, что-то вроде «Неси меня в море синее»…
1
У мальчишки был бритый затылок. Бритый и выпуклый, как арбуз – так и казалось, что сейчас на него усядется муха. Видимо, чтобы защититься от мухи, парень натягивал свою бесформенную фуражку на самые уши.
– Вы Савельев?
– Ну, я.
– Тогда я с вами. К вам прикомандирован.
Улыбка у пацана была неуверенная. Он явно привык козырять, обращаясь к старшим по званию, и сейчас никак не мог определить, кто же из них двоих старший – он или мрачный шоферюга, опирающийся на колесо своего «Минска». Старшим, наверное, был все же «Минск» – запыленная зверь-машина, снисходительно подставляющая плечо шоферу и с презрением глядящая на юнца.
Сергей отлепился от колеса, повел плечом, вытащил из кармана спецовки пачку сигарет. Пацан потянулся к пачке, и тут же неуверенно глянул на дальнобоя.
– Можно?
– Бери.
Пока парнишка закуривал, Сергей внимательно изучал его. Птичьи, отрывистые движения, птичий же слабый запах от волос и одежды. Форма. Старая, застиранная, и на два размера больше, чем надо. Порядковый номер на груди. Торчащие уши. Салага. Дух. Шкет. Провалил экзамены в свой заборостроительный, теперь строчит жалобные письма матушке и с замиранием сердца ждет, когда кончится «золотая неделя», и старослужащие возьмутся за него всерьез.
Парень жадно затянулся, поперхнулся и закашлялся. Сергей отобрал у него сигарету, бросил, раздавил каблуком. В ответ на вопросительный взгляд проворчал:
– Еще успеешь привыкнуть. Запаску взял?
Парень с готовностью полез в карман гимнастерки, потянул оттуда тонкую ампулу. Сергей легко отвел тощие пальцы, расстегнул поясную сумку пацана, запихнул ампулу поглубже, к шприцу.
– Сказали – носить в нагрудном кармане, – попробовал возразить пацан.
– А ты поменьше слушай, побольше соображай. Споткнешься, кокнешь ее – и прощай, мама.
Пацан закусил губу. С мамой, похоже, он уже и так попрощался.
– Не дрейфь. Будешь делать, как я говорю – вернешься целым к своей маме.
Сергею хотелось испытывать хотя бы часть уверенности, прозвучавшей в его голосе. А мальчишка поверил. Кивнул, мелькнул еще раз бритым своим затылком и полез в кабину, на место Сергеева напарника. Сергей обошел машину, проверил замок на кузове – хотя что его проверять, сто раз проверено-перепроверено – хлопнул рукой по фаре и полез на водительское место.
Когда захлопывал дверцу, шелестнула ветка, уронила на колени Сергею зеленый еще листок. Сергей подобрал лист, повертел в руке и протянул пацану:
– На, держи вот. На удачу.
2
Загрузились нормально. Хороший знак. На памяти Сергея редко когда загрузка шла вот так, без сучка, без задоринки. Было в этом даже что-то зловещее, но Сергей поспешил отмахнуться от непрошенной мысли. Пока парни в спецкостюмах – и нах эти спецкостюмы, кого и когда они спасали? – пихали в кузов тяжелый контейнер, Сергей разговорился с Михой.
– Это, что ли, твой молодой?
Миха вытянул шею, заглядывая вглубь кабины, где съежился на сиденье пацанок. Съежился, бросая в окно затравленные взгляды. Боялся погрузки.
– Че, щен, никогда не видел, как слоники бегают?
Михе хорошо. Михе, вон, и костюм ни к чему одевать. Имунный, собака. Тянет длинную, небритую шею, кадыком дрыгает – это он смеется. Сергей бы сдох, прежде чем на Михином месте очутился. А ведь могут его сюда запихнуть. Еще пару поездочек, и с таким-то иммунитетом – запросто.
Миха похож на американского фермера, какими их в «Новостях» показывают – так же ходит по двору в комбинезоне, размахивая длинными руками, подгоняет грузчиков. Если бы не эти парни в спецкостюмах, не черный куб контейнера и не бетонная стена в три этажа высотой – можно было бы подумать, что фермер следит за погрузкой скота. А он, Сергей, повезет скот. На бойню. Тьфу, пропасть. Сергей сплюнул мысленно, хотел отвернуться от Михи, но тот уже забрался на подножку, вцепился в рукав.
– Слушай, брат, – от Михиного дыхания тянуло перегаром.
Не простым перегаром. Что ж надо пить, чтобы так разило? И, в который уже раз, в мыслях своих Сергей извинился перед Михой. Ему тяжело. Тяжелей, небось, чем Сергею.
– Слушай, – вонял в ухо Миха, – Такое дело. У меня тут кум живет, недалеко, в поселке. Надо рыбу передать. С посылками у нас как, сам знаешь. Все протухнет, пока дойдет. Ты бы того, отвез?
«А чтоб тебя!» – подумал Сергей, и поклялся больше не жалеть Миху. Никогда.
– Выручай, брат, такая рыба тухнет! И себе возьмешь. Жене, дочке.
С минуту Сергею казалось, что он сейчас ударит, вобьет кулак в это длинное лицо. А потом вспомнил – не знает Миха ничего. Не может знать. Покосился на всякий случай, проверяя – нет ли усмешки? Нет, тот смотрел серьезно, просяще. Действительно, видать, кум, рыба тухнет. Почему бы не подбросить в город с попуткой? А, пошло оно все к черту! Надоело.