Человек-зверь

Классические произведения для многих читателей являются достаточно спорным предметом обожания в области литературы. Сегодня в них сложно увидеть проблески новых сюжетов, использование не весьма надоевших приёмов и человеку, вгрызающемуся в сущность романа, остаётся лишь всматриваться в дотошность прорисовки образов персонажей, осознавая весомый вклад в современные тексты, словно опору фундамента определённого совершенства. Однако существует другая категория людей, которых завораживает прекрасно написанный слог, формулировки метафор, красота изысканных образов и многие другие вещи, которые невозможно встретить у многих современных авторов, вынужденных искать другие пути для того, чтобы удивить и заставить любить свои попытки называться любимым писателем. Дойдя до уровня понимания постмодернистов я всё же остаюсь ярым приверженцем классических произведений, которые способны обволакивать сутью и не перестают удивлять, несмотря на некоторые схожести однотипных сюжетов. Следует отметить, что данный пример выпадает из этого списка, открывая что-то новое, несмотря на романтизм убийства и поведение героев, созданных автором, которого я читал впервые и не мог остановиться, не прочитав все буквы за день, без перерыва на обед и отвлечения на прочие вещи.На момент написания рецензии я прочитал уже несколько книг Эмиля Золя и могу сказать, что это произведение лично для меня было идеальным стартом для погружения в цикл и знакомства с писателем, по причине небольшого объема, интереса к тематике и другим рецензиям, где расхваливали тонкую психологию и прелести образов персонажей. Книги из цикла можно читать в любой очередности, несмотря на некоторые нити, объединяющие людей и время событий. В этом произведении главный герой романа Жак Лантье является незапланированным, побочным отпрыском семейного древа «Ругон-Маккаров». Формально он объявлен сыном Жервезы Купо из«Западни». Однако в самой «Западне» у Жервезы имеется только два сына Клод («Творчество») и Этьен («Жерминаль»), плюс дочь Нана («Нана»). Жак у Золя возник внезапно и самым нахальным образом втиснулся к Маккарам, но это всё никак не влияет на понимание данного произведения и других авторских книг.Ругон-Маккары, книга №17Следует заметить, что роман является одним из наиболее популярных в серии – к 1972 году он занимал четвёртое место по числу проданных экземпляров среди других произведений цикла о Ругон-МаккарахЭкранизации"Человек-зверь / La bête humaine" – Франция 1938г.Человеческое желание / Human Desire – США 1954СюжетЖену начальника почтовой станции Северину Рубо терзают воспоминания о хитроумном преступлении, в котором она поневоле стала соучастницей своего нелюбимого мужа. Полиция так и не нашла виновных, но отныне семейная жизнь становится для молодой женщины совершенно невыносима.Именно тогда ее внимание привлекает машинист локомотива Жак Лантье. Он хорош собой, не лишен обаяния, выгодно отличается от товарищей по высокооплачиваемой профессии чистым и аскетическим, почти монашеским образом жизни. Он кажется прямой противоположностью мелочному, жестокому и подлому Рубо.Однако, пытаясь соблазнить Жака, Северина и не подозревает, что играет со смертью. Ведь Лантье – маньяк, из последних сил пытающийся сдержать всепоглощающую жажду убивать красивых женщин… Вопрос лишь в том, сможет ли он остановить своё желание убивать и на какой жертве придёт чувство насыщения данным промыслом.В романе прослеживается три основных темы:– Убийство и предрасположенность к нему, включая систему наказания в виде совести и уголовного преступления.– Политическое настоящее и будущее страны.– Железнодорожное дело.Побочными вещами, мелькающими словно деревья за окном несущегося локомотива, могут служить вопросы верности, любви, дружбы и психологии человека.Данное произведение завораживает слогом, характерами, описанием совершения убийств и муками совести. Автор плетёт крепкую паутину из которой читателю не выбраться, словно маленькому насекомому, оказавшейся в ловушке прелести описаний и всевозможных граней сюжета. Здесь есть что цитировать и чем восторгаться. Этические вопросы понятия нормы, тяга и предрасположенность к убийству, тема франко-прусской войны. Под занавес книги Жак Лантье занимается перевозкой в сторону прусской границы новобранцев и войсковых частей. Здесь символист Золя находит удачный образ Империи, мчащейся к краху. Поезд остается без машиниста, топка раскалена до предела. Неуправляемая машина (Империя) мчится сквозь пространство (время) к неизбежной катастрофе (поражению в войне). При этом ничего не ведающие солдаты (народ) в пьяном угаре орут патриотические песни. Вся Империя вот так, ни о чем не подозревая, скоро размажется в лепешку.Роман оставляет приятные впечатления и скорее всего, не отвернёт от автора, заставляя сильнее углубляться в различные произведения из цикла, испытывая наслаждение слогом и сутью, в отличии от множества попыток сделать что-либо подобное, современными писателями, создающими прозу. Здесь есть все основные прелести классической литературы и особенные черты, которые делают чтение неповторимым и с трудом создающим повод сравнений с чем-то другим. Эта книга подойдёт любителям докапываться до сути человеческой природы, психологии и взаимодействий между людьми, оставляя приятное послевкусие после прочтения. Рекомендую, как и автора так и само произведение, для тех, кто почему-то до сих пор всё обходил стороной."Читайте хорошие книги!" (с)

На платформе ночь уже раскидала свои юбки. Вбегаешь в вагон. Нащупываешь сталь в кармане, и отворяешь дверь в купе. Воткнуть нож в сновидения человека… Каких мотивов это стоит? К черту болтовню. Отыскать родинку на шее и всадить лезвие. Смотреть в глаза женщины, проворачивая нож. Мгновение, и ты ощущаешь теплоту. Она утекает сквозь пальцы, увлажняя ночной шарфик. Судорога сотрясает тело. Боль пронизывает лицо, выбивая из него хрип и слезы. В последний раз она тянет руку вверх, а ты вдавливаешь нож глубже.Роман настолько хорош, что не хотелось его дочитывать. Я перекручивал эпизоды, сохранял страницы и делал кучу заметок о женщине, убийстве и развитии персонажей. Здесь по-настоящему ощущается, что бытие и есть изменение. Мне жаль только одного. Надо было читать книгу в поезде. Ведь ключевое в романе – стук колес и запах железной дороги…Открываем первую страницу, читаем про мужчину и тут же видим детали. До чего просто рисуется тупик идей и скука: В комнате была невыносимая жара {…} Он смотрел из окна высокого дома, последнего с правой стороны Амстердамского тупика. Далее, одним штрихом идет переплетение персонажа с числом и безвыходностью: Комната тетушки Виктории помещалась на пятом этаже, и окно, прорубленное в чердачной крыше. Важный нюанс первого листа – тройка, которую, после невероятных раздумий, я все-таки связываю с его супругой: Внизу, прямо под окном, на обширной территории станции, разбегались веером три двойных рельсовых пути {…} Перед станционными постройками стояли три будки стрелочников.Ну и предвестие:Вдруг завеса из клубов дыма и пара разорвалась, промелькнули один мимо другого два поезда.Представьте, что дверь раскрывается и в комнату входит Северина. Разбавляя собой духоту и ревностные шаги супруга. Она молода и на 15 лет младше мужа. Знаете, говорят, в таких женщинах есть природный шарм, который позволяет им быть малость ленивыми. Первая фраза жены – «Вот и я» (что забавно звучит, после вопроса соседа в разговоре с мужем). На пальце девушки – перстень в виде змейки с рубиновой головкой. Собственно, как часто это бывает, из-за кольца и просыпается зло. Семейная идиллия, которая длилась без малого три года, переходит на новую ступень. Напряжение нарастает. И Рубо, случайно уличив жену во лжи, поскольку та совсем уж не умела врать (хотя, сэр, вы наверняка оцените старания), начинает её избивать. Нарисован эпизод ярко, в духе триллера. Уровень вовлеченности зашкаливает. В очередной раз задумываешься, что любовь и ненависть – две дырки на одном рукаве. Но главный персонаж романа совсем другой молодой человек. Досье таких скрытных парней всегда отличается двумя вещами. Во-первых, оно скучное. Во-вторых, папка слишком тонкая, чтобы я мог официально назвать это досье. Машинист Жак Лантье и его локомотив – Лизон. Имя у поезда? Да, весьма прозаично, а местами и вовсе элегантно. Эмиль наделяет груду железа повадками человека. Персонификация в романе особо красива. У Лизон жалобный вопль, с которым она мчится по снежному ковру, напрягая бедра. И как любимая женщина, разумеется, всегда оставляет следы – шрамы во времени. Если Лизон сравнима с верной француженкой, то Жака можно ассоциировать с Халком. Прелести попсовой культуры – сделай отсылку на глянец и сразу понятно, кто есть злодей. Формально “Халк” – это Жак, что становится ясно на его странице. Но здесь такая тонкая авторская игра, которая чем-то напоминает набоковские временные ярлыки из книги «Король, дама, валет» . Амплуа “Халка” летает от одного персонажа к другому, раскрывая характеры героев ярче. Оно дополняет образы, становится их неотъемлемой частью и функцией. И как ироничный итог, читатель следит за сюжетом, где человечнее всех оказывается поезд. Да, наверное, Лизон здесь по-настоящему жаль. А что есть роль “Зверя”? Жак испытывает тягу убивать… женщин. Каждый раз, при уединении с девушкой, он хочет её придушить. Без каких-либо социальных и профессиональных мотивов. Прижать её к стенке и сдавить шею, наблюдать, как набухают вены на бледной коже, как губы хватаются за воздух. А цель одна – забрать чужую жизнь, чтобы насытить свою. Именно этот инстинкт и делает досье Жака таким тонким. Он затворник, который минимизировал болтовню с француженками. Аскетик, наделивший груду металла женскими повадками. Печально и романтично. Но в книге не все люди с психическим расстройством. Дьявола в себе находят и остальные персонажи. Разница лишь в том, что в глазах Жака “зверь” иррационален и бесконтролен. А в образе Флоры, Северины, Рубо и другой толпы – он сознательно царапает когтями изнутри. Это амплуа можно обозвать… послевкусием от людских пороков. Ревность, тщеславие, похоть… Потому в названии романа нет точки или запятой, а лишь простое тире. Идея сама по себе шикарна. Словно человек сходится в борьбе против зверя, а железнодорожные пути символ нескончаемости и тленности под снежным покрывалом. Так Смит встречал Нео с фразой – ведь нам уже известно, кто сегодня выйдет победителем. Что по итогу. История цепляет манерой писателя. Изучать его было чертовски приятно. Описание людей за окном поезда, стук колес Лизель, вынужденная остановка в снегах и любовное переплетение Жака и Северины – заставляли перечитывать страницы и делиться ими с девушкой. В 1888-ом году Эмиль создал сюжет, который в удовольствие читать в 2020-ом. Это ли не круто? Отдельного упоминания достойно расследование убийства, где “Человек-зверь” выступает свидетелем. Сам же роман вбирает в себя ноты трагедии, триллера и детектива. При этом в нем нет статистов и пустых макушек. В беседе о книге Эмиля задумываешься над мыслью, что человека постоянно тянет возводить свои миры на чужих трагедиях. Это путь в тупик, напоминающий великолепную цитату Сэлинджера – Жизнь еще продолжалась, но судьба уже кончилась.

Эмиль Золя без сомнения занимает особенную нишу в классической литературе. Все его романы такие мрачные и рассказывают нам о совсем низменных человеческих порывах и страстях. Ни одного светлого образа, ни одной чистой души. Грязь, порок, смрад, тупость, жадность и бездушие. Это насколько разочарованным в жизни и в людях надо быть, чтоб писать такие книги. Как он сам-то с этим жил? Никакой даже призрачной надежды. Все герои отрицательные. Как пауки в банке жрут друг друга. Настоящий тлен и безысходность. Но мне почему-то всегда интересно и увлекательно читать. Вероятно, во мне умер психолог.Если ближе к сюжету, то даже и пожалеть в нём не кого. Разве только дом, который так неудачно был отрезан от мира построенной через его сад железной дорогой. Это обстоятельство решило его судьбу и ничего лучшего, чем стать ареной ужасных событий, ему уже не светило. Вот только его мне и жаль. Люди же все до единого звери. Не только Жак, но и Северина с её невинным личиком, и её абьюзер-супруг, и добрая великанша Флора, без раздумий готовая погубить невинных людей, и все второстепенные персонажи, беспорядочно сношающиейся друг с другом… И эти люди созданы по образу и подобию Бога? Как после таких книг можно любить человечество и верить в него?Мы, как тот никем не управляемый поезд, несёмся к глобальной погибели. Насколько на этот процесс способно повлиять относительно недавно принятое мировым сообществом решение, что убивать себе подобных нельзя? Так и то… нельзя, но если на войне, то можно, и смертную казнь не так давно отменили, и дуэли тоже не за горами остались… Нам воспитанием вдалбливается в головы с рождения мораль социума, что убийство себе подобных – это запрет, табу, грех, ужасно, ужасно. Животных тоже нельзя, но если ради еды, то можно. Насекомых только пока считается нормальным убивать. И даже похвальным. А уж жизнь растения или дерева мы вообще ни во что не ценим. Какие размытые, неоднозначные и непостоянные грани. А где-то в генах течёт кровь далеких предков, для которых убийство было чуть ли не нормой жизни. Говорят, что существует моральный барьер, который трудно переступить, чтобы убить себе подобного. Только тот, кому это доводилось делать, может утверждать наверняка, насколько этот барьер внушительный. Большинству же из нас так и суждено прожить жизнь, не разбудив своего внутреннего зверя. Вы задумывались когда-нибудь, смогли бы вы убить?… А ведь вы уже начали этот путь, убив муху, сорвав цветок (зловеще ухмыляюсь).