Руигат. Схватка

© Р. Злотников, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

* * *

Глава 1

Эти звуки Ук услышала еще шагов за двадцать. Те, кто двигался ей навстречу, шли через Руины громко, по-хозяйски, не скрываясь, нагло и уверенно хрустя ласколевым щебнем и цокая по выщербленным ступеням остатков лестниц самодельными набойками. Девочка испуганно притормозила, завертев головой по сторонам и изо всех сил подавляя накатывающий приступ паники. Паника в такой ситуации – лучший способ попасться. Но подавить ее не получалось. Встреча с неприятностями (а в том, что приближаются именно они, она не сомневалась) произошла в тот момент, когда возможности Ук избежать ее оказались минимальны. Если бы на пять минут раньше или позже… Но нет, все случилось именно тогда, когда девочка находилась почти в центре «коридора».

Так старшие называли длинные и узкие проходы, образованные полуобрушившимися стенами домов. По этим проложенным сквозь Руины путям идти было не в пример удобнее, чем напрямик через развалины, потому что с них уже убрали обломки и расчистили самые глухие завалы. Но с другой стороны, для таких, как она, путешественников-одиночек «коридоры» были и более опасными. Потому что в в них, как правило, и устраивали засады мелкие банды. Даже патрули крупных группировок, держащих ту или иную часть Руин, призванные будто бы охранять тех, кто оказался на подконтрольной им территории, представляли опасность для двенадцатилетней девочки. Бандиты – всегда бандиты. Несмотря на то, что они вроде как представители власти…

Да что там патрульные – встреча будь с кем могла окончиться для неё как минимум ограблением, а то и чем-нибудь похуже. Но у девочки не было другого выхода. Если обогнуть Руины по окраинам – путь в зависимости от выбранного маршрута удлинялся по времени вдвое, втрое, а то и вчетверо. И даже по «коридорам» Ук добиралась до шестьдесят седьмого терминала почти четыре часа.

Впрочем, сказать, что передвижение по ним было опасным на всем их протяжении, тоже неправильно. «Коридоры» были проложены извилисто – то сворачивая с одной улицы на другую, то уходя в сквозные холлы больших зданий, то ныряя под землю, в технические или транспортные тоннели, а затем снова возвращаясь на поверхность.

Так что почти везде была возможность притаиться за кучей щебня или нырнуть под рухнувшую плиту. Но сейчас никакого укрытия Ук отыскать не могла. А бежать… Ну, если она услышала хруст щебня идущих, то уж бегущую-то ее они точно услышат.

Еще раз крутанув головой, Ук набрала воздух в легкие, чтобы, если уж ничего не сделать, просто зареветь (кто его знает, может, удастся хоть немного разжалобить встречных девичьими слезами… впрочем особой надежды на это не было), но тут же замерла, уставившись сузившимися глазами на незамеченный ею сразу завал из нескольких рухнувших у самой стены плит перекрытия. Судя по всему, не выдержали проржавевшие несущие конструкции на каком-то из верхних этажей ближнего к «коридору» строения. И произошло это всего день-два назад. Вряд ли раньше… Иначе его бы уже разобрали. И, похоже, это оказалось для нее большой удачей.

Часть обрушившихся плит встала в распорку к остаткам стен, и это нагромождение могло таить внутри пустое пространство, достаточное для того, чтобы укрыть в себе нечто маленькое и юркое…

Ук быстро скинула с плеч узел с добычей и прянула к стене. Ага, есть щель… правда, она вполне может оказаться забитой внутри мелкими обломками, но шаги слышались уже совсем рядом, поэтому времени рассусоливать не было. Придется рисковать. Девочка распласталась на земле, нацелившись на узкий лаз, сквозь который на первый взгляд смог бы всунуться не каждый мангуст. Эти твари в Руинах были толстые и страшно наглые… Шурх-шурх-шурх, ловкое тело с трудом, но протиснулось сквозь зазубренные, обломанные края узкого лаза, ш-ш-урх, нырнул в щель узел, шрых-х-ых, вылетела наружу пара горстей пыли и мелких камушков, по-быстрому маскируя следы. Очень уж уверенно идут эти… Так что не добытчики и, скорее всего, не охотники. Более всего похоже, что это патруль банды Троивора. А если это так, то есть шанс, что они будут не слишком внимательны. Потому что сытые. И по жрачке, и по бабам. Поэтому специально приглядываться вряд ли станут. Так как ничего из того, что они могут отыскать в этой части Руин, не лучше того, что им уже доступно. А опасности нападения они не боятся. После той-то бойни, что они устроили банде Гройкара… К тому же идут с севера. То есть, скорее всего, нацелились на «тошниловку» Кривой Убз. И уже в предвкушении. Вследствие чего шанс остаться незамеченный – есть, и неплохой. А там как Небесные рассудят…

Когда хруст щебня начал раздаваться совсем рядом, Ук от волнения прикрыла глаза и затаила дыхание, боясь, что этот звук внезапно прекратится. Потому что это почти неминуемо означало, что ее маскировка не удалась. Хрусь, хрусь, хру… Девочка испуганно вздрогнула. Неужели…

– Погодь, Скрав, я ща отолью, – произнес кто-то снаружи сиплым, пропитым голосом.

– Ну ты и пась^[1], Щербатый! – раздраженно отозвались ему в ответ. – До «тошниловки» десять минут всего осталось – так нет, позарез понадобилось мудя наружу вывалить…

– Не балаболь, Скрав, а то зубы будут такие же, как у меня, – добродушно отозвался сиплый.

– И кто это мне тут предъяву кидает? Неужто сам Щербатый? Ай как я испугался! Ой как мне…

– Да заткнись ты уже, бестолочь! – прорычал сиплый. И в следующее мгновение снаружи зажурчало.

Девочка сидела ни жива ни мертва, боясь пошевелиться. Поэтому, когда ее левой ягодице вдруг стало горячо и мокро, она лишь скосила глаза вниз, опасаясь даже повернуть голову. Ну да, струйки мочи, сбегая по внутренней поверхности одного из крупных обломков, собирались в выщерблине и веселым ручейком текли прямо ей под попу…

– Ах, хорошо… – в голосе сиплого явно слышались нотки удовольствия, – заодно и территорию пометил.

– Ладно, иди уж… мангуст. Территорию он пометил… Шутник! – и снова послышался мерный хруст щебня. Ук еще минут пять продолжала сидеть, замерев, чутко прислушиваясь к тому, что творится снаружи ее случайного убежища, а затем осторожно опустила руки и отодвинулась в сторону от лужи мочи. Вернее, лужи уже не было. Впиталась в пыль. Но штаны ей намочило изрядно… Да и плевать! Главное – не заметили. У Троивора в банде такие гады…

Банда Троивора в этой области Руин была самой властью, одновременно являясь воплощением как закона, так и беззакония. Да и кто посмел бы бросить им вызов? «Рыщущие» были разобщены и представляли из себя конгломерат мелких группировок. А набиравшей силу молодой банде Гройкара, объединившего под своей рукой верхний, подросший слой стай «малолеток», Троивор несколько дней назад устроил показательное кровопускание, внезапно напав на его патрули и бойцов, охраняющих перешедшие под «крышу» молодого бандита «тошниловки», скупки, мастерские и прачечные. А также навязав им десятки стычек по всем Руинам, в которых пусть и многочисленные, но застигнутые врасплох и куда хуже вооруженные «стаи» Гройкара понесли большие потери. Так что теперь тому едва удавалось отбиваться от десятков мелких банд, которые он еще недавно сам обкладывал данью. Стоимвол со своими людьми и парой дюжин наемников сидел на бывшей робофабрике, отгородившись десятком катапульт, собранных из деталей остановившихся робопогрузчиков. «Вольные» же продолжали глупо кичиться своей «свободой» и тем, что они принципиально не согласны никому подчиняться, кроме как выборным из их собственного числа. Поэтому «вольных», как обычно, доили все кому не лень – от того же Троивора до совсем уж мелких банд, состоящих из полудюжины подростков возрастом зачастую еще меньше, чем Ук.

А «желтоглазые» в Руины не совались. Не потому, что чего-то боялись, либо уважали право на власть, либо имели договор с какой-нибудь бандой. «Желтоглазые» не боялись ничего и никого не уважали, и им в голову не могло прийти с кем-то договариваться. Им просто было плевать на Руины.

Выбравшись из завала, Ук оглядела себя и брезгливо сморщила носик. Да уж, пахло от нее сейчас… Да и мокрое пятно на попе не добавляло оптимизма. Но сильно она не расстроилась. Когда живешь в Руинах – на подобные мелочи перестаешь обращать внимание довольно быстро, приучаясь сосредотачиваться на том, что является главным. Иначе здесь не выжить… А главное как раз таки удалось. Она смогла спрятаться от патруля, и потому все, что насобирала, пробравшись в развалины шестьдесят седьмого терминала, осталось в ее узле! Теперь бы еще остаток пути преодолеть без лишних приключений – совсем бы было хорошо.

До Нор Ук добралась через полчаса. И почти без проблем. Только раз пришлось снова прятаться от подростковой «стаи» в восемь голов, торчащих на худющих шеях из живописных лохмотьев, в которые они были одеты. Судя по тому, что Ук удалось услышать, когда малолетки проходили мимо, им буквально вот только что удалось основательно «раздеть» какого-то «вольного», который как раз возвращался из весьма удачного для него поиска. Поэтому они веселой гурьбой перли через Руины напрямик, жуя на ходу и громко галдя. Так что девочка засекла их издалека и успела надежно спрятаться. Ну относительно, конечно… Спрятаться от «стаи» подростков, которая рыщет в поисках жратвы или чего на продажу, вообще практически невозможно. Но эти были уже с добычей и, более того, в настоящий момент сильно заняты процессом ее поглощения. Поэтому по сторонам особенно не смотрели.

Норы представляли из себя огромную территорию, заселенную достаточно большим количеством людей, которая не контролировалась ни одной бандой… Вернее не совсем так. Точки контроля были. «Тошниловки», скупки, мастерские, бани, бордели, торговые места группировки держали крепко. Но никакого «налога на проживание» в Норах никто не платил. И все попытки изменить это, предпринимавшиеся уже не раз и не два даже на памяти девочки, до сих пор ни к чему не привели. Потому что едва только какой-нибудь банде взбредало в голову объявить, что она принимает тот или иной участок Нор под свою руку, как с нее тут же начинался повальный исход обитателей. И все усилия бандитов пресечь бегство оказывались тщетными. Вот потому-то они, едва заслышав о том, что кто-то собрался взять ту часть Нор, в которой они обретались, под свою руку, тут же снимались с места и, со всем своим скудным и весьма немудрящим скарбом переселялись куда-нибудь подальше, в течение пары-тройки дней вырывая в развалинах обычную для Руин очередную нору-жилище. Ну а спустя еще пару дней вслед за ними снималось и все остальное – лавки, мастерские, «тошниловки», прачечные… А куда деваться – массовый бизнес всегда следует за клиентом. Более того, часто оказывалось, что на новом месте и обустраиваться-то особенно не надо. Так… если только чуть лоск навести. Потому что переселенцы пришли как раз туда, где когда-то уже жили люди – такие же, как и они, бывшие жители Нор.

– Добрый вечер, Ук, – приветливо поздоровался с девочкой Горелый Буж, выбравшийся из своей норы, чтобы «подышать и полюбоваться на закат», как он это называл. Горелый вообще был странным типом. Ходили слухи, что он жил еще до Смерти. Но Ук была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что все это сказки. Люди так долго не живут. Человек слаб и гибнет от тысячи вещей – голода, болезни, клыков хищников, в кровавых разборках банд, попав под завал в Руинах… да мало ли есть причин для смерти?! Некоторые идиоты, вон, вообще пытаются лезть на территории, на которых можно встретить «желтоглазых». Так кто виноват?.. Но даже те немногие, кто дотянул до седых волос и умер «ни от чего», как это называли в Норах, все равно прожили гораздо меньше лет, чем прошло со времен Смерти. Редко кто из них отмечал две руки по одной руке^[2] лет. Многие уходили не позднее, чем через руку и три пальца рук…^[3] ну-у, плюс-минус несколько пальцев. А Смерть была раньше. Когда точно, девочка не знала, но наверняка больше, чем руку рук рук^[4] лет назад. А столько люди не живут.

– Добра и тебе, Буж, – равнодушно бросила Ук, пробегая мимо. Странности Бужа выражались во многих вещах. Например, вот эти его приветствия. Когда один человек говорит другому: «Добра тебе!» – всем понятно, что он ему желает. Добра желает, да побольше… Ну, то есть, чтобы поиск в Руинах был удачным, чтобы собранное поменять выгодно, чтобы найденное никто не отобрал. А как можно желать «доброго вечера» или, там, «доброго утра»? Разве вечер можно найти или поменять? Или же его манера одеваться. Обитатели Руин, покидая свою нору, все более-менее целое надевали на себя, оставляя только ворохи почти уже ни на что не годных тряпок, которые использовались для подстилок или занавесей над входом. А вот Буж выползал из своей норы, одеваясь, как он это называл, «по сезону». Немудрено, что его часто обкрадывали… Но зато Горелый умел рассказывать удивительные истории и знал всякие мудреные слова. И когда Ук была совсем маленькой, она любила приходить к Бужу и слушать эти истории… Но сейчас она торопилась. Ей надо было успеть добраться до «тошниловки» Трубийи до того, как она закроется.

В шестьдесят седьмом терминале девочке повезло. Она не только смогла проникнуть в один из внешних пакгаузов, не потревожив ни одного «неживого сторожа», которых там наставили «желтоглазые», но и сумела обнаружить там пусть и изрядно погрызенную, но почти полную упаковку «пищевых картриджей». Странная штука… С одной стороны вроде как пища, а с другой – есть ее было совершенно невозможно. Ни в сухом, ни в каком-либо другом виде… Но это если самому пытаться приготовить на костре или каком-нибудь полуубитом нагревательном элементе. А вот в «тошниловках» из них научились стряпать вполне съедобное блюдо. Причем ходили слухи, что из одного вот такого «картриджа» толщиной в руку взрослого и длиной по локоть десятилетнего ребенка умелый владелец мог бы наварить целый котел «тошновки», которая являлась основой рациона питания местных обитателей. А куда деваться? Ни полей, ни огородов, ни мясных ферм в Руинах не было. Там же, где имелась хотя бы гипотетическая возможность их завести – людей подстерегали куда большие опасности, чем здесь, в Руинах. Так что спрос на «пищевые картриджи» в Норах всегда был стабилен.

Правда, они частично оказались порченые, в разлохмаченной упаковке и немного погрызенные. Скорее всего паси постарались. В окрестностях Нор они встречались не очень часто, поскольку питаться им здесь было особенно нечем, а вот на них самих здешние обитатели охотились весьма воодушевленно. Ну еще бы – мясо!.. Но все равно, даже в таком состоянии эти «картриджи» были вполне достойной добычей – ценной и пользующейся спросом.

Нет, на деньги Ук не рассчитывала. Это было совершенно бесполезно. Потому что деньги в Руинах были вещью чрезвычайно редкой. Ибо подавляющее большинство торговых операций представляло из себя обычный бартер. То есть тряпки менялись на воду, крысиное мясо на примитивный инструмент, а миска «тошновки» на обувь. Ук планировала получить в обмен на «картриджи» нечто крайне необходимое для себя лично.

Девочке повезло. Несмотря на вечер, Трубийя еще была на месте и пока что даже не думала закрывать «тошниловку». Наоборот, судя по запаху, она не так давно замутила очередной котел «тошновки». И это означало, что хозяйка ожидала скорого нашествия большого количества клиентов. Из чего вытекало, что Ук, наоборот, особенно задерживаться здесь совершенно не стоит. Мало ли что это будут за люди? Кто его знает, чего им захочется на сытый-то желудок? Она, конечно, еще маленькая, худая, и от нее воняет чужой мочой, но фигурка у нее уже вполне зрелая. И она всего лишь на год моложе дочери соседки Горелого Бужа Тимиайн, которая руку дней назад уже начала подрабатывать в борделе матушки Полстешки. Что же касается запаха… так половина клиентов Тимиайн пахнет еще хуже… Отсюда вывод, что если она не хочет неприятностей, договариваться с владелицей «тошниловки» следовало быстро.

– Здравствуйте, уважаемая Трубийя, – вежливо поклонилась Ук дородной хозяйке, с трудом сумев сглотнуть слюну. А что делать – весь день на ногах, а во рту ни крошки не было. Еда у них с матерью кончилась еще два дня назад. Но вчера девочка шарила по Руинам неподалеку от дома – у порта и «больших домов», где все уже давно было обобрано, считай, до камня. Так что ей так и не удалось найти ничего съедобного либо того, что было возможно обменять на пищу. Именно поэтому она сегодня и отправилась так далеко – к шестьдесят седьмому терминалу. Он вплотную примыкал к «зоне отчуждения», установленной «желтоглазыми», и подавляющее большинство обитателей Руин предпочитало туда не соваться. Ибо в терминале шанс получить в голову заряд из смертоносного оружия «желтоглазых» был куда выше, чем шанс того, что удастся найти добычу. То есть нет, не совсем так – найти-то ее там было как раз куда проще, чем в любом другом месте Руин, но вот суметь с ней уйти…

Хозяйка «тошниловки», сноровисто шурующая у плиты большим половником на длинной ручке, покосилась на девочку и мрачно буркнула:

– Чего тебе, попрошайка?

Ук, до которой как раз донеслась очередная волна вкусного запаха, опять сглотнула слюну и, с трудом отведя взгляд от столь соблазнительного зрелища – полного котла аппетитного варева, робко сообщила:

– Я… это… я бы хотела узнать, на сколько порций «тошновки» я могу рассчитывать в обмен на упаковку «пищевых картриджей»?

– А она у тебя есть? – удивилась Трубийя, недоуменно уставившись на нее. Девочка торопливо закивала. Хозяйка задумчиво потерла подбородок и возвела очи горе, что-то подсчитывая.

– Ладно, – нехотя произнесла она, – дам две руки мисок. За каждый. Давай уж.

Личико Ук просияло, и она радостно скинула с плеч узел с «картриджами».

– Вот, держите, пожалуйста!

– Да они у тебя погрызенные! – скривилась Трубийя.

– Но совсем чуть-чуть. А вот эти два вообще почти целые.

– Все равно погрызенные, – упрямо набычилась хозяйка «тошниловки». – А вот этот вообще на четверть. За этот больше одной руки мисок не дам, понятно?

Личико девочки скривилось от обиды. Но она сумела не заплакать, а наоборот, поджала губы и потянула к себе уже вроде как отданные хозяйке «картриджи».

– Тогда я отнесу их в другое место.

– Ну, ладно-ладно, чего ты, – тут же пошла на попятный Трубийя. – Не руку, а руку и три пальца получишь.

– Нет, – упрямо завертела головой Ук. – По две руки за каждый. Или ухожу.

– Да что ж ты такое говоришь?! – вскинулась толстуха, колыхнувшись всеми своими необъятными телесами. – Нет, вы посмотрите, люди добрые, до чего дошло? Да где ж это видано – за порченые давать столько же, сколько за целые?

– Так ты обычно за целый три руки мисок даешь, – донесся откуда-то из темноты язвительный голос. – А девочке всего две обещала. Не стыдно ребенка-то обманывать?

– Где мне стыдно было, мне еще в одиннадцать лет воткнули, а этому ребенку уже двенадцать, а все нетронутая ходит, – огрызнулась хозяйка. – Да и вообще, «тошновка» у меня сегодня наваристая, а не как обычно. С крысиными головами, хвостами и лапками!

– Так то сегодня, – снова донесся все тот же голос. – И ты опять же не по три, а по две руки даешь…

Девочка же все это время упорно тянула «картриджи» к себе. Трубийя окинула Ук раздраженным взглядом, потом зло вырвала «картриджи» из ее рук и пробурчала:

– Ладно, все по две руки. Сегодня будешь брать?

– Да! – закивала девочка, едва не захлебываясь слюной, и уставилась вожделенным взглядом на котел.

– Ну, с собой у тебя миски, похоже, нет, – насмешливо произнесла хозяйка «тошниловки». Ук снова кивнула. Нет, миска у нее была. Но дома. В своей норе. И даже две было – ее и мамы.

– Ладно, бери вон из той стопки. Сколько нужно? Две? Бери. Но чтобы сегодня же принесла. И чистые, – строго наказала Трубийя. – А то знаю я вас…

Но Ук ее уже не слушала. Торопливо схватив миски, она подскочила вплотную к котлу и протянула их хозяйке. Та насмешливо скривилась и, ухватив большой половник, запустила его в варево. Девочка снова сглотнула, зачарованно наблюдая, как две посудины наполняются вожделенной «тошновкой». Густой, наваристой (вон даже пара крысиных лапок всплыла), исходящей паром…

До своей норы девочка добралась, когда уже совсем стемнело. Нырнув под полог, изготовленный из грязных тряпок, наброшенных на торчащую из плиты арматурину, Ук на мгновение задохнулась от ударившего в нос густого смрада, но тут же привычно сделала пару глубоких вдохов, чтоб побыстрее притерпеться, и закричала:

– Мама, мама, я принесла еду!

Несколько секунд не было никакой реакции, а затем темный ком, валявшийся в дальнем углу норы на толстом обломке плиты, изображавшем из себя нечто вроде лежака, тяжело заворочался, и из него донесся слабый голос:

– Х-х-хо-о-шо… евоч-а ма-ая… о я ехощу… эсть… ушай ама-а-а…

– Да нет же, мамочка, – торопливо затараторила Ук, – нам обоим хватит. Вот, посмотри! У меня целых две порции! Давай вставай, я сейчас достану ложки.

– Две?.. – Ком еще сильнее заерзал, а потом из него выпросталась худая, дрожащая рука, затем вторая, и ком, слабо подергавшись, перекатился и… сел, свесив ноги с обломка. – Откуда?

– Я сегодня нашла упаковку «пищевых картриджей», – гордо сообщила Ук, ставя миски с «тошновкой» на край лежанки и склоняясь над разломанным пластиковым контейнером, у которого не было одной стенки. В этом «предмете мебели» они хранили весь свой немудрящий скарб – расческу с половиной зубьев, узелок с остатками соли, тонкую петлю крысиных силков, пару мисок и две вытесанные из найденного в развалинах «легкого» камня ложки. Достав последние, девочка развернулась к матери, наконец сумевшей-таки утвердиться в сидячем положении более-менее надежно.

– Кому отнесла? – тихо спросила мать, одновременно протянув дрожащие руки к миске с «тошновкой».

– Уважаемой Трубийе, – с готовностью ответила девочка. И пояснила: – Я больше никуда не успела бы. Да и к ней едва-едва. У нее, похоже, ночной заказ был, вот и задержалась.

Мать понимающе кивнула. «Тошниловки» традиционно закрывались с темнотой. Ну, если не было весомых причин поработать подольше, типа заранее оплаченного заказа или повеления, исходящего от держащей территорию банды… Ук передала ей ложку, и мать, пододвинув к себе одну из мисок, аккуратно зачерпнула гущу и осторожно, одними губами, втянула ее в себя, после чего блаженно зажмурилась:

– О-о-о… наваристая какая… с мясом…

– Только головы, хвосты и лапки, – улыбнулась девочка, сама торопливо работавшая ложкой. Самодельная ложка была неглубокой, и много в нее набрать было невозможно. Пустой желудок же требовал всего и сразу.

– И сколько она тебе пообещала?

– По две руки за «картридж», – сообщила Ук, не отрываясь от еды. – А принесла я полную упаковку. То есть… ну, не то чтобы совсем. Там несколько «картриджей» были погрызены. Но зато два – почти целые.

Мать скривилась.

– По две руки… вот жадный мангуст! Обычная такса – по три.

Следующие несколько минут они молча хлебали «тошновку», но уже неторопливо – с толком, с чувством, с расстановкой, смакуя каждую ложку. Несмотря на то, что наконец-то почувствовавшие пищу желудки яростно требовали – быстрее, быстрее.

– Уф-ф, – довольно выдохнула Ук, облизывая ложку, – наелась…

– Угу, – отозвалась мать, хрустя косточками попавшейся в ее миске крысиной лапки. – Ты у меня умница, доченька. – Она вздохнула. – Вот только я у тебя совсем расклеилась…

– Ничего, мамочка, – умиротворенно улыбнулась девочка. – Ты скоро поправишься. Все еще у нас будет хорошо. Я нашла укромный лаз в терминал. Никто не заметит…

– Ой, доченька, – вскинулась мать. – Не надо никуда больше ходить. И уж в терминал-то точно. Не дай Небесные тебя «желтоглазые» заметят. Да и незачем пока. На две руки дней нам есть что кушать, а остальное не больно-то и нужно.

– Есть зачем, мама, – упрямо нахмурилась девочка. – Тебе лекарства нужны. А ну как твоя нога сама не пройдет? А они сама знаешь какие дорогие. Сорок мисок на один раз помазать. Да и кое-что еще нужно. Я вон давно хотела ложки «прежние» купить, а не эти… – фыркнула Ук. «Прежние», то есть оставшиеся со времен до Смерти ложки были куда удобнее самодельных, но зато их нужно было очень тщательно беречь от света. Потому что если такую ложку просто бросить на улице, то буквально через две недели она полностью разрушалась до мелкого порошка. Почему те, кто жил до Смерти, делали их такими непрочными, в то время как многое из того, что осталось после них, было, наоборот, очень крепким, никто не знал. Ну не потому же, чтобы, как говорил этот выживший из ума Буж, они «не загрязняли природу». Как это ложки могут загрязнять природу? Их что, выбрасывали, что ли? Да кому вообще может прийти идиотская мысль выбросить ложку?! А чем он есть-то будет? А если и найдется такой дурак, то она ж и часа не пролежит – мгновенно подберут!

– Ох, заботушка ты моя. – И мать ласково погладила ее по голове. Ук засияла. Мать последнее время была совсем никакая – лежала днями, тихонько постанывая, но только если знала, что девочки нет рядом. Ук услышала ее стоны только потому, что как-то подошла к пологу очень тихо. Нет, не специально, просто тогда началась черная полоса, и девочка, возвращаясь из очередного не слишком удачного похода по Руинам, шла и думала, что делать. И, подойдя к норе, затормозила и остановилась, едва не уткнувшись носом в полог, из-за которого раздавались приглушенные стоны.

– Мамочка, ты ложись, отдохни, а я сейчас сбегаю – миски отнесу.

У «тошниловки» было людно. Похоже, уважаемая Трубийя дождалась-таки тех, ради кого мутила поздний котел «тошновки». Заслышав гомон около точки питания, девочка, до сего момента несшаяся на всех парах, перешла на шаг, вытянув шею и опасливо оглядываясь. Голоса, доносившиеся со стороны «тошниловки», были громкими и возбужденными. А это могло означать, что те, кто в настоящий момент пользовался услугами уважаемой, успели хорошо принять «на грудь» моховой настойки. Ну, для аппетита. Ук остановилась, заколебавшись, стоит ли лезть в подогретую горячительным толпу, но потом, вздохнув, все-таки двинулась вперед. Трубийя выразилась абсолютно однозначно: «Чтоб сегодня же принесла!» – так что идти надо.

Она успела подобраться почти к самому котлу, когда чья-то жесткая рука по-хозяйски ухватила ее за ногу и дернула так грубо и сильно, что Ук на кого-то повалилась.

– Ого, ты смотри какая нежная цыпочка! – с пьяной радостью проорал кто-то, и девочка почувствовала, как все та же рука больно стиснула ее за ягодицу. – А вот я ее сейчас…

Ук испуганно пискнула и забилась, пытаясь вырваться, но в этот момент вторая рука скользнула ей за пазуху и…

– Бумм-м-м… – гулко разнеслось по Руинам.

– Ы-ых! – озадаченно отозвался голос.

– Бумм-м, бум-м-м… А ну отпусти ее, подонок!

– Э-эм, мамаша Трубийя, да чего ты…

– Бумм-м-м-м! – На этот раз звук был более громким, и державшие девочку руки бессильно разжались. Ук одним прыжком отскочила к котлу, спрятавшись за разъяренной хозяйкой «тошниловки», с крайне угрожающим видом помахивающей огромной поварёшкой.

– Вот что, уроды… Ежели кто до ребенка при мне хоть пальцем дотронется – тут же в котел на навар пущу. Как крыс. Понятно?

На несколько мгновений повисла недоуменная тишина, а затем… по ушам Ук ударил громогласный хохот.

– Ну, ты даешь, матушка Турбийя… а уж оружие-то у нее – страх Небес… да не бойся, никому эта худышка не нужна… ой, не могу, да она сейчас тут половину нашей бригады положит – вот Троивору убыток-то будет… да уж, с таким-то оружием и к «желтоглазым» сходить не страшно… а то… точно говоришь…

Хохотали долго и громко, но, как-то добродушно, что ли. Поэтому хозяйка «тошниловки» опустила воинственно поднятый половник и повернулась к Ук.

– И чего тебя Небесные принесли-то? Видела же, что я котел замутила, клиентов жду – так чего поперлась?

Девочка удивленно моргнула и пропищала:

– Но… я же… вы же сами сказали…

Уважаемая Трубийя раздраженно дернула щекой и пробурчала:

– Миски принесла? Кидай вон в ту кучу и быстро домой. Понятно?

На обратном пути девочку душили слезы, но она изо всех сил старалась справиться с ними. Мама не должна была их увидеть. Она так порадовалась ее сегодняшней удаче, не надо ее расстраивать… Около полога Ук остановилась и постаралась тщательно вытереть личико рукавом. Получилось не очень. Наоборот, размазанная грязь еще сильнее проявила то, что девочка недавно плакала. Так что оставалась надеяться только на темноту и на то, что мать, поев, забылась тяжелым сном.

Перед тем как войти в нору, она задрала голову и посмотрела на ночное небо. Где-то там, далеко-далеко, под охраной Небесных, находится место, куда после смерти попадают души хороших людей. Место, где нет горя, боли, голода и злости. Где все счастливы и довольны. Рай небесный. Киола.