Можем ли мы точно знать, что ждет нас в будущем? Иногда жизнь кажется предопределенной, но порой нас пугает ее непредсказуемость.
Вам тоже кажется, что многие события неслучайны?
– Как я узнаю, что это мой редактор?
– Ты захочешь его убить.
Глава 1.
Под аплодисменты завистливых коллег и восторженных поклонниц на сцену поднялся Адимус. С привычной осторожностью он принял из рук председателя Академии главный приз – «Золотое перо», выполненное из чистого золота.
– Друзья, коллеги! – обратился он к залу. – Это поистине великий день – получить заслуженную оценку своих трудов! Пишите, творите, любите свою профессию и своих персонажей, и однажды вы тоже обретёте признание! Слава приходит к трудолюбивым!
Зал зааплодировал. Для многих, особенно старших ангелов, давно стало очевидным, что далеко не всё в шоу–бизнесе зависит от трудолюбия и таланта.
– Я бесконечно благодарен своим наставникам, редакторам и, конечно же, Господу Богу!
Адимус поднял над головой «Золотое перо». Зал встал, оглушив жеманно улыбающегося призёра овациями.
***
На банкете, организованном в честь победителей, гости разделились на группы по региональному признаку. Как это обычно бывает, период, когда все ещё трезвые и ведут себя прилично, интеллигентно и с осторожностью, длился недолго. Атмосфера непринуждённого веселья расслабляет.
Индийский отдел возле барбекю ел бургеры, громко хохоча над понятными только им шутками и предлагая проходящим мимо свои угощения. Немцы с датчанами пили пиво, весело споря, чьё лучше. Ребята из Эмиратов угощали английских коллег кальянами с чем-то сладковато-запрещённым.
На фоне растянутого на стене баннера: «Премия «Золото Перо». Сезон 199» гости фотографировались с победителями. Конечно, главной звездой вечера был Адимус, уже в пятый раз получивший заветный приз. С широкой голливудской улыбкой он распахивал объятья новому гостю, как старому другу. Брал в обнимку, и штатный фотограф делал очередной снимок, который следующие десятилетия будет украшать рабочий стол счастливчика. Для многих это мгновение так останется самым близким к «Золотому Перу».
– Молодой человек, не стесняйтесь! – Адимус протянул руку для рукопожатия юноше. – Как вас зовут?
– Марк! Не представляете, как я счастлив! Я прошёл ваш курс.
– Это прекрасно, не задерживайте гостей, – прошептал Призёр, не шевеля губами, как чревовещатель, поворачивая гостя к фотографу.
– Я хочу работать в вашем отделе. Вот, посмотрите, я собрал свои работы.
Молодой человек попытался передать мэтру толстую папку, видимо со своими рукописями. Адимус брезгливо отстранился, но быстро взял себя в руки.
– Юноша! Вы явно хотите превзойти меня по количеству написанного! – и громко рассмеялся на публику.
Ожидающие в очереди на фотосессию поддержали шутку. Но молодой человек, казалось, ни капли не смутился.
– Я уже научился у лучшего. Больше всего мечтаю работать рядом со своим кумиром.
Адимусу надоел собеседник. Из-за него возникла нежелательная очередь, отдаляющая его от торжественного ужина.
– Если хотите писать – пишите! Это ваше право и обязанность. Не важно где. Идите в любой отдел – я уверен, вас примут с радостью с таким-то, – он указал на пухлую папку в руках юноши, – портфолио. Я вам советую просто писать. Когда напишете свои десять тысяч страниц, приходите, посмотрим, чего вы добились.
Фотограф, наконец, улучил момент, когда оба посмотрели в камеру. Адимус с лучезарной дежурной улыбкой, Марк с разочарованием.
Чьи-то руки вежливо, но настойчиво увели молодого человека, чтобы его место занял очередной гость.
– Павлин, – буркнул Марк себе под нос.
– Что вы сказали, молодой человек? – лицо Адимуса больше не было дружелюбным. Улыбка мгновенно превратилась в злобный оскал.
– Я сказал: «Понял»!
– Аккуратнее со словами. Каждое имеет последствия, но это понимание приходит только к истинному Автору.
За спиной удаляющегося молодого писателя Адимус увидел Его – того, чьё имя не принято произносить в приличном обществе. Он усмехнулся, приподнял наполненный густым красным вином бокал. Медленно сделал глоток. Адимус поспешил вернуть к светским обязанностям и пригласил ожидающую в очереди очаровательную девушку.
К одинокому столику в углу зала, за которым не было никого, кроме Люца, подошёл Петрович. Всклокоченный, в неуместном на торжественном ужине сером вязанном рыбацком свитере, очках, подклеенных синей изолентой. Он поставил на стол початую бутылку белого вина, сел рядом не дожидаясь приглашения.
– Тогда, когда всё началось, я писал для Пушкина! Но он, дурачок, всё напутал. Привет! Опять кошмаришь Павлина?
– Привет, Петрович. Не. Любуюсь. Как думаешь, Генеральному реально нравится то, что он пишет или за него всё давно решает Академия?
– Я думаю, он заслужил получить своё Перо.
– Почему не ты за Перельмана?
– Не знаю. Академикам виднее.
– Почему они решают, кто лучший?
– А кто должен решать? Ты что ли хочешь?
– Не! Упаси Генеральный!
– Так ведь и «упас».
Старые друзья рассмеялись.
Фотографирующаяся с Адимусом молодая женщина в красивом платье неодобрительно посмотрела на их столик.
– О! Привет, Анаэль! – Петрович радостно помахал ей рукой через весь зал. Женщина поспешила закончить фотографирование с Победителем и торопливо убежала. Адимус мстительно улыбнулся Петровичу.
– Опять оштрафует?
– Люц, я старый. Мне всё равно. Пусть молодёжь играет в эти светские игры.
– Смотри, прилетит опять, за то, что со мной общаешься.
– Да Бог с тобой!
– Уже нет. – Люцифер грустно допил густое красное вино.
***
Атмосфера в зале стала более непринуждённой. Норвежцы в средневековых костюмах викингов бодрили народ восхваляющими бога Одина кричалками и пили кислый эль из огромных кружек. Индусы затащили розового слона, обученного танцам. Сами же устроили танцевальный флэшмоб, вызвав шквал аплодисментов. Ребята из Тибета играли какую-то популярную сейчас на Земле попсовую мелодию на ритуальных поющих чашах. Авторы мусульманских отделов устроили хоровод, увлекая в него всех, кого встречали на пути.
Адимус, закончив фотосессию, расхаживал по залу, не выпуская из рук Приз. Он подошёл к Анаэль, которая одиноко стояла у окна, и обнял её за талию. Она не отстранилась, лишь повернулась к Великому Автору так, что его рука, скользнув по её бедру, повисла в воздухе. Находчивый Автор подхватил с подноса проходящего мимо официанта бокал шампанского, устранив неловкость.
– Ты всё хорошеешь! За тебя! – Адимус залпом осушил бокал, вернул официанту.
– Спасибо. Ты тоже, – Анаэль была не настроена на этот разговор.
– Не передумала пойти ко мне в отдел? Мы как раз расширяемся, мне нужны редакторы с твоим опытом.
– Нет, спасибо. Меня устраивает моя работа, мой отдел, мои авторы.
– Я заметил, – Адимус кивнул в сторону столика, за которым весело болтали Люцифер и Петрович.
Анаэль посмотрела на странную парочку – одетого во всё траурно-чёрное опального Ангела и своего сотрудника в костюме подмосковного бомжа.
– У нас демократия. Мои сотрудники свободны общаться с кем захотят без последствий.
– У всего есть последствия, ты же понимаешь.
– Для них нет.
– Я не про них. Последствия будут в том, что Он напишет.
– Он давно уже не создаёт ничего. Даже если и сможет, у нас же не Голливуд, чтобы это стало реальной проблемой.
– Поэтому-то ты в Коммунарке, а не в Голливуде. У меня каждый понимает, что последствия есть всегда.
– Тебя, я смотрю, такая политика вполне устраивают, – Анаэль кивнула на статуэтку.
Адимус поднял полученный приз, пристально, как будто видит его впервые, рассмотрел.
– А мне нравится. Хочешь ты или нет, мы опять стали лучшими.
– Поздравляю.
– Анаэль, я давно тебя знаю, поэтому скажу, как есть – ходят слухи, что ваш отдел скоро упразднят. Ты же в курсе, что твой район вот-вот объединят с Москвой? Вас, конечно, не закроют, но Главным Редактором ты не будешь. Скорее всего, переведут в Линейные. Зачем тебе эта рутина?
– Давай я сама буду решать свою судьбу?
– Конечно, дорогая. Если передумаешь – вот мой новый номер, – Адимус умудрился одновременно положить свою визитку в руки Анаэль и поцеловать её в щёку.
– Ого. Шестизначный.
– А ты как думала? Ещё пять премий и уже я буду решать кого наградить, а кого, – Адимус глазами показал на Люцифера, – уволить.
Анаэль торопливо отошла от него. Проходя мимо одного из столиков, она положила на него полученную только что визитку.
Марк, неся под мышкой толстую папку с сочинениями и держа в руках два бокала вина, поспешил догнать Анаэль.
– Прошу прощения, я знаю, что вы Редактор, могу ли я обратиться к вам с просьбой?
Анаэль заинтересованно остановилась. С откровенным любопытством посмотрела на юношу. Молодой человек не смущался взятого в прокате фрака не по размеру, неуместных кроссовок, зелёного клоунского галстука-бабочки.
– Чем я могу вам помочь?
– Я – автор, пока безработный, – Марк попытался достать папку, чтобы показать Анаэль, но бокалы в обеих руках мешали, – подержите, пожалуйста.
Анаэль взяла оба бокала. Марк открыл папку, полную растрёпанных рукописей.
– Вот, я писал пробные работы…
– А где вы учились?
– Я прошёл курс Адимуса «Пиши легко».
– А, это который длится целых две недели?
– Да, верно!
– Что вы от меня хотите?
– Я хочу работать в вашем отделе, – Марк смотрел на Анаэль ясными голубыми глазами.
– Почему в моём?
– Ну, с вами же общался Адимус. Значит, вы лучшая.
– И вы считаете себя достойным моего отдела?
– С чего-то надо начинать.
Анаэль о чём-то задумалась.
– Говорите, учились у Адимуса?
– Ага.
– Как вас зовут?
– Марк.
– Я вас запомню, Марк. Я – Анаэль, если что. Ладно, давайте посмотрим, может ли Великий Автор чему-то научить за четырнадцать дней.
– Спасибо!
Марк закрыл папку. Анаэль протянула ему оба бокала. Достала визитку с десятизначным номером. Положила её в нагрудный карман фрака молодого человека, предназначенный для платка. Не оборачиваясь, пошла к выходу из зала.
Другой начинающий автор – Матвей, смущённый обилием знаменитостей, стоял у стены, нервно перебирая пальцы. Он представлял себе этот вечер почти восемьдесят лет. Фантазия рисовала картины бала: мужчины в шикарных костюмах, дамы в ослепительных бальных платьях, лакеи, оркестр. Вместо этого он оказался на довольно заурядном фуршете.
Сшитый на заказ фрак делал его похожим скорее на официанта, чем на будущего Великого Автора. Гости не воспринимали его как равного. Он оказался невидимкой.
Мимо него прошла девушка в атласном платье. Сердце Матвея, совершив пируэт, остановилось. Всё вокруг замедлилось. Он видел каждый локон её прекрасных светлых волос, слышал нежный шелест платья, чувствовал тонкий аромат её духов. Матвей закрыл глаза.
– Я влюблён!
Когда он решился открыть глаза, девушки уже не было. Не чувствуя пола, он подошёл к ближайшему столику. Взял бокал вина и медленно, смакуя каждый глоток, выпил его.
– Марк, – произнёс молодой человек, стоящий за столиком.
Матвей не сразу понял, что тот обращается к нему.
– Простите?
– Я говорю, меня зову Марк, – повторил молодой человек.
– Матвей.
– У вас странный вид, Матвей, – Марк оценивающе осмотрел нового знакомого: неуместно-шикарный белый фрак и розовая рубашка не шли его азиатскому кругло-жёлтому лицу.
Матвей же понял замечание по-своему:
– Я встретил самую замечательную девушку в мире.
– Между прочим, это мой редактор, – сообщил Марк.
– Что вы говорите! Вы должны нас познакомить!
– Я не думаю, что вы в её вкусе, Матвей.
– Расскажите, какая она?
Марку польстило, что на этой ярмарке тщеславия он оказался не на самом низу пирамиды. Перед ним стоял кто-то ещё ниже по положению. Кто-то, кто боготворит его только за то, что он знаком с кем-то важным.
– Анаэль очень строгая, требовательная, любит людей.
– Умоляю, познакомьте нас!
Марк достал из кармана визитку. На секунду ему показалось, что поделиться телефоном с новым другом – хорошая идея.
– Какой невероятный поворот судьбы – встретить любовь и редактора. Она будет у меня первой!
Марк смотрел в безумные глаза азиата, понимая, что меньше всего ему сейчас нужны конкуренты.
– Два четырнадцать шестнадцать, сорок девять тридцать два, – проговорил Матвей, мечтательно прикрыв глаза, – её номер звучит как начало поэмы.
Марк посмотрел на визитку. Новый знакомый ухитрился превратить телефонный номер в стихи.
Глава 2.
Подмосковье. Осенняя распутица. Под дождём, чавкая по расползшейся дороге резиновыми сапогами, шли мужчина и женщина.
– Ты можешь идти нормально?
– Нормально, это как?
– Рядом, чтобы я могла на тебя опереться.
– Ну ты же видишь, здесь узко. Мне где идти – по дороге или в кювете?
– Я не знаю. Просто рядом.
Женщина остановилась. Тяжело дыша, прикрыла глаза.
– Нахрена я сюда приехала?
– Ты-то? Стать главврачом. А вот мне это за что?
– Ладно, не ворчи. Зато у нас квартира своя, а не по углам шаримся.
– Не своя. Надо двадцать лет отработать.
– Ой, всё. Мы бы эти двадцать лет на неё и копили. А так машину купим.
Женщина перехватила сумку поудобнее, взяла мужа под руку.
– Пошли уже, чудо.
***
Ты спросишь меня, почему иногда я молчу,
Почему не смеюсь и не улыбаюсь.
Или же наоборот, я мрачно шучу
И так же мрачно и ужасно кривляюсь.
Открытая форточка квартиры на первом этаже испражнялась на весь двор липкой, вязкой патокой андеграундной песни.
Просто я живу на улице Ленина
И меня зарубает время от времени.
Сквозь психоделические аккорды слышались крики, звон бьющейся посуды, мокрые шлепки оплеух.
– Пошёл отсюда, мразь подзаборная! – Растрёпанная женщина звонкими ударами грязной тряпки гнала из подъезда плюгавого мужичка в ватнике, калошах, но без штанов. Мужичок пригибал голову, торопливо уворачиваясь от ударов, при этом грозным пьяным голосом пытался урезонить разгневанную женщину:
– Хорош тебе, лахудра! Я тебе ща, это самое… Я те покажу!
– Уже показал, погань!
Из глубины подъезда послышался пьяный женский смех. Женщина обернулась и, увидев длинную и худую, как жердь, пьяную девку в явно чужом домашнем халате, выгнала её из подъезда:
– А ты чего ржёшь, кобыла! А ну пошла отсюда, срань!
Той же боевой тряпкой она выгнала из подъезда пьяную девку, которая залилась смехом
– Ах ты, воровка!
Женщина сорвала с пьяной девки халат, оставив её абсолютно голой под осенним дождём. Мужичок, наблюдавший экзекуцию с безопасного расстояния, поманил её, как собачку:
– Ко мне, ко мне, молодец, рядом.
Девушка трусцой подбежала к нему, не переставая хихикать. Он снял ватник, накинул на девушку, оставшись стоять в синих семейных трусах и калошах. Подтянув трусы, погрозил кулаком женщине.
– Ты, это самое, я, знаешь чо!
– А ну пошёл отсюда, заусенец!
Женщина с тряпкой побежала в сторону мужичка, который решил не проявлять неуместную отвагу.
– Видеть тебя не хочу, засранец! Всю жизнь мне испоганил. Тварь! Я беременна, чтоб ты знал.
– Так, это самое, а от кого?
– Ах ты гнида плюгавая!
Женщина окончательно прогнала мужичка со двора звонкими шлепками грязной тряпки по спине. Ушла в подъезд, громко хлопнув дверью. Выключила музыку, судя по звону, просто разбив магнитофон.
Оставшаяся в одиночестве, поддатая девушка в коротком чужом ватнике, не прикрывающем красные ягодицы, осмотрелась. Увидела шокированных супругов в резиновых сапогах. Она решила подойти почему-то именно к женщине, стараясь сделать это элегантно, но вышло жеманно и пошло:
– Мадам! Позвольте попросить у вас сигаретку? У нас тут, как видите, произошла довольно напряжённая дискуссия.
Женщина, изумлённая сценой явно сильнее мужа, проговорила:
– Я не курю, я беременна.
– Ты что? – Мужчина посмотрел на жену счастливыми глазами.
– Сюрприз, дорогой!
Оставшаяся без сигареты пьяненькая девушка поняла, что делать ей теперь во дворе точно уже нечего.
– Да вы все охренели что ли? Пойду на трассу.
Мужчина забрал сумку из рук супруги.
– Давно?
– Два месяца. Хотела сегодня рассказать, думала, праздник устроить.
– Ты ж моя… – Мужчина схватил жену в охапку, закружил её.
– Поставь, дурак! – Женщина, смеясь, обняла мужа.
Глава 3.
Здание поражало своими размерами и формой. Среди строгих соседей-высоток оно выделялось асимметричностью. Казалось, что его проектировал не один архитектор, а сотня студентов младших курсов архитектурного университета. Этажи были разной высоты, окна в пол чередовались с закруглёнными вверху, словно дворцовыми.
С шестого по десятый этаж располагались готические колонны, которые, казалось, поддерживали только эго архитектора. Одиннадцатый, тринадцатый и почему–то последний, сороковой этаж, были выполнены в хрущёвско-панельном стиле. Венчали всё это великолепие огромные светящиеся даже днём буквы: «Божий Промысел».
Матвей вдохнул свежий воздух улицы, прикрыл глаза и открыл тяжёлую дверь. За ней оказался довольно банальный светлый холл. Сидящая за стойкой девушка подняла на него равнодушный взгляд. В её задачи не входило отфильтровывать посетителей, она сидела именно для таких нерешительных гостей – подсказать и направить.
– Доброе утро! Меня зовут Ангел Гезария. Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросила она.
– Да, я… – Матвей почувствовал, что у него пересохло во рту.
Девушка протянула ему стакан с водой. Матвей взял его дрожащими от волнения руками, выпил, поставил уже пустой на стойку.
– Я пришёл к… – Матвей с ужасом понял, что он забыл от волнения имя той, кто украла его сердце и мысли.
– Не волнуйтесь. Я уверена, вы вспомните, – заверила его Гезария.
Она работала здесь уже не первую сотню лет и видела насквозь каждого посетителя. Она умела мгновенно определять, кого куда послать: кого к лифтам на нужный этаж, а кого на хрен. Не зря её должность назвалась «Ангел полномочий».
– Два четырнадцать шестнадцать, сорок девять тридцать два, – проговорил пришедший в себя Матвей.
– Звучит неплохо. Это что-то значит?
Гезария отвлеклась на нового посетителя, вошедшего в здание, хлопнув большой дверью. Стараясь не привлекать внимание, гость торопливо пошёл прямо к лифтам. Увидев, что девушка на ресепшене куда-то смотрит, Матвей посмотрел в ту же сторону и увидел вчерашнего знакомого.
– Марк! Господи, как я рад вас видеть! – воскликнул он.
Марку, которому не удалось проскользнуть незамеченным, пришлось изобразить радушие.
– Мой друг! Какая встреча! Что вы здесь делаете?
– Я пришёл к… – Матвей, к своему стыду, опять не смог вспомнить имя девушки.
Гезария с интересом посмотрела в глаза Марка. Она видела насквозь каждого, но, будучи воспитанным ангелом, явно никогда этим не пользовалась.
– Анаэль, – Марк нехотя произнёс имя будущего шефа.
– Вы проводите коллегу? – Гезария решила позабавиться и сделать вид, что узнала в Марке сотрудника.
– Да, конечно, напомните, пожалуйста, где сегодня отдел Подмосковья?
Ангел повернулась к стене за спиной. Всё пространство до самого высокого потолка было исписано номерами этажей, названиями городков и деревень, именами редакторов. Над всем этим хаосом фундаментально темнела надпись: «Отдел Подмосковья», сделанная сразу после постройки здания.
– Да, собственно, везде. Кто вам нужен конкретно? Сегодня.
– Эм–м–м, Анаэль.
Гезария опять посмотрела в глаза Марка. От этого ему стало сразу неловко, неуютно, как школьнику, пойманному на глупом и бессмысленном обмане.
– Разве на визитке не написан её офис?
– Да, действительно!
Марк достал карточку.
«Анаэль. Редактор Божьей милостью.
Сектор С. Этаж 10–13. Офис 665»
– А! Пойдёмте, Матвей. Я провожу вас.
Марк поспешил уйти от стойки с негостеприимным Ангелом.
***
В лифте Марк выбрал нужный сектор и этаж. Двери со вздохом закрылись. За стеклянной стеной замелькали этажи. Их бег в какой-то момент ускорился настолько, что они слились в пёструю ленту.
Наконец, кабина вылетела из здания. Теперь лифт поднимался вдоль ажурной фермы навстречу сектора С. Стало скучно – голубое небо и частые облака сквозь кружево металлических конструкций.
– Ваше? – Матвей показал на папку в руках Марка.
– Да.
– Много.
– Спасибо. А вы с чем едете?
– У меня только диплом.
– Думаете одного диплома будет достаточно?
– Моего – да.
Марка кольнул холодок страха. Такую уверенность в трудоустройстве воспитывают только в одном учебном заведении.
– Матвей, а что вы закончили?
– Средиземноморский Паралингвистический Университет.
Настроение Марка упало. Выпускников этого вуза отрывали с руками. Туда почти невозможно поступить, невероятно трудно учиться, и практически нереально закончить.
– Матвей, а кем вы были до поступления?
– Вы имеете в виду земную жизнь?
Марк смутился. Напоминать о перерождении было крайне неприлично. Не потому, что это заставляло вспомнить, кем ты был до того, как попал на небеса, но потому, что заставляло не забывать, что в любой момент можешь и вернуться.
– Говорят, я был Фу Си.
– Не слышал.
Небо между мирами за окном лифта тянулось отвратительно долго, усугубляя неловкую паузу.
– Сложно было учиться?
– Да. Но мне нравилось.
– А сколько вы в итоге проучились?
– Семьдесят девять лет.
Марк присвистнул.
– Представляю, сколько вы за это время написали.
– Мало, очень мало, – признался китаец. – Нас учили умещать большую историю в маленький рассказ. Потом его укладывать в предложение. В итоге я пришёл к тому, что всё многословие можно выразить в одном звуке, выдохе.
Марк смотрел на попутчика широко раскрытыми глазами.
– Какая хрень. Прости, Господи.
Матвей смутился.
Лифт ворвался в новое здание. Пролетев несколько этажей, он наконец остановился.
Двери открывались, казалось, целую вечность. Этого хватило, чтобы Марк и Матвей в полной мере осознали, что они, получается, соперники.
Наконец путь оказался свободен, и попутчики бросились бегом по коридору к одиноко стоящему вдалеке столу.
Матвей хотел задержать Марка, схватив за куртку, но повезло гораздо сильнее – Марк поскользнулся, папка вылетела из рук, рукописи разлетелись по коридору. Почувствовав вину перед соперником, азиат начал собирать разбросанные по полу бумаги, складывать в стопку.
Марку вдруг показалось, что соперник решил присвоить себе часть рукописей. С громким рыком он бросился на Матвея, вырывая листы из его рук.
Какое-то время они катались по мятым, местами уже порванным бумагам, схватив друг друга за шеи.
Наконец Матвею удалось больно пнуть врага, поскальзываясь, подняться на ноги и с криками: «Она моя!» пробежать несколько метров по направлению к столу, за которым с равнодушным любопытством наблюдала за побоищем Анаэль.
Марк снял ботинок и ловко метнул его в убегающего врага. Но враг оказался коварен – не позволил ботинку в себя попасть. Схватив в охапку столько листов, сколько смог, Марк бросился по коридору к девушке за столом.
Анаэль смотрела на бегущих от лифта парней. Одного она помнила – вчерашний выскочка-графоман после двухнедельных курсов, второго она не знала. Ей нравилось такое своеобразное соперничество. Чем-то напоминает дуэли, которые она когда-то безумно любила. Правда, этим мушкетёрам явно не хватало элегантности. Она могла бы любоваться поединком вечность, всё удлиняя коридор, но надо работать.
Пришлось прекратить бардак. Коридор вернулся к привычной длине в пять метров.
– Стоп!
Соперники замерли перед столом Анаэль.
– Так, тебя, графоман, я узнала. Ты кто?
– Матвей.
– Какой же ты Матвей? Ты же китаец.
– Мне нравится быть Матвеем.
– Зачем?
– Иначе бы я вас не встретил, – Матвей смотрел на Анаэль влюблёнными глазами.
Девушка глубоко вздохнула.
– Чего ты хочешь, китаец Матвей?
– Быть всегда рядом с вами.
– Пока увольнение нас не разлучит? – девушка усмехнулась.
Матвей и Марк сконфузились. Для них, в отличие от девушки–ангела, увольнение означает развоплощение и перерождение в земной оболочке.
– Ладно, извините, выгорание. Вы чего дрались-то?
– За место автора.
Девушка посмотрела на них удивлённо.
– А вы с чего взяли, что место одно?
Парни переглянулись. И правда. Почему они решили, что вакансия ограничена?
– Таким образом, забияки, приняты оба. За боевые заслуги, как говорится. У меня завал, чтоб вы знали. Авторов не хватает – все только о Голливудах мечтают. – Она мстительно посмотрела на смутившегося Марка. – Ладно. Идите в отдел, выбирайте шконку. Шучу! Столы занимайте.
Новые авторы наперегонки бросились к двери, ведущей в редакцию, чтобы занять место лучше, чем у соперника.